Мечты сбываются

Элен Алекс, 2009

Доминик Соланг живет на берегу океана и может пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан. Справа от нее живет знаменитый кинорежиссер, неподалёку – друг детства, а слева поселяется новый сосед. С кем из них ее свяжет судьба, пока не знает никто. Кроме, разумеется, самой судьбы, которая, как известно, большая затейница и шутница. И можно было бы попытаться ее обмануть, если бы… и эта попытка не была предусмотрена судьбой.

1

Меня зовут Доминик Соланг. Я живу на берегу океана и могу пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан.

Наш город находится на краю мира. Здесь дома в беспорядке разбросаны по побережью, как будто тот, кто однажды сотворил вселенную, просто вытряхнул их из своего мешка изобилия, даже не задумываясь о том, как они тут расположатся. У нас есть соседи справа, слева, «подальше» и совсем «далеко», как выражается моя бабушка Аманда.

По утрам солнце всходит прямо из-за океана и властно заглядывает в окна домов, а по вечерам оно скрывается где-то далеко за городом. Бормотание океана не прекращается ни на минуту, он не дремлет ни днем ни ночью, мы привыкли к его постоянному присутствию.

По берегу всегда рассыпано неопределенное количество человеческих тел — на шезлонгах и под зонтиками, занимающихся бегом, прыжками в длину и пляжным волейболом. Мы можем наблюдать за ними прямо с веранды нашего дома.

У меня есть мама, но так получилось, что моим воспитанием занимаются тетя Бетси и бабушка Аманда. Мама — известный в определенных кругах археолог, и поэтому все эти черепки, горшочки и вазочки очередной древней эпохи, а также фотографии каких-то доисторических чудовищ для нее гораздо важнее переживаний, размышлений и достижений собственного ребенка. Так обычно говорит моя бабушка Аманда.

— А чем бы вы с Бетси тогда занимались, если бы у вас на руках не было Доминик? — недоуменно спрашивает мама.

Бабушка Аманда и тетушка Бетси начинают горько вздыхать и притворяться, что их жизнь не удалась.

— Ну-у, — они начинают смотреть по сторонам и выискивать трагедию там, где она и близко не лежала, — не переживай, мы бы нашли чем заняться.

— Ну-ну? И чем же?

— Ты уже забыла, что твоя сестра так и не стала знаменитой актрисой? — приходится лишний раз вспоминать бабушке Аманде.

— Ой, я вас умоляю, это даже уже неинтересно!

Мама уходит в свою комнату, где она молится и поклоняется какому-нибудь очередному неизвестному божеству, бабушка Аманда в этом уверена.

Итак, меня зовут Доминик, и я люблю яркое солнце, горячий песок и гладь океана. Я могу часами смотреть, как набегает волна на волну, или, закрыв глаза, чувствовать дуновение ветра на лице и делать вид, что задремала на берегу.

На самом деле я не могу спать, когда надо обдумать столько прекрасных вещей, столько восхитительной ерунды, которой заполнен каждый мой день, как говорит моя тетя Бетси. Она знает, что я никогда не сплю на берегу.

Я люблю укутанный снегом лес, пушистые сугробы по колено и большие хлопья снега, неслышно падающие на мир. Но снег в наших теплых краях бывает очень редко.

Я люблю огонь в камине, лежать на пушистом ковре и читать все, что под руку попадется. Или же слушать рассказы тети Бетси о жизни и даже — поучительные монологи бабушки Аманды о необходимости праведных поступков.

На прошлой неделе от меня ушел жених. Он прочел мой дневник, не нашел своего имени на его страницах и умно понял, что в моей душе не отведено для него решающего места.

Тетка Бетси сказала, что глупее предлога для расставания она еще не видела. А я долго думала и в конце концов признала, что все давно шло к такому логическому концу.

Нас связывала одна привычка, мы стояли на месте и боялись перевернуть мир. Несмотря на молодой возраст, мы уже напоминали примирившихся с действительностью супругов, которым лень даже приготовить друг другу чашку чая.

Так что сейчас, когда я уже почти перестала думать о разрыве и могу быть уверена, что в мой дневник никто не заглянет, я сегодня же запишу в него две фразы. Вот они:

«Что бы я ни делала и где бы я ни была, мне всегда кажется, что за мной наблюдает голубоглазый принц. Идут годы, у нас с ним разные жизни, нас окружают разные люди, но незримо он всегда рядом со мной».

На этих мыслях меня прерывает дядя Санди.

— Доминик, — говорит он мне, — ты вовсе не спишь, я давно за тобой наблюдаю.

Я чувствую, что он ложится рядом, песок справа от меня приходит в движение.

— Я очень даже крепко сплю, — говорю я, и мы с ним начинаем долго заговорщицки хихикать.

Я люблю дядю Санди. Он — наш сосед справа, друг детства моей мамы и тети Бетси и вообще один из близких людей нашей суматошной семейки.

— Только не разговаривай с ней о Маркусе! — кричит тетя Бетси. — Она еще страдает.

Да, тактичности ей не занимать. Санди удивленно поднимает одну бровь.

— Ты собиралась выйти замуж за человека по имени Маркус? — спрашивает он.

— Что ты, он не любил меня так, как надо.

— А как надо?

— Меня надо любить до комка в горле или, на худой конец, до боли в сердце. Другие отношения мне не нужны.

— А он как тебя любил?

— Меньше. Много меньше своей бейсбольной перчатки.

И мы с дядей Санди вновь заходимся смехом.

— Ты все-таки спросил ее о Маркусе! — сердито говорит тетя Бетси.

— Я должен быть в курсе ее душевных метаний!

— Что бы вы, мужчины, понимали в душевных метаниях! — фыркает тетя Бетси.

— Санди все понимает в женских метаниях, — говорю я.

— Зови его дядя Санди, сколько тебе говорить!

— Я привыкла звать его по имени.

— Ты уже выросла, оставь эти детские штучки!

— Девочки, не ссорьтесь из-за меня!

— Вот еще. Из-за тебя! Мы ссоримся на предмет воспитания.

— Это ты, Бетси, круто завернула. Пойду окунусь после такого заявления.

Я покорно встаю и плетусь следом. Я привыкла ходить следом за дядей Санди. У меня это с детства.

Тетя Бетси недовольно следит за мной. С тех пор как я выросла, они с бабушкой Амандой стали очень подозрительными.

Им кажется, что я все еще ребенок, но теперь имею полное право уходить из-под их контроля. Тетю Бетси и бабушку Аманду это неимоверно напрягает.

Но мне этой весной исполнилось восемнадцать лет. И теперь я просто обязана быть самостоятельной.

Моя тетя Бетси ни о чем не жалеет. Она говорит, что, если бы она обо всем жалела, она была бы сплошной страной потерянных возможностей. А ей есть о чем жалеть, в свое время она окончила известную школу театрального мастерства, где училась вместе с популярными нынче актерами.

Но потом ее любимая сестра Моника родила меня. И тетя Бетси осталась со мной на руках, потому что маме нужно было срочно ехать в очередную экспедицию.

А так как экспедиции моей мамы никогда не заканчивались, то тетя Бетси так и не смогла вернуться к своей основной профессии. А потому она довольствовалась счастьем заниматься мною и своим любимым делом — кулинарией, которым она могла заниматься, не уезжая от меня на край земли.

Вот так и получилось, что меня вырастили тетя Бетси и бабушка Аманда.

У нас большой и уютный дом. Это наше родовое гнездо в полном смысле этого слова.

На первом этаже расположены комнаты тети Бетси и бабушки Аманды. Посередине — огромная гостиная с диванами, обеденным столом и большим телевизором, все как полагается.

Гостиная переходит в кухню, это территория тети Бетси. Нас с бабушкой Амандой там редко встретишь.

А наши с мамой комнаты находятся на втором этаже. Мамина комната снизу доверху заполнена археологическими достопримечательностями, я вожу туда подруг, как в некий исторический музей.

В моей комнате тоже есть все для счастья. Большой стол, кровать, уютные кресла и шкафы, заполненные всякой жизненно необходимой ерундой.

И во всех комнатах — по два окна, одно смотрит на соседний дом, а второе — на океан.

Еще в доме есть две веранды, одна находится на первом этаже, вторая — на втором. Веранды опутаны диким виноградом, на первом этаже мы любим пить чай на закате и смотреть, как величественно темнеют волны океана.

Вокруг дома растут кусты роз бабушки Аманды. Почему они считаются розами бабушки Аманды, я так и не выяснила, потому что занимается ими все та же вездесущая тетя Бетси.

У меня есть мечта — завести большую собаку сенбернара. Но тетя Бетси и бабушка Аманда встали стеной, и я поняла, что проживу свою жизнь без собаки.

Дядя Санди сказал, что тогда в знак солидарности со мной он тоже не будет заводить свою любимую породу какую-то ужасную тибетскую борзую, чтобы мне было не так обидно.

Бабушка Аманда сказала, что тибетскую борзую она бы тоже не перенесла. Хотя при чем тут она — и собака нашего соседа справа?

Но Санди — уже давно практически член семьи. Все наши проблемы он обычно принимает близко к сердцу, и его достижениям мы тоже радуемся вместе с ним.

Тетя Бетси всегда говорит мне, что мечты сбываются. А это значит, что, может быть, у меня еще будет собака.

Но бабушка Аманда всегда при этом добавляет, что, если мечты сбываются, значит, наступает старость. Такая вот у них странная философия.

Бабушка Аманда любит, чтобы в жизни все было запланировано и выполнялось по строго задуманному свыше расписанию.

— В нашем роду принято в восемнадцать лет встречать свою любовь, в девятнадцать — выходить замуж, а в двадцать лет рожать первого ребенка.

Бабушке Аманде повезло, в свое время она родила сразу двоих, мою маму и тетю Бетси. Но в остальном в высшем расписании были небольшие сбои.

Как-то: в двадцать один год мама уже развелась. А тетя Бетси — так и не встретила свою любовь, не вышла замуж и никого не родила.

— Моя любовь — это ты и кулинария, — обычно говорит мне тетя Бетси.

— Мне льстит этот сравнительный ряд, — говорю я.

— Когда у тебя будет любимое занятие, которому ты без страха и упрека будешь готова посвятить жизнь, ты меня поймешь, — говорит тетя Бетси.

У дяди Санди есть такое занятие, которому он смело отдавал жизнь, время, чувства и эмоции. Это была его профессия, он был кинорежиссер.

Санди Хоггард — известный режиссер, востребованный обществом, обласканный зрителем и журналистами. В его блистательной биографии не было ни одной прорехи, он был идеален.

У него все герои в фильмах — живые. Ну не знаю, как это получше объяснить, но он даже Хилари Кейл снимает ненакрашенной!

В его фильмах нет загорелых стройных женщин с кукольными личиками и упругими локонами, мужчины не играют бицепсами, трицепсами и всем остальным. Зато шутят так, что кажется — им все в мире по плечу, и за ними хочется идти, куда бы они тебя ни позвали.

А еще все его фильмы о любви, но это не совсем обычные мелодрамы. В его фильмах никогда нельзя понять, с кем останутся главные герои.

Нет, вроде бы весь фильм ты все понимаешь. Но в конце обязательно хлопаешь себя по лбу и говоришь, ой, как это я не заметил, что главная героиня больше жизни любит именно этого героя, а не двух других?

В его фильмах столько загадок и такая разминка для ума, что мало не покажется. И говорю я об этом не как человек заинтересованный или потому что знаю Санди Хоггарда лично.

Я говорю как простой зритель, любящий хорошие истории, от которых потом долгое время нельзя спокойно спать.

Такой вот у нас знаменитый сосед и друг семьи. Но мы любим его не за это, мы знаем, что он действительно особенный и ему можно доверять.

Он и меня когда-то снял в двух своих фильмах. В «Счастье где-то рядом» я появляюсь в виде ангела с крыльями, а в «Ланче на природе» играю девочку, у которой герой спрашивает, по какой дороге идти, а девочка начинает читать ему свои стихи.

Он снял бы меня еще где-нибудь, но бабушка Аманда сказала, что это непомерно завысит мою самооценку. И дяде Санди после долгих споров о том, что завышенная самооценка это не так уж и плохо, пришлось сдаться.

На мое восемнадцатилетие дядя Санди хотел сделать грандиозный подарок. Он обещал увезти меня в горы и научить кататься на лыжах.

Но тетя Бетси и бабушка Аманда бог знает что устроили. Она стали орать, что никуда меня не отпустят, что мы свалимся с вершины, или свалюсь одна я и непременно, а дядя Санди, как мужчина, уцелеет.

Бабушка Аманда даже слегла поболеть и показать лишний раз всем и каждому, как она немощна и стара.

— Никому нет дела до моих болезней, — говорила бабушка Аманда.

— При чем тут твои болезни? — удивленно спрашивали ее мы с дядей Санди.

— Я не переживу, если ты уедешь в горы, — говорила она мне.

— Все люди ездят в горы! — возмущенно говорила я.

— Это чужие люди, они меня не интересуют, у них есть свои бабушки, чтобы за них волноваться, — говорила бабушка Аманда.

— Волноваться это не значит перекрывать полную свободу, — говорил дядя Санди.

— Ну вот, ты мне еще скажи, что я ей полную свободу перекрываю, — совсем расстраивалась бабушка Аманда.

Словом, они с тетей Бетси постарались отравить мне весь праздник.

Тогда Санди подарил мне сухопутные лыжи на колесиках. И мы с ним сделали вид, что успокоились.

Мы вставали рано утром и тренировались, катаясь по дороге позади нашего дома, пока там не было машин, чтобы научиться сносно держаться на этих лыжах на колесиках и не терять времени потом, когда мы окажемся в горах.

Или нас все-таки отпустят туда тетя Бетси и бабушка Аманда. Или мы уедем сами.

Катаясь на лыжах-роллерах по утрам, мы с ним хохочем шепотом, чтобы не разбудить весь квартал. Я никак не скоординируюсь на его учении: толчок — скольжение, а надо еще не забывать отталкиваться палками.

Санди говорит, что у меня нет никакой координации, как между слухом и голосом, и что он со мной теряет время, и как я буду кататься на снегу, если я ни на что не способна на асфальте?

Но я вижу, что ему весело, и мы здорово проводим время. У него по жизни нет никаких родственников, поэтому он очень привязан к нашей семье.

Своих родителей Санди почти не помнит. Вначале им занималась какая-то тетушка, которой тоже потом не стало, потом — какой-то опекун, который чуть не лишил его родительского дома.

Но вопреки всему Санди не отбился от рук, а стал приличным человеком. Вместе с моей тетей Бетси он окончил школу искусств и стал режиссером. Вот и вся его история.

На несколько месяцев он обычно уезжает на съемки очередного фильма, а отдых всегда проводит на нашем пляже или у нас на веранде, уплетая пироги тети Бетси. Бабушка Аманда при этом треплет его по волосам и говорит, что вот наконец-то мальчик повзрослел и теперь надо его удачно женить.

Мальчику сорок лет, как моей маме и тете Бетси, и он говорит, что ему рано жениться, у него еще много дел. При этом всегда подразумевается, что моей маме и тете Бетси выходить замуж уже поздно.

Но бабушка Аманда не теряется, она включает телевизор и находит канал, по которому как раз передают то, что надо.

— Смотри, Санди, Кэролайн Мембир развелась.

— Ты думаешь, он не знает? — отвечает вместо Санди тетя Бетси.

— Пусть обратит на нее свое внимание, — не отчаивается бабушка Аманда.

— Он знает ее как облупленную, она у него в двух фильмах снималась, — говорит тетя Бетси.

Мы с дядей Санди давимся от смеха пирогом.

— Чего ты смеешься? — набрасывается на него бабушка Аманда. — А Кэтрин Диас чем тебе не подходит? — не сдается она.

— Она уже влюблена, — терпеливо отвечает дядя Санди.

— В кого это?

— В Николаса Ланга.

— Отбей!

Бабушка Аманда бьет по полу своей палкой, и мы с Санди просто падаем со стульев от хохота.

— Не смешно! — обиженно констатирует бабушка Аманда. — Я в ответе за твою судьбу перед твоими родителями.

Бабушка Аманда поднимает глаза к небу, откуда, как предполагается, строгие родители Санди наблюдают за нашей несерьезной компанией.

В воде мы с Санди секретничаем. Тетка Бетси нас не слышит, а бабушка Аманда в связи со старостью на берег выходит редко. Она наблюдает за нами с веранды, и потом я обычно долго выслушиваю, что я не так и не то делала на пляже.

— Через неделю я везу в горы свою съемочную группу, — говорит дядя Санди.

— Ах! — говорю я.

— Но я не совсем уверен, что мы поступаем правильно.

— Ты обещал!

— Надо постараться получить их согласие.

— Они его не дадут.

— Может, они правы.

— Они просто перестраховываются. Сейчас на лыжах даже младенцы катаются.

— Младенцы еще не катаются, — недоверчиво говорит дядя Санди.

— Катаются-катаются, я по телевизору видела.

Он пристально смотрит на меня и понимает, что я вру. И мы опять хохочем.

Мы плывем с ним брассом наравне, это он меня научил. Через время я устаю и переворачиваюсь на спину. Дядя Санди — тоже.

Тетя Бетси наблюдает за нами с берега, приставив ладонь козырьком ко лбу.

— Вы уже подготовили там все для съемок? — спрашиваю я.

— Да.

— Понастроили декораций?

— Немного.

— Вы все время будете снимать в этом горнолыжном лагере?

— Нет, мы и на студии будем.

— Почему ты едешь именно в наши горы и не хочешь поехать куда-нибудь подальше?

— Подальше — по смете будет гораздо дороже.

Я брызгаю на него водой.

— Ты рассуждаешь, как промышленник.

— Я и есть промышленник, кино — это мой бизнес.

— Кино — это еще и моральный аспект.

— Ну с моралью у меня вроде всегда все в порядке, — говорит Санди, — краснеть перед обществом не приходится.

— Да, — поддакиваю я, — бабушка Аманда видела все твои фильмы по несколько раз и еще ни разу ни в одном эпизоде не отвела глаза от экрана.

— Вот видишь, — улыбается он, — это большой показатель.

— А сколько продлятся съемки? — спрашиваю я.

— Три месяца, но все будет зависеть от погоды. Мне нужно много снега.

— А еще что тебе нужно?

— Большая заснеженная поляна среди сосен, где я мог бы уронить вертолет.

— По-настоящему?

— Да.

— С людьми?

— Нет, там будет специальный кран и комбинированные съемки.

— А почему ты не снимешь все на студии?

— Мне нужен настоящий заснеженный склон, древние сосны, огромные сугробы и яркое солнце, — мечтательно говорит он.

— Вот бы посмотреть.

— На съемки тебя точно не отпустят, у тебя же экзамены.

— О да, я и забыла.

— Какая безответственность!

— Не беспокойся, бабушка Аманда с тетей Бетси тщательно проследят и напомнят вовремя. Что бы я без них делала?

— А сама взрослеть не собираешься?

— Не-е-ет, — улыбаюсь я и оглядываюсь на берег.

Тетя Бетси машет нам рукой, ей кажется, что мы слишком далеко заплыли. Дядя Санди тоже оглядывается.

— Они с тобой никогда не отдыхают, — говорит он.

Мы разворачиваемся и плывем к берегу.

— Они обещают отдохнуть, когда я выйду замуж, — говорю я.

Санди смотрит на меня очень внимательно, стараясь скрыть улыбку.

— И когда ты выйдешь замуж?

— Но я не хочу замуж!

— А что ты хочешь?

— Сбежать из дому с какой-нибудь заезжей цирковой труппой.

— И кем ты там будешь?

— Ну что ты, Санди, я же шучу! Побег с цирковой труппой — это вовсе не моя биография.

Он поднимает одну бровь.

— А что — твоя биография?

— Побег с какой-нибудь съемочной группой!

— Доминик, я серьезно.

— Хорошо-хорошо, совсем серьезно: моя биография — мраморные полы, витые колонны, звон хрустальных бокалов, выезды в открытом автомобиле, огромные шляпы с вуалью и дамский мундштук с сигаретой.

Он смеется.

— Особенно про мундштук мне понравилось, — говорит он.

— А о чем мечтаешь ты? — спрашиваю я.

Санди задумывается.

— Ты знаешь, ни о чем. Моя жизнь удалась. Все, чего я хочу, сбывается, все планы претворяются в жизнь. И рядом со мной люди, которые меня понимают.

Я смотрю на него во все глаза.

— Вот бы и мне такую легкость и простоту существования, — говорю я.

Санди смеется и тоже брызгает на меня соленой водой.

На мелкоте к нам подплывает тетя Бетси, она соскучилась, и ей хочется поговорить.

— Вы о чем разговаривали? — спрашивает она.

— О жизни, — отвечаем мы с дядей Санди почти одновременно и хитро смотрим друг на друга.