МЧК сообщает

Эдуард Хруцкий (1987)

Составившие роман-хронику «Четвертый эшелон» повести рассказывают о работе московской милиции и о сотруднике московского отдела по борьбе с бандитизмом (ОББ) Иване Данилове. Повесть «МЧК сообщает…» — первая в романе-хронике «Четвертый эшелон». 1918 год. Москва. После революции 1917 года и начала Гражданской войны в стране сложилась сложная криминальная обстановка. По улицам города было опасно ходить даже днем. Профессиональные преступники всех мастей объединялись в банды и совершали дерзкие налеты, грабежи, убийства. Всего за год в Москве было зарегистрировано более тринадцати тысяч преступлений из которых раскрыто было лишь тридцать процентов. Назревает необходимость в усилении охраны государственных и финансовых учреждений, более чёткой организации их работы, а также повышении ответственности руководителей за сохранность денежных средств. Для этих целей создается Московская чрезвычайная комиссия. Не пропустите другие повести цикла «Четвертый эшелон» (в скобках — время действия повести): • «МЧК сообщает…» (1918) • «Комендантский час» (1941) • «Тревожный август» (1942) • «Приступить к ликвидации» (1943) • «Страх» (1944) • «Четвертый эшелон» (1945) • «Сто первый километр» (1952-1953)

Москва. Декабрь 1918 года

Козлов приехал к госпиталю на машине. Когда он увидел стоящего у ворот Данилова, тощего, в шинели с чужого плеча, бледного до синевы, то почувствовал острое чувство жалости. И Козлов даже на секунду усомнился, сможет ли Данилов работать в группе МЧК по борьбе с бандитизмом. Слишком уж худ и беззащитен был этот пацан.

Но вместе с тем Козлов был рад, что Иван будет с ним, он привязался к этому молодому тихому парню.

— Садись, садись, браток, — удобнее устраивал он Данилова в машине, — сейчас приедем, зачислим тебя как положено, и работать. А дел у нас невпроворот.

И пока машина ехала из Лефортова до Лубянки, Козлов вводил Данилова в курс предстоящих дел, рассказывал о бандах Собана, Калмыкова, Гришки Адвоката. Иван слушал с непонятным чувством тревожного восторга. Так было в первых классах реального, когда на уроках они читали Рокамболя и «Похождения великого русского сыщика Путилина».

Данилов уже видел себя в кожаной тужурке с маузером, врывающегося в притон, где веселились элегантные бандиты и аферисты. Он один, а их…

— Чего задумался? Испугался? — улыбнулся Козлов. — Ничего, сволочь эту ликвидируем — учиться пойдешь. Пойдешь?

— Пойду, — уверенно ответил Данилов.

Он еще не знал, что жизнь его определилась на много лет и профессия эта станет единственной и главной.

По коридору МЧК матросы волокли сейф. Громадный, тяжелый, покрытый изысканным чугунным литьем. Сейф упирался, с грохотом бился об углы.

— Еще… Еще… Ребята! — кричал старший команды, в бескозырке, съехавшей на затылок. — Еще…

— Да погоди ты, Силин. Он же, подлюка, тяжелый, как жизнь. Давай перекурим! — взмолился один из матросов.

— Некогда, братки… Комиссар ждет… Секретные бумаги на столе стынут.

Данилов и Козлов прижались к стене, пропуская это узорчатое чудо.

— Хозяйством обзаводимся, — Козлов хлопнул Данилова по плечу, — всякими там столами, стульями. Нужное, брат, дело.

Из дверей комнаты вышел высокий черноволосый человек в кожаной куртке. Он повернулся, и Данилов узнал Мартынова.

— Ты смотри, Данилов, — засмеялся он. — Здорово.

— Здравствуйте, — Иван протянул руку.

— Подлатали?

— Да вроде.

— Молодец, Козлов, что ты его привел. А то у нас знаешь как людей не хватает, а он парень грамотный. Пошли к Манцеву.

Член коллегии МЧК Василий Николаевич Манцев сидел за огромным столом в пустой комнате. Он поднялся им навстречу, улыбнулся.

— Поправились, товарищ Данилов?

— Полностью.

— Прекрасно, дел много. Что, прямо из госпиталя?

— Так точно, товарищ Манцев.

— А ты, Федор, человека чаем напоил?

— Не успел, Василий Николаевич, мы его сразу к вам привели. Его прошение о зачислении Козлов из госпиталя передал.

Манцев подошел к столу, выдвинул ящик, достал бумаги.

— Вам сколько лет, товарищ Данилов?

— Восемнадцать.

— А тебе, Федор, по-моему, двадцать шесть?

Данилов посмотрел на Мартынова, он никак не мог представить, что этот человек всего на восемь лет старше его.

Дверь с грохотом распахнулась, трое красноармейцев внесли в кабинет стулья.

— Спасибо, товарищи, — засмеялся Манцев, — вот теперь и присесть можно.

Он подождал, пока Козлов, Мартынов и Данилов сядут, и сказал:

— Я, товарищ Данилов, ваш опросный лист посмотрел. Но бумага есть бумага. Вы мне о себе расскажите…

Когда Данилов и Козлов ушли, Манцев сказал Мартынову:

— Он очень молод, Федор, молод и романтичен. Революция для него восторг, жертвенность, красивый праздник. А строительство нового общества — это работа. Тяжелая, даже грязная порой, но работа. Именно эта обыденность и может вызвать разочарование. Вот здесь-то вы и должны помочь ему.

— Да какая же обыденность, Василий Николаевич, — удивился Мартынов, — у нас, как в кинематографе, каждый день новая фильма.

— Обыденным становится все, Федор. А нам нужны такие, как Данилов, очень нужны, они продолжат наше дело. Так что помогите ему найти себя.

Мартынов молча кивнул. Но внутренне никак не мог понять, о какой обыденности при их горячей работе говорит Манцев.

Данилов с Козловым сами втащили столы и стулья в комнату. Даже чайник достали. Здоровый, медный, с чуть помятым боком.

Иван разложил на столе полученное на складе имущество: кожаную куртку, фуражку со звездой, новенькое светло-желтое офицерское снаряжение и наган в кобуре.

— Ты, Ваня, — Козлов взял скрипучую куртку, — сейчас ее не носи. Под нее ватную фуфайку надо надевать.

— Устроились, голуби? — вошедший в комнату Мартынов бросил на стол Данилову пакет. — Ты что же, Ваня, паек-то не взял? Козлов, бери чайник. Наш кипяток, ваши сухари, мой сахарин.

Но они так и не успели попить чаю. Банда Гришки Адвоката напала на правление Виндавской железной дороги.

Они ехали в машине, потом перестрелка, потом допросы.

Ивану допрашивать пока не доверяли, он вел протоколы. Один за другим проходили через комнату их группы самые разные люди. Были среди них тупые и мрачные уголовники, анархисты, эсеры, бывшие чиновники и студенты.

Республика дралась на фронтах, из последних сил работали московские заводы и фабрики. Люди отдавали последние силы. А накипь, людская пена, поднятая временем, неустроенностью, нуждой, грабила, насиловала, убивала.

Конец ознакомительного фрагмента.