Настенька

Элина Лунева, 2023

Главная героиня этого романа в свои тридцать пять лет, казалось, имела всё для счастливой жизни: яркую внешность, уверенность в себе, образование, прекрасную работу, удачно складывающуюся карьеру, деньги и успех. Но, увы, в её жизни не было счастья. Ни надежного мужчины, ни друзей, ни детей, ни семьи она не нажила. Осознание того, что время и возможности упущены, а свою такую короткую жизнь она прожила не так, как хотелось бы, пришло уже слишком поздно, когда очнувшись в новом теле юной пятнадцатилетней девушки, она поняла, что та прошлая жизнь безвозвратно потеряна, и изменилась не только она сама, но и мир вокруг стал совершенно другим.

Глава 7

Остаток дня прошел довольно тихо, большую часть которого я просидела возле печки, тупо уставившись в огонь. Казимир меня не беспокоил. Он только угрюмо что-то хмыкнул и с сожалением покачал головой.

Вечером прибегал Мишка, сынок Матрёны и Макара, принёс целое блюдо свежеиспечённых блинов, да маленький горшочек мёда. После него, примерно через час, заглянул ко мне и Степан Радов. Не проронив ни слова, он поклонился образам в правом углу моей избы, перекрестился, положил на стол небольшой узелок и также тихо вышел. В свертке оказались ещё теплые блины, а в маленькой крынке сливочное масло.

Утром следующего дня я решила как следует обследовать свои владения. Дом, сарай, пара непонятных ветхих построек в конце участка и маленькая низенькая банька, точная копия той, что я посетила у семейства Зубовых, Матрёны и Макара, составляли всю мою недвижимость.

Интересно, а где же наш банник? И есть ли он вообще у нас?

— А скажи-ка мне, Казимир, что же наш банник? Есть он у нас?

На мой вопрос домовичок только удручённо отрицательно покачал своей головой. Нету стало быть.

— Как так? — поинтересовалась я.

— Нежить, — хмуро лишь буркнул он в ответ и отвернулся, — И ты это…, хозяйка, не ходи туда. Я тебе и тут воды согрею, ежели помыться захочется.

Что-то мой квартирант явно недоговаривал. Почему же мне нельзя в собственную баньку зайти?

— Только не говори, что и у нас там нежить поселилась? — изумленно посмотрела я на него и потребовала, — Ты не финти, давай. Говори, как есть. Почему мне лучше туда не ходить?

Казимир, почесал свой седой затылок и как-то весь ссутулился.

— После смерти бабки Ядвиги нечисть лесная сильно озорничать стала, а вслед за нею и нежить подтянулась, чувствуя, что нету больше у села защиты. Что могут домовые противопоставить нежити? Да ничего. Наши заговоры только быта касаются, там прибрать, тут подлатать, здесь помочь, за детишками присмотреть, скотинку подлечить. Не воины мы, понимаешь?

Он многозначительно замолчал и, видя мой живой интерес к его словам, через непродолжительную паузу продолжил:

— Баньке, как и дому любому, хозяева нужны. Пусть и не часто, но чтоб кто-то захаживал, да изредка протапливал, травы там опять-таки сушили чтоб, да венички. Банники сильно любят, чтоб банькой пользовались. А после смерти родителей и братьев Настенька затапливать перестала, всё в избе возле печи омывалась, травы не сушила, венички не вязала, мыла не варила. Вот банник и осерчал. Банька его в запустение приходила. А за пару недель до твоей…, точнее Настиной погибели, он и вовсе пропал. Лукьян сказывал, что видел его у калитки нашей, но уже не он это был, а нежить. Вот так-то, нежитью обернулся. Что с ним и как, я и по сей день не ведаю.

Казимир снова удрученно вздохнул, а я же, так и не получив на свой вопрос ответа, снова переспросила совсем поникшего домовика:

— Так почему мне туда нельзя?

— Так ведь нежить там обитала. Я как узнал об этом, так сразу заговор поставил, дверь затворил.

Так, значит. Банька, получается, есть, а вот пользоваться ею нельзя. И мне бы прислушаться к словам домового, но что-то упрямо подталкивало меня сходить туда, посмотреть.

— Пойду, гляну, — решительно заявила я домовичку, попутно заматывая на себе пуховый платок.

— Вот ведь! — всплеснул руками Казимир, — Видно ведьмино упрямство просыпается, — и уже обречённо махнув на меня рукой, добавил, — Пёс с тобой, вместе пошли.

Пробираясь через невысокий сугроб, покрытый ледяной коркой, благо солнце уже почти по-весеннему стало пригревать, мы с Казимиром дошли до низенькой закопченной деревянной постройки, сложенной из грубо обтесанного сруба. На двери не было никаких запоров и замков, она просто была подперта небольшим деревянным чурбаком.

— Погоди-ка, — остановил меня домовик, когда я уже было потянулась, чтобы убрать в сторону деревяшку, подпирающую дверь.

Решив не спорить с представителем нечисти, я молча взирала на то, как мой сопровождающий что-то тихо прошептал себе в кулачок, два раза хлопнул в ладоши и разок притопнул ногой, а уж потом кивнул мне, что мол дескать можно отпирать.

Меня дважды просить не пришлось. Раздираемая каким-то неведомым мне до этого, любопытством, я принялась оттаскивать в сторону поленце, а у самой руки дрожали от какого-то странного волнения, смешенного со страхом переде неопределённым нечто.

Скрипнула дверь, и на меня пахнуло чем-то затхлым. И не успела я ничего понять, как меня словно обухом по голове ударило. Дышать стало трудно, горло сдавило, словно железными тисками, а грудь будто припечатало огромным камнем.

— Чтоб тебя, прочь поди! — закричал домовик, делая какие-то непонятные посылы и жесты руками.

Внезапно я почувствовала, как тело моё обессилено осело на пол, а легкие снова наполнились кислородом. От страха руки мои похолодели так, что кончики пальцев покрылись белым инеем, а лавка и пол, к которым я прикасалась, сковало коркой льда.

Повисла жуткая тишина, нарушаемая лишь моим рваным прерывистым дыханием, которое вернулось ко мне также внезапно, как и было остановлено. Сколько я так просидела? Не понятно.

— Чт.. чт.. что это было? — заикаясь прошептала я пересохшими губами.

— Морок, — хмуро проговорил домовик, а затем заинтересованно уставился на мои руки, — А ну-ка, красавица, положи-ка руку вот сюда.

И с этими словами он пододвинул ко мне ближе небольшую деревянную кадушку на половину заполненную водой. Едва мои пальцы коснулись поверхности, как тонкая паутинка льда заволокла красивым замысловатым узором водную гладь.

— Ага, — чему-то удивленно крякнул Казимир, а затем, шустро выскочив на улицу, он вернулся с полным ковшом снега, содержимое которого быстро вытряхнул мне на ладони.

— Не тает, а должен бы, — удовлетворенно закивал головой мужичонка и, как бы проверяя, коснулся своей маленькой ладошкой моей руки, — Хм, тёплая, живая, и сердце бьётся, как у обычных людей.

— Что-то мне не хорошо, — проговорила я, чувствуя, как к горлу подступает рвота.

После моих слов, Казимир, что-то снова прошептал себе в кулачок, и чудодейственным образом тошнота отступила, и меня снова накрыл полный абсолютный пофигизм.

— Красиво-то как, — с блаженной идиотской улыбкой уставилась я на закопченные стены помещения, — Ты только глянь, Казимир, как красиво чёрная плесень разрослась по деревянным балочкам. А запах какой? Ммммм, потрясающе! Словно в канализации бомж сдох. Ты только посмотри, как здорово мыши пол прогрызли вон в том углу! А там такая огромная паутина, вау!

— Эк, тебя приголубило, — ошарашено уставился на меня домовик и поцокал языком, оглядывая мня всю с головы до ног.

Как вернулась домой, я не помнила, как и остаток дня.

Следующее же утро началось для меня с головной боли.

— Казимир, — промычала я, сползая с теплой печи, — Что-то у меня голова болит так, словно с похмелья. Я же вроде бы ничего вчера не употребляла?

Домовик как-то виновато опустил свои глаза:

— Прости, хозяйка. Это я так тебя вчера заговором угостил. Да, видно перестарался. После того как ты под действие морока попала, тебе совсем плохо сделалось, с лица румянец спал, руки затряслись, губы посинели. Вот я и подсобил, чтоб тебя отпустило побыстрее.

— Аааа, понятно, — кивнула я, поморщившись от головной боли, а затем добавила, — А ощущение такое, что я вчера изрядно напилась.

— Этому делу легко помочь, — лукаво ухмыльнулся нечисть и достал с полочки небольшой кувшинчик.

Поставив передо мной маленькую глиняную стопочку, он наполнил её янтарной жидкостью и весело кивнул, намекая, что я должна это выпить.

Долго не раздумывая, я быстро опрокинула в себя содержимое стаканчика и в следующий миг ощутила, как рот, горло и пищевод обожгло крепким алкоголем.

— Ключница водку делала, — прохрипела я осипшим голосом известную фразу из знаменитого кинофильма и быстро запихнула в рот теплый масляный блин.

— Ох, — облегченно выдохнула я, и укоризненно посмотрела на своего домового, — Предупреждать о таком надо.

На это Казимир мне ничего не ответил, а только пододвинул ближе тарелку с блинами, кувшинчик мёда и масло, что вчера принёс Степан. Алкоголь медленно разливался по всему моему организму тёплой волной. Головная боль постепенно проходила, возвращая хорошее настроение и здоровый аппетит.

Пока я жевала, мысли мои то и дело возвращались к событиям вчерашнего дня и позавчерашнего тоже. Нежить, морок, заговоры, отвороты, привороты, отвод глаз, домовые, банники, болотники, от всей этой чертовщины голова кругом идёт. Жуть.

— А скажи-ка мне, друг мой, Казимир. Что за морок такой вчера мне посчастливилось испытать на себе? И кто его там оставил или наслал? — поинтересовалась я у своего квартиранта.

— Чары мёртвых мороком кличут, смертельные чары это, проклятые, — Казимир как-то нахмурился и озадаченно почесал свой затылок, — Простому человеку от такого не выжить. Ты же ведьма, на тебя чары в полсилы действуют, да ещё и я помог скорее развеять. Только вот вопрос в том, что простой нежити не под силу оставить после себя подобное, это только может нежить второго порядка, да и то, не самая слабая. Но откуда ж ей тут взяться?

— Второго порядка? А какого ещё бывает нижить? — заинтересованно уточнила я у него.

— Первого, второго и третьего, — сказал он задумчиво, словно на автомате, а затем, увидев интерес в моих глазах, пояснил, — Или если простым языком выражаться, то бывает нежить низшая, старшая и высшая. К низший нежити относят всех безмозглых умертвий: зомби, скелетов, ну короче всех мёртвых, в том числе и животных. К нежити второго порядка, а точнее старшей, относятся обращённые разумные и животные, то есть обычные измененные люди и звери, также и магические существа, например представители нечисти. Вот, например, та обращенная болотница, что ты в печи у Радовых сожгла, была нежитью второго порядка. Но и тут своя иерархия есть, ведь и среди старшей нежити есть различия по возможностям и силе. Тут всё зависит от того, кого в эту нежить обратили. Скажем у той же самой болотницы сил не много, а вот если в нежить самого болотника или лешего обратить, то тут совсем другой расклад по силе получается. Также не особо сильные представители нежити получаются из простых людей или животных, а вот из всяких там одарённых, ведьм, шептунов и колдунов могут получиться сильные мёртвые маги, их в простонародье кликушами и кромешниками кличут. Высшей нежитью считают сильных кровососущих, таких называют ламиями. Это опасные древние твари, телесно и магически сильные, способные внушить своей жертве любое видение, морок или просто свести с ума. Одна такая тварь может за одну ночь всё село выпить, и не только людей, но и животных. Так-то.

Чем дольше я слушала рассказ Казимира, тем больше мне становилось не по себе.

— А скажи-ка мне, Казимир, всегда ли нежить льдом покрывается? Это у неё свойство что ли такое? — спросила я у своего домовика, вспоминая, как мне удалось упокоить ту самую болотницу, что в нежить обратилась.

Нечисть как-то странно хмыкнул:

— Да нет, не всегда. А скорее всего никогда. И не свойство это. А точнее не её свойство, а твоё.

От услышанных слов я застыла с открытым ртом, из которого чуть не вывалился откушенный блин.

— Да, да, — весело крякнул мужичонка, довольный произведенным эффектом от своих слов, — Ты, девонька, видно забыла кем являешься?

Мой рот захлопнулся, а глаза вопросительно округлились.

— Тебе напомнить, как ты в этот мир пришла и кем стала? — сделал он серьёзное лицо, а затем сам и ответил на свой собственный вопрос, — Ведьмой. Да не простой, а ледяной.

Я подавилась непрожёванным куском и громко закашлялась. А мой собеседник лихо подскочил ко мне и стал усиленно хлопать меня по спине и приговаривать:

— Неужто не заметила, что холода не чувствуешь? — вопросительно заглянул он в моё лицо, — А что снег в ладошках твоих не тает, тоже не приметила?

До меня медленно доходило. Правда ведь, я ни раз уже замечала всё это, но не придала никакого значения всем этим деталям, считая их не существенными, и списывая всё это на особенности этого странного мира, в который меня занесло таким чудесным образом.