Победитель

Харлан Кобен, 2021

В юности Патриша Локвуд пережила страшное потрясение: на ее глазах убили отца, а саму девушку похитили. При этом из дома исчезли две ценные картины. Несколько месяцев Патришу держали в жуткой лесной хижине, где впоследствии были обнаружены трупы девяти молодых женщин. Патрише чудом удалось сбежать, похитителей так и не нашли, а украденные картины бесследно исчезли. И вот спустя двадцать лет в пентхаусе некоего убитого мужчины находят одну из похищенных картин и кожаный чемодан с инициалами Вина Локвуда, кузена Патриши. Впервые за многие годы у Федерального бюро расследований появляется зацепка в этом глухом деле. Вин, в молодости сотрудничавший с ФБР, по просьбе фэбээровцев начинает поиски… Ведь у него есть то, чего нет у них: личная заинтересованность, редкостная удачливость и собственное представление о справедливости… Впервые на русском языке!

Глава 8

— Как вы меня нашли?

Мы вышли на задний двор. Там два больших загона, в которых свободно бегают собаки. Один предназначен для пород помельче. На столе лежит бородатая колли, которой работники пансионата наводят красоту. Бульмастиф принимает ванну. Двор залит ярким солнечным светом.

Джейн ждет моего ответа, и потому я отвечаю:

— У меня свои методы.

— Это было очень давно. Я говорю так не ради оправдания. И моя роль во всем этом была незначительной, что тоже не является оправданием. Но не проходит дня, чтобы я не вспоминала тот жуткий вечер.

Я притворно зеваю. Она усмехается:

— О’кей. Возможно, я заслуживаю это. Может, мои слова звучат немного лицемерно.

— Самую малость, — отвечаю я.

Она снимает перчатки, тщательно моет руки и вытирает полотенцем. Потом кивком головы указывает на дорожку в зарослях, предлагая пройти туда.

— Вин, зачем вы приехали?

— Расскажите о том дне, когда Рай Стросс утонул в озере Мичиган, — вместо ответа прошу я.

Она идет, опуская голову все ниже. Руки у нее засунуты в задние карманы, не знаю зачем. Но мне это почему-то нравится.

— Рай не утонул, — говорит она.

— Однако полиции вы сказали, что утонул?

— Да.

— Значит, вы солгали?

— Да.

Мы углубляемся в заросли.

— Мне думается, Рай сумел выплыть. — (Я не отвечаю.) — Он жив или мертв?

И вновь я оставляю ее вопрос без ответа.

— Когда вы в последний раз видели Рая Стросса?

— Вы ведь не агент ФБР?

— Нет.

— Но та история вас очень интересует.

— Миссис Дорчестер! — говорю я и останавливаюсь.

— Зовите меня Лейк. — У нее впечатляющая улыбка, которая мне нравится. В этой женщине есть спокойная сила. — Почему бы и нет? — добавляет она.

— Почему бы и нет, — повторяю я. — Лейк, мои дела вас не касаются. Мне нужно, чтобы вы сосредоточились. Ответьте на мои вопросы, и я исчезну из вашей жизни. Это понятно?

— А в вас что-то есть.

— Да. Так когда вы последний раз видели Рая Стросса?

— Более сорока лет назад.

— Значит, это было…

— За три недели до того, как я сдалась властям.

— И с тех пор у вас с ним не было никаких контактов?

— Никаких.

— Есть какие-нибудь догадки насчет мест его обитания?

Ее голос становится мягче.

— Никаких, — повторяет она и спрашивает: — Рай жив?

— Где вы видели его в последний раз? — Я игнорирую и этот ее вопрос.

— Не понимаю, почему сейчас это так важно.

«Отвечайте на мой вопрос», — говорит моя улыбка.

— Мы находились в Нью-Йорке. Есть такой пивной бар «Малаки». Это на Семьдесят второй улице, близ Колумбус-авеню.

Я знаю «Малаки». Типичный пивной бар, где светловолосые уставшие барменши называют вас «дорогуша». Листы меню там ламинированы, но после них хочется вымыть руки. «Малаки» — это не искусственно созданная пивнушка, не какая-то копия дайв-бара из диснеевских фильмов, где хипстеры могут чувствовать себя погруженными в романтическую атмосферу и в то же время не опасаться за свою безопасность. Иногда я захожу в «Малаки» — это всего в квартале от моего дома. Но, заходя туда, я не прикидываюсь завсегдатаем.

— В семидесятые годы существовала подпольная сеть тех, кто симпатизировал и помогал нам, — продолжает Лейк. — Мы с Раем постоянно перемещались. Эти люди прятали нас. — Она перехватывает мой взгляд; у нее манящие серые глаза, прекрасно сочетающиеся с сединой волос. — Но их имен я вам не назову.

— Мне не интересно вламываться в жизнь престарелых хиппи.

— Тогда что вам нужно от меня?

Я жду. Она вздыхает:

— В общем, помотались мы изрядно. По коммунам хиппи, подвалам, заброшенным домам, кемпингам, неприметным мотелям. Это продолжалось более двух лет. Не забывайте: когда все это началось, мне было всего девятнадцать. Мы планировали спалить пустое здание. Никто из людей не пострадал бы. Мне даже не разрешили бросить бутылку с «коктейлем Молотова».

Она уклоняется в сторону.

— Итак, вы оказались в Нью-Йорке, в пивбаре «Малаки», — напоминаю я.

— Да. Ютились в подвальной кладовке. Вонь была жуткая. Смесь прокисшего пива и блевотины. Эта вонь до сих пор меня преследует. Честное слово. Но главное не в этом. Рай — он стал психически неустойчивым. Думаю, у него и раньше были нелады с психикой. Теперь я это хорошо понимаю. Не знаю, что со мной было не в порядке, но мне казалось, будто только он сможет исправить положение. Я выросла в далеко не идеальных условиях, только вряд ли вы захотите об этом слушать.

Она права. Не захочу.

— Но Рай, запертый в тесном вонючем подвале, начал буквально съезжать с катушек. Я больше не могла находиться рядом с ним. Эти отношения пагубно действовали на меня. Нет, он никогда меня не бил. Я совсем не об этом. Женщина, приютившая нас в подвале «Малаки», тоже это видела. Добрая женщина. Я буду называть ее Шейлой, хотя это не ее настоящее имя. Шейла поняла, что я нуждаюсь в помощи. Я часто плакалась ей в жилетку. Вскоре мне стало понятно: я должна от него уйти. Иного выбора не было. Но куда уйти? Я собиралась и дальше прятаться от властей. Шейла знала кого-то, кто мог бы тайком переправить меня в Канаду, а оттуда в Европу. Однако я уже больше двух лет находилась в бегах. Я не хотела жить так до конца своих дней. Стресс, грязь, усталость и, хуже всего, скука. Весь день ты либо куда-то едешь, либо прячешься. Мне думается, разыскиваемые беглецы чаще всего сдаются властям, чтобы прекратить монотонное существование. Я просто жаждала нормальной жизни. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

— О нормальной жизни, — вслед за ней повторяю я, чтобы она не потеряла нить рассказа.

— Шейла познакомила меня с юристом, симпатизирующим таким, как я. Он преподавал в Колумбийском университете. Он посоветовал сдаться, предположив, что много мне не дадут. Основной упор защиты будет сделан на мою молодость, пагубное влияние Рая и так далее. Мы разработали план. Я отправилась в Детройт, где пряталась несколько недель. Когда прошло достаточно времени, я явилась в местное ФБР.

— Вы рассказывали Раю Строссу о том, что собираетесь сделать?

Она медленно качает головой, запрокинутой к небу:

— Все это делалось у Рая за спиной. Я оставила у Шейлы записку для него, где попыталась все объяснить.

— И как он отреагировал на ваш отъезд?

— Не знаю. Когда берешься за осуществление подобного плана, назад уже не оглядываешься. Это слишком опасно для всех.

— А потом, оказавшись на свободе, вы пытались что-то выяснить?

— Нет, никогда. По той же причине: не хотела никого подвергать опасности.

— Но вас должно было снедать любопытство.

— Скорее чувство вины, — возражает она. — Рай становился все более невыносим, и у меня не было другого выхода, кроме как с ним порвать. Его влияние на меня ослабело, но… Боже, вам не вообразить, чего мне это стоило! Для меня весь свет клином сошелся на Рае Строссе. Ради него я была готова умереть. В буквальном смысле.

У меня возникает вопрос, который я решаю приберечь на потом: «А убивать ради него вы тоже были готовы?»

— В ФБР вы сказали, что он утонул на Верхнем полуострове Мичигана.

— Я придумала такую версию.

— Зачем?

— А вы как думаете? Я все-таки была перед ним в долгу.

— Вы сделали это, чтобы отвлечь внимание?

— Разумеется, чтобы копы не дышали ему в затылок. Я также должна была объяснить, почему сдалась властям именно сейчас. Не могла же я сказать, что причиной послужило невменяемое состояние великого Рая Стросса, орущего на себя в подвале бара в Верхнем Вест-Сайде. Сейчас бы у него диагностировали биполярное расстройство, обсессивно-компульсивное навязчивое состояние и что-нибудь подобное. А тогда? По ночам, когда бар закрывался, Рай частенько поднимался наверх и начинал расставлять бутылки на полках так, чтобы они находились на одинаковом расстоянии друг от друга и этикетки глядели строго по центру. Он занимался этим часами.

Я вспоминаю башню в «Бересфорде».

— У него были деньги?

— У Рая?

— Вы говорили, что прятались в подвале бара.

— Да.

— У него были деньги на более приличное жилье?

— Нет.

— Он интересовался искусством?

— Искусством?

— Живописью, скульптурой, еще чем-то.

— Я не… А почему вы спрашиваете?

— Вы когда-нибудь совершали ограбления вместе с ним?

— Что? Разумеется, нет.

— Значит, вы попросту рассчитывали на доброту незнакомых людей?

— Я не…

— Вы наверняка знаете, что другие радикалы не брезговали ограблением банков. Например, Симбионистская армия освобождения. Они ограбили бронеавтомобиль компании «Бринк». Вы со Строссом занимались чем-то подобным? Я не собираюсь привлекать вас к ответственности. Дело все равно бы не возбудили из-за истечения срока давности. Но мне необходимо знать.

Нам навстречу идет подросток с тремя собаками на поводках. Лейк Дэвис улыбается и кивает ему. Он кивает в ответ.

— Я еще в самом начале хотела сдаться властям. Но он бы мне не позволил.

— Он бы вам не позволил?

— Частью любого поклонения является абьюз. Я узнала это на своей шкуре. Те, кто сильно любит Бога, столь же сильно Его боится. Даже слово есть такое — «богобоязненный». Самые фанатично преданные, постоянно глаголющие о Божьей любви — это всегда те, кто бредит адскими муками и вечным проклятием. Отсюда вопрос: любила я Рая или боялась его? Не знаю, насколько широка черта, отделяющая одно от другого.

Конец ознакомительного фрагмента.