Страж. Сказание о предателе

Фэн

Мир после проигранной войны не мог длится долго.Элдар, обманом ставший героем, оказывается в паутине из интриг и лжи. Потерпев неудачу, он теряет всё. Но когда на него объявляют охоту – он отвечает ударом на удар.С каждым его шагом правда становится всё отчётливее и страшнее, и война уже не кажется худшим из зол.Удавка на шее Стража затягивается всё туже, и только настоящие герои – те, кто действует, скрываясь в тени чужой славы – могут его спасти. Но цена спасения подчас слишком высока…

Глава 7: Непреодолимые препятствия

«Союзная армия отступала. Отдавала страшную цену за каждую пядь земли, вгрызалась зубами… но, хоть и медленно, хоть и заставляя платить врага втридорога за каждый шаг, однако неизбежно отступала.»

Сказание о предателе. Часть 1. Глава 3. Лист 11

Под тяжёлыми сапогами гулко хлюпала грязь, покрытая первой ненадёжной коркой льда. Из-под опущенных забрал вырывались облачка пара.

Воины в колонне шли один за другим, в ногу, словно каждый день только тем и занимались, что тренировали строевой шаг.

Оружие за спинами и в поясных ножнах солдат звонко ударялось друг о друга и о доспехи воинов.

Впереди колонны шли трое. Первый, в лёгком кожаном дублете, расположился в самом центре. На его поясе в богато украшенных ножнах висел длинный клинок. Рукоять оружия была инкрустирована рубинами и изумрудами. Несмотря на свой парадный вид, оно было более чем боевым. Немногие знали его историю, но легенд об этом мече ходило достаточно.

Говорят, что Ирвинг (а это был именно он) повёл весь свой отряд в атаку на очередной город только ради этого клинка. Когда войска захватили цитадель и вплотную подошли к воротам в тронный зал, Ирвинг приказал всем оставаться на своих местах. Те, кто был с ним рядом, потом говорили, что внутри всё словно укуталось серым, непроглядным туманом… И спустя несколько часов лидер отряда вышел оттуда. Он был один, и держал в руке длинный и тонкий меч, с дорогой рукоятью, усеянной драгоценными камнями. Больше при нём не было ничего.

Более того, очевидцы утверждают, что Ирвинг дрожал от страха, а едва он пришёл в себя, приказал сжечь весь город и бежать, пока не поздно. Это было странно, но солдаты, привыкшие всегда и во всём слушаться приказов командира, не стали спорить. С тех пор на том месте так и осталось гигантское пепелище. И с тех же пор не утекают споры по поводу того, что именно там могло произойти. Одни предполагают, что Ирвинг встретил там того самого легендарного Великого Духа, другие — что там ему встретился не менее легендарный дуэлянт — Рогатый, которому не было равных в бою. Сходились они лишь в одном: Ирвинг не победил там своего противника. Ему пришлось попросту сбежать.

Сам же капитан никому и никогда так и не рассказывал об этом случае.

Вторым во главе колонны шёл высокий, чуть ли не на две головы выше Ирвинга, молодой мужчина. В отличии от остальных воинов Лиги, этот не имел при себе никакого клинка. Всё его вооружение состояло лишь из обычного с виду лука и кожаного колчана с плотным пучком стрел. На деле же лук был усилен несколькими магическими печатями, которые, по словам некоторых сплетников, были установлены самим Магистром Зари. А стрелы, чьё оперение было разделено на семь цветов, использовались в зависимости от ситуации. Так, если Лучник (а именно так воина звали все солдаты в отряде) доставал жёлтооперённую стрелу, его целью не было убийство — лишь усыпление, если же стрела имела красное оперение — скоро должен был прозвучать взрыв.

Третий был немного ниже лучника, но при этом выглядел в несколько раз опаснее. Его доспех был полностью оранжевый, с красными узорами на нагруднике и шлеме. За спиной воина расположились петли с двуручной секирой на них. Воина звали Центурионом, и он был правой рукой Ирвинга. Поговаривают, что Центурион никогда не снимал своего доспеха, и настоящего его лица не видел никто. А некоторые, обладающие особенно развитым воображением, про себя даже подозревали, что воин не являлся человеком. Но все предположения озвучивались шепотом и с изрядной долей уважения.

Вполне возможно, что вся колонна воинов так и смогла бы спокойно дойти до Эолана без неожиданностей, если бы на их пути не встала маленькая деревушка.

Селение было небольшое — всего в десяток домиков. Скорее всего, оно даже не было нанесено на карты. Существовала деревушка за счёт предоставления спальных мест, пищи и воды проезжающим мимо путникам и их лошадям. Существовала раньше…

Сейчас же все дома представляли собой полуистлевшие, ещё дымящиеся брёвна и разрушенные печи. А сам тракт, пролегавший мимо деревни, был покрыт толстым слоем жирной чёрной сажи.

Расположение этого селения, бывшее его единственным средством к существованию, сыграло с ним плохую шутку.

Ирвинг слишком поздно понял, что здесь что-то было не так. К тому моменту вся сотня воинов уже вошла в черту деревни.

Сбавив шаг и осматривая остатки частично или полностью выгоревших домов и сараев Ирвинг не сразу осознал, где же всё население. На потускневшей вывеске с потрескавшимся изображением чаши вина на одном из последних домов висели семь цепей. И на каждой — по два-три человека… Точнее то, что от них осталось. Обугленные тела с пустыми провалами глаз и открытым, словно в последнем крике, ртами. Те, кто это сделал, не пожалели даже детей.

Ирвинг в оцепенении замер. Казалось, даже воздух сжался, стал твёрже. Или не показалось?

Краски выцвели, теперь мир стал серым и обрывался за границей деревни, звуки пропали… Лишь мерно поскрипывая покачивались цепи с телами на вывеске.

Сажа под ногами будто затвердела вокруг ног солдат. Любая попытка пошевелиться закончилась бы провалом.

Но никто и так не пытался вырваться из плена. Все бывшие воины Лиги Клинков так и застыли, не в силах ни пошевелиться, ни даже вдохнуть вязкий, тягучий словно жидкость воздух. Казалось, для Ирвинга и его отряда всё было кончено.

Между тем Эолан готовился к осаде. Спешно строились баррикады, чтоб вошедшие в город войска были вынуждены идти по самому длинному пути. На стены устанавливались чаши с горючим маслом для стрелков, а сами стены укреплялись металлическими пластинами. Эльфийские маги и жрецы приносили щедрые дары и пожертвования богам природы в надежде, что те смогут их защитить.

И все делали свои дела в полной тишине — ни песен, ни стихов, ни разговоров. Давно уже были подняты все мосты, и лишь набатный колокол одиноко, словно с болью и горечью, раз за разом напоминал эльфам об их нелёгкой судьбе.

Тем временем в Цитаделе города шла подготовка иного рода. Глубоко в подземельях дворца в длинном и узком коридоре собрались лучшие воины Эолана. Все они были в полном боевом облачении и все ждали своей очереди.

Из-за закрытых дубовых дверей раздался приглушённый крик с приказом заходить следующему.

В тесную комнатку вошёл широкоплечий воин в кожаном доспехе, укреплённом деревянными планками. Со стороны могло показаться, что такой доспех — нелеп и бесполезен, однако многочисленные зарубки и трещины на старой древесине говорили об обратном. Этот эльф прошёл множество битв, заработал множество шрамов, но оставался бесконечно верен своему королю.

Сам же король в серебристых одеждах сидел в дальнем конце комнаты на резном кресле. Голову правителя венчала серебряная, тончайшей выделки тиара. А за спиной правителя были две массивные двери

— На колени! — голос гулко отражался от каменных стен, делая любое сказанное слово будто величественнее.

Воин, без лишних вопросов, подчинился.

— Обнажи свой меч, солдат! — Продолжил отдавать приказы эльф на кресле.

Воин вновь подчинился, с лёгкостью извлекая длинный, в два локтя, клинок.

— А теперь настало время доказать свою преданность короне! Пронзи свой живот!

Король привстал на своём кресле. Руки с силой сжали подлокотники. Послышался лёгкий треск.

Воин, так ничего и не спросив, занёс клинок для удара и…

— Стой! — Выкрикнул в последний миг эльф перед ним. — Ты доказал свою преданность! Пройди в правую дверь и жди моих указаний!

Воин послушно, и всё так же молчаливо поднялся с колен и прошёл в просторную комнату, украшенную коврами и гобеленами. В конце комнаты стояла статуя богини Аларах — эльфийки в просторных белоснежных одеждах. На одной руке богини стояло кроваво-красное рубиновое сердце, на другой лежала горсть клинков.

Воин всё понял и опустился на колени перед статуей. Перед богиней смерти. И лишь торжествующе ударял набат высоко над ним.

А в коридоре всё в таком же полном молчании продолжали стоять эльфы-воины, когда раздался очередной приказ пройти следующему.

На этот раз перед королём стоял долговязый эльф, по меркам Перворождённых, бывший ещё совсем мальчишкой. Он был без доспеха, в одной белоснежной рубахе, и на его поясе висели короткие ножны с бритвенно-острым ножом. За спиной юноши в специальных креплениях, благодаря которым эльф мог удобно передвигаться, расположился резной белый лук и кожаный колчан, полный стрел.

— На колени! — вновь приказал король. И этот воин также подчинился.

— Обнажи клинок, солдат! — Казалось, голос эльфа гремит в тесной комнатке раскатами грома. И вновь воин не воспротивился.

— А теперь настало время доказать свою преданность короне! Пронзи свой живот!

И вновь руки короля впились в подлокотники, и вновь послышался треск. Вряд ли это кресло доживёт до конца этого дня.

Воин занёс свой нож для удара и… Бросил его на каменные плиты пола, упав в низком поклоне. Расплакался.

— Прости, мой король! Но я не могу! Я ещё слишком молод. Прикажи умереть за тебя в бою — и я пойду! Но не так! Не сейчас!! Прости… — Парень на полу рыдал.

Король, будто выдохнув и вместе с выдохом постарев на несколько сотен лет, устало произнёс:

— Ничего страшного, сын мой… Проходи в левую дверь…

Эльф, всё ещё рыдая, прошёл указанным путём и попал в длинный переход, оканчивающийся выходом обратно на площадь. Туда, откуда всего час назад он и прошёл в коридор для встречи с королём. И лишь набатный колокол заунывно допевал свою песнь скорби.

Ирвинг внезапно будто очнулся от страшного и затяжного сна. Он всё ещё был в проклятой деревне, всё ещё не мог пошевелиться и всё ещё стоял рядом со своими солдатами. Но теперь он мог различать звуки.

С каждым мгновением, как приближался шелест огромных крыльев, сужался круг обзора воина. Вот потускнели, покрылись рябью а затем и вовсе исчезли висящие тела, вот начали пропадать солдаты. Он остался один на один с мутно-белёсой пеленой, когда исчез и шелест. Будто находясь не в своём теле, он видел всё вокруг. Словно со стороны. И он увидел, как за его спиной появилась огромная вытянутая морда дракона. Шесть рогов на его голове делали зверя подобным коронованной особе, а светящиеся изнутри багровым глаза — похожим на безумца.

Из правого глаза медленно, словно сквозь вязкий воздух, стекла серебристая слеза. И как только капля коснулась поверхности пелены, окутавшей всё вокруг, по ней пошли круги, словно на воде от брошенного камня. Ирвинга зашатало, а волны становились всё сильнее… И вот его наконец-то отбросило… в реальность.

Ирвинг очнулся на коленях в чёрной саже. Обернувшись, он увидел, как лица его солдат стали синими, а рты открываются в напрасной попытке вдохнуть хотя бы каплю воздуха. Несколько солдат Лиги уже упали замертво.

— Лучник, взрыв, на десять часов! — хрипло крикнул Ирвинг. Хоть разум солдата и был далеко, рефлекс на команду командира сработал безотказно.

Лучник одним движением вырвал краснооперённую стрелу и лук из-за спины и, натянув тетиву, резко отпустил.

Взрыв словно прорвал тугую пелену. Тотчас те солдаты, что ещё были живы, упали на чёрный тракт, судорожно глотая пропахший кровью и смертью, но такой целебный воздух. Отдышавшись, Ирвинг поднялся на веранду одного из домиков и обратился к солдатам:

— Мы все знаем, кто это был! — Солдаты поднимались один за другим и внимательно прислушивались к своему предводителю. — Магистр был здесь, и вся его вшивая Заря тоже! Теперь это, — он указал на вывеску с выцветшей чашей, — будет моей личной местью! Пред вами, моими братьями, и перед всеми богами и демонами, живыми и ушедшими, я объявляю Магистра Зари своим кровным врагом!

— Грро! Грро!! — Взорвалась деревня боевым кличем его подчинённых. Теперь у отколовшихся от Лиги Клинков воинов появилась новая цель, появился смысл, ради которого стоило существовать. Ради которого стоило убивать.

Гномы были измотаны. Шёл к концу пятый день изнуряющего похода. Казалось, Император в один миг обезумел, заставляя своих воинов преодолевать почти по полсотне километров в день. И это в полном боевом облачении и без лошадей. На сон и еду гномы тратили хорошо если 4—5 часов в сутки, а личное время вообще было отменено.

Едва небольшая, но мощная колонна получила приказ устраиваться на ночлег, воины будто ожили. Император знал, что продлится это оживление недолго — едва охотники принесут дичь, костровые — разожгут костры а лагерные — поставят нехитрые шатры — все гномы упадут без сил. Хуже всего было часовым на границе лагеря да дежурным поварам, которые, в момент, когда все уже отдыхают, должны были готовить еду.

И так уж сложилось, что сегодня таким дежурным поваром был и сам Император. Возможно, кто-то бы сказал, что правителю не пристало работать с простыми воинами, но только сам Император думал иначе. В такие моменты он был един со своим народом. Во многом благодаря этому качеству гномы любили своего правителя и уважали его.

Но сегодня Императору было не суждено помочь остальным.

Едва он отдал приказ отряду останавливаться, всё окружение стало тускнеть. Казалось, будто краска прямо на глазах выцветает от времени, всё вокруг за несколько секунд покрывается толстой вековой пылью, а обзор закрывает плотная сеть паутин. Довольно скоро Император остался один на один с вечнохолодной пустотой.

Но треск разрываемых паучьих сетей подсказал ему, что здесь кто-то ещё.

Выхватывая на ходу двуручную секиру из-за спины, гном обернулся. То, что он увидел, повергло его в ступор — перед ним стоял худой и высокий человек в тёмных просторных одеждах. Его лица не было видно. Казалось, что оно рябит, будто волны в мутном озере. Однако же Император сразу, не смотря на необычный облик, понял, кто перед ним. Это был Король Теней. Тот, кто с самого своего прихода в мир был прозван врагом всего сущего.

— Стой! Нам нужно поговорить. Ты слишком многого не понимаешь! — Попытался было образумить Императора силуэт, но было поздно.

— Ты… Ты… Это ты убил их! Всё время, сколько я себя помню, ты убивал моих родных! — от гнева голос гнома изменился до неузнаваемости. Несмотря на появившуюся хрипоту, в нём прорезалась сталь.

— Это не совсем так… — предпринял последнюю попытку Тень, но секира уже начала свою смертоносную дугу.

Удар перерубающий человека пополам — вот то, что славило гномов с тяжёлыми секирами. Да что там человека — от такой силы не поздоровилось бы даже и другому гному, если бы он был облачён в полный доспех и был частью хирда.

Однако силуэт даже не попытался уклониться. Секира Императора достигла его одежд и… разлетелась вдребезги.

— Это мой мир! — Теперь голос Тени был угрожающим и звучал одновременно из ниоткуда и отовсюду. Гном, всё ещё сжимая бесполезный обломок рукояти, попятился. — Это мой мир, и здесь не действует ваше жалкое оружие! Я пришёл предупредить тебя, но ты доказал свою бесполезность в этой истории! Ты думаешь, что сможешь что-то изменить со своей жалкой шайкой?! Глупец!

Последние слова громом прогремели в голове Императора. Ему показалось, что мозг разрывают изнутри, а затем Тень взмахнул рукой. Гнома швырнуло на неизвестно откуда взявшийся здесь обрубок дерева. Тонкий прогнивший ствол, казалось, вообще без сопротивления преодолел хвалёный гномий доспех, пронзив тело Императора насквозь. Тень, приблизившись, наклонился над поверженным и прошептал ему что-то. Глаза гнома расширились. Понимание резко и хлёстко ударило по разуму. А затем из его рта хлынула кровь.

И тут же он очнулся от резкого, болезненного удара. Перед ним была Эохарда — его единственная дочь и наследница.

Грудь разрывало немилосердной болью, однако, ощупав её, гном понял, что он цел и невредим. Всё, что происходило с ним, несмотря на всю реалистичность и пережитые мучения, было лишь иллюзией. Или не совсем всё?

Гном прислушался к себе. Тень рассказал ему правду, смог пояснить, что на самом деле происходит. Но так ли оно было на самом деле? Умом он понимал, что это было единственным объяснением. Но может ли тогда Император доверять кому либо и сам себе?

Конец ознакомительного фрагмента.