Очень плохая история

Элена Форбс, 2018

Ева Уэст – отличный детектив, но даже она не застрахована от неудач. Когда ее операция заканчивается провалом, Еву отстраняют от службы. Помочь восстановить честное имя ей предлагает убийца Джон Дюран, которого она отправила за решетку несколько лет назад. Ева заключает с ним сделку: она должна расследовать старое преступление, за которое осудили невинного человека. Объединившись с журналистом Дэном Купером, Ева погружается в прошлое и понимает, что ее втянули во что-то гораздо более сложное и зловещее, чем казалось на первый взгляд.

Глава 3

Не обменявшись ни единым словом, они направились в деревню. Кершоу раскрыл свой громадный черный зонт, а его водитель медленно ехал за ними. Ева видела шефа впервые с тех пор, как ее отстранили от работы, и молчание ей показалось неловким. У них были нормальные рабочие отношения и пока что они сохранялись. Но перспектива тихой выпивки вдвоем не сулила ничего хорошего.

Первым на их пути оказался бар «Крикетерс Армс». Ева проследовала за Кершоу в глубь почти пустого зала.

— Что будешь пить? — спросил он, поставив мокрый зонт на стойку у двери.

— Кофе, если у них есть, пожалуйста. И немного молока.

— Ничего покрепче?

— Нет, спасибо.

— А, ну да, я забыл, ты же не пьешь.

Ее удивило, что он помнил об этом, хотя, с другой стороны, в тягостной атмосфере всеобщих возлияний в их отделе непьющий сотрудник выделялся среди общей массы как белая ворона.

Кершоу прошел к барной стойке, а Ева устроилась за столиком рядом с горящим камином. В овальном зеркале в медной раме она увидела свое отражение и поморщилась: волосы из-за дождя закрутились в дурацкие тугие завитки, щеки одутловатые, потухший взгляд, под глазами темные круги.

Ева вытащила из сумочки круглую резинку и собрала волосы в хвост, потом провела помадой по пересохшим губам и повернулась спиной к огню, стараясь впитать как можно больше слабого тепла. Увидев, что Кершоу возвращается с напитками, выпрямилась на стуле.

— Вот, может, согреешься, — угрюмо произнес он и со стуком поставил перед ней чашку кофе с молоком. — Ты, кажется, совсем промокла.

Себе шеф принес полный стакан виски с содовой.

Он тяжело опустился в стоявшее напротив Евы кожаное кресло, провел пальцами по густым седеющим волосам, откинулся назад, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

— Вот так лучше. — Взяв стакан, он сделал большой глоток и покачал головой. — Мне и в голову не могло прийти, что ты будешь на похоронах, а то бы я кое-что тебе сказал. Ты должна была знать, что это самая большая глупость, которую ты могла учинить. Не согласна?

Отблески огня освещали грубо вылепленное лицо, квадратный, воинственно выпяченный подбородок. Кершоу говорил негромко, но Ева почувствовала, что шеф еле сдерживает гнев, и промолчала. Не раскрывать рот — самая лучшая линия поведения. Пусть говорит, пусть высказывает все, что у него накопилось внутри. В конце концов его раздражение иссякнет, и он успокоится.

Кершоу вытянул перед собой длинные ноги и какое-то время смотрел в огонь, а потом снова перевел взгляд на нее:

— Ну, и зачем ты явилась, когда ясно было, что тебя заметят? Я стараюсь разрядить обстановку, загнать этих законников в их вонючие конторы, замять это дело, а что до вдовы — пусть себе скорбит. Я сделал все что мог, чтобы свести к минимуму последствия для тебя, Ева, и для нас всех. А ты являешься, и все летит к черту. Да еще этот говнюк-репортер нарисовался. — Он отхлебнул еще виски, поднял глаза и поймал ее взгляд. — Ты ведешь себя легкомысленно. Как будто тебе плевать на последствия для себя и для других. И то же самое с убийством. Тебе все нужно довести до крови. И так всегда, черт бы тебя побрал! — Шеф тяжело вздохнул, в упор глядя на нее. — Ты огорчила меня, Ева. Ты знаешь об этом? И тебя, кстати, тоже могли убить.

Он поднял брови, очевидно, ожидая ответа. Но что она могла сказать? Мысль о том, что ее могли убить, ничего не значила, но только он не поймет. Проработав с ним почти год, Ева считала, что шеф — справедливый человек, в целом открытый и честный. Она знала, что он заступался за нее, насколько это было возможно, после убийства Джейсона. Жаль, что все так обернулось. Кершоу только исполнилось пятьдесят, через несколько месяцев он собирался выходить на пенсию и надеялся, что все пройдет гладко. А теперь по ее милости он попал под крупномасштабное внутреннее расследование со всеми вытекающими последствиями. Она подвела его и жалела именно об этом.

— С Ником Уолшем я никак не связана. Я не говорила ни с ним, ни с кем-то еще из прессы и понятия не имела, что он будет преследовать меня, да еще в таком месте.

Шеф наклонился к ней:

— Не будь ты такой наивной, черт возьми! Они же вцепились в эту историю, стараясь раскопать грязь. И я не хочу, чтобы ты давала им пищу. Зачем ты устроила эту сцену?

— Я никакой сцены не устраивала. Меньше всего я хотела, чтобы кто-то видел меня.

— Да ну! — Кершоу со стуком поставил стакан на стол, и ложечка у нее на блюдце звякнула. — Ты ведь думала, что это твой долг — прийти на похороны, разве нет? — Он вопрошающе всматривался в нее. — Именно поэтому ты пришла?

— Мой долг?

— Ты чувствовала, что обязана быть там.

— Ничего подобного, шеф.

— Тогда почему ты пришла?

Ева молча смотрела ему в глаза. Неужели он действительно считает, что она могла спокойно остаться дома во время похорон, как будто все происходящее не имело для нее никакого значения? Как будто Джейсон для нее ничего не значил? Церковный двор, гроб с телом на плечах его друзей и коллег, могила, в которую его опускали, — это воспоминание всегда будет стоять у нее перед глазами, как останется и чувство вины за его смерть.

Шеф по-прежнему пристально смотрел на нее:

— Так почему же?

— Я просто хотела попрощаться, вот и все.

Выражение его лица немного смягчилось.

— Что бы ты ни чувствовала по отношению к Джейсону, ты должна была понимать, что прийти, когда там его жена и все семейство, но самое главное — пресса с их поисками дерьма, это неразумно.

Семейная жизнь Джейсона была чистой видимостью, и все, включая Кершоу, знали об этом. Но спорить было бесполезно.

— Я уже сказала. Я не думала, что меня увидят.

Кершоу сощурил карие глаза и покачал головой:

— Тебе попросту на все наплевать, вот в чем проблема.

Он со скрипом отодвинул кресло на пару футов от огня, уже хорошо разгоревшегося. Языки пламени устремлялись вверх, в трубу камина. Достав из нагрудного кармана ослепительно-белый хлопчатобумажный носовой платок, Кершоу промокнул лоб.

— Ты сама-то как? — поинтересовался он, аккуратно сложил платок и убрал его обратно в карман.

Вопрос застал ее врасплох, как и нотки участия, прозвучавшие в его голосе.

— В отношении Джейсона или в отношении расследования?

— Я имел в виду Джейсона, но и по поводу дела тоже хотелось бы знать.

— Со мной все будет в порядке. Я говорю о Джейсоне.

Шеф испытующе смотрел на нее, и в его глазах она заметила смущение. Ей следовало бы вести себя по-другому: показать свои чувства, но она не могла ни плакать, ни скорбеть. Возможно, он ожидал от нее именно этого. Откуда ему знать, что глубокое, мучительное чувство вины не оставляло ее? И ей не хватало Джейсона больше, чем она могла сама себе признаться.

Кершоу наклонился к ней:

— Ты ходила к психотерапевту?

— Мне дали телефон. Но пока мне это не нужно.

По выражению лица шефа Ева поняла, что в смысле реакции по-прежнему не отвечает его ожиданиям, но притворяться не хотела. Психотерапия ей точно не нужна. У нее уже был такой опыт, хотя Кершоу об этом никогда не узнает. Какой смысл снова и снова исследовать каждую деталь, пережевывать заново кошмарный момент из прошлого, когда все, чего она хочет, — это забыть. Что бы ни говорили специалисты, если без конца ковырять рану, она никогда не заживет. Есть способы получше справиться с горем, болью и виной, и она справится. Помощь ей не нужна.

— Ты уверена?

— Совершенно. Со мной все будет в порядке, — твердо ответила она. Может, шеф наконец прекратит задавать свои дурацкие вопросы?

Кершоу долго смотрел на нее, потом коротко кивнул и откинулся в кресле, устремив мрачный взгляд в огонь.

— Есть какие-то новости насчет стрелявшего? — спросила Ева после короткой паузы. Это все, что теперь имеет значение.

Он снял с брюк белую ниточку, некоторое время рассматривал ее, зажав между пальцами, потом бросил на пол.

— Пока ничего конкретного. Оружие мы нашли на одной из улиц неподалеку. Баллистическая экспертиза указывает на связь с расследованием, которое ведут в Хокстоне. Следы указывают на Восточную Европу. Удивляться не приходится… И да, нам пришлось отпустить девчонку, что была с ними в доме. Она ничего не знает. Главный подозреваемый испарился вместе с двумя другими. Скорее все они — часть украинской банды.

— А что насчет Лайема Беттса?

— Ни слуху ни духу о нем.

— То есть он там не был.

Кершоу метнул на нее недовольный взгляд:

— Черт побери, конечно не был. Эта твоя инфа — полное дерьмо.

— Гораздо хуже. Я уверена, что это была ловушка.

— Как-как? Не понял.

— Кто-то меня подставил. Специально подсунул инфу, что якобы Беттс будет в этом доме. И этот кто-то был уверен, что я клюну, отправлюсь туда и окажусь, так сказать, в эпицентре.

Кершоу нахмурился — он явно хотел услышать что-то другое.

— Серьезно? И ты собираешься рассказать об этом на дисциплинарном слушании?

— Ну да.

— Если доказательств нет, номер не пройдет.

— Я добуду доказательства.

Он покачал головой:

— Как бы то ни было, факт остается фактом: пытаясь поймать Беттса, ты нарушила приказ.

— Но я абсолютно уверена, что Беттс что-то знает об убийстве в Хайбери.

— Слушай, я говорил тебе, чтобы ты оставила Беттса в покое?

Голос Кершоу разносился по всему бару, на них начали оглядываться.

— Тут речь совсем о другом. И вообще-то я несколько раз пыталась дозвониться до тебя.

Он бросил взгляд в сторону буфета, где мужчина и женщина устроили перепалку на повышенных тонах. Телефон Кершоу в тот день был довольно долго отключен. В последнее время это происходило довольно часто и без объяснений. Ходили слухи, что у шефа есть любовница и что он встречается с ней в рабочее время. Если понадобится, она озвучит на дисциплинарном слушании, почему не могла с ним связаться. Уже пятнадцать лет, как отдел стал ее домом, и Ева не собиралась сдаваться без боя.

— Когда я не смогла дозвониться до тебя, — многозначительно произнесла она, — я попросила разрешения у инспектора Джонсона, и тот дал мне добро.

Кершоу раздраженно посмотрел на нее:

— Но он говорит, что не давал разрешения.

— Врет.

— С чего бы это?

— Чтобы прикрыть свою задницу, как он обычно делает.

— Ева, в протоколе об этом ни слова.

— Времени не было написать.

Он вытащил пузырек с таблетками из кармана пиджака, положил в рот две и запил остатками виски. Потом со стуком поставил стакан на стол.

— Ты говоришь, что Джейсон дал тебе эту информацию, но ты понятия не имеешь, каким образом она к нему попала. Так?

— Именно так, но я собираюсь это выяснить. И кто бы это ни сделал, он за это заплатит.

— Ничего такого ты не сделаешь, забудь. У тебя и так полно проблем.

— То есть меня подставили, и это не имеет значения? Ну так для меня имеет!

Кершоу нагнулся к ней через стол, обдав ее запахом виски:

— Хорошо. Возможно, кто-то хотел, чтобы ты облажалась, или, предположим, кому-то нужно было сорвать наблюдение. И для этого использовали тебя… Тебе не кажется, что версия притянута за уши?

— А что, такого не может быть?

— Давай еще раз. Ты ведь понятия не имеешь, откуда инфа, так?

— Нет. Пока нет.

— А теперь посмотри на это глазами комиссии на твоем дисциплинарном слушании. Ты ударяешься в авантюру, хочешь найти информатора, но при этом сделала то, чем официально запрещено заниматься…

— Я уже сказала: я несколько раз пыталась дозвониться до тебя. Не дозвонилась, но получила разрешение…

Кершоу сердито мотнул головой:

— Ты берешь с собой сотрудника, своего подчиненного, женатого парня, который…

— Мои отношения с Джейсоном тут ни при чем.

Он выставил вперед огромную ладонь:

— Дай мне сказать. Я не собираюсь морализировать. Джейсон Скотт не был святым, но ты старше его по званию, и ваши отношения не в плюс к твоей репутации. Итак, ты взяла сержанта, и вы встряли в крупномасштабную наркооблаву. Два месяца слежки псу под хвост, главный подозреваемый сбежал — возможно, и из страны, — а твой сержант убит. И теперь уже меня ждет втык сверху.

— Как я могла знать об этом?

— Могла, черт побери! Очень даже могла. Как я уже сказал, тебе просто наплевать. Вот в чем твоя проблема. А теперь, елки-палки, и моя тоже. — Он глянул на часы и поднялся. — Тебе придется признать вину. И все, лапки кверху. — Для убедительности он помахал в воздухе указательным пальцем. — Не трать время и силы на бредовую идею, что тебя, мол, подставили. И не привлекай к себе внимания. Я все сделаю, чтобы поддержать тебя, но чтобы таких идиотских выходок, как сегодняшняя, больше не было. Поняла?