Гостья

Эйлин Фарли, 2023

Елисей вернулся… Прибыл туда, где раньше было так привычно и удобно. Но его внутренний мир изменился навсегда! Интерес в карьере? Радости, удовольствия? Полная апатия ко всему сущему – вот с чем остался наедине разгромленный Викинг. Отныне его жизнь бессмысленна и пуста. Спустя несколько месяцев сердце Полины несвободно… Оно наполнено любовью, а будни проходят в нежности и заботе. Но Полина измотана, обессилена. А тот, кто стал для нее новым смыслом, напоминает ей призрака из прошлого… Что будет, если сама судьба снова сведет сломленного Елисея и изменившуюся Полину? Сможет ли Викинг завоевать хотя бы ее прощение? Способна ли Кошка переступить через гордость и чудовищную обиду?

Глава 9. Слово пацана

Пепелище недосожженных тряпок из моего бывшего дачного дома в огороде, на фоне цветущих вересков, что посадила Полина.

Полина испепелила меня, сделала тленом, родив от бывшего лучшего друга!

Она, которая в фантазиях представляла меня своим первым. Та, которую я так жестоко обрубил, прервав образы, рисовавшиеся в голове. Моя норвежская квартира…

Боже, вот ублюдок! Лучше бы она тогда тебя не простила, в ту ночь.

Кошка прощала мне гнусные слова и выходки. Шла на потрясающие по чудовищности и страстности вещи…

Будучи уже беременной от другого?

Да, я вломился в дачный дом, перепугав Полину до чертиков.

— Я никуда не уйду! — выпалил прямо с порога.

Она стояла такая опешившая, маленькая, беззащитная. И жалкая…

Когда Поля размахивала топором, она выглядела выше, толще — из-за больших грудей, наверное.

Но в доме она скукожилась, словно уменьшилась вдвое.

Она вообще что-то ела в течение года, что ты, дебил, душевно страдал? Да по сравнению с ней ты просто цветешь и пахнешь, самец-монах гребаный.

Цветок, который предстал передо мной тогда, при первой нашей встрече на пороге дома ублюдка (который, похоже, не в курсе, что его бывшая жена родила)… Нежный бутон по имени Фрейа увял. Увял из-за двух уродов, которые опорочили и себя, и ее.

Я не мог рассчитывать даже в мечтах на ее прощение. Но мог дать ей то, в чем Полина так нуждалась. Опеку, помощь и защиту. Заботу о ней и ее ребенке, которого я заочно возненавидел.

Упитанный щекастый пацан на ее тощих руках, прижатый к груди. Голубой костюмчик.

Мальчик!

Бастард. Нежелательный наследник королевской четы Титовых, живущий в дачном доме с очень простой обстановкой. Он в прямом и переносном смысле явно высасывал из матери последние силы и соки. И это жутко взбесило! Будь он постарше, я бы с удовольствием дал ему хорошего отцовского ремня…

Ты ему не отец, мудила!

… Ремня, который висел в прихожей. Ремень моего папы, который всего один раз в жизни всыпал мне по первое число. Дал пиздюлей ох как за дело. Мы тогда с пацанами случайно спалили соседний заброшенный дом.

— Выметайся! — прошипела Полина, сильнее прижимая сынка Тита к груди.

Пацан повернул голову в мою сторону.

Боже! Он что, улыбнулся тебе беззубым ртом и потешно хрюкнул мелким носом?

Полина, увидев это, закрыла его лицо ладонью, поцеловала сына в темечко, и на ее глазах появились слезы!

Слезы от отчаяния, злобы, какой-то чудовищной безысходности…

Я не собирался оставлять ей выхода. Чистейшая правда, как бы жестоко это ни выглядело на тот щемящий болезненный момент.

Решение принято! Окончательно. Бесповоротно.

Стать для нее покорным слугой.

А чо сразу не рабом?

Рабом, если надо, блядь! Именно так. Сделаться невидимкой, что тихой поступью следует за ней и делает всё, чтобы облегчить ее тяжкое существование.

Я отчаянно хотел оживить бутон, который сам и обезводил. Я сделал шаг к ней. Один осторожный, но решительный шажок…

— Полина, выслушай. Это не просьба. Это мольба, — сглотнул я, силясь не расплакаться, как какая-то девчонка.

Что сбился? Отвлекся на пацана, который протянул к тебе пухлую ручонку? Нет, ты должен его ненавидеть. Он отпрыск Титова.

— Не надо! — Полина так истошно взвыла, что у меня свело скулы и я не моргал, потому как в глазах скопилась влага.

— Умоляю тебя, — шепнул ей. — Ты не простишь никогда. Я не прощу себя никогда, слышишь? Но, хочешь ты этого или нет, я буду рядом. Буду до скончания, блин, века, пока не сдохну. Это клятва!

Клятва пацана? Ну всё, забились.

— А теперь, Полина, ты оденешь своего пацана для прогулки. Дашь бутылку и как ее там… Соску, блин, — мне не верилось собственным словам, что на самом деле автоматически выплевывал на удивленную Полину мой болтливый рот.

Да, Поля офигела! Ее слезы высохли, а рот открылся в изумлении.

Бинго! Едем дальше… Не даем шанса одуматься.

— Не переживай, Астафьева, — зачем-то ляпнул ее фамилию с видом ужасно серьезного строгого чувака. — Не ссы, короче. Я умею обходиться с мелкими. Слово даю. Короче, мы будем гонять на коляске столько, сколько твой пацан выдержит. А выдержать он может — мама не горюй…

Ты сейчас правда решил шуткануть? Рожа ты дебильная.

— Он явно может долго продержаться, ибо очевидно, что мелкий сел тебе на шею и погоняет, хотя точно не страдает от голода.

Ты что, сейчас назвал ее сопляка «жирным», боже, да заткнись!

Полина горделиво-обиженно вскинула подбородок с явным намерением послать меня на хуй.

— Не тяни резину, Астафьева. У меня свободного времени хоть жопой жуй, а вот у тебя — нет. Дуй спать. Это не просьба, а приказ, ясно?

Придержи коней, дубина. Ты командуешь девушкой, к которой только что нанялся в рабство.

В глазах Полины явно застыл как невероятный интерес к моей внешней трансформации в викинга-бирюка, так и обдумывание заманчивого предложения.

— Ладно, — прошептала одними губами она, все еще не веря в происходящее.

Давай, добей ее!

— И этой ночью ты не поднимешься с кровати. Ты, Астафьева, будешь дрыхнуть как сурок, а утром примешь самый долгий душ в своей жизни. И, если пожелает Ваша Светлость… — процитировал ее потешные слова из той жизни, когда она на полном серьезе собиралась отравить меня свининой. — То я припомню, как топить мою баню.

— Мою, а не твою! — с победоносным видом фыркнула хитрая кошка, глазки которой уже сделались насмешливыми и нагловатыми.

— Твою баню, повелительница Астафьева. — Я сделал неуклюжий идиотский поклон, чтобы окончательно сразить ее наповал.

Полина еле сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху.

Да, перед ней был другой человек.

Тот, кем бы ты был, если б не судьба-злодейка с чертовым Титовым?

— Запиши свой номер, нянька, — приказным тоном кинула она, положив пухлого сопляка на пеленальный стол.

Улучить момент немного изучить упитанного румяного вампиреныша.

Беззубого вампиреныша. Ох и ржака! Не вздумай лыбиться. Полинка ведь в душе знает, что хоть ты и козел, но до боли ответственный тип. Поэтому нацепи мину важного мужика. Няньки для молокососа Титова. Или Астафьева? Любопытно-любопытно…

— Угу, щас запишу, — буркнул я, продолжая пялиться на мелкого.

Он смахивал на чувака с логотипа шин «Мишлен». Приятно было, что он не походил на Тита. Цвет глаз еще не сформировался в радужках из-за сопливого возраста, но глазюки у него явно не темно-карие, как у ублюдка Титова. Который, впрочем, тоже наверняка был таким же капризным откормленным и избалованным типком в младенчестве…

Принц херов!

Пацан дрыгал руками ногами и гулил, не сводя с меня смешливого дружелюбного взгляда в то время, как Полина явно торопилась всучить мне вампиреныша.

— Так, он недавно ел… — начала она.

А он вообще что-то делает, кроме как висит у тебя на сиськах, Астафьева?

— Принято! — кивнул я. — Так… — я наконец отвлекся от игры в гляделки с пацаном и написал номер на бумажке. — На вот, держи, правда, номер норвежский, но я вечером сгоняю до города и куплю нормальный.

Полина глянула на меня очень-очень странно.

Да, Астафьева, я не шутил, когда сказал, что набился к тебе в пожизненное рабство.

Слово пацана, черт! И к херам все эти тупые пацанские кодексы, что разрушили, разделили наши жизни и судьбы, испоганили всё.

***

— Итак, Пацан, — начал я, оставшись с ним наедине на пустынной утренней улице, отмахнувшись от огромного жирного слепня, что собирался попить моей кровушки. — Короче, я не собираюсь быть с тобой таким же добрым, как с твоей матерью. Ты должен усвоить ряд правил…

Бля, он что, сейчас поморщил нос и тихо бздонул?!

— И если ты решишь обделать памперс, то я точно сделаю вид, что просто не учуял вонь. Ибо подмывать тебе задницу никогда в жизни не войдет в мои обязанности, хоть я и поклялся твоей мамке быть ее рабом навек.

Тут в глаз залетела мелкая жужжащая мошка. Да уж, отвык я от дачных нюансиков.

— Едем дальше, вампирёныш… Да, кстати, я не представился. Ты можешь звать меня дядей. Не-не, лучше дядя Викинг, или просто Викинг, или дядя Вик. Как угодно. А как тебя звать-то, а, Пацан?

Пацан прогулил в ответ что-то нечленораздельное.

— Да уж! Имя. Я бы и дальше хотел называть тебя просто Пацан, но, увы, твоя мать этим точно оскорбится. Как же Полинка тебя окрестила, а? Сашкой или Мишаней?

А может, Елисеем? Елисей Титов. Блеск! Два кобеля в одном флаконе.

— В общем, уясни первое: я тебе не батя, ясно? Второе: я не собираюсь утирать тебе слёзы-сопли, когда ты первый раз бахнешься с велосипеда. Никаких совместных игр и походов за грибами…

Ты сейчас на полном серьезе выставляешь условия и правила младенцу, псих?

— Да, Пацан. Такая уж у меня натура противная. Поэтому не советую мериться со мной яйцами. Ибо, если ты схватил генетику папаши, я всегда буду превосходить тебя.

Ты ебанутый, Елисей, совсем!

— Еще вот что… Ты и твоя мама — семья. Без меня. Вот пусть так и будет, — эти слова окончательно испоганили мне настроение. — Поэтому не вздумай брякнуть «папа» или «батя», когда будешь готов произнести зубастым ртом первые слова, ясно?

Мелкий в ответ раскраснелся как рак. И я подумал, что он обижен и злится…

Но НЕТ!!!

Блядь! Он обсерился. Жидко обделался, не успел я отойти и на пару десятков метров от дома.

— Ах ты маленький… — Я еле сдержался, чтобы не обматерить его. — Ну всё, тебе хана, мелкий! Считай, что ты первым объявил войну, хотя я просто объяснил условия мирного сосуществования, — прошипел я, в раздражении доставая запасной памперс и влажные салфетки. — Я сделаю это только ради нее, гаденыш пакостный. Война так война!

Ты серьезно собрался воевать с младенцем, Викинг?

О, да! Еще как!