Её цветочки

Шеннон Морган, 2023

Темная, загадочная, красивая история ужаса и печали. Готический дом с призраками и удивительным садом, полным цветов; родовое кладбище и заброшенная психиатрическая лечебница; трагическая семейная тайна; узы сестринской любви, способной превзойти жизнь и смерть. Роман во многом напоминает книгу и фильм «Милые кости». Он напугает вас и заставит сердце плакать, а в конце подарит надежду. Луноцвет озарится, и в ужасе узришь ты смерть свою… В Хоксхеде, жемчужине английского Озерного края, Фрэнсин Туэйт считают ведьмой. Как и ее покойная мать, она владеет искусством травничества и Языком цветов. Фрэнсин живет в старинной усадьбе, принадлежащей ее семье уже 500 лет. Огромный жуткий дом окружен прекрасным садом. И хотя поблизости нет ни единой живой души, женщина не одинока: у нее есть ее цветы… А еще призраки – они всегда где-то рядом, такие близкие и безобидные. С одним Фрэнсин даже дружит – с девочкой по имени Бри. А вот духам зла здесь не место – и чудодейственные травы и цветы знахарки отгоняют любую напасть. Но однажды зло все же переступает порог ее уединенного дома… Идеальное чтение для любителей современных историй с призраками – здесь есть и готический твист, и обворожительно-пугающая атмосфера, и мощная семейная драма. – Шанора Ульямс Поэтичная проза и разрывающая сердце мистическая история. – Лайза Чайлдс

Глава 2

Фрэнсин зашла в одинокую красную телефонную будку на главной улице. Она терпеть не могла мобильные телефоны и не понимала, почему люди так привязаны к ним. Эти штуки только и делают, что звонят в любое время дня, не давая тебе ни минуты покоя из-за всей этой непрестанной болтовни. Ее собственная система с получением сообщений на почте и звонками из телефонной будки подходила ей как нельзя лучше.

Закрыв за собой дверь будки, Фрэнсин набрала номер, написанный на листке бумаги. Она не удивилась тому, что это был не тот номер, который сестра дала ей, когда звонила в последний раз, ведь та нигде не задерживалась подолгу.

Прозвучали три гудка, и сестра взяла трубку.

— Привет, Мэдлин, — сказала Фрэнсин, слыша в своем голосе невольный упрек.

— Фрэнни! Я так рада, что ты позвонила!

Она открыла было рот, чтобы попенять сестре за то, что та назвала ее этим уменьшительным именем, которое она терпеть не могла, но не стала ничего говорить, услышав нотки отчаяния на том конце.

— Ты не больна? — осторожно спросила она.

Послышались рыдания, тихие, но надрывные.

— О, Фрэн, Джонатан умер минувшей ночью. Это ужасно…

— Который это по счету из твоих мужей? — с некоторой опаской вставила Фрэнсин, хотя и сознавала, что сейчас это не самый лучший вопрос. Во время одного из своих нечастых визитов домой Мэдлин, дуясь, укатила почти немедля, когда Фрэнсин перепутала ее мужа номер три с тогдашним спутником ее жизни… Пятым, что ли, по счету. Так что лучше с самого начала выяснить, о каком из ее мужей идет речь.

Мэдлин раздраженно вздохнула.

— Это был номер седьмой. Специалист по генеалогии.

— О… А что произошло с оккультистом? Когда ты вышла замуж за Джонатана?

— Я развелась с Себастьяном давным-давно. Ты что, совсем не слушаешь, что я говорю? — вскричала Мэдлин и опять зарыдала. — Джонатан умер! Он долго болел, но держался, и мы уже подумали, что, возможно, выкарабкается, но вчера вечером у него просто остановилось сердце. Он был любовью всей моей жизни, а теперь его нет. Без него я чувствую себя такой потерянной. Он был… Фрэнсин, ты еще там? — Поскольку Фрэнсин никак не реагировала на ее мелодраматические излияния, Мэдлин немного поумерила их.

— Да, конечно, я все еще тут и слышала все, что ты сказала. Прими мои… э-э-э… соболезнования. Наверняка все это было очень тяжело, — добавила она, но это получилось у нее неубедительно. Она не могла удержаться от мысли о том, что у Мэдлин это была не первая любовь всей ее жизни — таковых у нее перебывало много. Хотя надо признать, что смерть — это все-таки какое-никакое разнообразие после нескончаемой череды разводов.

— Но почему ты позвонила мне?

— Потому что… — Мэдлин на секунду сбилась. — Потому что ты моя сестра, и ты мне нужна. И…

Фрэнсин представила себе, как сестра в нерешительности прикусывает губу. И, воспользовавшись ее молчанием, спросила:

— У тебя еще что-то не так?

Прошло довольно много времени, прежде чем Мэдлин ответила:

— Не то чтобы не так. Во всяком случае, пока.

— Что ты скрываешь от меня?

— Ничего.

Она прислушивалась к ровному дыханию сестры, затем, когда молчание стало неловким, прислонилась лбом к стеклу телефонной будки и уставилась на главную улицу.

— Ты хочешь приехать домой?

— Да. — В голосе Мэдлин явно прозвучало огромное облегчение. — Спасибо, Фрэнни. Я знала, что ты поймешь. Ты всегда знаешь, что нужно сказать.

Фрэнсин изумленно покачала головой.

— Когда ты приедешь?

— Завтра. Нет, скорее всего, послезавтра. Сначала мне надо здесь кое-что уладить… О, это было так ужасно! И прошло столько месяцев с тех пор, как я видела тебя…

— Не месяцев, а лет, — скромно вставила Фрэнсин.

— В самом деле? Так долго?

— Увидимся через пару дней, Мэдлин. — Она повесила трубку, прежде чем сестра успела продолжить, и вышла из телефонной будки со смятением мыслей.

Она более или менее любила Мэдлин, поскольку та была ее сестрой, но у них не было ничего общего. Фрэнсин была втайне несогласна, когда мать объявила, что цветок Мэдлин — это садовый лютик^[7]. Хотя сестра обладала такими качествами, как обаяние, привлекательность и лучезарность, ей, по мнению Фрэнсин, куда лучше подходила легкомысленная камнеломка или, если уж совсем прямо и грубо, красная герань, символизирующая глупость. Даже в том, что касалось соответствующих им цветов, сестры были противоположностью друг друга, ибо цветком Фрэнсин являлась лантана — она была педантична, постоянна, несговорчива; чтобы оценить ее, требовалось время, и, надо признать, в прошлом желающих тратить это время было немного.

Но хотя они были непохожи, как небо и земля, на свете у них не было никого, кроме друг друга. Отец умер, когда они обе были совсем маленькими, и сестры не помнили его. Мать объединяла их маленькую семью, пока не умерла, когда Фрэнсин было двадцать лет, а Мэдлин шестнадцать. Через три месяца после ее смерти Мэдлин сбежала в Лондон. Тогда Фрэнсин была безутешна, но со временем она поняла, что это к лучшему. Останься сестра в Камбрии, она свела бы ее с ума, и хорошо, что они виделись нечасто, потому что скандалы сопровождали Мэдлин повсюду, как дурной запах.

Поскольку у нее больше не было времени трусливо идти кружным путем, Фрэнсин торопливо семенила по узким переулкам Хоксхеда напрямик. Туман теперь стал еще гуще, чем прежде; он клубился вокруг нее, смешиваясь с маслянистым дымом, выходящим из жмущихся друг к другу труб.

Деревня скрылась из виду; теперь Фрэнсис видела перед собой церковь Святого Михаила и Всех Ангелов, приходской храм Хоксхеда, стоящий на одиноком холме. За ним виднелся лес Лоунхау, играющий в прятки в тумане. Но Фрэнсин сумела бы отыскать тропинку, ведущую в лес, даже с повязкой на глазах, хотя и было видно, что ходят по ней редко. Когда-то она была частью покойницкой дороги, и с ней были связаны такие зловещие предания, правдивость которых лишь очень немногие в деревне соглашались признать. И вообще, местные пользовались ею нечасто.

Войдя в лес, Фрэнсин замедлила шаг, глядя то вправо, то влево, где между вековыми деревьями тянулись полоски тумана, похожие на мертвые пальцы. В лесу не было тихо: в нем слышалась капель — это с голых ветвей капал конденсат, — к тому же от мороза трещали стволы деревьев, и Фрэнсин то и дело оглядывалась на эти звуки, всматриваясь в туман.

Из недвижной мглы вокруг Фрэнсин выделялись фигуры, и чем дальше она шла, тем их становилось больше. Выступающие корни и заросли мертвого папоротника-орляка по краям тропы сливались с сотнями призраков, безмолвных и неусыпных. В этом не было ничего необычного, ведь покойницкая дорога недаром носила такое название — в прежние времена по ней к церкви Святого Михаила носили гробы. Фрэнсин никогда не приходило в голову сомневаться в том, что она видит. Нет, призраки не беспокоили ее, но существовали места, в которых — она это чувствовала — обитало зло, и эти места вселяли в нее иррациональный страх.

На ее волосах и ресницах повисали капли, и она быстро моргала, пытаясь стряхнуть их, отчего ее зрение туманилось. В том месте, где тропинка делала резкий поворот, ее охватил противный страх, по спине забегали мурашки, и она так крепко стиснула в кулаке семена фенхеля, что они врезались в ее ладонь. Ускорила шаг. Где-то в глубине леса, почти скрытый легким частым стуком падающих капель конденсирующегося тумана, послышался скрежет, от которого у Фрэнсин похолодела кровь.

Она всегда слышала его именно здесь, возле этого поворота тропы. Здесь ветви деревьев были густо переплетены, образовывали что-то вроде туннеля, и терлись друг о друга, со скрежетом рассказывая свои кровавые тайны и выпевая мрачную песнь, которую не следует слышать живым.

Часто дыша, Фрэнсин заставила себя не броситься бежать по этому угрюмому лесу. За последние двести лет в округе не было ни одного ребенка, на которого не нагонял бы страх рассказ о кровожадном кузнеце, жившем здесь в восемнадцатом веке и убивавшем своих жертв молотком-гвоздодером, — и Фрэнсин не была исключением. Ее взгляд скользил по отметинам на окружающих деревьях, которые, как утверждала легенда, являлись свидетельствами того, что он совершал свои убийства именно здесь. В этой сумрачной части леса, пропитанной злом, не было ни малейшего ветерка, и туман обтекал ее лицо, словно холодная кровь. Фрэнсин торопливо шла дальше, глядя на переплетенные ветви над головой. Внезапно они перестали скрипеть, и в лесу воцарилась тишина, которую нарушала одна только капель.

Вздрогнув от облегчения, Фрэнсин вышла из леса Лоунхау, и ее сердце радостно забилось при виде Туэйт-мэнор, словно застывшего в туманном мерцании давно забытых времен. Напряжение, вызванное ее походом в Хоксхед, спало, она испустила трепетный вздох, и ее взгляд заскользил по косым поперечным балкам, по глухим окнам. В этом доме не было горделивости: в его слегка деформированных стенах чувствовалось смирение, его покоробленная крыша дышала кротостью, в беспорядочном нагромождении дымовых труб ощущалась шаловливость. И хотя под грузом своих лет он выглядел как усталая старушка, для Фрэнсин этот дом был всем.

Не зная, когда приедут ее постояльцы, она торопливо обошла Туэйт-мэнор и вошла во двор, отведя глаза, чтобы не видеть кладбища.

Стены двора были увиты плющом, увядшим и безлистным, как будто он ждал весны. В середине двора стоял огромный дуб, такой корявый, что Фрэнсин думала, что его, видимо, посадили еще тогда, когда был построен дом. Под ним находился крытый колодец с аспидной крышей и деревянной бадьей. Этим колодцем никто не пользовался, он был отголоском былого, и при взгляде на него, как и при взгляде на кладбище, по спине Фрэнсин бегали мурашки.

Она остановилась под дубом и взглянула на его голые ветви.

— Бри, — позвала она. — Спускайся. Нам с тобой надо поработать.

Примечания

7

Культурные формы этого растения очень разнообразны и сильно отличаются от диких форм, обладая выраженными декоративными качествами.