И пусть Сорокопут примет вас в свою семью.
Incipit prologus
Я кричал, тянулся к нему, но не мог приблизиться ни на дюйм.
На запястьях были наручники; меня приковали к ржавой трубе, по которой ползали мокрицы. Очертания подвала едва удавалось различить в свете тусклой лампочки. Она часто мигала — казалось, вот-вот потухнет, оставив нас троих в темноте.
Джером, прикованный к трубе напротив меня, не кричал, не вырывался — словно смирился с неизбежным. На его лице читалось безграничное отчаяние: брови надломлены, рот испуганно приоткрыт. Он немигающим взглядом смотрел на Скэриэла, как будто боялся, что, если моргнёт, — тот исчезнет.
— Скэриэл! Пожалуйста! — в панике крикнул я, повернул голову к металлической двери и взмолился в пустоту: — Пожалуйста, кто-нибудь! Он умирает! Помогите!
Скэриэл лежал между нами; нож всё ещё торчал из его груди. Кровь медленно окрашивала грязный пол. В тусклом свете она сделалась практически чёрной. Или мне это только казалось.
— Пожалуйста… — прошептал я отчаянно и глухо. — Спасите его…
Слёзы застилали глаза. Запястья саднило там, где серебристый металл натирал кожу.
Я вновь посмотрел на Скэриэла. Он не двигался, не издавал ни звука; его руки были скованы наручниками за спиной. Он лежал как тряпичная кукла посреди грязного подвала. Я не видел его лица, на которое завесой упали тёмные волосы. Мне так хотелось дотянуться до него, заправить прядь за ухо — тем жестом, который он так любил.
— Всё кончено, — вдруг тихо произнёс Джером и впервые за всё время нашего заточения поднял на меня взгляд, полный жалости. — Это конец.
