Смертельные инвестиции

Хьелль Ола Даль, 2000

Зверски убита Рейдун Росендаль, молодая красивая блондинка. Хотя в ее квартире все перевернуто вверх дном, соседи уверяют, что ничего не слышали. За Рейдун постоянно следил Арвид Юхансен, сексуально озабоченный пенсионер из дома напротив. Он считает, что убийца – молодой человек, который накануне провел с Рейдун ночь. Вскоре молодого человека тоже убивают. Общее в обоих преступлениях то, что перед визитом убийца звонил жертвам по телефону и бросал трубку. Детективы Гунарстранна и Фрёлик принимаются за очередное расследование.

Глава 3

Женщина, открывшая дверь инспектору Гунарстранне, не застала его врасплох. Его не смутил взгляд, каким она смерила его с головы до ног, а потом покосилась на его служебное удостоверение. За долгие годы он успел привыкнуть к тому, что на него смотрят во всех отношениях свысока. Его тщедушная фигура всегда вызывала недоумение. Рост — метр шестьдесят, и то в туфлях. Возраст — пятьдесят семь, и он не выглядел ни на день моложе. Лицо изборождено морщинами, волос почти не осталось. Только на макушке жидкая прядь, которую он каждое утро тщательно зачесывал, пытаясь прикрыть лысину.

Гунарстранна прекрасно осознавал, как несолидно он выглядит. Подозрительные взгляды свидетелей давно перестали его волновать. Женщина осматривала его с таким видом, будто заметила под своим дверным ковриком какое-то жалкое насекомое.

Чтобы разрядить обстановку, он с самым невинным видом улыбнулся. Она удивилась, как почти все, кто видел белоснежные, ровные зубы у такого коротышки в потертом плаще, с пальцами, пожелтевшими от никотина, и порыжелыми пятнами от утюга на рубашке. В свое время зубной техник постарался на славу. Роскошные фарфоровые зубы появились у него благодаря Эдель. Она заплатила за них после того, как выиграла в лотерею. «Наконец-то мы поправим твои ужасные зубы!» — воскликнула она после того, как, надев очки, сверилась с таблицей. Должно быть, ей неприятно было всю жизнь смотреть на его рот, напоминавший пустыню с кактусами. Гунарстранна, конечно, ни о чем не догадывался. Если ей и было неприятно смотреть на его рот, она так и не призналась. А он предпочитал не задавать ей лишних вопросов. Эдель всегда поступала по-своему, что бы ни случалось. А сейчас спрашивать уже поздно. Он опоздал на четыре года.

Как всегда, его улыбка растопила лед. Исчез невзрачный неряха. Увидев его улыбку, собеседники обычно робели. Очень хорошая уловка!

Открывшая дверь женщина дружелюбно улыбнулась в ответ и замигала, словно приходя в себя. Она впустила его в дом, провела в гостиную, попросила располагаться, а сама пошла на кухню — посмотреть, как там сынишка.

Гунарстранна не спеша озирался по сторонам. Он очутился в просторной, светлой комнате. Сразу заметно, что хозяева недавно сделали ремонт. На стенах белые джутовые обои. Паркет покрыт лаком — на нем ни трещинки, ни единого пятнышка. Занавески в светлых пастельных тонах покачиваются на больших окнах. Мебель простая с виду, но дорогая, кожаные диваны, стулья с холщовой обивкой. На полу валяются детские игрушки. Он покачал головой, заметив стеклянную столешницу кофейного столика и застекленную горку. При такой мебели ребенок должен быть очень послушным и дисциплинированным.

На стене инспектор увидел три картины маслом — оригиналы работ некоего художника-модерниста. Фамилию его Гунарстранна, конечно, не знал, но своим наметанным глазом различил признаки настоящего мастерства. Судя по всему, хозяева квартиры, хотя и сравнительно молоды, живут в достатке.

Поразительно!

Разумеется, в самой по себе хорошо обставленной квартире в Грюнерлёкке нет ничего удивительного. Его поразила редкая для квартала элегантность. Картины маслом, стильная, красивая хозяйка — она заранее нравилась ему. Ей хотелось верить, хотя, судя по манере говорить, она родилась не в Грюнерлёкке, а в центре Осло.

— Если не возражаете, подождите меня, пожалуйста, в гостиной, — вот как выразилась она.

«В гостиной!» Сначала он поразился ее речи, потом обратил внимание на ее внешний вид. Ожерелье на шее. И как она мило упомянула о ребенке в кухне… Когда она выходила, Гунарстранна тайком любовался ее плавной походкой. Она покачивала бедрами совершенно естественно. Гибкая, хорошо сложенная тридцатилетняя женщина… Скорее всего, получила высшее образование. Судя по всему, склад ума у нее рациональный: на первом месте работа, на втором — дети.

Он стоял у окна и смотрел на улицу. Вспоминал, как мальчишкой катался на коньках в родном квартале Делененга. Тогда по улицам сновали конные повозки, которые возили тележки пивоваров. Даже в лютый мороз приходилось бегать по нужде в деревянные будки во дворе, а по ночам писать в кухонную раковину…

Квартал довольно давно вошел в моду. Его новые обитатели стелют на старые доски настоящий паркет. И современные дамы ходят по дому в тапочках, чтобы не поцарапать пол. Здесь, в бывшей развалюхе!

Несколько лет назад снобы еще позволяли себе жить в районе Грюнерлёкка, Марквей и Торвальд-Мейерс-гате. Однако постепенно они отсюда переезжали. Переселялись в места пошикарнее. И все же верхняя часть Грюнерлёкки еще держалась, что удивительно. Потому что женщина, которая только что ушла на кухню в домашних тапочках, была совсем из другого мира, чем, например, ее сосед-пакистанец, усатый толстяк, который расхаживал по дому в одежде двадцатилетней давности. Его квартира была обставлена шаткой, хлипкой мебелью из магазина Армии спасения. С ним пакистанец держался очень вежливо, однако жену, заглянувшую в комнату, тут же выгнал на кухню. Он был похож на заводную куклу. Руки заложил за спину, на лице застыла неподвижная улыбка. Естественно, он ничего не видел и ничего не слышал. Он вообще не знает, что происходит в доме; в прошедшие выходные он совершенно ничего не видел и не слышал… Толстяк пакистанец в таком доме выглядел на своем месте, как и парочка хиппи этажом выше. Оба высокие, костлявые, в просторных одеждах; они выращивали у себя на подоконнике марихуану. Муж, давно отпраздновавший сорокалетие, — безработный. Жена ходит босиком; ее длинные юбки расшиты вручную цветами. Два живых ископаемых из шестидесятых годов бродили среди газет и полупустых винных бутылок. Оба сразу объявили, что им почти ничего не известно об окружающем мире, тем более о том, что могло происходить утром в воскресенье, когда они возвращались с вечеринки.

В квартире Мии Бьерке атмосфера была иной. Гунарстранна задумался. Что в голове у этой богачки?

Ее соседку с нижнего этажа убили. Может, Миа Бьерке считает, что преступление каким-то боком заденет ее семью? Возможно, они даже захотят переехать отсюда. Но куда? Кроме того, сразу видно: они вложили в свою квартиру много денег. Им безусловно хватит средств на то, чтобы сделать решительный шаг — переехать в тихий пригород, Берум или Нуштранн. Они даже могут пропустить промежуточный этап и не переселяться на Вальдерсгата в нескольких сотнях метров отсюда. Там дома новее и до сих пор любят селиться журналисты или профсоюзные деятели. Жильцам «из простых» там неуютно.

Гунарстранна прислонился лбом к оконной раме и посмотрел вниз, на улицу. Он терпеливо ждал, когда хозяйка утихомирит ребенка и вернется из кухни.

— С квартирой вам повезло, — не оборачиваясь, заметил он, когда она вошла. — И как вы замечательно ее отремонтировали! Представьте, в дни моего детства туалетов не было даже в коридорах. В те времена зимой в доме было так же холодно, как и на улице.

Инспектор повернулся и показал на большое окно, через которое гостиную заливал солнечный свет:

— У вас солнечная сторона. Немногие обитатели Грюнерлёкки могут похвастать светлыми квартирами!

Хозяйка кивнула — вежливо и немного настороженно.

— Знаете, я ведь здесь родился и вырос, — продолжал Гунарстранна, показывая в окно. — Мы жили на Селдуксгата, недалеко от Делененги. Не удивлюсь, если окажется, что я когда-то бывал и в вашем доме. — Его последние слова сопровождались широкой улыбкой.

Он сел на диван, обитый розовой кожей.

К материнским ногам льнул маленький мальчик; он огромными глазами смотрел на незваного гостя. Заметив испуганные глаза хозяйки и деланную улыбку, Гунарстранна понял: не стоит слишком уж предаваться воспоминаниям о добрых старых временах. Он прищурился и в упор взглянул на нее, не обращая внимания на ребенка. Общаться с детьми он не очень умел.

— Ты полицейский? — осведомился малыш.

— Мой отец работал на шоколадной фабрике «Фрея», — задумчиво продолжал Гунарстранна. — И получил неплохую пенсию. Директор компании, Троне-Холст, славился тем, что назначал своим рабочим пенсии еще до того, как такая мысль пришла в голову другим. Полагаю, вы слышали о Троне-Холсте?

Миа Бьерке осторожно покачала головой.

Инспектор с доверительным видом нагнулся вперед:

— Прошу меня извинить за то, что сую нос не в свои дела, но… как человек, выросший в этих краях, должен сказать, что вы проделали колоссальную работу в своей квартире. Наверное, ремонт обошелся в целое состояние?

Услышав комплимент, Миа улыбнулась уже искренне. Гунарстранна решил, что она сыграла активную роль в процессе ремонта. Но вскоре улыбка исчезла, женщина снова посерьезнела.

— В том-то и проблема, — сказала она. — Ведь нашу соседку снизу убили. Мы с Юакимом очень боимся, что теперь цена упадет и мы потеряем кучу денег.

— Значит, вы уже собираетесь отсюда съезжать? — Гунарстранна едва заметно улыбнулся мальчику. — Может быть, вы уже обратились к агенту по недвижимости?

Она улыбнулась:

— Юаким — мой муж. А это Юаким-младший. — Она потрепала сынишку по волосам.

Юаким-младший, повторил про себя Гунарстранна. Глубоко вздохнул и посмотрел хозяйке в глаза:

— Вы были хорошо знакомы с… убитой?

Перед ответом Миа ненадолго замялась.

— Зависит от того, что можно назвать «хорошо». — Она еще помолчала. — Конечно, мы с ней всегда здоровались, если встречались на лестнице. Она производила впечатление… как сказать… довольно милой особы. Мне она казалась человеком беззаботным, с легким характером… и Юакиму тоже… — Она снова помолчала. — Вряд ли он знал ее лучше, чем я. Таково мое мнение, и я его придерживаюсь. — Она рассмеялась с легким вызовом.

Гунарстранна не стал напрасно тратить время.

— Что вы имеете в виду?

Миа опустила голову и снова натянуто улыбнулась:

— Я пошутила. Как вам известно, она была очень привлекательной девушкой.

Судя по выражению ее лица, она принадлежала к числу жен, которые держат мужей на коротком поводке.

— Значит, ваш супруг время от времени общался с покойницей? — От Гунарстранны не укрылось, что его собеседница несколько раздосадована.

— Как-никак, мы были соседями… и да и нет! — Она всплеснула руками.

— Значит, у вас с ней было мало точек соприкосновения? У вас не было общих знакомых?

— Нет.

— Известно ли вам, в каком обществе она вращалась? Часто ли у нее бывали гости?

— К сожалению, здесь я ничем не могу вам помочь, — решительно ответила Миа Бьерке и, видя, что инспектор молчит, продолжала: — Да, она жила в квартире этажом ниже, прямо под нами, но, когда мы встречались на лестнице, она чаще всего бывала одна. Да, иногда с ней я видела каких-то людей, как мужчин, так и женщин… Она была самой обычной девушкой, которая жила одна, а мы… собственно говоря, мы живем здесь меньше полугода.

— Вы целыми днями дома?

— Половину времени — да.

Мальчику надоело слушать; он дернул мать за руку, и она отвлеклась.

— Сможете опознать кого-то из тех людей по фотографии?

— Каких людей? Юаким, прекрати! — Чтобы успокоить сынишку, мать крепко взяла его за руку.

Гунарстранна терпеливо ждал.

— Тех, в чьем обществе вы видели вашу соседку.

— Извините… — Миа нагнулась к сынишке и, глядя ему в глаза, тихо заговорила: — Маме нужно поговорить с дядей. Пожалуйста, найди себе занятие. Поиграй в кубики.

— Нет!

Юаким-младший раскапризничался, топнул ногой, гневно посмотрел на инспектора. Тот невозмутимо достал кисет и начал скручивать самокрутки. Малыш как завороженный смотрел на стопку фильтров на стеклянной столешнице.

Его мать успела одуматься.

— Откровенно говоря, я не обращала особого внимания на тех, с кем общалась моя соседка… нет, думаю, я их не узнаю.

Инспектор не поднял головы.

— Но вы ведь живете здесь уже полгода! А по вашей лестнице не перемещаются стада жильцов.

Миа Бьерке не ответила.

— А ваша соседка снизу была такой привлекательной, — продолжал Гунарстранна. — Многие мужчины наверняка провожали ее одобрительными взглядами… и ваш муж тоже!

Она пришла в замешательство. Гунарстранна позволил себе едва заметно улыбнуться. Он понял, что она решила истолковать его вопрос в лучшем смысле.

— Честно говоря, не думаю, что узнаю кого-то на снимке после краткой встречи на лестнице… Да, не думаю.

Гунарстранна убрал самокрутки и встал. В замке повернулся ключ, и Юаким-младший бросился к двери. Миа вышла за ним в прихожую. Пока хозяйка встречала мужа, Гунарстранна решил покурить. Он приоткрыл окно и, выпуская туда дым, слушал, как перешептываются хозяева и радостно кричит мальчик. Судя по всему, мать взяла его на руки.

Вскоре хозяева вернулись в гостиную.

— Курите, курите. — Миа махнула рукой. — Сейчас найду вам пепельницу. Это тот самый господин из полиции, — обратилась она к мужу.

Хозяин дома протянул руку Гунарстранне. На вид инспектор дал бы ему лет тридцать пять, не больше. Рука у него оказалась влажной — может быть, оттого, что он только что снял перчатки. Он официально поклонился, и густая, жесткая челка упала ему на лоб. Гунарстранна заметил, что на затылке волосы у Юакима-старшего выстрижены скобкой. Судя по оживленному взгляду, он был человеком неуемной энергии.

— Мы расследуем убийство молодой женщины, жившей этажом ниже, — мягко объяснил Гунарстранна.

— И давно пора!

Стряхнув пепел в пепельницу, поданную хозяйкой дома, Гунарстранна поднял взгляд на Юакима Бьерке. Тот скривил толстые, чувственные губы в подобии гримасы. Инспектор решил испробовать прямой подход.

— Вы когда-нибудь бывали в ее квартире?

Хозяин ответил не сразу, но Гунарстранне этого хватило. Его собеседника нельзя было назвать дураком: он прикидывал все за и против.

— Да.

Миа Бьерке пристально смотрела на мужа.

— Сколько раз?

На сей раз молчание затянулось.

— Я ей помогал, верно, Миа? Помнишь, зимой у нее сел аккумулятор, и она ко мне обратилась… И потом… в конце концов, она ведь была нашей соседкой! — Он развел руками, словно умоляя о снисхождении.

Гунарстранна задумчиво кивнул.

— Ее квартира гораздо меньше вашей. Если вы не против, я у вас немного осмотрюсь.

— Вообще-то я против! — Юаким Бьерке снова скривился.

Гунарстранна затянулся и изобразил недоумение.

— Вы ведь хотите, чтобы убийство вашей соседки раскрыли?

Тот не отвел взгляда.

— Сначала вчера… — буркнул он. — Все утро ваши люди хлопали дверьми, топали туда-сюда. Потом мы весь вечер ждали, что к нам кто-то придет. Я отменил две важные встречи. С такими темпами вы раскроете убийство где-нибудь в следующем веке!

— Кем вы работаете? — поинтересовался Гунарстранна.

— Я финансовый консультант и аудитор.

— Частный? — уточнил Гунарстранна.

— Да.

— Есть у вас визитная карточка?

Хозяин безропотно достал бумажник и протянул ему карточку с логотипом компании и цветной фотографией. Гунарстранна повертел карточку между пальцами.

— Итак, господин Бьерке, — он по-прежнему смотрел своему собеседнику прямо в глаза, — раз план вашей квартиры — военная тайна, будьте добры, скажите, какие комнаты находятся непосредственно над квартирой Рейдун Росендаль?

— Спальня, — ответила за мужа Миа, по-прежнему державшая на руках ребенка, и неуверенно покосилась на мужа. — Наша спальня почти прямо над ее квартирой, — продолжала она с вымученной улыбкой. — Как вы понимаете, дом у нас старый, и перегородки очень тонкие.

Гунарстранна повернулся к ней:

— Значит, в субботу вы что-то слышали?

— Нет, мы рано легли спать. Мы всегда ложимся рано, потому что Юаким-младший просыпается ни свет ни заря, а по воскресеньям мы обычно ходим на прогулки, и…

— Как вы, возможно, заметили, когда заглянули к соседке, в ее квартире все было перевернуто вверх дном, — перебил ее Гунарстранна. — Мы не исключаем того, что к ней залез грабитель. Воры-домушники обычно стараются не шуметь… С другой стороны, если хозяйка оказала ему сопротивление, то вряд ли под вами было тихо…

— Никто не вламывается в дом рано утром в воскресенье, когда все спят! — досадливо выпалил Юаким Бьерке.

Гунарстранна повернулся к нему и ледяным тоном ответил:

— Я сталкивался с подобными случаями много раз. Иногда по утрам в квартиры одиноких женщин вламываются насильники! — Он мог бы еще много сказать, но вовремя прикусил язык и обратился к хозяйке дома: — А слышали вы, как она возвращалась домой накануне, в субботу?

— Нет… все было так же, как всегда. — Она развела руками.

— А в воскресенье утром?

— Я встала в восемь, — нехотя ответила она. — Юаким уже принимал душ… он тогда как раз вернулся с пробежки. — Она улыбнулась мужу. — Мы позавтракали, делали все как обычно — занимались всякими домашними делами, вы ведь понимаете… Потом мы погуляли у реки, правда, совсем недолго.

— По вашим словам, входная дверь в квартире вашей соседки была приоткрыта и хлопала; вы обратили внимание на дверь еще до того, как нашли тело. Вы заметили, что дверь хлопает, когда шли на прогулку?

Юаким покачал головой. Миа задумалась.

— Сама не знаю, — сказала она наконец. — Зато точно помню, что обратила внимание на дверь, когда потом мыла лестницу. Наверное, хлопанье двери врезалось мне в память потому, что там стоял малыш.

— А вы, господин Бьерке? — нарочито сухо обратился Гунарстранна к ее мужу. — Вы вернулись с пробежки до восьми?

Тот кивнул с угрюмым видом.

— И долго вы бегали?

Бьерке пожал плечами.

— Обычно я бегаю до завтрака, сразу после того, как проснусь. Бег трусцой полезен для здоровья… — Он покосился на пепельницу, стоящую перед Гунарстранной. — В отличие от некоторых вредных привычек.

Инспектор сделал вид, что не слышал ядовитого замечания.

— Вы кого-нибудь видели?

— Если и видел, то не помню.

— Когда вы утром вышли, дверь подъезда была заперта?

— Нет.

— Вы уверены?

— Да, совершенно уверен.

— И часто у вас так бывает?

Бьерке снова пожал плечами:

— Иногда дверь заперта, иногда нет. Все зависит от того, кто последним входит в дом или выходит…

— А ворота в арке были заперты?

— Нет.

— И часто они открыты?

— По-всякому бывает.

Гунарстранна подпер подбородок руками и молча посмотрел на своего собеседника. Тот не отвел взгляда. Инспектор повернулся к Мии:

— Вы не слышали, как ваш муж выходил из дома и потом вернулся?

Она нерешительно перевела взгляд с инспектора на мужа и обратно. Вопрос явно был ей неприятен.

Гунарстранна снова обратился к мужу:

— Вы кого-нибудь заметили у дома или неподалеку, когда вышли на улицу?

— Нет.

— А когда вернулись?

— Кажется, на улице стояло такси, а может, проезжал трамвай… кто знает? Ничего особенного я не заметил. Я ведь бегал.

— Значит, дверь в квартире вашей соседки снизу была открыта и хлопала?

— Я уже ответил на ваш вопрос.

— Но вы целых три раза проходили мимо нее по лестнице!

— Да, верно.

— Вы заходили к соседке утром в воскресенье?

— Нет, конечно, не заходил!

— Кто-нибудь из вас слышал шум из ее квартиры в субботу вечером или в воскресенье утром? — Гунарстранна пристально посмотрел на супругов Бьерке.

— Нет. — Миа покачала головой.

— Вы когда-нибудь бывали в ее квартире? — обратился он к ней напрямую.

— Нет, — ответил за жену Юаким.

Гунарстранна покосился на него. Уж слишком быстро он ответил! Откуда-то изнутри поднималась злость.

— Ваша жена совершеннолетняя и в юридическом смысле дееспособна. Либо она будет отвечать на мои вопросы самостоятельно, без вашей помощи, в собственном доме, либо мне придется перенести беседу в другое место и вызвать вашу жену ко мне в кабинет, где вы не будете ее перебивать!

Юаким-старший промолчал. Гунарстранна снова повернулся к Мии. Глубоко вздохнул и наградил ее ослепительной улыбкой.

— Вы когда-нибудь бывали в ее квартире?

Миа быстро покачала головой — несколько раз.

Инспектор поднялся и взял со стола записную книжку.

— На сегодня все, — сказал он. — Следственные действия, предпринимаемые нами, характерны для всех дел такого рода. На начальном этапе мы стремимся собрать как можно больше важной информации, необходимой для построения версий. Поэтому наши сотрудники еще придут к вам и запишут ваши показания. Мы рассчитываем на то, что свидетели будут охотно сотрудничать с нами. Добрая воля свидетелей — залог нашего успеха.

Гунарстранна понял, что далее говорить бессмысленно. Хозяева отнеслись к его словам совершенно равнодушно.

Он направился к выходу. Никто не встал, чтобы проводить его.