Глава 5
За столом разместились все семь пар, при этом стол был развернут торцом в сторону моря, и все присутствующие могли видеть освещенное луной море. Никаких табличек на столах не было, каждый мог занимать место, которое ему нравится. Только первые места с обеих сторон были предназначены для хозяев виллы. Остальные места гости заняли в следующем порядке: три пары уселись с правой стороны стола. Первый стул занимал сам Альберт Чистовский. Рядом с ним разместились Глория и Артур Бэкманы, затем Джил и Дронго, а дальше сидели Автандил Нарсия со своей подругой. С левой стороны во главе стола занимала место Гражина Чистовская. Рядом заняли места Лев Давидович и его супруга, затем Стивен Харт и Аманда. Рядом с ней по странной прихоти судьбы оказались Гуру Дэ Ким Ен и его секретарь Руна. Марселю помогала женщина лет сорока пяти, очевидно, кухарка, о которой говорил Тадеуш. Она была в темном платье и подавала на стол блюда по мере их готовности.
Сначала всем предложили попробовать местного розового вина. Оно было легким и кислым. Судя по выражению лиц гостей, оно не произвело на них особого впечатления. Очевидно, Чистовский понял, что эксперименты пора прекращать, и на стол подали тосканские вина многолетней выдержки, которые привели гостей в настоящий восторг. При этом терпкое сладкое красное вино было просто великолепным, а белое, изготовляемое на Сардинии из мальвазии и муската, отличалось особым вкусом и приятно щекотало небо.
Марсель готовил традиционные рыбные блюда. Сначала подали свежие креветки, мидии, моллюски, которые приносили на больших блюдах, обложенных льдом. Затем появились сардины, фаршированные каперсами и сыром пекорино, который производили только на Сардинии.
Обязанности тамады взял на себя Автандил Нарсия. Он плохо говорил по-английски, добавляя иногда русские слова, которые Чистовскому приходилось переводить. Цветастые выражения, коими собирался поразить гостей Автандил, плохо удавались ему в переводе на английский язык. Гости часто смеялись, не понимая некоторых его выражений. Но Автандил старался изо всех сил.
— Мистер Нарсия просто поражает меня своей энергией, — сказала Аманда, глядя на тамаду.
— Мы, южане, всегда поражаем женщин своей неуемной энергией, — сразу сообщил Автандил, — и, может, поэтому так любим женское общество. Господин Дронго подтвердит, что самые пылкие влюбленные — это кавказцы.
— А я думала, что итальянцы, — усмехнулась Аманда.
— Никакого сравнения, — победно заявил Автандил.
— Не нужно хвастаться, — дернула его за руку Изольда.
— Я не хвастаюсь. Я говорю правду.
— Насколько я знаю, у мистера Харта мать была итальянкой, — разозлилась Изольда, обращаясь к мужу Аманды, — и поэтому, наверное, у вас такой темперамент, о котором говорит весь мир.
Она разговаривала со Стивеном явно в пику своему другу, который откровенно флиртовал с Амандой.
— Я стараюсь поддерживать свое реноме, — усмехнулся Стивен, — и если учесть, что Аманда моя четвертая жена и все четыре мои спутницы были самыми красивыми женщинами Старого Света, то признаюсь, что мне лестно слышать о моем темпераменте.
— Почему только Старого? — улыбаясь, спросила Аманда. — Мне казалось, что в Америке я тоже пользуюсь весьма большим вниманием.
— Безусловно, — согласился ее муж, — но американцы — снобы и прагматики. Их волнуют в первую очередь только деньги, политика — во вторую, их собственные семьи — в третью, а красивые женщины стоят только четвертыми в их приоритетах. Единственным мужчиной, которого, кроме политики, интересовал секс, был Билл Клинтон, да и тот едва не лишился своего поста только за то, что позабавился с этой толстой коровой.
Мужчины расхохотались. Глория нахмурилась.
— Он изменил своей супруге и обманул Конгресс, — напомнила она. — Мне кажется, что известный политик и вообще известный человек не имеет права вести себя подобным образом. И тем более лгать так откровенно.
— Лучше не лгать, — весело согласился Стивен Харт. — Только у бывшего французского президента Миттерана была не только супруга, от которой он имел двух сыновей, но и почти официальная любовница, от которой у него была взрослая дочь. Об этом знала вся Франция. Можете себе представить, что на похоронах жена и любовница стояли рядом, оплакивая бедного Франсуа, а дети плакали, чуть ли не взявшись за руки. Вот вам истинно французский подход. Он мне нравится гораздо больше.
— Это развращенность нравов, — вздохнул Дэ Ким Ен. — Мне кажется, вы привели неудачный пример. Господин Миттеран тяжело болел в последние годы и нуждался в утешении и поддержке, которую он находил у своей дочери. В таких случаях дочери часто оказываются незаменимыми друзьями, которые гораздо лучше понимают своих отцов. Возможно даже, он сожалел о грехах своей молодости.
— Ни о чем он не сожалел, — развеселился Стивен, — он любил женщин, и они любили его. Посмотрите, как ведет себя нынешний премьер Италии. Ему уже за семьдесят. Пересадил себе волосы на лысину, сделал подтяжку лица, внутреннюю очистку, разводится с женой и увлекается молодыми девочками несовершеннолетнего возраста. При этом он побеждает на выборах всех своих политических оппонентов и его любят простые итальянцы, которые понимают, что он не ханжа и не будет им лгать.
— Не уверен, что Берлускони образец идеального политика, — улыбнулся Дронго, — хотя его энергетике можно позавидовать.
— Вы непонятно говорите, — вмешалась Снежана Николаевна. — Так вы его осуждаете или, наоборот, поддерживаете? Очень интересно узнать ваше мнение о современных нравах.
Джил закусила губу, глядя на Дронго. Ей было интересно, что именно он ответит.
— Современные нравы слишком изменчивы, — спокойно ответил Дронго, — и подвержены колебаниям. В некоторых странах, даже католических, считают возможным разрешение однополых браков. И не видят в этом ничего предосудительного. В других странах их категорически запрещают. Мораль в обществе стала инструментом воздействия, но не превратилась в жестко очерченную догму. Возможно, наше время позволяет выбирать каждому свою свободу и свою мораль. И я не вижу в этом ничего дурного. Совсем другое дело, если ваша свобода и ваша мораль нарушают права и жизненные интересы других людей. Когда вы присваиваете себе право судить других людей и выносить им приговоры, часто субъективные и несовершенные с точки зрения общепринятой морали.
Лев Давидович нахмурился. Он понял, о чем говорит Дронго. Снежана Николаевна покраснела.
— Вы еще и моралист, — сказала она. — Я поздравляю вашу супругу с такой находкой, как вы.
— Нет, — ответил Дронго, — я не моралист. Но полагаю, что нормы, принятые в обществе, нужно соблюдать. И не пытаться осуждать людей за иное поведение, даже если оно противоречит вашим принципам морали. Но только в том случае, если вы не переступаете нормы и обычного уголовного права.
— Вы так туманно говорите, что вас трудно понять, — пожаловалась Аманда.
К столу начали подавать зажаренные на гриле большие королевские креветки, анчоусы и небольшую рыбку — гобиус, что в переводе означало «маленький язычник». По итальянской легенде, когда святой Антоний Падуанский произносил свои проповеди, его всплывала послушать вся рыба, кроме гобиуса, и отсюда пошло ее название.
— Мистер эксперт считает, что ваша свобода не должна ограничивать свободу остальных людей, — пояснил Артур Бэкман, обращаясь к Аманде, чем вызвал явное неудовольствие своей супруги.
— Вы ловко ушли от ответа, — заметила Снежана Николаевна.
— А мне кажется, что мораль — это то, что мы вкладываем в это понятие, — возразил Лев Давидович.
— Моралисты напоминают знахарей, которые готовят лекарство для других, а сами никогда его не пробуют, — улыбнулся Стивен.
— И вообще, легко проповедовать моральные нормы, а самому их не придерживаться, — согласно кивнул Автандил.
— Боюсь, что вы не правы, — возразил Дэ Ким Ен. — В пропасти, разделяющей личную мораль и общественную аморальность, лежит большая часть мирового зла.
Марсель прислал рыбу сибас, зажаренную на углях. Большие керамические блюда разносили каждому из гостей.
— Выпьем за красоту наших женщин, — предложил Автандил, — мир без них был бы гораздо скучнее.
— Ницше считал, что моральность — это стадный инстинкт в каждом человеке, — вспомнил Стивен Харт, — поэтому к черту любую мораль. Самый слабый человек — самый лучший, так получается у моралистов. А я с этим никогда не был согласен.
— У каждого народа свои понятия морали, — вмешался Чистовский, — на некоторых островах Полинезии отец должен лишить девственности свою дочь. И это практикуется до сих пор.
— Поэтому мы цивилизованные люди и отличаемся от дикарей, — вставил Дэ Ким Ен.
— Это настоящее варварство, — поддержала его Глория, — даже слушать о таком кошмаре мне кажется ужасным.
— Должны существовать общепринятые нормы, — продолжал Дэ Ким Ен, — которые признаются во всем цивилизованном мире. И то, что приемлемо для цивилизованных народов, может распространяться и на других людей.
— Это вы перегнули, достопочтимый Гуру, — рассмеялся Стивен Харт, — я легко опровергну ваши слова. Вы видите внизу сауну, которую хозяин виллы соорудил для своих гостей?
— Этот домик внизу? Да, я его вижу. А почему вы о нем спрашиваете?
— С итальянской точки зрения, на пляже можно загорать топлесс, — сообщил Стивен, — и на многих продвинутых пляжах итальянки так и загорают. А вот с точки зрения немцев, в саунах нельзя оставаться в одежде. Нужно полностью раздеваться, когда вы сидите все вместе в сауне. Надеюсь, вы не станете отрицать, что итальянцы и немцы два самых цивилизованных и культурных народа. Как в этом случае распространять «положительный опыт» купания в саунах на другие цивилизованные народы?
Конец ознакомительного фрагмента.
