Параллельное существование

Чингиз Абдуллаев, 2010

Всемирно известный эксперт-аналитик Дронго не любит показываться на людях вместе со своей женой. Но в этот раз он поступается этим принципом. Российский бизнесмен Чистовский так настойчиво приглашает сыщика на свой день рождения, что отказаться невозможно. Кроме того, на роскошной вилле бизнесмена, расположенной на Сардинии, собирается любопытная компания... Но бурное веселье кончается внезапно и трагично. В собственной комнате гибнет известный плейбой Стивен Харт, а позже в гостиной умирает от яда грузинский делец Автандил Нарсия. У всех присутствующих железное алиби. Нет его только у самого Дронго..

Глава 5

За столом разместились все семь пар, при этом стол был развернут торцом в сторону моря, и все присутствующие могли видеть освещенное луной море. Никаких табличек на столах не было, каждый мог занимать место, которое ему нравится. Только первые места с обеих сторон были предназначены для хозяев виллы. Остальные места гости заняли в следующем порядке: три пары уселись с правой стороны стола. Первый стул занимал сам Альберт Чистовский. Рядом с ним разместились Глория и Артур Бэкманы, затем Джил и Дронго, а дальше сидели Автандил Нарсия со своей подругой. С левой стороны во главе стола занимала место Гражина Чистовская. Рядом заняли места Лев Давидович и его супруга, затем Стивен Харт и Аманда. Рядом с ней по странной прихоти судьбы оказались Гуру Дэ Ким Ен и его секретарь Руна. Марселю помогала женщина лет сорока пяти, очевидно, кухарка, о которой говорил Тадеуш. Она была в темном платье и подавала на стол блюда по мере их готовности.

Сначала всем предложили попробовать местного розового вина. Оно было легким и кислым. Судя по выражению лиц гостей, оно не произвело на них особого впечатления. Очевидно, Чистовский понял, что эксперименты пора прекращать, и на стол подали тосканские вина многолетней выдержки, которые привели гостей в настоящий восторг. При этом терпкое сладкое красное вино было просто великолепным, а белое, изготовляемое на Сардинии из мальвазии и муската, отличалось особым вкусом и приятно щекотало небо.

Марсель готовил традиционные рыбные блюда. Сначала подали свежие креветки, мидии, моллюски, которые приносили на больших блюдах, обложенных льдом. Затем появились сардины, фаршированные каперсами и сыром пекорино, который производили только на Сардинии.

Обязанности тамады взял на себя Автандил Нарсия. Он плохо говорил по-английски, добавляя иногда русские слова, которые Чистовскому приходилось переводить. Цветастые выражения, коими собирался поразить гостей Автандил, плохо удавались ему в переводе на английский язык. Гости часто смеялись, не понимая некоторых его выражений. Но Автандил старался изо всех сил.

— Мистер Нарсия просто поражает меня своей энергией, — сказала Аманда, глядя на тамаду.

— Мы, южане, всегда поражаем женщин своей неуемной энергией, — сразу сообщил Автандил, — и, может, поэтому так любим женское общество. Господин Дронго подтвердит, что самые пылкие влюбленные — это кавказцы.

— А я думала, что итальянцы, — усмехнулась Аманда.

— Никакого сравнения, — победно заявил Автандил.

— Не нужно хвастаться, — дернула его за руку Изольда.

— Я не хвастаюсь. Я говорю правду.

— Насколько я знаю, у мистера Харта мать была итальянкой, — разозлилась Изольда, обращаясь к мужу Аманды, — и поэтому, наверное, у вас такой темперамент, о котором говорит весь мир.

Она разговаривала со Стивеном явно в пику своему другу, который откровенно флиртовал с Амандой.

— Я стараюсь поддерживать свое реноме, — усмехнулся Стивен, — и если учесть, что Аманда моя четвертая жена и все четыре мои спутницы были самыми красивыми женщинами Старого Света, то признаюсь, что мне лестно слышать о моем темпераменте.

— Почему только Старого? — улыбаясь, спросила Аманда. — Мне казалось, что в Америке я тоже пользуюсь весьма большим вниманием.

— Безусловно, — согласился ее муж, — но американцы — снобы и прагматики. Их волнуют в первую очередь только деньги, политика — во вторую, их собственные семьи — в третью, а красивые женщины стоят только четвертыми в их приоритетах. Единственным мужчиной, которого, кроме политики, интересовал секс, был Билл Клинтон, да и тот едва не лишился своего поста только за то, что позабавился с этой толстой коровой.

Мужчины расхохотались. Глория нахмурилась.

— Он изменил своей супруге и обманул Конгресс, — напомнила она. — Мне кажется, что известный политик и вообще известный человек не имеет права вести себя подобным образом. И тем более лгать так откровенно.

— Лучше не лгать, — весело согласился Стивен Харт. — Только у бывшего французского президента Миттерана была не только супруга, от которой он имел двух сыновей, но и почти официальная любовница, от которой у него была взрослая дочь. Об этом знала вся Франция. Можете себе представить, что на похоронах жена и любовница стояли рядом, оплакивая бедного Франсуа, а дети плакали, чуть ли не взявшись за руки. Вот вам истинно французский подход. Он мне нравится гораздо больше.

— Это развращенность нравов, — вздохнул Дэ Ким Ен. — Мне кажется, вы привели неудачный пример. Господин Миттеран тяжело болел в последние годы и нуждался в утешении и поддержке, которую он находил у своей дочери. В таких случаях дочери часто оказываются незаменимыми друзьями, которые гораздо лучше понимают своих отцов. Возможно даже, он сожалел о грехах своей молодости.

— Ни о чем он не сожалел, — развеселился Стивен, — он любил женщин, и они любили его. Посмотрите, как ведет себя нынешний премьер Италии. Ему уже за семьдесят. Пересадил себе волосы на лысину, сделал подтяжку лица, внутреннюю очистку, разводится с женой и увлекается молодыми девочками несовершеннолетнего возраста. При этом он побеждает на выборах всех своих политических оппонентов и его любят простые итальянцы, которые понимают, что он не ханжа и не будет им лгать.

— Не уверен, что Берлускони образец идеального политика, — улыбнулся Дронго, — хотя его энергетике можно позавидовать.

— Вы непонятно говорите, — вмешалась Снежана Николаевна. — Так вы его осуждаете или, наоборот, поддерживаете? Очень интересно узнать ваше мнение о современных нравах.

Джил закусила губу, глядя на Дронго. Ей было интересно, что именно он ответит.

— Современные нравы слишком изменчивы, — спокойно ответил Дронго, — и подвержены колебаниям. В некоторых странах, даже католических, считают возможным разрешение однополых браков. И не видят в этом ничего предосудительного. В других странах их категорически запрещают. Мораль в обществе стала инструментом воздействия, но не превратилась в жестко очерченную догму. Возможно, наше время позволяет выбирать каждому свою свободу и свою мораль. И я не вижу в этом ничего дурного. Совсем другое дело, если ваша свобода и ваша мораль нарушают права и жизненные интересы других людей. Когда вы присваиваете себе право судить других людей и выносить им приговоры, часто субъективные и несовершенные с точки зрения общепринятой морали.

Лев Давидович нахмурился. Он понял, о чем говорит Дронго. Снежана Николаевна покраснела.

— Вы еще и моралист, — сказала она. — Я поздравляю вашу супругу с такой находкой, как вы.

— Нет, — ответил Дронго, — я не моралист. Но полагаю, что нормы, принятые в обществе, нужно соблюдать. И не пытаться осуждать людей за иное поведение, даже если оно противоречит вашим принципам морали. Но только в том случае, если вы не переступаете нормы и обычного уголовного права.

— Вы так туманно говорите, что вас трудно понять, — пожаловалась Аманда.

К столу начали подавать зажаренные на гриле большие королевские креветки, анчоусы и небольшую рыбку — гобиус, что в переводе означало «маленький язычник». По итальянской легенде, когда святой Антоний Падуанский произносил свои проповеди, его всплывала послушать вся рыба, кроме гобиуса, и отсюда пошло ее название.

— Мистер эксперт считает, что ваша свобода не должна ограничивать свободу остальных людей, — пояснил Артур Бэкман, обращаясь к Аманде, чем вызвал явное неудовольствие своей супруги.

— Вы ловко ушли от ответа, — заметила Снежана Николаевна.

— А мне кажется, что мораль — это то, что мы вкладываем в это понятие, — возразил Лев Давидович.

— Моралисты напоминают знахарей, которые готовят лекарство для других, а сами никогда его не пробуют, — улыбнулся Стивен.

— И вообще, легко проповедовать моральные нормы, а самому их не придерживаться, — согласно кивнул Автандил.

— Боюсь, что вы не правы, — возразил Дэ Ким Ен. — В пропасти, разделяющей личную мораль и общественную аморальность, лежит большая часть мирового зла.

Марсель прислал рыбу сибас, зажаренную на углях. Большие керамические блюда разносили каждому из гостей.

— Выпьем за красоту наших женщин, — предложил Автандил, — мир без них был бы гораздо скучнее.

— Ницше считал, что моральность — это стадный инстинкт в каждом человеке, — вспомнил Стивен Харт, — поэтому к черту любую мораль. Самый слабый человек — самый лучший, так получается у моралистов. А я с этим никогда не был согласен.

— У каждого народа свои понятия морали, — вмешался Чистовский, — на некоторых островах Полинезии отец должен лишить девственности свою дочь. И это практикуется до сих пор.

— Поэтому мы цивилизованные люди и отличаемся от дикарей, — вставил Дэ Ким Ен.

— Это настоящее варварство, — поддержала его Глория, — даже слушать о таком кошмаре мне кажется ужасным.

— Должны существовать общепринятые нормы, — продолжал Дэ Ким Ен, — которые признаются во всем цивилизованном мире. И то, что приемлемо для цивилизованных народов, может распространяться и на других людей.

— Это вы перегнули, достопочтимый Гуру, — рассмеялся Стивен Харт, — я легко опровергну ваши слова. Вы видите внизу сауну, которую хозяин виллы соорудил для своих гостей?

— Этот домик внизу? Да, я его вижу. А почему вы о нем спрашиваете?

— С итальянской точки зрения, на пляже можно загорать топлесс, — сообщил Стивен, — и на многих продвинутых пляжах итальянки так и загорают. А вот с точки зрения немцев, в саунах нельзя оставаться в одежде. Нужно полностью раздеваться, когда вы сидите все вместе в сауне. Надеюсь, вы не станете отрицать, что итальянцы и немцы два самых цивилизованных и культурных народа. Как в этом случае распространять «положительный опыт» купания в саунах на другие цивилизованные народы?

Конец ознакомительного фрагмента.