Палач

Эдуард Майнингер, 2017

Восьмидесятые годы прошлого столетия. Эдик живет в обычной советской семье, учится в классе с математическим уклоном, поступает на физтех, окунается в студенческую жизнь, приобретает опыт в общении с женщинами, проходит этапы взросления и становления. Ничто в целом не отличает его образ жизни от образа существования соотечественников кроме небольших черточек в характере и цепочки незначительных внешне, но убийственных для его недоброжелателей событий и стечения обстоятельств, которые приедут к страшным последствиям. Практика учения Карлоса Кастанеды оставит убийственный след в судьбе не только обидчиков в колонии общего режима, куда Эдгар попал по навету любимой женщины. «Теперь твой левый глаз программирует, а правый стреляет. Ты можешь убивать взглядом!» Эмиграция в ФРГ, большие деньги, доступность женщин – ничто не свернет с дороги мести. «Вихрь воспоминаний о тех днях пронёсся в голове Эдгара, но никакого эмоционального воздействия абсолютно не вызвал. Ему было безразлично его прошлое: он был безупречный Воин… „Так-то, милая: долг платежом красен!“ – подумал про себя Универсальный Палач Эдгар…».

Глава первая. Аттестат зрелости.

Эдгар шёл по вечерним улицам своего родного города Н. Только что он просидел в актовом зале своей школы, где учился последние четыре года, мучительные два часа. Это был выпускной вечер. Выдача аттестата зрелости. Он получил его последним. Ему было очень стыдно из-за этого, ведь в зале присутствовали его родители. Его отец всегда так гордился им. Эдгар вспомнил, как когда-то в третьем классе его отец так же был в актовом зале школы, но тогда он, его сын, сидел в президиуме на сцене, так как был отличником года в своей школе, и получил при этом красную почётную ленту с надписью «Отличник79». А теперь? Теперь он был изгоем… И хоть он и проучился в математическом классе и получил хороший аттестат всего с одной «тройкой» по русскому языку, «своим» в среде этих математических уродов он так и не стал. Что было причиной этому? Эдгар мучительно размышлял об этом. То ли то, что он не испытывал к женской половине класса ни малейших мужских чувств по причине их откровенного внешнего уродства. Ведь ни одна нормальная девушка приятной внешности не будет корпеть день и ночь над математикой, как это делали его одноклассницы. То ли то, что он не был комсомольцем и не разделял «линию партии». Факт остаётся фактом. Два года он сидел на «камчатке» — последней парте в классе — и все оценки своего аттестата зарабатывал честно, своей головой. Помочь и подсказать ему было некому. Другие, которые пришли вместе с ним из простого класса в девятый математический, списывали постоянно. Этого Эдгар понять не мог. Ведь целью и смыслом учёбы были самостоятельность и умение самому решать сложные задачи. Какой смысл иметь «отлично» по математике и не мочь решить при этом простейшего тригонометрического уравнения?

В их классе было четыре физико-математических звезды. Победители всевозможных олимпиад и тому подобного. Они все пришли к ним из английской спецшколы. Трое парней и одна девушка. Последняя была еврейского происхождения. Она была настолько умна, насколько некрасива. И всё преподавание было только для них. Они, простые ученики, были только серым фоном, на котором сияли эти «звёзды».

Впрочем от одного из них, по фамилии Баранов, Эдгар всё-таки почерпнул много полезного. Баранов просто сказал, в чём кроется секрет его успеха: в самостоятельной работе дома по вечерам.

— Я просто решаю каждый вечер по сорок задач по физике, чтобы быть в форме, — говорил Баранов в середине девятого класса на перемене Эдгару.

Наш герой не преминул этим воспользоваться и начал решать тоже каждый вечер задачи. Правда, пока по тридцать. Но по хорошим задачникам из элитных вузов Москвы. Кроме того, он проучился последний год в заочной физико-математической школе при Новосибирском госуниверситете и даже был приглашён на каникулы в зимнюю школу. При этом по окончании физматшколы при НГУ Эдгар получил по математике «отлично» а по физике «хорошо». Ему было немного грустно, что при университете его знания по математике были оценены лучше, чем его преподавателем по фамилии Хомяков.

При этом Эдгару вспомнился один случай, когда он решал задачу о касательной к эллипсу в общем виде. Он потратил на решение пять часов вечернего времени. И в конце концов добился решения, похожего на правдоподобное. Придя на следующий день на урок, он сверил своё решение с другими учениками.

— Макс, покажи решение вчерашней задачи, — спросил он у своего одноклассника, который так же как и он пришёл в маткласс из простого класса их школы.

Но тут Эдгар заметил, что Макс просто списывал задачу у «звезды» на перемене. Он заглянул через плечо Макса к нему в тетрадь и с удивлением заметил, что задача была задана не в общем, а в конкретном случае. Он подставил числовые значения в свои буквенные, и получился правильный ответ.

«Неплохо», — решил Эдгар и подумал, что есть шанс заработать «отлично» на уроке.

Прозвенел звонок и все заняли свои места. Хомяков со спортивным интересом в глазах осмотрел класс и спросил, кто решил домашнее задание. Поднялось четыре-пять рук, в их числе Эдгара и Макса, только что списавшего решение. И что же? Хомяков вызвал Макса. Тот спокойно вышел и перекатал своё списанное решение на доску. Как следствие, получил «отлично» именно Макс, а не Эдгар…

Эдгар зло сплюнул и, идя дальше, думал на этот раз о том, как Хомяков увивался весь вечер вокруг родителей их звёздной Каган, которая была вытянута на золотую медаль, хотя по физкультуре и на слабую «тройку» не тянула. Оказывается, у неё ещё и младшая сестра была, и Хомяков очень интересовался насколько она уже гениальна в математике. Но родители Каган — оба банковские служащие — как и полагается гражданам семитского происхождения, не дали нашему математику внятного ответа.

Плавно мысли Эдгара переключились на настоящего гения среди этой четвёрки. Его фамилия была Карстен. И по мнению Эдгара, он был просто гений в физике. Но как ни странно, никакой медали, даже серебряной, ему «на раздаче» не досталось. Когда-то в середине десятого класса учитель физики вызвал Карстена к доске и с таким усталым видом, словно преподаёт свой предмет последним недоумкам, произнёс:

— Покажи им, как это делается.

И Карстен начал, жонглируя мелом в руке, расписывать доску и сыпать терминами «принцип Паули», «спин» и тому подобной ерундой из ядерной физики, мало понятной простому смертному, какими были более половины учеников из класса нашего героя.

Ещё Эдгар вспомнил, как однажды на перемене Карстен перед всем классом демонстрировал с улыбкой идиота свой превосходный английский. И как при этом умилялась вся женская половина класса.

«Они все хотели тайно понести от него, не иначе» — зло подумал Эдгар и снова сплюнул.

Его мысли переключились на только что проведённые официальные увеселительные мероприятия выпускного вечера. Какая-то училка предложила идиотский конкурс по надуванию воздушного шарика: кто быстрее.

Почему-то учителя попросили поучаствовать его, Эдгара, и ещё одного ученика по фамилии Кунак — не звезду…

Эдгар набрал полные лёгкие воздуха и, всё выдув в резиновую оболочку шарика, тут же завязал его.

— Готово!

Кунак же дул и дул, пытаясь, видимо, дойти до предела прочности резиновой оболочки. В итоге он надул огромный шар.

Победу в конкурсе присудили Кунаку, хотя шарик Эдгара был надут быстрее. Почему Эдгар проиграл этот конкурс по версии учителей, он так и не мог понять: ведь ставился вопрос «кто быстрее», а не «кто больше»…

«Они просто снова хотели меня унизить», — грустно думал Эдгар.

После официальной программы наш герой пешком шёл домой потому, что так ему лучше думалось. Рассветы встречать с этими идиотами он не хотел, поскольку всё время стыдился, что ему приходилось учиться эти два года среди математических чучел.

…они сидели на спаренном уроке с классом «Б». Там была его симпатия — блондинка Ирка, которую он ещё во времена учёбы в простом восьмом классе любил тискать в раздевалке. У неё были такие шикарная грудь и фигура, что они могли бы вызвать эрекцию у трупа, не говоря о подростке в период полового созревания. К ним пришёл новый ученик по фамилии Смирнов. Так себе: некрасивый высокий подросток, в очках и обильно усеянный прыщами. Но с ним и стала ходить его зазноба Ирка, чем вызывала ненависть к нему в душе Эдгара. И на спаренном уроке Смирнов вдруг изрёк нечто потрясающе гениальное:

— Маткласс дураки!

Услышав это Эдгар в своё время только критически посмотрел на Смирнова, оставаясь незамеченным — ведь он сидел на «камчатке» — и подумал, до чего докатилась его Ирка. Ходить с такой прыщавой серостью, просто потому что больше не с кем. Зато он был высокий. Видимо, это обстоятельство было для Ирки решающим. Так её светлый образ потихоньку померк в душе Эдгара…

Пережив все основные болезненные воспоминания последних двух лет, Эдгар потихоньку просветлел духом. Ведь впереди было студенчество в городе Т. Он собирался поступать на физтех. Эту специальность посоветовал ему его отец, который сам когда-то хотел на ней учиться, но не смог. Он считал, что это было из-за его немецкого происхождения. Ведь тогда было послевоенное время и физтех был секретным. «Сомнительные немцы» на закрытый факультет не принимались… Но теперь было другое время. Вовсю катилась по стране перестройка, и Эдгар даже не переживал из-за того, что он не был комсомольцем. Втайне он даже был рад тому, что его родное отечество постепенно избавлялось от страшной красной чумы, красного ига длиной в семьдесят лет…

Вдруг он снова стал кислым. Вспомнилась Панова — его классная руководительница.

…шло комсомольское собрание класса и Каган держала речь. На вступление в комсомол кандидатов Эдгар сидел среди пары «плохишей» и разговаривал с ними о своём. Вдруг Панова заметила, что им неинтересно слушать правильные речи комсомолки Каган. С харей английской леди, а она преподавал именно английский, она произнесла:

— Мальчики, если вам не интересно, то вы можете уйти.

Конечно она ожидала, что «мальчики» смиренно будут сидеть и делать хорошую мину на правильном комсомольском собрании. Но «мальчики», коротко переглянувшись, втроём встали и вышли из класса. Панова с кислой педагогической миной только посмотрела им вслед.

В конце десятого она сказала Эдгару:

— Напиши себе характеристику для поступления в вуз, а я просто подпишу.

Так Эдгар и сделал. Хоть тут она не стала портить ему жизнь. На том спасибо…

Так, погружённый в свои мысли, он потихоньку добрался до дома. Когда он вошёл в квартиру никто ни о чём его не спрашивал. Он заметил, что родители его были расстроены и подавлены. Впрочем, как и он сам. Никогда бы Эдгар не подумал, что именно он получит свой аттестат последним…