Реальный киберпанк

Чаласлав, 2023

Агент спецслужб после многих лет оперативной работы выясняет, что в связи с развитием технологий может добиться больших успехов, общаясь с террористами в социальной сети, нежели гоняясь за ними в поле. Но не он один сделал для себя этот вывод. Мировая паутина уже переполнена специальными ботами, имитирующими поведение реальных пользователей. К кибератакам какого рода готовятся хакеры, политтехнологи, ведомства и инфлюенсеры всех мастей? Вовремя ли спохватился одинокий специалист по кибербезопасности, или же мир изменился безвозвратно?

Демоны прошлого 2.0

Вечно зло. Вновь и вновь бесы прошлого Атакуют мою седину. Тяжело Жить, не ставя ни в грош слова И спугнув шанс загладить вину.

Они называли это «унылая пора»: промежуток времени после возвращения курсантов с рождественских праздников и до весенних каникул. Морозы, усиливаемые завывающими северными ветрами, проносились через горы и вниз по реке Гудзон, обрушиваясь на крепостные здания Вест-Пойнта. Униформа, стены, бетон, нависшие тучи — всё было серым. Если бы курсанты не скользили по обледенелым тротуарам, направляясь на занятия, никто бы и не знал, чем земля отличается от неба.

Они редко покидали территорию комплекса. Это было самое трудное время года в академическом плане, к тому же большинство из них копили все деньги на желанные весенние каникулы в середине марта. Так что в перерывах между зубрёжкой курсанты проводили бесконечные часы, болтаясь в казарменных кубриках, стреляя курево, подшучивая друг над другом и замышляя изощренные шалости.

В один особенно унылый день Клинт срезал путь по лестнице за кадетской столовой — обычный маршрут во время похолоданий, чтобы укрыться от резких шквалов. Клинт никогда не обращал особого внимания на стандартизированную уставную атрибутику казарм, когда спешил на верхние этажи, но в тот день он хотел насладиться теплом подольше, отчего поднимался по лестнице довольно медленно, глазея по сторонам.

Именно тогда он впервые обратил внимание на доску для справок. Это была стеклянная панель, прикрепленная к стене, под которой приводились имена и номера телефонов ключевых сотрудников, занимающихся логистикой кампуса, — официальные лица, должности и добавочные номера телефонов. Он замер, ухмыльнулся, вытащил свой блокнот с ручкой и скопировал список сотрудников мясокомбината Вест-Пойнт — организации, возглавляемой человеком по фамилии Карфицци.

В начале 1990-х годов Вест-Пойнт существовал в своей традиционной спартанской манере — изолированный бастион менее чем в пятидесяти милях от Нью-Йорка, но в нескольких бесконечностях от цивилизации. Курсанты заучивали наизусть первую полосу «Нью-Йорк таймс» от новостного голода. Но после первого семестра каждому кубрику из двух-трёх курсантов разрешалось завести радио. Помимо него, академия выделила каждой роте по одному телевизору, и старшие классы — старшекурсники звались «новобранцами», а младших обзывали «телятами», — были единственными, кто мог смотреть телек в течение недели. Телефонный звонок позволялся, однако ты должен был часами дожидаться дозвона в подвале, где телефонные будки, спрятанные среди серых стен барака, изредка обеспечивали связь с внешним миром. Вест-Пойнт был тюрьмой, добровольным заключением для тех, кто хотел поступить на службу в лучшие подразделения армии США. Самое крутое образование, которое не надо было покупать. А для тех, кто умудрялся пережить эти четыре года — членство в величайшем братстве мира: Долгой Серой Прямой (Long Gray Line, шеренга солдат).

Внутри была местная телефонная сеть для администрации казармы, примерно полдюжины телефонов на каждые 120 курсантов. Внутренние телефонные линии были только для официальных дел, по крайней мере, так значилось в уставе. Но для Клинта и его друзей они оказались способом немного развлечься, поворошить, так сказать, авторитарную систему единоначалия.

Розыгрыши начинались просто и заканчивались смешками. Курсанты разыгрывали других в приземлённых целях — заставить кого-то вместо себя подметать коридоры перед мнимой проверкой коменданта, или собирать мелочь «на курьера с корреспонденцией». Глупые хохмы неисправимых балбесов, засоряющих телефонный эфир. Бедные дневальные никогда не знали мчаться ли им исполнять поручение или не верить и вешать трубку с саркастичным: «ха-ха».

Злым гениям из кубрика Клинта повезло, что в их ряды затесался особенно подкованный в области коммуникаций электронщик. Однажды он порылся в незапертой телефонной будке в коридоре и быстро сообразил, как подключить к своей комнате телефон, который был соединён прямой линией с административной комнатой другой кадетской роты. Они нашли старый аппарат в кладовке и принялись за дело. У Клинта в руках оказалась собственная фантомная телефонная связь со всей академией. Прямиком из кубрика. Веселье начиналось.

Клинт собирался с приятелями вокруг скопированного им с доски для справок списка контактов округа и стал обзванивать всех подряд. Когда кого-то кривляньями и передразниванием удавалось взбесить настолько, что тот бросал трубку — они хохотали. Но такое веселье быстро наскучило. Хотелось реальных результатов от попавшего в руки инструмента воздействия. И, надо признать, достижения Клинта в телефонном хулиганстве сегодня его немного даже пугают. Он быстро поднаторел в искусстве внушения, овладев техникой, которую маркетологи сегодня называют «программированием поведения». К примеру, однажды он убедил тяжёлое на подъём снегоуборочное отделение жилищно-коммунальных служб Вест-Пойнта расчистить от снежных наносов центральный плац для парада в честь посадки вертолёта президента. Бедные трактористы работали спозаранку, пока не подозревавший, что его где-то ждут с визитом, Джордж Буш-Старший наслаждался покоем у себя в резиденции в то суровое зимнее утро.

Клинт осознал тогда ценность знания внутренней кухни. Чем исчерпывающей оказывалась информация о том объекте, на который была нацелена его шалость, тем обширней у него было поле для манёвров — было проще импровизировать, соря именами и фамилиями, названиями отделов, улиц и другими сведениями. Доверие собеседника обеспечивало его покорность. Имена, звания и номера телефонов предоставляли необходимые разведданные, чтобы махинации казались по-настоящему правдоподобными, принося желаемые плоды.

— Карфицци! — гаркнул Клинт в трубку своё первое из сотен телефонных обращений на этот номер в течение следующих нескольких лет.

— Да, кто это? — пробурчал грубый, сварливый голос пожилого мужчины на другом конце провода.

Клинт связался с руководителем мясокомбината Вест-Пойнта и всего лишь из этих нескольких слов вынес для себя, что он идеально соответствует характеристикам «жертвы». Его речь, его интонация выдавали, что он был сердитым, усталым и разочарованным. То, что надо. Всё должно было пройти как по маслу.

— Ты знаешь, кто. Это Перес, — выдал себя за его подчинённого, начальника текущей смены, Клинт.

Да, это была авантюра, но, если бы она сработала, Клинт понял, что сможет свести этого бедолагу с ума.

— Перес? Что-то случилось? — Карфицци казался озадаченным, но, кажется, он ещё не полностью поверил.

— А ты не догадываешься? Нам нужно больше куриных котлет. Давай их сюда живей.

Клинт знал, что в тот день в меню были куриные котлеты и кукурузная каша — любимый зимний обед курсантов.

— Ты о чём вообще? — Карфицци пока не вёлся.

— Брось, старик, я устал прикрывать тебя.

Клинт бросил ему вызов, зная, что у каждого заведующего есть воровской грешок за душой.

— Эй, ты не смеешь так со мной разговаривать, — возмутился он.

— Любой сможет говорить с тобой, как захочет, если будет знать столько же, сколько я. А теперь не валяй дурака; тащи сюда эти чертовы тефтели, или будем разговаривать уже в другом месте.

Клинт бросил трубку, и курсанты расхохотались, предполагая, что Перес схватит по шапке, когда столкнётся со своим взъярённым боссом.

На следующий день в то же время Клинт вновь позвонил Карфицци, представившись уже другим работником мясокомбината. Тот же результат: он купился. Прошло несколько дней, затем Клинт позвонил Карфицци по тому же номеру и выдал себя за другое лицо из организационной структуры, которую он также скопировал в блокнот. Через неделю или две Клинт перебрал всех сотрудников Карфицци и вернулся в начало списка.

— Карфицци! — гаркнул он в трубку.

— Кто это?

— Перес!

— О, да что ты? А кто же тогда стоит передо мной — клон?

На тот день игра закончилась. На следующий день Клинт крикнул:

— Заткнись, старик, я надеру тебе задницу! — он уже знал, что заденет Карфицци, потому что любой вызов его старшинству и власти приводил его в бешенство.

— Тебе лучше надеяться, что я никогда тебя не найду!

С Карфицци было довольно. Клинт услышал усталость в его голосе и понял, что уже сидит у него в печёнках. Клинт повесил трубку. В течение следующих нескольких недель он продолжал звонить Карфицци, но звонки стали рутинными: он отвечал, злился и быстро клал трубку. Нужен был новый манёвр, чтобы расшевелить его. И Клинт разработал подход, который назвал «бумепранком».

В пятницу все сотрудники академии разошлись по домам. К шести вечера офисы Вест-Пойнт за пределами центрального кадетского корпуса были закрыты ставнями. Все звонки шли прямо на автоответчики, что дало Клинту новый способ сводить Карфицци с ума. Он просмотрел телефонный справочник академии, методично позвонил по всем номерам и каждому оставил по одному сообщению. В них Клинт выдавал себя за Карфицци и оставлял его номер, убеждая, что «со мной нужно будет немедленно связаться». Поликлиника, уборщица, ветлечебница, касса билетёрши — Карфицци не подозревал, но он в течение выходных связался со всеми без исключения на базе, и в понедельник, как Клинт и предполагал, каждый из этих лояльных государственных служащих поспешил перезвонить обеспокоенному директору мясокомбината.

Подготовка всех компонентов бумепранка заняла весь уикенд и включила в себя всего около сотни телефонных звонков. Карфицци пришлось отвечать на вопросы о «диких собаках, бегающих по мясокомбинату», и «заболевших курсантах», которых тошнило от испорченных гамбургеров. Оператор снегоуборочной машины, возможно, появился, чтобы очистить погрузочную площадку, и оркестр академии выполнил просьбу сыграть на церемонии по случаю его выхода на пенсию. Клинт состряпал десятки фальшивых историй для автоответчиков.

Неделю спустя он набрал свой любимый номер.

— Карфицци?! — гаркнул Клинт.

Карфицци ответил. Усталым, недовольным и почти печальным голосом:

— Почему ты так со мной поступаешь?

* * *

Карфицци заставил его задуматься. Действительно, почему он так с ним поступал? Розыгрыши были детскими, но хитрыми и неэтичными, и притом удивительно забавными. Ему и его приятелям они предоставили возможность бросить вызов авторитарной системе, лишавшей курсантов детства, а также способ отплатить угнетателям сторицей. Телефонный мятеж против власть имущих. Карфицци, к сожалению, принял на себя основную тяжесть махинаций юного Уоттса, но в конечном итоге он стал самой полезной полевой подготовкой, которую Клинт получил в Вест-Пойнте — неофициальный курс социальной инженерии, основы кибератак и операций внушения. Карфицци дал ему необходимую практику, чтобы научиться разговаривать с врагами: хакерами, террористами и интернет-троллями, которых он ныне отслеживает в социальных медиа. Шалости помогли ему понять, как плохие люди используют хороших для достижения своих задач.

Клинт прошёл довольно занятный путь от розыгрыша сотрудников академии до общения в Твиттере с террористами. Путь от выпускника школы воздушно-десантных войск, от рейнджера, от офицера пехоты, служащего в 101-й воздушно-десантной дивизии, до выслеживания экстремистов в бостонской кофейне. Путь от агента ФБР в целевой группе по борьбе с терроризмом до спикера на брифинге в Комитете по разведке Сената о вмешательстве РФ в выборы в США. В этом не было какой-то глобальной стратегии или изначального замысла — в этом даже нет, наверное, высшего смысла, — но каким-то образом Клинт Уоттс оказался именно там, где в нём особо нуждались.

У мальчишек в Миссури было, в основном, четыре развлечения: бейсбол, баскетбол, футбол и войнушки. Клинту не хватало роста, веса, скорости и таланта, чтобы пробиться в первые три, поэтому даже в средних классах он не бросал воображаемые пострелушки. А после фильма «Парни, что надо» (The Right Stuff) он стал одержим военной авиацией. Клинт изучил и запомнил характеристики почти каждого боевого самолета в истории. В кукурузных полях за домом он наблюдал за испытательными полётами военной продукции McDonnell Douglas, мчащейся над речными долинами, мечтая стать лётчиком-истребителем. То есть до тех пор, пока родители не обнаружили, что его зрение хуже некуда, что лишило его какой-либо надежды поступить на пилота.

Клинт зарылся в библиотеку и начал читать все книги о войне, которые там находил. Он мог бы рассказать почти всю историю Второй мировой — как на Европейском, так и на Тихоокеанском театрах — по памяти. Следующей стала война во Вьетнаме. Потом он перелопатил все книги, фильмы и телешоу о Холодной войне, какие только появлялись, и это привело его к историям о шпионах, разведке, ЦРУ и ФБР. Клинт полюбил их всем сердцем, и ему не терпелось покинуть пригород Сент-Луиса и отправиться служить своей стране. К старшим классам Клинт нацелился на Вест-Пойнт, и однажды на кухне, прочитав об армейских рейнджерах, он объявил маме: «я собираюсь стать воздушно-десантным рейнджером в 101-й дивизии». Десять лет спустя Клинт прибыл в Форт-Кэмпбелл, штат Кентукки, и воплотил свой трёп в реальность.

Какие разные судьбы у патриотов США и РФ. На другой стороне земного шара точно так же грезил полётами и военной службой мой сослуживец Львов Илья Сергеевич. Зачитывая истории о боевых подвигах до дыр, засматривая классические советские киноленты о войне, Илья мечтал встретить друзей-однополчан и вместе с ними служить Отечеству, которое как и множество его ровесников писал с заглавной буквы. Вокруг рушилась экономика, российские регионы превращались в «депрессивные зоны», но в его мечтах родным огоньком теплился абстрактный очаг Родины. Казалось, что просто нужно встать в строй, и тогда всё станет простым и понятным — обозначится враг, который моментально сбежит от дружного зычного боевого клича красивых молодых закованных в нарядную армейскую форму горящих любовью и преданностью граждан самой большой и самой лучшей страны на свете.

Илья был очень вынослив и целеустремлён. Ещё в детстве осознав, что армейская служба на благо Родины требует от него хорошей физической формы и закалённого характера, он стал заниматься спортом. Вы когда-нибудь встречали человека с мозолями на костяшках пальцев? У Ильи они были — от отжимания на кулаках. Каждый день по столько раз, что кожа стиралась. До встречи с Ильёй мне не попадались люди самоотверженней, честней, надёжней и… наивней. Илья поступил в высшее военное училище, откуда должен был выпуститься офицером. Но не выпустился. Разлуку с родными он пережил. Лишение привычного образа жизни — тоже (ни книжек, ни фильмов, ни песен, один только в сердце огонь). Но повальная бессмысленность строго контролировавшийся бесцельности — сводила с ума. Вместо сплочённого коллектива товарищей-однополчан Илья столкнулся со звереющими самцами, запертыми в клетку, — то есть: с похотью, злобой, коварством, воровством, соперничеством и ненавистью. А ещё с безалаберностью и развалом экономики. Коррупция и кумовство уничтожили все социальные институты РФ, даже армию, съедавшую львиную часть бюджета, что и вскрылось в феврале 2022, когда Zоперация вместо блицкрига оказалась бойней.

В высшем учебном заведении по подготовке офицеров банально не было душевых кабин или хотя бы солдатских «бань». Илья мочил «вафельное» полотенце под струйкой рукомойника и вытирал подмышки, чтобы хоть как-то поддерживать гигиену. Через несколько дней растёртая кожа загноилась, родители забрали Илью на лечение, и с офицерским будущим пришлось распрощаться. Но Илью призвали в обычные мотострелки, и он попал в учебку водителей БМП. Там Илья, которого уже тошнило от реальности, проявил упрямство, и один из сержантов опустил ему на голову табурет. Рассечение пришлось зашивать в госпитале, и в эти прекрасные мгновения к нему повадились следователи допытывать, кто стал причиной его травмы.

В армии дружбы нет. Если парни испытывали друг к другу чувства товарищеской привязанности, которыми Илья восторгался в военных кинофильмах, то их называли «гомиками» и подвергали остракизму. Так что в казармах процветало только взаимовыгодное партнёрство. Если с человека было что взять, тогда завязывалось общение. Покурить, выпить, скинуться на проститутку — какая ценность ещё могла быть востребована? Да та же, что и во все времена земной истории — информация. Тесная общинность солдат позволяет всегда быть в курсе личной жизни соседа, а кому-нибудь эти сведения могут быть выгодны. Солдаты закладывают друг друга, и это считается изощрённым искусством. Наш старшина хвастался, что его осведомителями всегда были те, на кого взвод никогда не мог подумать. Но имена раскрывались только после демобилизации. Если же тебя раскрывали, как доносчика, — тебя ждал позор, всеобщее презрение и самая обидная кличка из всех — «суч». В высшей мере лицемерная защита морали от предателей, но маргинальным структурам почему-то важно выделять повсеместную постыдную практику в отдельную категорию и заниматься показательной поркой «нарушителей», мол, вот как мы честь и достоинство блюдём. Страшная правда существования деградирующего народа.

Илью допытывали с изощренным садизмом. Так называемые стражи порядка в лице прокуроров и следователей угрожали Илье последствиями для его семьи. Они сыпали личными данными его родственников в лучшей манере юного Клинта, разыгрывавшего должностных лиц академии, угрожая расправой над ними так, что Илье казалось всё дурным сном. Ну, не могли офицеры прокуратуры так себя вести с солдатом, получившим стулом по голове. Не шпиона же они ловили, а выясняли простое нарушение субординации в занюханной учебке. И мальчишка сломался. Илья назвал фамилию обидчика, на сержанта завели дело и их обоих оставили служить в том же подразделении на тех же должностях. Типичная судебно-процессуальная практика в РФ.

Илье конечно же объявили бойкот и устроили травлю. Было ужасно. И тут ему предложили поехать в бригаду уборщиков в военный санаторий под Ленинградом. Илья согласился и попал в лапы безумного полковника. Все в санатории уже были в курсе, что Илья — «суч», так что его и там ждала веселая жизнь. Но к самой тяжёлой работе по уборке прилагалось и исполнение прихотей доведенного до отчаяния одиночеством полковника. Подробностей Илья не рассказывал, но я полагаю, что физически вряд ли Илью осмеливались трогать после истории с прокуратурой. Однако находиться в звуковом фоне вечного порицания, обзывательств, ненависти и унижений — та ещё перспективка. Но и она закончилась. Илью направили в наш разведвзвод, а Дагестан, к счастью, не славится дисциплиной. Без устава, заполучив отдельный кубрик, Илья наконец-то отдохнул, хотя и молва о том, что он — «суч», его опередила. Рассказал об этом второй наш водитель из той же учебки, что и Илья, но у нас были более либеральные нравы, чем в закрытых военных частях материка. Я сдружился с Ильёй и лениво пытался раскрыть всем глаза на то, что на самом деле это второй водитель «суч», раз он растрепал данные по Илье. Но всем было по боку, наши разведчики были заняты продажей всего, что плохо в части лежит, и разводом на деньги контрактников. Всё закончилось тем, что Илья напился и полез к второму водителю драться, приговаривая: «хватит меня сучить», а второй водитель его побил. Я не вмешался, надеясь что побои (синяк под глазом. При полковнике Санчике даже эта"травма"могла стать доказательством неуставных отношений. При Санчике, например, из моего взвода загремел на нары рядовой Земцов) можно будет снять в полиции и завести на второго водителя дело, но Илья отказался. Мы не сошлись с ним видением не только в этом вопросе. Я не привык разбрасываться друзьями и собирался после армии навестить Илюху дома, может даже найти в Череповце жильё и работу, и поделился с ним этими планами. Мы лежали на шконках в его кубрике и слушали хэви-метал с мобильника. В армии рок не признавали, слушая блатняк, попсу или рэп, поэтому, когда мне отец прислал по почте флэшку с музыкой, мы будто выбирались из гнусного ада в другой мир на время прослушивания. Но даже эта атмосфера близкого дембеля не действовала на Илью. Он был категоричен.

— Я не хочу, чтобы ты ехал ко мне. Любое армейское лицо будет напоминать мне о пережитых ужасах. Даже твоё.

Это было моё первое разочарование в дружбе, но я понимал, что как бы я ни старался, каким бы полезным и надёжным товарищем бы не был, я не смогу снять психологический груз, лишающий человека человечности. Выжить — не главное, важно знать, для чего. Это стремление делает выживание лишь способом достижения. Но иногда всё-таки средства перевешивают цель, и тогда сознанию ничего не остаётся, как закрыть эту страницу чёрной драпировкой и делать вид, что её никогда не было.

Клинт любил армейские занятия, и у него неплохо получалось. Но большинство его достижений в пехоте произошли не от того, что он был крутым «рейнджером», а от того, что Уоттс был лучшим офицером разведки. В школе и дома он с удовольствием изучал сталинскую танковую доктрину, тактику повстанцев в Сальвадоре и моджахедов на Ближнем Востоке. После терактов 11 сентября Клинт думал, что скоро возглавит роту морпехов в Афганистане, но вместо этого ему позвонили из ФБР. Клинт отправил по почте анкету вербовщику в августе 2001 года, впрочем, после нападений «Аль-Каиды», Бюро начало набирать новичков так, как никогда раньше. ФБР задрало проходную планку выше некуда, и всё равно Клинт проскользнул, буквально чиркнув её макушкой. Он поступил в Бюро в 2002 году, стал специальным агентом в объединённой целевой группе по борьбе с терроризмом в Портленде, и… возненавидел это. Его первая работа в ФБР закончилась в 2003 году. Клинт наслаждался борьбой с терроризмом: допросами, слежкой и разработкой источников, и служил с отличной командой следователей, которые многому научили его за короткое время, но Клинт терпеть не мог бюрократические проволочки и особенно своего начальника. И ФБР, и Клинт несут равную ответственность за скорое его увольнение, ведь Клинт слишком быстро перешёл от военной жизни к гражданской, а ФБР в 2002 и 2003 годах было не слишком тактичным после 11 сентября.

Разочарованный своей первой должностью в ФБР, Клинт отправился в Калифорнию и, после пары месяцев преподавания алгебры в средней школе, я поступил в аспирантуру в Монтерее. Все время, пока он сидел на занятиях по международной безопасности и развитию в Институте международных исследований Миддлбери, Клинт думал: «Чувак, вот бы эти знания тебе да в армии и ФБР!»

После окончания учёбы в 2005 году Клинт вернулся в свою альма-матер и относительно новый Центр по борьбе с терроризмом в Вест-Пойнте (известный как CTC (Combating Terrorism Center); не путать с настоящим CTC (Counterterrorism Center) — Центром по борьбе с терроризмом при ЦРУ, который охотится за экстремистами по всему миру. Гибридный военно-академический центр объединил два сообщества: ветеранов антитеррора и гражданских стратегических аналитиков со всего света. Они должны были изучать рассекреченные документы аль-Каиды, поставлять лучшие кадры для борьбы с терроризмом, взаимодействовать со всем глобальным разведсообществом и даже обучать курсантов — фантастическая задача для любой академии. В ещё одном причудливом повороте событий высокопоставленный сотрудник ФБР зашел в CTC в Вест-Пойнте в поисках рабочих инструкций по борьбе с террором для своих агентов. Немного шокированный, узнав, что Клинт был агентом менее трёх лет назад, он перетащил весь CTC в Вест-Пойнт для обучения сотрудников Отдела антитеррора ФБР, а его — обратно в Бюро.

В 2006 году Клинт вернулся в тот же самый офис ФБР в Сиэтле, где менее пяти лет назад сдавал свой первый вступительный экзамен на нового агента. С командой учёных и военных экспертов он начал свой второй срок работы в ФБР, поддерживая целый ряд контртеррористических и разведывательных программ в штаб-квартире и Академии ФБР в течение нескольких этапов, кульминацией которых стал конец 2012 года.

Благодаря замечательному руководству и нескольким отличным заданиям, второй раунд в ФБР оказался ничуть не похож на первый, чего Клинт, признаться, сильно опасался. В течение периода, когда он не работал в Бюро, Клинт поддерживал ряд военных и разведывательных проектов, обычно называемых операциями воздействия — то, что часто рекламируется как «война идей». Цель каждого из этих мероприятий состояла в том, чтобы остановить растущий поток молодых людей, вступающих в «Аль-Каиду», а затем и в «Исламское государство» [ИГИЛ, ИГ, Исламское государство — организации, запрещённые в РФ]. С каждым годом их вербовка всё больше и больше перемещалась в Интернет, и Клинт был поглощён серией американских и международных усилий по противодействию насильственному экстремизму, известному под нестрашной аббревиатурой CVE (Common Vulnerabilities and Exposures).

Надо признать, Клинт — просто кошмар консультанта из центра занятости населения. Он работает как сумасшедший, чтобы получить желанную должность, а потом увольняется и занимается чем-то совершенно иным. Его сторонники считают, что у Клинта была разнообразная трудовая деятельность, а его недоброжелатели уверены, что он не в состоянии усидеть на какой бы то ни было работе. Единственными двумя константами за всю его профессиональную карьеру оставались любопытство и презрение к бюрократии. Когда он осваивает новые навыки или читает что-то интригующее, Клинт не говорит: «О, это интересно». Он размышляет: «А как я могу это использовать?» Клинт читает столько, сколько может запомнить. Его привлекают книги о типах личности, поведенческой экономике и машинном обучении не меньше, чем о воинствующем исламе и советских шпионах. Если он не учится, а ежедневная работа становится рутиной, Клинт быстро теряет спокойствие. Он не проявляет неуважения — он делает то, что ему говорят, выполняет приказы босса и прилежно достигает результатов. Но внутренне его разум уже блуждает, начиная пытаться придумывать новые способы что-то сделать или даже изобретая розыгрыши над коллегами.

Министерство обороны, ФБР, американские корпорации — все они сами по себе не плохие, и Клинт обычно может выжить там какое-то время, но в конечном счёте ему нужно выбраться и пошалить. Если вам нужен кто-то, чтобы быстро поднять бунт или организовать охоту на повстанцев, дома или за границей, он — тот, кто вас устроит. Но если вам нужно, чтобы Клинт управлял службой доставки, основанной на показателях, в течение десяти лет, придерживаясь графика конференц-звонков с девяти до пяти, вы его не удержите. Ему нужны проблемы, которые бросали бы вызов, только тогда он чувствует себя спокойным и довольным. Когда Клинт занимается чем-то, например, анализом разговоров в социальных сетях, дело не столько в том, что он хочет это делать, сколько в том, что он не может этого не делать. Клинт не уверен, является ли это недостатком личности, даром или и тем, и другим, но он — заноза в заднице. То есть Клинт, конечно же, в первую очередь трудолюбивый человек с планом, но, надо признать, очень удачно то, что Клинт обеспокоен терроризмом, угрозами демократии и технологиями, разрушающими общество, находясь по эту сторону закона, а не наоборот.

Просто для ясности, прежде чем спохватятся конспирологи: эксперименты в соцсетях, о которых я подробно рассказываю в этой книге, проводились у Клинта дома, в кафе, в тренажёрном зале или в поезде, посредством ноутбука или мобильного телефона. Его беседы с террористами в Твиттере, его отслеживание боевых действий «Аль-Каиды» или ИГИЛ в соцсетях, его геоидентифицирование русских хакеров — это проекты исследований и разработок, инициированных лично Клинтом Уоттсом. Правительство США не приказывало ему это делать; он решил делать это сам. За последние двадцать с лишним лет работы в национальной безопасности Клинт понял, что вне правительства он намного беднее, но гораздо счастливее — и во многих отношениях опаснее. Снаружи он может выбрать свою собственную команду и общаться с лучшими в мире профессионалами, некоторые из которых засветились в этой книге. Клинт благодарен за возможность служить своей стране и до сих пор служит ей, но сейчас он предпочитает делать это на своих собственных условиях, что приносит ему гораздо большее удовлетворение и, я считаю, приносит гораздо более значительную пользу.

* * *

В своё время Интернет объединил людей, но сегодня социальные сети снова разрывают всё на части. Как способ обмена информацией, опытом и мнениями соцсети должны были поддерживать свободу общества, сплачивая пользователей, которые могли бы совместно преодолевать свои различия — по крайней мере, так нам говорили. Изначально мы хвалим каждую из этих новых платформ — YouTube, Facebook, Twitter, LinkedIn, Telegram, Instagram, Snapchat. Однако со временем каждое из этих приложений в конечном счёте приводит к невообразимым негативным результатам. Вскоре после того, как многие во всём мире аплодировали Facebook за координацию революционеров во время свержения диктаторов во время Арабской весны начала нулевых, он внезапно оказался пропагандистской платформой и оперативной коммуникационной сетью для крупнейшей террористической мобилизации в мировой истории, приведшей десятки тысяч иностранных боевиков под знамена «Исламского государства» в Сирии и Ираке.

По мере того как платформы социальных сетей набирают обороты, завоёвывая значительную долю рынка и привлекая аудиторию, прошаренные игроки начинают злоупотреблять системой в своих собственных целях. Преступники, террористы и национальные полицейские государства мешают человеческому взаимодействию там, где изначально предполагались идеальные виртуальные убежища.

Социальные сети становятся антисоциальными, поскольку наиболее мотивированные и обеспеченные лучшими ресурсами злоумышленники изучают сильные и слабые стороны каждой платформы и используют приложение в своих интересах. Жутко похоже на розыгрыши Клинта в Вест-Пойнте — смекнувшие что да как актёры, копирайтеры, программисты, дизайнеры и т.д. используют социальную инженерию — психологическими приёмами манипулируют другими людьми для выполнения многоходовок или разглашения конфиденциальной информации, чтобы заставить людей невольно делиться своими паролями, логинами, идентификационными номерами, банковскими записями и другими важными личными секретами, право на сохранение которых должно априори обеспечиваться обществом. Преступники используют эту личную информацию, чтобы отнимать у людей деньги; террористы — чтобы вселять страх в своих противников; авторитарные государства, такие как РФ, — искажают мнения о себе и о своих планах. В настоящее время хакеры и пропагандисты не просто стремятся к славе или деньгам, но вместо этого воздействуют на аудиторию — чтобы изменить поведение тех, на кого они нацелены, — надеясь, что они могут совершить террористическую атаку, проголосовать за кандидата, симпатизирующего иностранной державе, или, возможно, даже разжечь гражданскую войну. Розыгрыши, которые Клинт проделывал двадцать лет назад, — детская забава по сравнению с быстрым использованием цикличных схем, предпринимаемым обычными пользователями сегодня.

Я не удивлен, что #Trumptrain обогнал Американскую республиканскую партию, поскольку это выглядит подозрительно похоже на то, как Исламское государство обогнало аль-Каиду в социальных медиа. Беседы Клинта в Твиттере с Омаром выявили не просто подводное течение нового поколения глобального джихада, но и то, как волна поддержки фанатиков в соцсетях может разрушить не только террористические организации, но и целые демократии.

Стремление приоткрыть завесу над заговором, реальным или воображаемым, подтолкнуло пользователей соцсетей отказаться от предубеждений, поверить в невозможное, не замечать очевидного и отвернуться от своих друзей, семей или сограждан. Ничто не сравнится с тем, чего пропагандисты Путина смогли достичь за необычайно короткое время: система манипулирования сознанием, которую теперь дублируют авторитаристы (а если её не остановить, она будет принята политиками, и не только ими, повсюду), чтобы захлестнуть демократическую аудиторию волнами противоречивой информации — фейковыми новостями — предназначенной для оболванивания населения скрытыми кукловодами. Русские инициировали волну, и теперь все плывут по течению, а американские политики принимают правила игры. Манипуляции в соцсетях будут только усугубляться, поскольку искусственный интеллект считывает сами мысли пользователей и с беспрецедентной скоростью вооружает пропагандистов способностью максимально усиливать и распространять их программы.

На данный момент будущее выглядит не слишком радужным. Но Клинт видел успешные способы для пользователей — граждан, корпораций и стран — выжить и процветать в наших условиях. Клинт видел, как некоторые открытые системы можно использовать во благо, и как люди могут защитить себя и свои сообщества. Формула контратаки в социальных сетях против худшего в мире кибероружия существует. нам просто нужно следовать ей по одному твиту, посту или публикации за раз. Чтобы найти ответ, я предлагаю начать поиск истоков реального киберпанка не с места рождения социальных сетей — Силиконовой долины, а с места рождения глобального джихада — с Афганистана.