Выход вниз

ШаМаШ БраМиН, 2021

Молодой блогер, исследуя темные стороны общества, оказывается в компании бомжей. Здесь, на самом дне, среди отверженных, истинные краски жизни и смерти проявляются исключительно в крайностях. Сумасшествие социума, кражи у мертвецов, адские галлюцинации, похищения детей, гибельная разнузданность, безразличие жертв, алчность палачей. Жестокий мир диктует жестокие правила. За все надо платить. Форма, размер и срок устанавливает Ее Величество Фортуна. Шансы остаться у Нее в любимчиках равны шансам пешки в шахматной игре. Единственный выход, это выход вниз. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Произведение содержит шокирующие сцены. Содержит нецензурную брань.

Fast

–

food

Снежана отложила телефон и придирчиво посмотрелась в зеркало. Вчерашние процедуры дали незначительный результат: кожа не щеках по-прежнему казалась дрябловатой, веки сохранили паутинки морщинок, а складка на лбу выделялась больше. «Сволочь, — подумала она о враче. — Им лишь бы денег срубить!» Само собой виноват был врач. Все эти фразы: «Снежаночка, вам двадцать четыре, и выглядите вы изумительно!» или «Природа еще не успела вас испортить. Все в порядке, идите домой, и продолжайте ослеплять нас своей красотой!» — банальные комплименты. Сама видела, природа, точнее роды изрядно испортили ее внешность.

Она скинула легкий шелковый халат. Повернулась. Влево, вправо. Зеркало не врало. «Да, — саркастично подумала она, — живот подровняла, а задница, как контрабас. Еще этот чертов апельсин!» Женщина с раздражением сжала пальцами кожу на бедре. Напрасные страхи комплексовали ее. Любой мужчина, да и некоторые женщины, увидев ее обнаженной, стройной как струна, с небольшой высокой грудью, аппетитными бедрами, готовы на все, лишь бы поднять обворожительное тело на руки и переместится на широкую, неубранную кровать.

«Все-таки, не надо было рожать!» — решила Снежана. Бирюзовые глаза впились в отражение. Без сомнений, в целом, если не сильно приглядываться, красота еще не успела улетучиться окончательно. «Да, — согласилась она с очевидным, — не все потерянно». Молодая женщина наклонилась к зеркалу и потрогала кожу на щеке. Затем на второй. Осмотрела брови. Вдохнула и с неохотой принялась готовиться к вечернему выходу. Розик пришлет водителя через три-четыре часа. До прихода парикмахера оставалось всего два. Так что времени в обрез. Подбирая в ящике комода подходящее белье, продолжала с сожалением размышлять о своем «изуродованном» теле. «Нет, — думала она, — по-другому я бы его не удержала. Эта стерва в Испании просто так его не отпустит».

Розик — отец ее дочери, формально, дома в Испании, состоял в браке. Но уже шесть лет, с тех пор как расширил свой бизнес за пределы Евросоюза, жил со Снежаной, как с законной женой. Именно так хотела она думать. На самом деле, до рождения Полины, он снимал квартиру ей, также, как и еще двум или трем девицам. Южная кровь делала Розика темпераментным и любвеобильным мачо. И только после рождения дочки, богатый любовник купил фаворитке просторное жилище в элитном новострое. Как и раньше, обнадеживал наивную девицу обещаниями о скором браке. Но шансы Снежаны отбить его у законной испанской супруги, как были, так и оставались ничтожными. Тем временем новоявленная мать продолжала упорно добиваться штампа в паспорте, а возможно и самого паспорта. Европейского. Она ни секунды не сомневалась в скорой, очень скорой победе.

«Например, сегодняшний прием, — самонадеянно рассуждала Снежана, — вся элита с супругами. И Розик с супругой, то есть со мной. Посмел бы он вытащить в свет свою испанскую «клюшку»? Подняли бы на смех. Эти иностранки любят только себя. А я люблю его, — она улыбнулась. — И Полю родила тоже ему. Куда он теперь от нас денется?»

Розик — Руиз Перес никогда никого не любил. Естественно, кроме себя, власти и денег. Писклявый комок, который вышел вместо месячных из тела любовницы, стал возможностью лишний раз утвердить в обществе статус — силу, щедрость и здоровье. Все-таки года свое берут, и не любой мужчина под шестьдесят может похвастаться молодой, страстной любовницей, родившей от старика ребенка. Именно из-за престижа он великодушно не вышвырнул из своего маленького гарема Снежану и ее отпрыска. Наоборот, купил ей квартиру, обеспечивал. Нанял няню. А супруга? Пиллар Перес далеко, в знойной Испании. Эту женщину он уважал по-настоящему. А она за это и, разумеется, за определенную сумму, делала вид, что не догадывается о похождениях мужа.

Из соседней комнаты послышался детский плач. Маленькая Полина снова хотела есть. Снежана, опасаясь за форму и упругость грудей, кормила малышку своим молоком всего лишь однажды. В клинике. В момент, когда в палату наведался Розик. Она изобразила сцену: мать, кормящее грудью чадо. Это умиляет любого мужчину. Как только престарелый отец удалился, молодая женщина передумала. «Кормящая мать умиляет мужчину однажды, а классная грудь возбуждает всегда, — решила Снежана и навсегда оторвала новорожденную Полину от сиськи. — В конце концов, сексуальные буфера прокормят нас лучше, чем молочные железы». Расчет оказался верным. Розик, без колебаний, раскошеливался на лучшие смеси для искусственного кормления. Из них Родика, нанятая няня, готовила еду для крохи Полины.

— Родика, — крикнула Снежана, — Что там у вас?

Тишина. Ребенок, покряхтев, перестал плакать. Но, няня!? Эта ленивая кобыла, даже не удосужилась отозваться на зов хозяйки. Снежана не любила эту женщину. Конкуренток и так хватало. Хоть нинера и была не молода, молодая мать ревновала. Не без оснований. Снежана знала, Руиз несколько раз переспал с няней. Иначе быть не могло. Иначе он бы потерял самоуважение. Но Снежана боялась не этого. «Старая сучка, — думала она, — вбивает клинья в наши отношения. Шансов у нее, конечно, нет. Гадить она из женской зависти» То, что шансы у них одинаково равны нулю, Снежана и предположить не могла. Биться с подлой нинерой девушка решила насмерть.

— Ты что оглохла? — запорхнув халат, Снежана вышла из спальни в комнату.

В просторной гостиной, на уютной софе нежно-персикового цвета, расположилась Полина. Она только научилась сидеть. Под ней няня предусмотрительно расстелила пестрое непромокаемое одеяльце. Сама Родика устроилась на полу, перед ребенком. Подобрав под себя ноги, она энергично размешивала пластмассовой ложечкой серую массу.

— Кашку кушала Полина, — приговаривала женщина, нежно улыбаясь, — Каша вкусная малина. Ложку съела, съела две… — няня сделала серьезное лицо, утопила ложку в банке и, освободившейся рукой принялась щекотать младенца. — Потекла по бороде.

Девочка загоготала, на время забыв о голоде.

— Родика Васильевна, — грозно начала Снежана. В моменты недовольства, она всегда обращалась к няне по имени-отчеству, подчеркивая, в своем понимании, дистанцию, прежде всего возрастную. — Игноришь меня? По-твоему я пустое место?

Женщина кинула на хозяйку быстрый, осуждающий взгляд. По опыту она знала: сейчас будет скандал и истерика. Тем не менее, заботливая нинера наполнила ложечку фруктовым пюре и поднесла ее к голодному ротику Поли.

— Я не слышала. Поля хныкала, кушать просила, — ответила няня, ни на секунду не отрываясь от процесса.

— Ты хочешь сказать, мне насрать на своего ребенка? — закричала молодая мать.

— Нет, Снежана, я ничего не хочу сказать. Не кричите, пожалуйста. Вы пугаете Полю, — тихо, почти шепотом, попросила Родика.

И действительно, девочка оторвалась от вкусного полдника. Уставилась голубыми глазками на орущую мать.

— Не смей мне затыкать рот! — продолжала Снежана. — Ты кто такая? Незаменимая?

— Давай еще ложечку, — сюсюкала нянечка, пытаясь скормить перепуганному ребенку очередную порцию пюре. — Ути, Поличка, ути, умничка.

Холодное безразличие бесило Снежану.

— Одевай Полину! — приказала она. — Мы идем гулять. Нет, стой! Я сама.

Роль хлопотливой матери показалось в тот момент Снежане как нельзя кстати. Она вернулась в спальню. Нервное состояние и желание утереть нос наглой прислуге, заставляло ее торопиться. Почти наугад, схватила спортивный костюм. Раздраженно натянула его на себя. Немного макияжа. Через десять минут дама была готова к прогулке.

Родика, не раз наблюдавшая истеричные порывы хозяйки, не спеша докормила Полину. Поменяла свежий подгузник. Одела девочку в светло фиолетовый костюмчик с капюшоном. К тому моменту, когда Снежана вышла в прихожую, ребенок полусидел в коляске и внимательно изучал пеструю полосу погремушек. Не говоря ни слова, молодая мать взялась за ручки. Выкатила коляску к лифту.

На улице стоял теплый осенний день. Солнце совсем по-летнему рассыпала жгучие лучи, и Снежана пожалела, что не надела солнечные очки. Возвращаться не хотелось. «Представляю, что подумает эта старая ведьма, — фантазировала молодая мать, — «Ох уж эта молодежь! Хорошо, что голову не забыла!» Нет. Не вернусь, — решила она». Докатив коляску до угла, Снежана снова остановилась. Раздраженно похлопав себя по карманам плотно обтягивающих спортивных штанов, раздосадованная воскликнула:

— Твою мать!

Телефон. Она оставила мобильный телефон на трюмо. «Если припрусь обратно, — думала молодая мать, — эта стерва, наверняка спросит: «Что, нагулялись!?». Снежана представила себе ехидное лицо нинеры. От раздражения ее передернуло. «Нет! И так, старуха от рук отбилась. Я ей такой радости не доставлю! Переть наверх с коляской не вариант»

Женщина осмотрелась. Впереди, метрах в пятидесяти, детская площадка. Именно туда она и направлялась. Под крики и завывания детишек, пообщаться с другими мамашами. Обратно, до подъезда, шагов десять. «Идти на площадку? А если позвонит парикмахер? — рассуждала она. — Не отвечу, подумает, все отменилось, и я попрусь на прием как непричесанная шмара!?» Снежана минуту сомневалась, нервно постукивая ладонью по ручке коляски. Мастер могла позвонить в любую секунду. Время шло, а решение не находилось. Глаза оценивающе бегали от входа в подъезд к игровой площадке. Наконец они остановились на лице дочери. Полина притихла. Широко открытыми глазами наблюдала за сомнениями матери. Взгляд ребенка говорил: «Ну, мать, решайся. Я приму любое твое решение!»

— Доця мамина, — нежным голосом заговорила Снежана. — Ты же у мамы взрослая, да? Посидишь тут две секунды. А за телефоном. Поднимусь, и сразу обратно.

Личико младенца скривилось в недоумении. Еще секунда, и ребенок заплачет.

— Нет, нет Поля, не плач, — продолжала мать. — Я быстро. Маме надо. Посидишь?

Ребенок замер. Судьба маленькой Полины предрешена.

У дверей подъезда молодая мать обернулась в последний раз:

— Я быстро, доця. Бегом!

Девочка проводила мать обреченным взглядом. Будь у Снежаны немного больше сердца, этот прощальный взгляд дочери преследовал бы ее всю жизнь. Всегда и везде. А ночью глаза Полины светились бы адским огнем из-под светло фиолетового капюшона.

***

«Десант! Гребаный десант! Они высадили передовые отряды!» Рыжий с тревогой смотрел на пацанов лихо крутящие педали велосипедов. «Основная волна интервентов пойдет позже! Моя задача — остановить ее!» Рыжий достал из внутреннего кармана потрепанного пальто деревянный брусок. В его воспаленном мозгу, в беспокойном вымышленном мире это был спутниковый телефон, лежащий в кармане военной куртки. В этой нездоровой фантазии ему звонил главный. Не самый главный, конечно. Где он, Коля — диверсант, и где вождь — сам генералиссимус. Непосредственный командир Рыжего — Че Гевара. В самом начале приказы отдавал Фидель, но генералиссимус вскоре арестовал его. И, конечно же, по законам военного времени, поставил к стенке. Коля сам видел, как вождь самолично, заточенной арматурой проколол потухшее и провонявшееся сердце экс-команданте. Его даже не стали ассимилировать, дабы вонь и холод не проникли в тела бойцов.

Если на чистоту, Че, нравился Коли больше. Конечно, приказ есть приказ, и командиров, как и отцов не выбирают. Но солдат революции может иметь свое мнение. Написать его на клочке бумаги, завернуть в трубочку и спрятать в анальном отверстии. Бумага постоянно промокала, и Коля стал записывать рапорты на клочках старых обоев из мусорного бака. Свертки получались внушительными и «укромный» тайничок все время зудел. Но это было ничто, по сравнению с предстоящим нашествием интервентов.

Туман сигарного дыма много лет укрывал Остров Свободы. Не многие знали, Куба последнее прибежище интернационала. Но беляки не дремлют. Какая-та гнида проболталась о секретной маскировке. Вождь призвал всех. Кто трудился в тылу, дымя сигарами, кто работал на заводах, кто неустанно искал новые виды маскировок. Коли выпала доля диверсанта. Ему, как и другим бойцам стерли в спец лаборатории память. Противная процедура. Выдержали не все. Коля помнил некоторых дуриков. Они бродили по лаборатории и занимались ерундой. Некоторых закрывали. Привязывали к кровати. Ученные в белых халатах делали все, чтобы вернуть их в строй. Адский труд белохалатых контролировал сам генералиссимус. Об этом Рыжему, по секрету, рассказал один очкастый толстяк, перед тем как запихнуть в рот горстку разноцветных камушков. Камушки — синтетический сигарный дым, с которым в лаборатории был полный дефицит. А без дыма никуда. Без дыма одна дорога — в Гуантанамо. А там для революционера верная смерть.

Коля первый и пока единственным натасканный диверсант. Накануне отправки в тыл врага, ему прокачали мозг, так чтобы он забыл обо всем, кроме своей миссии. И он растекся. Как насекомое протаранил лобовое стекло грузовика. Его размазало, но не смыло. Теперь он мог протечь везде. Был бы приказ.

Рыжий смутно помнил, как оказался на передовой. Спрятанная куртка американского образца и спутниковый телефон нашлись сами собой. Команданте звонил регулярно. Сам. И ужасно не любил, когда Коля проявлял инициативу и набирал его первым. Ругался, называл буржуазным отсосом, дыркой коммандос или вообще — рыжим кхмером.

Каждый день Коля рисковал жизнью. Что поделать. Как говаривал Дэн Сяо Пин, либо ты мудрец, либо шпион. А мудрый шпион — диверсант. Рыжий ходил по краю. Рисковал жизнью. Да что такое жизнь революционера в гуще интервентов? Он осознал это недавно. Команданте Че отдал приказ добыть для ученных двухколесный танк. Коля, по неопытности, дождался пока враги отошли от брошенных на асфальт машин и пытался утащить одну. Белогвардейцы погнались за ним, отобрали трофей, а потом, долго кидались камнями. Было больно и обидно. Проваленная миссия научила Колю разбираться во вражеской иерархии. Самые мелкие — самые опасные. Однажды, кажется команданте Че, назвал их СС — овцами. Да, да, сокращение от «Суки Сопливые». Аббревиатура как нельзя лучше подходила к описанию. Сделав выводы, Коля принялся следить за старыми «танкистами». Как же раньше об этом не догадался? Старые ездили поодиночке, оставляли танки у магазина без присмотра, да и попадись он им, вряд ли бы стали закидывать камнями.

Служба отнимала все силы. Каждую секунду Рыжий был настороже. От постоянно витавшей угрозы сводило тело и ум. Враги всюду. Везде. Опасные и коварные. Часто притворялись классово сознательными, косили под рабочих и крестьян. Иногда, совсем редко, Коле казалось, что это действительно так. Что многие из них такие же революционеры, борцы за свободу, как и он сам. А малолетние СС — овцы сбивают их с истинного пути. Заставляют служить мировой контрреволюции. Готовить вторжение на Остров. Да, многие из них угнетены, сами того не понимая. Рыжий объяснял реальное положение вещей. Но команданте категорически запретил это делать.

— Ты забыл о своей миссии, боец? — орал тот в телефон. — Каждый должен заниматься своим делом. Отсутствие сигарного дым плавит твою идею, твое призвание, твои мозги. Ежедневно, боец, повторяю ежедневно, дыши дымом. Ешь его, глотай!

И Коля опустился. Стал попрошайничать. Унижаться, просить у врагов. Гордость воина легла на алтарь революции. Он ходил по улицам вражеского города и умолял дать ему сигару.

— Дай, сигару. Дашь? Ну, дай. Дай сигару.

В конечном итоге, кто-то брезгливо доставал из кармана белую палочку и протягивал Рыжему. Да, сигареты ничтожные заменители сигар. Но уж лучше они, чем ничего. Затягиваясь пряным дымом, Коля чувствовал Кубу. Остров Свободы убаюкивал его, возвращая все, что забрала у него борьба. И, черт возьми, эти ощущения стоили унижений челобитья.

В нескончаемых блужданиях и просьбах Рыжий и узнал почему СС-овцы были СС — овцами.

— Хочешь сигару? — спросил однажды СС — овец из тех, кто постарше. Остальные противно заржали. — Пойдем за гаражи, я дам тебе свою. Настоящую Гавану!

Настоящая Гаванская сигара, зарядит Рыжего дымом. Надолго освободит от необходимости унижаться. Ему и в голову не пришло убедиться в ее существовании или хотя бы спросить, откуда она взялась у несовершеннолетнего, которому даже сигареты не продают. Ослепленный и подталкиваемый надеждой, наивный побрел за подростком.

За гаражами, в узком загаженном проходе между металлическими стенами и каменным забором, пацан спустил штаны:

— Отсосешь, дам пачку сигарет и десятку денег.

Блеснула вспышка. Дежа вю. В стертом в лабораториях прошлом, такое уже происходило. Также перед лицом нагло маячил набухающий член. Рыжий вспомнил, как закрыл глаза, представляя, что это всего лишь ночной кошмар. Но нет, это был не сон. Коля попытался вырваться. Несколько пар крепких рук держали его. Когда он заплакал, его стали бить. Затем долго делали больно. Забытая боль прошлого накрыла его. Рыжий не хотел это вспоминать. Ему не нравилось. Он не хотел.

— Пикнешь, уроем!

Коля обернулся. За спиной стояли другие. СС — овцы нагло улыбались. В глазах малолетних садистов блестел не огонь страсти. Бликовал ледяной наст надменности. Рыжий испугался. Белохалатые в лабораториях хорошенько потрудились над его мозгами. В минуты опасности он уже не думал. Он опирался на звериные инстинкты. Его снова будут бить и сделают больно. Спасение пришло само, изнутри, из собственного сознания. Разум автоматический включил режим защиты. Избавление в компромиссе. Сделка между инстинктом и достоинством.

«Это и есть моя миссия. Да, да. Остров Свободы будет спасен. Тяжелый, жидкий дым ублюдков накормит революцию, — думал Коля, муссируя во рту вражескую «сигару». — Они дураки. Добровольно отдают силу врагам, моим братьям — сынам революции!»

СС — овиц застонал. Рябь конвульсивной дрожи прокатилось по телу. Пацан удивленно опустил глаза вниз, на Рыжего. Громко засмеялся:

— Прикиньте, пацаны. Придурок проглотил. Фу. Контаченый.

Подростки заржали. Коле тоже стало смешно. Не вынимая «сигару», он криво улыбался. Его смешила глупость врагов. Эти идиоты не понимали, их ассимилируют. Да, да. Их просто едят.

Были и другие СС — овцы. Не все. Некоторые просто смотрели. Его не били. Просто оставили за гаражами, стоящим на коленях среди подсыхающих кучек говна.

— Ты не просто поглотил тяжелый, жидкий дым, — объяснял ему позже, по спутниковому телефону команданте. — Жидкий дым — начало начал. Сок жизни. Он, как и обычный дым, попадая в тебя, делает настоящего революционера, защитника свободы.

СС — овцы главные враги. Коля об этом не забывал. Он умолял Че разрешить активные действия. Но команданте был не приклонен:

— Диверсия, всего лишь искра революции. А нам нужен огонь. Ассимиляция превращает наших врагов в топливо. На этом этапе штаб санкционирует исключительно наблюдение. Ждите приказа и продолжайте собирать сведения, агент.

Рыжий самозабвенно, забыв о сне и отдыхе, следил за вражеской ордой. Записывал, классифицировал, анализировал и ежечасно докладывал. Ситуация стремительно менялась и командование должно оставаться в курсе.

— Ассимиляция — это особая акция, — разговорился как-то команданте. — Она сделает из тебя сверхчеловека. А ты, боец, честно скажи: готов ли ты превратиться в сосредоточение витальных аффектов бытия? Готов стать творцом благословенной жизни? Идеального мира? Готов, как и мы, нести ношу ответственности за будущее всех цветочков, зверьков и человечков на обглоданной планете? Готов стать вектором развития?

Коля отвечал честно: «Нет. Еще нет»

— Жди приказа, — обнадеживал его Че. — Разрешить ассимиляцию компетенция вождя.

Рыжий ждал. Продолжал вести наблюдение. В свободное от службы время, по собственной инициативе, затеял любопытное исследование. Секретное. «Чем человечишка старше, — рассуждал он, — тем он безобиднее. Чем моложе, тем эгоистичнее и злее. Значит, иерархия в стане врагов напрямую зависит от роста. А рост и возраст связаны! Вот я вас и раскусил!» Дальнейшие наблюдения подтвердили догадки. Рыжий подробно вел возрастную — ростовую статистику. Особенно интересно военная субординация наблюдалась в троллейбусе. Те, что помоложе, уступали место тем, кто постарше. Но не всегда. Иногда наоборот, старики уступали место совсем мелким. Парадокс! В чем логика? Мотив? Днем и ночью ломал он голову над этим вопросом. Ответ был где-то совсем рядом. Притаился, наблюдает и посмеивается над усилиями искателя. Усилия делались все более и более значительными. Иногда Рыжему казалось, что начальство стало догадываться о его несанкционированной активности. Все равно, напрямую докладывать, агент не смел. Пока. Следовало, для начала, собрать доказательную базу.

Практическое подтверждение сырой теории нашлось неожиданно. Так бывает всегда.

— Пошел вон, алкаш! — орала жирная тетка.

Подключились другие пассажиры троллейбуса.

— Фу, бомжара. Провонял здесь все, — подначивал тетку старикашка с тростью.

Сильные, обижая слабого, вдруг делаются солидарными.

— Позорище! Молодой же еще. Иди работай, лодырь! — орал здоровенный мужик, брезгливо подталкивая Рыжего к дверям.

Дверь троллейбуса отворилась. Мужик, легким пенделем, столкнул бомжа вниз, на асфальт. Коля упал и больно ударился коленом. Но продолжал упрямо молчать. Он знал, если заговорит, они узнают в нем шпиона. Тогда ему конец. Гуантанамо.

— Помогите, пожалуйста, — прозвучал над головой женский голос.

Коля поднял глаза. Плотная женщину средних лет держалась за детскую коляску. Здоровенный мужик, тот, что столкнул Колю с подножки, как по команде, сошел сам. Схватил коляску и поднял ее наверх. На мгновение, перед Колей промелькнул совсем крохотный СС — овиц. Двое взрослых, с почетом и благоговением, с уважительной аккуратностью подняли коляску младенца в троллейбус. И остальные пассажиры как-то засуетились. Наверняка и до этого, и после мелкого будут катать на собственной колеснице, носить на руках и до смерти за него волноваться.

«Вот оно! — осенило Рыжего. — Вот кто у них самый главный. Как же я раньше не догадался!? Идиот!»

Тем не менее, теория оставалась теорией. Для научного обоснования Коля нуждался в чем-то более весомом. А предпринимать что-либо без санкции «Центра», равносильно предательству. И он решился. Решился доложить Че Геваре о своих исследованиях.

— Что вы предлагаете, агент? — спросил команданте, внимательно его выслушав.

Коля отметил для себя, как в один миг вырос в глазах Че. К нему обращались на «вы» и с необычайным уважением.

— «Язык», команданте! Предлагаю взять пленного.

— Мы подумаем! — сухо ответил начальник.

Коля занервничал. Напряжение и фанатичная самоотдача пошатнули его здоровье. А тут еще нерешительность «Центра». Он не выпускал из рук спутниковый телефон. Метался по скверу как тигр в клетке. Наконец телефон зазвонил.

— Позывной «Рыжий», — ответил Коля, почувствовав костным мозгом, что звонит Он.

— Товарищ Рыжий, — заговорил вождь с кавказским акцентом.

— Да, товарищ главнокомандующий. Агент Рыжий на связи! — с трудно скрываемым волнением отметился Коля.

— Перейдем сразу к делу, — Коля услышал, как вождь затянулся из огромной трубки и выпустил струю маскировочного дыма. Даже через трубку телефона Рыжий почувствовал запах ядреного кубинского самосада. — Товарищ Че мне доложил о ваших наблюдениях. У нас возникли сомнения. Скажите вы Übermensch? Только честно, товарищ Рыжий. Нам врать не надо.

— Нет, товарищ С..

— Обойдемся без имен, — перебил вождь.

— Так точно, товарищ главнокомандующий. Разрешите продолжить?

— Я вас слушаю.

— Нет, — уверенно сказал Коля. — Я не сверхчеловек. Пока. Но я чувствую, что готов. Определенно готов.

— Хорошо, товарищ Рыжий, — глубокая затяжка, выдох. — Я лично санкционирую ассимиляцию. Товарищ Че проведет дальнейший инструктаж.

Коля не поверил собственным ушам. Сам вождь, товарищ С…, главнокомандующий, говорил с ним. Мало того, санкционировал инициативу. Как бы далеко не была победа мировой революции, но свою, пусть маленькую, победу Коля Рыжий уже одержал. По лицу пробежала усталая улыбка чемпиона.

Снова зазвонил телефон.

— На связи, — воодушевленно ответил Рыжий.

— Ты не зазнавайся, — заговорил команданте. — Слушай и запоминай. Возьмешь языка. Из рядовых СС — овцев. Ассимилируешь его. По полной. На этот раз без жидкого дыма. Только плоть и кровь. Ты понял?

— Так точно!

— Результат доложишь. И, это. Не затягивай.

«Времени мало! — испугался, и в то же время обрадовался Коля. — Надо действовать. Жидкий дым для педерастов. Сверхчеловеки едят плоть и кровь. Я ассимилирую каждый кусочек его тела, каждую каплю крови. Как лев ассимилирует антилопу. Время пришло! Сверхчеловек — это хищник, все остальное еда!»

У школы, по обыкновению, патрулировали СС — овцы. Они по кругу гоняли свои танки, время от времени бряцая глухими звонками. «Это просто, — размышлял Рыжий, — как с велосипедом. Главное, — взмолился он, — чтобы «язык» остался один. Чтобы отбился от группы» И бог сверхчеловеков услышал молитву атеиста. В пяти шагах, на асфальтированной дорожке, остановился танк. СС — овиц слез с седла. Наклонился поправить штанину. «Знаки! — решил Коля. — Медлить нельзя» Рыжий взял заранее приготовленный осколок гранитного камня. Выпрыгнул из кустов и оглушил врага. Тело пленного оказалось легким. Легче чем Рыжий предполагал. Перекинул языка через плечо и побежал вглубь парка.

Смеркалось. Осторожность сверх хищника и чутье суперагента не подвели. Незамеченным он добраться до неглубокой лощины в парке. Рыжий давно заприметил укромное пространство под торчащими из берега оврага трубами. Они служили навесом, а бетонная плита, удерживающая массу сползающей земли — стеной. Здесь никто не ходил, даже бродячие собаки. А все из-за запаха. Смрад от канализационных сливов прогонял из этого проклятого место все живое. Только сверхчеловек мог тут находиться.

Рыжий кинул добычу на землю. Гнилая, тухлая вода пропитала почву. Упавшее тело противно хлюпнуло. Коля снял с жертвы одежду и спрятал под бетонную плиту. Ребенок еще дышал. Преодолевая чувства, свойственные обычным людям, безустанно убеждая себя: «Я сверхчеловек, я сверхчеловек…», Рыжий обхватил пальцами острую крышку от консервной банки. Сомнение все же оставались. «Хорош колебаться, — заговорил голос команданте. — Ты должен собраться и решить, к какому из берегов ты пристанешь. Решай!» Коля мешкал. Крышка консервы дрожала в худых, грязных пальцах. Он тяжело и часто дышал. Возбужденные глаза не могли оторваться от еще живого лица. Почувствовав взгляд хищника, мальчик открыл веки. Он так и не понял, что с ним произошло. Только сейчас, разглядев нависшее косматое лицо, ребенок испугался.

Исход определило отражение Рыжего в карих глазах мальчугана. Чаша сомнений иссякла. Коля, суетливым движением, положил ладонь мальчику на глаза. Выдохнув, провел острой крышкой по трепетной шее.

Из вскрытой артерии брызнула кровь. Конвульсии захлестнули тело пацана. Он трепыхался в предсмертной агонии. Чтобы удержать, Рыжий навалился всем своим небольшим весом. Агент подозревал, со стороны это выглядит не прилично — взрослый мужчина прижимается к извивающемуся на земле ребенку. Случайный свидетель мог бы усомниться в репутации революционера. Рыжий этого не хотел. «Я не делаю больно, — внушал себе Николай, пока душа мальчика билась об стены бренного тела, — Ему не больно. Моя сигара в кармане. Я ее не вынимал. Ему не больно. Так надо!»

Скоро, совсем скоро, все закончилось. Коля уловил уголком сознания — теперь перед ним лежит просто кусок бездыханного мяса. Он нервно сглотнул. «Это будет непросто, — подумал он, — куда сложнее, чем я себе представлял». Ассимиляция — завершающий этап задания. Предстоящая трапеза вызвала в нем тошноту.

«Все-таки, — затяжка, выдох, — вы нам соврали? — прозвучал кавказский акцент. — Вы не готовы? Не забывайте, я лично за вас поручился!»

— Да, товарищ главнокомандующий, — произнес Коля приглушенным шепотом, — я не забываю. И я не соврал. Я действительно готов.

Рыжий сглотнул, подавив подступившую горечь. Затем нервно заморгал.

–Пора! — сказал он себе, затаив дыхание.

Консервная крышка сама, как по волшебству, оказалась сжатой в пальцах. Он сделал продольный надрез обнаженной мальчишеской груди. Рука двигалась сама, словно Коля делал это много раз, хотя и не помнил этого. Белохалатые действительно хорошо потрудились над его мозгом.

Первый кусок мякоти он срезал с бедра. Внимательно осмотрел. Было бы лучше пожарить. Мало ли какие паразиты жили в теле пацана. Но здравый смысл настойчиво бубнил: «Времени мало! Действуй». Рыжий впился в плоть зубами и буквально выгрыз первый кусок. Густая кровь размазалось по лицу, толстым слоем став под носом и на бороде. После первого обрезка дело пошло быстрее.

«Ассимиляция естественна» — решил новоиспеченный сверхчеловек. Процесс насытил чувством превосходства над окружающими. Оказался неожиданно приятным и даже симпатичным, если отбросить чванную мораль и прочие устоявшиеся глупости. Коля никогда не испытывал такого. Он погрузился в ад абсолютного блаженства — преисподнюю сверхчеловека.

Зазвонил телефон. Команданте.

— Ну, — довольно спросил Че, — каково тебе в шкуре сверхчеловека?

— Ничего так, — поскромничал Коля. — Прикольно.

— Добро пожаловать в клуб! — торжественно произнес команданте. — Ладно. Теперь о деле.

— Так точно, — Коля вернулся в реальность. — Ассимилированный пленный полностью подтвердил мою догадку. Для любого СС — овца главная цель — будущее. Они живут будущим. Это их фюрер. Ihr Kampf. Ради него они готовы забыть прошлое и не замечать настоящее.

— Это и так понятно, — возразил Че. — Вы говорите об отличиях сверхчеловеков и людей.

— Простите? — недоумевающее спросил рыжий.

— Мы, сверхчеловеки, — терпеливо объяснил команданте, — концентрация прошлого, настоящего и будущего. Для нас не существует времени. Также, как для капли не существует океана, или для секунды не существует вечности. Капля и есть океан, а секунда и есть вечность. Поэтому мы не живем. Живут люди, те, кто придумал себе меру измерения: секунду, метр или килограмм. Сверхчеловеки просто есть! Здесь, сейчас — везде и всегда. Ладно, что по существу?

— Дети, — ответил Коля, не задумываясь. — Это их будущее! Соответственно, в этом весь смысл. Смысл их борьбы.

— Значит, ты утверждаешь, что дети и есть их «Ihr Kampf»?

— Так точно. Более того, мелкие эгоистические твари знают об этом и манипулируют. Целым буржуйским обществом.

— Уничтожим детей — уничтожим будущее, — констатировал команданте очевидное, и неожиданно перешел на истеричный крик. — Das ist Wunderwaffen! Конец обществу эксплуататоров! Ende eines langwierigen Krieges!

— Так точно.

Че Гевара загоготал. В этом долгом и громком смехе звучала вся боль, все лишения многолетней борьбы. И в нем не было величия победителя. В нем была лишь радость освобождения.

— Есть идеи как это сделать? — спросил он, наконец.

— Пока нет, но… Предлагаю ассимилировать одного из их генералов.

— Мы подумаем. Будьте на связи.

Ожидание затянулась. Руководство подошло к вопросу серьезно. Коля времени не терял. Продолжал наблюдать, записывать, сообщать. Каждый его доклад, команданте, выслушивал сухо. Благодарил: «Спасибо за службу, агент!». Затем вешал трубку. Холодность в общении не обескураживала Рыжего. Наоборот. «В любой работе главное добросовестность!» — не уставал он повторять.

Особое внимание уделял коляскам. По какому-то внутреннему наитию, или шпионской чуйке, знал, колесницы рано или поздно станут основным заданием. Эта уверенность напоминала пред чаяние приступа у эпилептика. Он готовился.

Приказ на ассимиляцию генерала, каким бы долгожданным он не был, выполнить окажется крайне трудно. СС — овцы, особенно СС — овки ни на секунду не оставляли мелких тварей без внимания. Наверняка, младенцы осознавали свою уязвимость. И эти статусные самодуры всеми правдами и неправдами заставляли тех, кто постарше, непрерывно себя охранять.

«Ассимиляция генерала СС, — размышлял Коля, — существенный шаг в уничтожений всей вражеской армии. Да, риск велик, но и результаты грандиозны. Это не только подтверждение моей теории. Это победа мировой революции… ну, почти победа. И не забывай: чем младше ублюдок, тем старше его звания»

Время шло. Дни становились короче, а ночи холоднее. Близкая зима вынудила Колю держаться ближе к врагам. Преодолевая страх провала, он сблизился с маргиналами — местными бродягами и алкашами. Команданте одобрил его решение, даже похвалил:

— Верное решение, агент. Объявляю вам благодарность за смекалку. Бродяги, отбросы общества, мизерабле! Никто не заподозрит. Но, агент, не расслабляйтесь! Контрразведка не дремлет. Среди них могут быть провокаторы!

Коля и не думал расслабляться. Осторожность стала его сестрой. И он не был дураком. Американская военная куртка образца 1962 года и спутниковый телефон, конечно же, выдавали его. Но деваться не куда. Приходилось рисковать. Днем действовал по плану — наблюдение, сортировка, анализ, доклад. Вечерами бродил по округе, в поисках возможностей осуществления акции. План не вырисовывался, и это его гнобило. Ночи проводил в кругу отверженных, на заброшенном складе. Рыжий старался держаться тени, прячась в углах, не попадаясь лишний раз на глаза. Бродяги притворялись, что не замечают его. Подозрительно. Коля каждую секунду ожидал провала. Везет не вечно. Необходимо торопиться.

— Ты куда поперся, придурок? — окликнул его долговязый маргинал. Коля не помнил, как его зовут, хотя они были знакомы.

Долговязый ходил за ним по пятам, не упуская из виду ни на секунду. Наверняка контрразведчик под прикрытием. Сейчас, стоя у железной ограды между двумя кирпичными домами, Коля спиной чувствовал, как переодетый враг сверлит его взглядом. Только ждет повода для ареста. Агент вдруг захотел достать телефон и связаться с командованием. Сообщить о провале, о том, что его вот-вот арестуют, будут пытать и наверняка расстреляют. Усилием воли, поборол соблазн. Собрав волю в комок, повернулся к долговязому.

–Товарищ, ты же тоже из пролетариев? Не поддавайся обещанием охранки. Они обманут, — Рыжий не терял надежды перевербовать провокатора. — Не предавай своих братьев по классу.

— Во дебил, — до последнего притворялся долговязый. — Туда, — он указал на двор через ограду, — и не думай соваться. Новострой, это, элитный. Там охранники — звери. Поймают так отзвездячат. Месяц кровью ссать будешь. Забудь. Идем лучше в дальний двор, за палисадником.

«Пронесло, — обрадовался Коля, но виду не подал. — У меня еще есть шанс». Он пошел за долговязым. Уличив момент, достал спутниковый. Связался с командованием:

— Держись, боец! — призвал команданте. — Помни об исторической важности миссии! No pasaran!

На следующий день, избавившись от навязчивой слежки, Коля вернулся к ограде элитных кирпичных домов. «Без сомнений это штаб, — догадался он сидя на корточках у забора. — Охрана, забор. Не зря долговязый провокатор так упорно меня оттаскивал отсюда. Надо немедленно доложить!» Он полез за телефоном, и тут проведение подало ему знак. Слева, из-за угла дома, выкатилась детская коляска. За ней появилась молодая женщина в обтягивающих спортивных штанах. Рыжий метнулся на землю, и, не отрывая глаз, наблюдал за происходящим. Женщина остановилась. Пошарила по карманам. Посмотрела по сторонам. Обернулась. «Осторожная, — подумал Коля. — Бдит. Боже, я знаю, что тебя нет. Ты давно умер. Но если осталась хотя бы память о тебе, или что-то еще, что пока управляет обломками этого мира, дай мне шанс! Не за себя прошу. За всех свободных людей, — Рыжий задумался, на секунду прервав безумную молитву. — И за всех сверхчеловеков!»

Джума возымела действие. Дамочка улыбнулась. Наклонилась к коляске. Что-то пробормотала «боссу». Помотала головой. Виляя задом, отправилась обратно, к подъезду.

Нельзя терять ни секунды. Коля рванул к ограде. Как опытный легкоатлет перекинулся и замер у угла. Опустившись на колени, выглянул. Женщина остановилась у входа. Посмотрела на малютку в коляске. На долю секунды Коля испугался, его заметили. Отпрянул, прислонился к стене, и, глубоко дыша, ждал своей участи. Нет, мертвый бог был на его стороне. Через секунду послышался звук хлопнувшей двери.

— Спасибо, — прошептал он, закрыв глаза

Времени мало. Рыжий вышел из укрытия. Приблизился к коляске. Заглянул. На него смотрели злобные глаза вражеского генерала в парадной светло фиолетовой форме с капюшоном.

— Попался, гниденыш!

Агент схватил «языка» обеими руками. Выдернул из коляски. Генерал, поняв, что попался, предпринял отчаянную попытку спастись. Испуганно, во все горло, заорал.

— Поздно, — разочаровал ее Рыжий, пряча за пазуху армейской куртки.

Обратный пути к ограде проделал в три шага. Перемахнул через нее, и со всех ног побежал в парк. Пленный неистово орал. Это привлекало внимания. Поднимало тревогу. Без сомнений, операция провалится на завершающем этапе. «Обидно!» — подумал Коля, доставая телефон.

— Отлично, агент, — воодушевленно заговорил команданте. — Не подвергайте себя излишней опасности. Я приказываю вам: отключите сирену. Немедленно отключи эту долбанную сигнализацию!

Не выпуская телефон из рук, Рыжий брезгливо извлек пленного офицера. Схватил за крохотные ножки и с размаха стукнул «генерала» об ствол паркового тополя. Удар пришелся в голову. Плачь стих. Для надежности Коля замахнулся еще раз. Что-то противно хрустнуло.

— Сирена отключена!» — доложил Коля в телефон, наблюдая как кровь пропитывает фиолетовый костюмчик. Большими каплями стекала на осеннюю листву.

— Отлично! — обрадовался команданте. — Теперь слушайте меня внимательно. Наши героические ученные обнаружили: для максимальной эффективности ассимиляции необходим отвар. Сварите ублюдка и ассимилируйте. Победа близка как никогда. Вы знаете, что делать!

— Так точно!

Рыжий сунул тело под ободранное пальто и быстрым шагом устремился к заброшенному складу.

Кровь Полины алела на желтых тополиных листьях, отражая скупые солнечные лучи. Через час, Бадди, кокер спаниель пенсионера Бронина, слизал их шершавым языком.

***

— Wunderwaffen у нас в руках, товарищ Че. Доложите главнокомандующему, мера времени у меня. Я… я не могу говорить. Конец связи.

Рыжий спрятал телефон во внутренний карман армейской куртки. Повернувшись спиной к пришедшим на ночевку клошарам, он принялся помешивать ассимиляционный материал. Сотейник кипел на пылающем костре. Стоять над ним было жарко.

— Что варишь, ущербный? — шепелявый дедок склонился над кастрюлей — Супец? Где мясо надыбал?

— Уйди! — закричал Коля, отталкивая бомжа. — Не подходи! Это мое!

— Э, ты чего! — на удивление спокойно отреагировал дедок, отшагнув от костра. — Хорош, баклан. Делиться надо. Вон у тебя сколько. Обожрешься.

Заметив в сотейнике плавающие куски мяса, мужичек судорожно сглотнул слюну.

— Э, братва! Вы чего молчите? — он посмотрел на сотоварищей, лениво рассаживающихся по своим обычным местам.

Не получив ни одобрения, ни поддержки, дедок предпринял еще одну попытку.

— Отойди, безответный…

— Мое! — во все горло заорал Коля. — Мое!

В голове Рыжего бушевал ураган. Столь близкая победа ускользала из рук. Даже угроза полного провала и срыв всей миссии не останавливало его. Это была его ассимиляция, его шанс вернутся на Кубу, его входной билет в клуб избранных, в лигу сверхчеловеков.

— Уйди! Не подходи! — он продолжал отпихивать наглого дедка.

На этот раз, нахал не отступил. Дедок, как упрямое животное, уперся ногами в засыпанный обломками пол сарая. Вцепился руками в лохмотья пальто соперника и не отступал ни на шаг. Коля тоже не сдавался. Схватив мужика за подолы старенькой форменной куртки-фуфайки с надписью «SunNet. Provider to magic», упорно пытался сдвинуть наглеца с места. Безрезультатно. Остальные бомжы, без особого интереса, наблюдали за схваткой. От возмущения и потуг лицо Рыжего покраснело. Кожа под слоем грязи сливалось с цветом растрепанных волос. Дедок же напротив, ехидно улыбался. Он почти не прилагал усилий и откровенно насмехался. Увидев издевательский оскал, терпение Коли лопнуло. Освободив правую руку, он замахнулся и огрел деда не сильной, но обидной оплеухой.

Воровская иерархия основана на силе и решительности. А у бывалых сидельцев и без того пониженный самоконтроль. Поэтому они чаще остальных нарушают закон. Светский закон. В то время как блатные понятия обязывают к противоположному. Дедок — зек со стажем поступил так, как привык, как должен был. Освободившись от некрепкого захвата, он наклонился и схватил первое, что попалось под руку. Большой осколок красного кирпича.

На долю секунду, в безумных глазах Рыжего промелькнула искра разума. Слабые люди называют искру разума страхом. Дедок часто видел такое. Слишком поздно. Без единого сомнения, зек наотмашь занес осколок. Удар получился хлестким и пришелся прямо в больной висок Николая. Острым краем. Испуг так и застыл на лице. Рыжий упал. Дедок, не спеша, словно гладиатор, ожидающий одобрение публики, опустился коленом на грудь поверженного. Следующие несколько ударов были лишними. Коля Рыжий был уже мертв. Оба мира, наш и тот, в котором он жил, погасли одновременно. Кто знает, в каком измерение он оказался? В несуществующем раю, который искал, или в аду, где жил.

— Жмудик конченый, — выругался дедок, вставая.

Выкинув окровавленный камень под стенку, наклонился к кипящей кастрюле:

— Ммм, пахнет рахманно! — подобрав пустую консервную банку из-под шпрот. Поддев рукав, вытер из нее грязь. — Налетай, братва!

Зачерпнул консервой жижу из сотейника.

— Ф, а… Горячая, падла! — дедок нетерпеливо задул на банку.

Через секунду, посчитав, что суп достаточно остыл, меленькими глоточками, медленно выпил.

— Ааа, овощей не хватает. И соли! — он зло посмотрел на труп товарища. — Баклан!

Бомжи медленно оживали. Некоторые повставали со своих мест и, опасливо косясь на тело Коли Рыжего, подходили поближе к костру.

— Ну, чего вы! — подбадривал дедок. — Давай, давай. Вкусно.

Зек поискал что-то под ногами. Поднял палочку и, поковыряв в кипящей кастрюле, поддел кусок мяса. Зашипел и плюхнул его в консервную банку. Нетерпеливо задул, приговаривая:

— Ах, мясцо. Барно, братва! Ништяк.

В два укуса, помусолив недолго беззубым ртом, проглотил почти целиком. Товарищи, смотрели с недоверием. Устоять перед соблазном оказалось невозможно. Один из них, в вязанной шапке с узорами, подобрал использованную палку и принялся ковыряться в вареве. Выискивал кусок побольше. Его примеру последовали остальные.

— Эй, что тут? — спросил неопрятный мужчина с глубоким шрамом на левой щеке.

В пяти шагах от костра, присыпанная камнями и другим строительным мусором, алела куча выпотрошенных останков. В кровавом нагромождении фиолетовым цветом выделялся детский костюмчик.

Почти одновременно с вопросом мужика прогремел хриплый крик. В следующее мгновение перешел в неистовый вой:

— Аааа!

Бородач в красной куртке с заправленным поясом, не оглядываясь, спотыкаясь об камни, отступал от кипевшей кастрюли. Ужас на грязном лице означал не больше, не меньше, чем неразорвавшуюся в его пальцах гранату. Но в вытянутой руке, насаженной на палке, висел кусок побелевшего мяса. По крохотным пальчикам с ноготками, набухшей пяточке узнавалась детская ножка.

По причине невероятности, этот очевидный факт доходил до бродяг постепенно. Первым из ступора вышел мужик со шрамом на лице. Он подбежал к костру. Ударом ноги опрокинул сотейник. Огонь зашипел. Жидкость растеклась. Пар от кипятка развеялся, и на полу, среди осколков камней, кусков штукатурки, шифера и другого мусора, предстала жуткая картина: серая плоть переваренного мяса ошметками отрывалось от костей. В адской массе четко проявлялись маленькая, детская ручка, со скрючившимися пальчиками и обрубок второй ножки.

***

В мерцающем свете огня, пробивающегося из металлической бочки, лицо Фили казалось особенно бледным. Дедок нехотя улыбался, но было заметно, он не разделял всеобщего веселья:

— А, Филька-то не выблевал ничего! — ржал мужик напротив. — Все блевали как подорванные. А этот хоть бы хны. Не впервой, видать. А, бродяга?

— Что продукт переводить? — процедил дедок. — Я ж не при делах!

— А что с трупом? — решился спросить Виру.

Но ответа на этот вопрос не получил. Бомжи, как тени, разбрелись по углам своей поруганной обители.

Вечер в компании вагабундов продолжился своим размеренным, несуетливым чередом.

Долговязый подвинулся ближе к дамочке в и обнял ее за плечи. На опухшем женском лице мелькнула приторная улыбка. Затем появилось брезгливое выражение прожженной кокетки.

— Отвянь!

Дама попыталась отстраниться. Мужчина не сдавался, крепче прижимаясь к подруге.

— Не вкуриваешь? Отвянь, говорю!

Женщина повернула измятое пьянством лицо к неудачливому кавалеру. В лучах костра Виру заметил, при каждом слове из беззубого рта брызжет слюна.

— Да ладно, Маха! Идем… — продолжение фразы блогер не расслышал. Долговязый галантно склонился к дамскому уху.

— Нет! Не раздупляешь что ли? — женщина снова оттолкнула ловеласа. Но сделала она это неохотно, дослушав трепетный шепот. Ясно, ее противление театрально преувеличено.

Виру усмехнулся. Незатейливый флирт двух отверженных. Неожиданная мысль блеснула в ночи простотой. «Любовь не имеет ничего общего с красотой! Эти понятия соревнуются в субъективности! Однозначно одно: и любовь, и красота в состоянии спасти лишь идеальный мир. Хотя чего его спасать если он идеальный? Наш же современный, далекий от совершенства мир удерживает от падения страсть — животный инстинкт размножения»

Из-за пылающей бочки, появился мужик в шапке ушанке. В свете пламени Виру разглядел на щеке ужасный шрам. От подбородка к виску под шапку простиралась старая рваная рана. Когда мужчина заговорил, блогер понял, это тот самый голос из невидимой темноты. Именно его слово имело окончательное значение в этой маргинальной компании. О том, что главный здесь он говорил и его внешний вид. Относительно чистая, а главное целая, хоть и не новая куртка, джинсы, высокие, теплые ботинки. Шапка ушанка смотрелась нелепо. Зато мужчина не мерз как остальные.

— Есть курить? — спросил он, присаживаясь на корточки.

Блогер достал початую пачку сигарет и протянул мужчине.

— Можно две? — спросил тот с напущено наглой вежливостью.

— Бери все, — уступил Виру. Со «старшим» необходимо «дружить»

— Благодарствую!

Мужчина закурил. Встал. Прошел куда-то в темноту и вернулся с деревянным ящиком. Пристроив ящик рядом с гостем, сел.

— А ты Пакле кем приходишься? — спросил он, громко выдыхая дым.

— Никем, — честно ответил парень. — За меня попросили из муниципального совета. Я для них пишу.

— В натуре, можешь разначить байку этого чертогона? — он кивнул на долговязого. — Порожняк это. Всей капеллой в отказ пойдем.

— Ну, я не выдаю своих источников, — успокоил его Виру. — Да и кому сейчас интересны источники?

Мужик одобрительно кивнул. Затянулся и щелчком отправил окурок в полет.

— Правильные люди имеют правильную жизнь, — сказал он, пряча руки в карманы. — А за неправильную — имеют.

— Верно, — согласился Филя, — за беспредел по-любасу отымеют. Фарт. Помню, был у меня кореш, еще до последней ходки. Аполлинарий. Безобидный, как моя разбитая бабка…