Нефритовый шарик

Мария Рождественская (2024)

Мы живем в мире киберпанка. Искусственный интеллект дает советы, какую музыку выбрать, роботы-доставщики развозят пиццу, а социальные сети заменяют реальную жизнь. Но в этом удобном мире бывает очень страшно. Особенно, если ты девочка-подросток, которая случайно узнала то, что не должна была узнать. Или одинокая журналистка, перешедшая дорогу представителям БигФармы. На кону огромные деньги, которые по-прежнему имеют значение. Ведь несмотря на высокие технологии человеческие пороки никуда не делись.

1.

— Значит, вы утверждаете, что девочка — не аутистка?

Сдвинув заламинированные брови, переводчица с недоверием покосилась на Липку.

— Нет, она… Просто немного странная, вот и все, — Зубатка фальшиво заулыбалась.

В каждом жесте Ольги Валерьевны Лысаченко, носившей прозвище Зубатка, сквозило раболепное желание угодить высокомерным иностранцам.

— За двадцать минут, что мы здесь находимся, девочка не произнесла ни слова, — констатировала переводчица. — Она глухонемая?

— Нет, нет, что вы!

Зубатка сцепила короткие пальцы, пряча вспотевшие ладони.

— Она не разговаривает, — впервые подала голос Мамба, стараясь не встречаться взглядом с Зубаткой.

— Почему? — переводчица требовательно уставилась на Мамбу.

— Не хочет.

— Вы хотите сказать, не может?

— Именно — не хочет.

В отличие от Зубатки, Мамба звалась Мамбой вовсе не из-за особенностей строения челюсти. Насмотревшись старых американских боевиков, дети окрестили свою воспитательницу — жгучую брюнетку Марину Амирамовну Бабаян — Черной Мамбой. Марина Амирамовна прекрасно знала о своем прозвище, и по всему выходило, что особых неприятностей этот факт ей не доставлял. Со временем приставка «Черная» как-то сама собой отпала, зато вторая часть столь образной «кликухи» приклеилась уже навсегда.

— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду.

Исподтишка рассматривая лицо переводчицы, расплывшееся в недоброй ухмылке, Липка пришла к выводу, что женщина похожа на самку богомола. Правда, Липка никогда не видела живых самок богомола, она вообще не видела ни одного богомола, кроме как на картинках старых учебников, но по какой-то причине ассоциации возникали именно с огромной пучеглазой гадиной зеленого цвета.

— Если она не захочет, не проронит ни звука. Хоть клещами тяните, — послушно разъяснила Мамба.

— У меня, конечно, нет медицинского образования, — вкрадчиво заговорила Богомолиха. — Но разве это не симптомы аутизма?

— Да кто их сейчас разберет, какие у кого симптомы, — сокрушенно покачала головой Мамба. — Что за жизнь-то у этих детей, знаете?

— Марина Амирамовна хочет сказать, что девочка немного замкнутая, — вклинилась в диалог Зубатка. — Но, уверяю вас, уважаемые господа Троммель, согретый вашей заботой, ребенок быстро оттает.

— Сколько ей полных лет? — неожиданно по-русски спросила госпожа Троммель.

— Двенадцать, — Зубатка, если и удивилась, услышав от немки вполне сносную русскую речь, то вида не подала. — Как мы и договаривались.

— Это есть точно?

Немка поднялась из кресла, подошла к Липке и бесцеремонно взяла за подбородок. Липка немедленно тряхнула головой, уворачиваясь от холодных и жестких пальцев госпожи Троммель.

— Она просто худенькая, поэтому не выглядит на свой возраст. Как я уже сказала, многое зависит от условий, в которых ребенок развивается. Думаю, под вашим чутким присмотром девочка быстро догонит в развитии своих ровесников.

— В такой случай мы хотеть посмотреть ее социале нетцверке, — заявила немка.

— Мы здесь не разрешаем пользоваться социальными сетями, — чинно изрекла Зубатка. — У детей нет никаких девайсов, интернетом дозволяется пользоваться в строго отведенные часы, только для обучения и только с рабочих компьютеров.

— О! Это есть правильно, — одобрительно кивнула фрау Троммель. — Мы первым думать взять на адопцион кто-то из несчастных детей Палестина. Но у таких детей не светлый кожа… как это есть правильно? Такой фабэ плохо сочетаться с моим кляйда. Тогда мы решить приехать в ваш холодный и мрачный Русслянд.

Затем немка посмотрела на Богомолиху. Богомолиха многозначительно хмыкнула, но все же заговорила по-немецки, дабы донести до обоих Троммелей смысл высказывания Зубатки. Несколько минут супруги внимательно слушали переводчицу. Наконец, пузатый глава семейства, напоминавший Липке гигантский кожаный барабан, деловито изрек:

— Sehr gut¹.

— Что ж, этот вариант в принципе устраивает моих клиентов, — следом отчеканила Богомолиха. — И все же господа Троммель хотели бы немного подумать. Скажем, до завтрашнего дня.

— Конечно, конечно, — залебезила Зубатка. — Думайте, взвешивайте… А я завтра буду ждать вашего звонка в любое удобное время.

Кивнув на прощание, Троммели в сопровождении Богомолихи покинули кабинет.

Едва за ними закрылась дверь, Зубатка накинулась на Мамбу.

— Ты что, сдурела? — злобно зашептала Лысаченко. — Хочешь, чтоб ее в тринадцатый раз забраковали?

— Не нравятся они мне, — оправдываясь, сказала Мамба. — Она же типичная фашистка!

— Да тебе-то что за дело? Богатые люди со связями, какая разница, чем они занимаются в своем большом комфортной доме за закрытой дверью? Имей в виду: если и эти от нее откажутся, тебя ждут персональные санкции, которые тебе не понравятся, — мрачно пообещала Зубатка.

С целью переключить на себя внимание ненавистной директорши, Липка шмыгнула носом.

__________________________________________________________

¹ (нем.) Очень хорошо.

— А ты чего здесь торчишь? — зашипела Зубатка, словно сейчас только замечая присутствие Липки. — Живо на место! Топай!

И Липка потопала. Правда, не на то место, о котором думала Лысаченко, а в свой собственный укромный уголок. О нем Зубатка вряд ли догадывалась, как и о том, что дети могут нуждаться в таких вот островках уединения. Для Липки островком стал чулан, давно и прочно облюбованный девочкой со странным именем Олимпиада.

Что поделать? Дань моде. Ведь Липка родилась в 2014-м, который, так уж вышло, оказался годом Олимпиады. Ах, какой это был год! Сама Липка, конечно, не могла помнить, что тогда происходило в стране, но мама ей рассказывала. И про странную рыбину, которую какой-то человек зачем-то сделал символом Олимпиады… и про стройки, которые вырастали как грибы после дождя… и про людей, которых почему-то выселяли из их собственных домов. Множество таких «выселенцев» в итоге так и остались ни с чем.

Нет, ничего из этого Липка не помнила. Зато она помнила поездку в маленький курортный город на берегу моря. Там Липка в первый раз в жизни попробовала жареную рыбу-ставриду. Потом мама купила Липке браслетик из камня под названием нефрит.

Теплыми южными вечерами они бродили по длинной набережной и любовались лунной дорожкой. Вдвоем. Наташа и Липка Аксеновы. Что еще нужно для счастья? Мама и браслет из нефритовых шариков на запястье.

А осенью Наташи не стало. Никто из ее коллег не представлял, каким образом Наташа Аксенова, аккуратистка и перестраховщица, автолюбитель с внушительным стажем, умудрилась на скорости врезаться в бензовоз.

В тот день браслет на руке Липки вдруг сам собой взял и лопнул. То ли это леска истерлась и оборвалась, то ли еще чего…

Липка ползала по асфальту, стараясь собрать рассыпавшийся мамин подарок, но все шарики, как назло, ускользнули в противный канализационный сток. Кроме одного. Его Липка успела поймать прежде, чем он ускользнул в темное подземелье.

Шарик из нефрита светло-зеленого цвета.

Липка всюду носила его с собой. В маленьком мешочке, сшитом из шелкового лоскута. Нефритовый шарик, завернутый в остатки халата. Единственное, что осталось у Липки от мамы. От той поры, когда востроносую девочку с такими же вот светло-зелеными глазами называли ласково и нежно…

— Липочка!

Липка встрепенулась, разом выдворив из головы всех призраков прошлого.

Настоящее в образе Марины Амирамовны стояло в дверном проеме, силясь привлечь внимание молчаливой воспитанницы.

В отличие от Зубатки, Мамба знала о чулане. Она вообще много знала такого, чего не знали или не хотели знать другие взрослые. Именно по этой причине Липка отреагировала на голос воспитательницы и вопросительно на нее посмотрела.

— Липочка, твои новые знакомые, господин Троммель и его жена, хотят пригласить тебя на обед, — взволнованно сообщила Мамба.

Липка вылезла из чулана и с тоской посмотрела в сторону общей спальни.

— Я вот тут подумала: может, я ошибаюсь? — продолжала размышлять вслух Марина Амирамовна. — Может, они и впрямь хорошие люди, и полюбят тебя как родную?

Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, Мамба до сих пор верила в чудеса.

Липка в них не верила — и уже давно.