Из коробочки. Рассказы и рассказики

Эдуард Эстерис

Бывают такие коробочки: в них найдутся канцелярские скрепки, ненужные ключи, винтики и гаечки, камешек, привезенный с моря, записки, этикетки… От реализма до фантастики и сказки.

Короткое лето Аринды

Калитка пряталась в зелени живой изгороди, плотной стеной окружившей простой деревянный забор. Она не скрипнула, когда рослый человек уверенно потянул за ручку. Лицо его, дотоле невозмутимое, озарилось смущенной улыбкой:

— Пойдем, Ксай. Для меня здесь никогда не заперто. Сенсорный код.

Пахло мятой и медом. Тот, кого назвали Ксаем, осторожно ступал по узенькой дорожке меж цветников, как говорится, след в след за своим господином. Чувствовалось, что он привык сдерживать свое любопытство и не задавать вопросов.

А вокруг под жарким летним солнцем разлегся сад, словно роскошная женщина, ожидающая возлюбленного. Гранатовые серьги вишен тянули вниз тонкие ветки, мелким жемчугом белели мелкие цветочки в рабатках, последние клубничины соблазнительно улыбались из-под листьев. Под яблонями за столом, накрытом белой скатертью, возле самовара красовались глиняная плошка с золотистым медом, банка вишневого варенья и несколько изящных чашечек.

— Садись, подождем. Здесь не к чему спешить. Она сейчас выйдет. Всегда чувствует, когда я прихожу.

Пчела приземлилась на край плошки.

— Ишь, ленивица, хочет угоститься даром, — усмехнулся тот, который вел себя здесь по-хозяйски, — ладно, стратегические запасы меда не пострадают.

По тропинке от дома, скрытого в глубине сада шла женщина. Простое белое платье светлая коса через плечо. От ее облика веяло почти детской чистотой и покоем. Тем же самым покоем, которым был наполнен сад. Ксай смотрел на женщину, не решаясь обернуться к своему господину.

— Аринда, милая! — поднялся тот навстречу. Она подошла несмело и остановилась в паре шагов.

— Это Ксай, мой молодой друг и помощник. Не волнуйся так, он добрый и простой человек. Давно хотел вас познакомить. Не смущайся, лучше завари чайку. Моего любимого, с мятой.

— Сейчас, сейчас… — Легкая морщинка на секунду легла на ясный лоб, и тут же исчезла.

— Хороша, а? — полуутвердительно спросил старший из гостей, когда женщина скрылась среди зелени.

— Хороша. — Молодой человек ответил, будто эхо, но про себя изумился:

«Только взгляд у нее какой-то… слишком ясный, что ли. И ведь ей не шестнадцать. И жизнь ведет простую, Как же это может быть?»

Аринда между тем вернулась. Принесла чайничек, заварила чай. Аромат мяты смешался с запахом меда, поспевающих ранних яблок.

Пили чай. Молчали. Наконец, женщина вздохнула, будто собираясь поднять тяжелую корзину, и спросила:

— Скажи, господин мой, ты останешься со мной сегодня?

— Нет, сегодня не могу. Дела. Но завтра приду к тебе без гостей, и мы проведем вместе несколько дней. Лето, ты же знаешь.

— Да… лето… Лето лучший подарок богов. Когда роса вспыхивает на травах лунными брызгами, а последняя песня соловья ложится на сердце парчовым покрывалом, когда золотые кудри лилий горят живым пламенем… я жду тебя, и лето меня ни разу не обмануло. Но отчего я плохо помню весну? Кажется, я давным-давно не видела, как острые иглы травы прокалывают полотно земли, как сад одевается в белый наряд невесты… Как хлопочут под крышей ловкие ласточки в белых фартучках. А осень? Ее жаркий наряд и холодное лицо, ее пряное яблочное дыхание и холодные слезы… И зима… В детстве я смотрела на морозные узоры на окне и думала: если бы попасть в этот морозный сад… А может быть… — В волнении женщина закусила губу, провела рукой по волосам. Лицо ее, встревоженное какой-то мыслью, стало на миг несчастливым, и в пышных волосах под рукой мелькнула серебряная нить.

— Что ты, милая! Ничего страшного не может быть. Все хорошо. Ты любишь меня. И встречаемся мы летом. Так устроила судьба. Потому лето для тебя главное время года. Не волнуйся, Лучше расскажи еще что-нибудь.

— Вчера приходила ежиха и два ежонка. Такие смешные. У них колючки еще мягонькие. Вот соберусь, новая вышивка будет, с ежами и яблоками. Как жаль, что нельзя сделать так, чтобы тот, кто смотрит на мои вышивки, чувствовал запахи лета…

Женщина замолчала, принялась хлопотать, подливать гостям чай, немножко суетливо, видно от волнения. Казалось, что она силится вспомнить что-то, но это ей никак не удается.

— Прекрасный мед у тебя, Аринда. Спасибо за чай. Мы с Ксаем пойдем, пожалуй, а ты не волнуйся, отдохни и жди меня завтра. Не провожай нас до ворот.

Двое мужчин шли к стоявшему невдалеке гравилету. Младший напряженно молчал, старший рассеяно улыбнулся:

— Ксай, ты удивлен, конечно. Да, она не похожа на придворных дам. Она давно выбита из этого мира. Меня почти убили у нее на глазах, знаешь ли. Много лет тому назад. Террористы. Молокососы. Им забыли сообщить, каковы возможности императорских медиков. Они полагали, что убив наследника престола, смогут остановить создание Всепланетной империи… Империя — есть. А она утратила рассудок в тот день.

Что я мог для нее сделать? Она так и осталась в своем домике и саду. Соседи — андроиды. Весну, осень и зиму проводит в анабиозе. В конце концов, император может себе это позволить.

— Ваше величество… Но…

— Ксай, опять ты со своим величеством. Мы не во дворце. Так что ты хотел сказать?

— Мой господин… а не жестоко ли…

— Жестоко? Ты не спрашиваешь, жестоко ли было снести с лица земли город зангов, не желавших войти в Империю… Не спрашиваешь, жестоко ли держать в тюрьме всех, ратующих за восстановление отдельных независимых государств… Ты не спрашиваешь… Потому что знаешь: иначе не было бы Империи. И войны длились бы, как века до этого. Жестоко… А что не жестоко? Отдать ее в руки врачей? Предоставить собственной участи? А я? Куда мне возвращаться после дел, которые не оставляют чистыми ни совесть, ни руки? А сюда я возвращаюсь. Как в юность. Здесь не хотят от меня ничего, кроме меня самого. Мир для нее остановился. Она знает, что где-то там, за пределами ее сада, я служу отечеству, но не спрашивает, не требует, не советует, не…

— Кажется, я понимаю, — побелевшими губами прошептал Ксай. — Но это страшно. Cкажи мне только одно, господин мой. Зачем ты взял меня с собой? Неужели затем, что не мог больше один хранить свою тайну?

— И это тоже. Но не только. Как знать, вдруг завтра меня не станет. Не хотел бы обременять ни наследника, ни императрицу этой заботой. Ты видел ее, видел нас. Если будет нужно, ты найдешь способ прервать нить ее жизни.

Гравилет взял курс на столицу. Император выглядел так, будто сбросил с плеч не слишком тяжелый, но беспокоящий груз. А его молодой спутник прилагал немалые усилия, чтобы сохранить на лице отсвет радости летнего покоя и отдыха.