Спасти Одетту

Фрауке Шойнеманн, 2017

Уинстон, его любимая Одетта и вся семья Киры отправились за город, чтобы отпраздновать важное и радостное событие – свадьбу Анны и Вернера! Но кто бы мог подумать, что усатому детективу не дадут отдохнуть и в этот раз. Одетту, бесстрашную и суперсмелую кошку, похитили! Ходят слухи, что виною тому мыши. Но как маленькие грызуны справились с кошкой? Кто-кто, а Уинстон Черчилль выяснит, в чём тут дело, – не будь он агентом на мягких лапах!

Добро пожаловать к Шульце-Науманнам!

— А я сррразу сказала: брррать с собой кошку — плохая идея! Лучше бы оставили ее в пансионе!

Всю поездку бабушка беспрестанно ругалась из-за того, что Одетту все-таки решено было взять с собой в Люнебургскую пустошь. Очевидно, Кирин дар убеждения не произвел на нее должного эффекта. Вернер, к счастью, не стал мастерить родильный ящик — в багажник тот, скорее всего, все равно бы не поместился. А так Одетта смогла удобно устроиться на заднем сиденье, где ее, правда, уже в самом начале поездки вырвало. Атмосферу это, конечно, не улучшило — но, позвольте, беременных ведь часто тошнит! Одетта в этом совершенно не виновата! Однако Кириной бабушке, казалось, не было до этого никакого дела. А ведь она должна бы знать, каково это — ведь у нее у самой есть дети.

Но бабушка ворчала, брюзжала и даже обращалась к Всевышнему с просьбой не дать этим неуместным кошачьим родам расстроить свадьбу ее любимой дочери. Вообще-то разговоры с небесной канцелярией больше по части Симоны. Сестра Вернера Хагедорна — пастор, она вечно консультируется с Господом по любому поводу и без. Но она, как и все остальные родственники, прибудет в Люнебургскую пустошь только после обеда — а если нам повезет, то и вечером.

Когда автомобиль Вернера наконец остановился и Кира открыла дверь, я тут же вперед всех выскочил наружу. Ни секунды больше я не мог выносить приторно-сладкого — неудивительно, что Одетту стошнило, — запаха бабушкиных духов и ее неумолчного ворчания. Снаружи я с облегчением глубоко вдохнул и… проклятая селедка, чем же это тут так воняет?!

От-вра-ти-тель-но!

А уж что за зрелище предстало нашим глазам! Справа от меня высилась куча еще теплого навоза, а прямо за ней — длинная конюшня, из которой с любопытством выглядывало множество лошадиных голов. Вдалеке я разглядел несколько обнесенных забором лужаек. И там тоже были лошади, много-много ЛОШАДЕЙ!

Бррр, да что же это такое?! Я ведь на дух не переношу лошадей. И уж тем более вонючий конский навоз. Кроме того, это место совершенно не подходит для великолепной свадьбы мечты. И уж тем более — для появления на свет шестерых породистых и наверняка ужасно симпатичных котят. Что подумают малыши, впервые оглядевшись вокруг? Что их родители не могли позволить себе жилья поприличнее? Нет уж, потомки Уинстона Черчилля, самого умного и смелого кота в мире, и очаровательнейшей и прекраснейшей Одетты достойны лучшего окружения.

Впрочем, ладно — основное здание усадьбы, вон там слева, вроде бы вполне ничего. И прилегающие к нему строения выглядят ухоженными и по-домашнему уютными, решил я. Вот только этот всепроникающий, густой, теплый, отвратительно-сладковатый запах навоза — святые сардины в масле! Это просто невыносимо!

Тем временем Кира вытащила Одетту с зад него сиденья, и они вместе принялись осматриваться во дворе. И, казалось, были весьма воодушевлены увиденным. Ну и ну, быть этого не может! Ведь Кира так далека от этого всего! Она городской ребенок. Настоящий цветок асфальта. Вонючий навоз, сено, солома, огромные лошадиные уши и выпученные глаза — это все просто не может прийтись по душе моей лучшей подруге.

И уж наверняка это все не может понравиться Одетте.

— Милая, — мяукнул я, — я и сам в ужасе от места, в котором мы очутились. Поверь мне.

Я бы очень хотел пообещать ей, что мы сию же секунду развернемся и отправимся в обратный путь. Вот только боялся, что без самоходной тележки Вернера дорога для моей возлюбленной окажется слишком дальней.

А судя по сиявшим на лицах Анны и Вернера улыбкам, им тут действительно нравилось. Да неужто они совсем ослепли?! Они что, не чуют эту вонь? О чем только эти двое думали, когда решили провести в таком месте день, который вообще-то должен стать самым прекрасным в их жизни?

— Уинстон, не переживай, пожалуйста, мне тут очень нравится. Свежий воздух, природа, простор и зелень. Лучше места для появления на свет наших детей просто не придумать.

Ну, тут все ясно: взгляд Одетты затуманили гормоны беременности. Иначе она пришла бы в такой же ужас, что и я. Но с нашими малышами в животе она словно бы смотрит на мир сквозь розовые очки. Ничем больше сияние ее глаз и мягкую улыбку в уголках рта я объяснить не мог.

А теперь она еще и спрыгнула у Киры с рук. И Кира беспрепятственно ее отпустила. Что?! Кира! Не будешь ли ты так добра поднять ее обратно? Эта грязная пыль под белоснежными лапками — просто неприемлемо!

Но Кира, похоже, витала где-то в облаках. Она все еще восхищенно оглядывалась по сторонам, совершенно выпустив Одетту из внимания. А потом вдобавок ко всему принялась щебетать тоном, которого я до сих пор еще ни разу у нее не слышал:

— Ах, как же тут хорошо, как же хорошо! И все эти пони и лошадки — я от них просто без ума!

Клянусь своей когтеточкой, это уже внушает страх! Что за дух вселился в мою Киру?!

В то время как Одетта направилась к огромному круглому тюку соломы, стоящему у края какого-то сарая, Кира продолжала радостно чирикать:

— Вернер, как ты думаешь, я ведь смогу покататься тут на лошадке?

Я просто разрывался, не в силах решить, что сделать в первую очередь. Убедить Одетту не лезть на этот пыльный и наверняка ужасно колючий соломенный шар — или отговорить Киру от идеи заняться верховой ездой?

Одетта приняла решение за меня, с удивительной при ее объеме живота легкостью и грацией запрыгнув на тюк. Вернер же пообещал, что чуть позже спросит господина Шульце-Науманна, можно ли тут покататься на лошади. Для меня это означало вот что: во-первых, Одетта вновь поступила по-своему, а во-вторых, у меня еще есть в запасе немного времени, чтобы предупредить Киру о страшных опасностях, гарантированно поджидающих всякого, кто решит взгромоздиться на спину этих лохматых тварей.

— Одетта, умоляю тебя, спускайся! Кто знает, что может скрываться там в пыльной соломе. Клещи, блохи, комары… и уж наверняка ничего хорошего для тебя и наших малышей.

Но Одетта в ответ лишь вяло отмахнулась:

— Уинстон, прекрати! Тут наверху просто замечательно. Веет легкий теплый ветерок, солома мягкая и приятная. Кроме того, поездка немного меня утомила, а здесь можно прекрасно отдохнуть. Пожалуйста, будь так добр — дай мне немного побыть в тишине и покое.

Мяв! Я был совершенно с этим не согласен. Но Одетта не только несказанно прекрасна — порой она бывает еще и несказанно упрямой. Я мог бы хоть из шкуры вон вылезти, но, раз она решила, что ей там, наверху, хорошо, ее не переубедить. Что поделать — она такая, такой я ее и люблю. Хотя порой, когда она никак не хочет признавать мою правоту, и приходится нелегко. Несмотря на это, я бесконечно счастлив, что мы наконец-то настоящая пара и вот-вот станем родителями. Ведь Одетта отдала мне свое сердце далеко не сразу. Поначалу она считала меня трусливым квартирным котом, да и попросту слабаком. К счастью, проявленное мной в роли супердетектива бесстрашие помогло убедить ее, что на самом деле я кот мирового класса! Нам с Кирой удалось упрятать за решетку по меньшей мере пятерых преступников, с блеском раскрыв дела, которые, несомненно, поставили бы в тупик полицию!

Я решил сидеть под тюком, чтобы защищать Одетту от опасностей, подстерегавших ее в диких пампасах Люнебургской пустоши. Но и это пришлось ей не по нраву:

— Иди прогуляйся, Уинстон, пожалуйста. Я не могу расслабиться, когда ты сидишь тут внизу и все время на меня пялишься, задрав голову.

Святые сардины в масле, ну почему Одетта так упорствует в своем неблагоразумии?! Впрочем, что поделаешь, не ссориться же с ней. Тем более что доктор Вильмес говорила, что кошкам на сносях вредно волноваться.

Лишь это последнее соображение заставило меня сдать позицию. Разумеется, отступил я не слишком далеко, а лишь настолько, чтобы не упускать из поля зрения тюк соломы с Одеттой наверху.

Я поплелся вдоль длинного здания конюшни, и тут меня внезапно нагнала Кира:

— Что, Уинстон, тоже решил осмотреться на местности? Я вообще-то должна сейчас помогать выгружать вещи из машины. Но Вернер с мамой и бабушкой пошли получить у администратора ключи, чтобы заселиться в номера. А я воспользовалась моментом и смылась! — Она заговорщицки ухмыльнулась. Я едва узнавал свою Киру — она была словно не в себе. На лице ее блуждала блаженная улыбка, и голос снова показался мне каким-то совсем чужим. Чересчур возбужденным. — Ох, Уинстон, — счастливо выдохнула она. — Я же всю свою жизнь мечтала оказаться на конном дворе, где держат пони! И как же здорово, что Одетта родит деток здесь, на свежем воздухе, на природе!

Я уставился на Киру. Свежий воздух? Что-что? Да здесь же адски воняет. Отвратительно. А эта самая природа таит в себе тысячу опасностей: тут тебе и мошки, и кузнечики, и черви, и пчелы, и комары — да-да, здесь же наверняка никуда не скрыться от комариной напасти.

Я мяукнул, вложив в голос как можно больше упрека, но Кира на меня уже не смотрела — мысли ее были заняты другим.

— Ой, смотри, Уинстон, какой хорошенький черный пони в паддоке^[2] прямо перед нами — никогда еще таких не видела, а ты?! — Не успел я посоветовать ей держаться от черного чудовища подальше, как она уже просунула руку за забор и потрогала мохнатое существо за белый нос: — Привет, это кто у нас тут такой? Меня зовут Кира, и я только что влюбилась без памяти.

Кира рассмеялась как-то уж слишком для нее звонко и заливисто, а мохнатый зверь, фыркнув в ответ, забрызгал все вокруг бесчисленными капельками слюны.

ФУ! ОТВРАТИТЕЛЬНО! ФУУУУ!

Кира все еще смеялась, а я впервые с момента нашего знакомства всерьез засомневался в ее трезвом рассудке.

Кира — крутая девчонка с очень острым умом. И к тому же настоящий супердетектив! Никогда бы не подумал, что она способна прийти в такой восторг при виде какого-то лохматого слюнявого чудища.

Но и это еще был не конец. Гигантская белоснежная лошадь, с головой огромной, как у слона (ну ладно-ладно, если начистоту, настоящего слона я никогда не видел — разве что по телевизору), рысью выбежала из стойла без дверей и остановилась у забора рядом с черным пони.

— О, привет, — поздоровалась Кира с белым привидением и потрепала его по огромной морде. — А ты кто такой?

— Валли! — раздался вдруг чей-то голос.

В первый момент я уж было решил, что лошадь умеет говорить. Безумная мысль, знаю. Но когда судьба забрасывает тебя из приличного гамбургского дома в вонючее захолустье, от шока в голову порой приходят странные мысли.

Но нет — голос принадлежал мальчику, который словно из ниоткуда возник рядом с Кирой и теперь приветливо улыбался. Потом он протянул ей руку и объяснил:

— Кстати, меня, зовут Лукас Шульце-Науманн. А того черненького — Булли.

Кира странно захихикала и тоже протянула руку:

— О, Булли, надо же — какое забавное имя для пони. Ах да, меня зовут Кира. Моя мама в эти выходные выходит замуж, и свадьба пройдет здесь, в усадьбе.

Лукас кивнул:

— Я так и подумал. Что ты приехала сюда на свадьбу, я имею в виду. Ты любишь лошадей? — Кира не успела еще ничего ответить, как он покачал головой и тут же продолжил: — Что за глупый вопрос. Конечно, ты любишь лошадей. Иначе вряд ли стала бы стоять возле паддока с Булли и Валли.

Кира рассмеялась — вновь очень звонко и несколько пискляво. Ох, да что же такое творится с моей Кирой?!

— Я просто без ума от лошадей, — объяснила она, и тут я всерьез забеспокоился, в добром ли она здравии. Раньше я ничего об этом не знал. Ну и дела, вот это новость. — Правда, у нас в Гамбурге пони и лошади встречаются довольно редко. По крайней мере в том районе, где я живу. Но я всегда, сколько себя помню, мечтала прокатиться верхом.

Лукас явно обрадовался признанию Киры, потому что тут же предложил:

— Если хочешь, могу чуть позже дать тебе урок верховой езды. У нас есть парочка очень послушных учебных пони и лошадок.

Глаза Киры вспыхнули словно бенгальские огни:

— Правда?! Ты это сделаешь?! Ух, это… это было бы просто превосходно!

Лукас кивнул, и Кира спросила:

— А Булли тоже учебный пони? Нельзя ли мне прокатиться на нем?

Но тут ответ был отрицательным:

— Нет, к сожалению, не выйдет. Он позволяет на себе ездить только дочке соседа — Лине. Да и учебным пони он никогда не был. Булли — настоящий чемпион. Он даже несколько раз принимал участие в чемпионате страны.

— Ох, — глаза Киры округлились от удивления. А я страшно обрадовался, что ей не разрешили кататься на этом черном как ночь пони. Он мне показался каким-то жутковатым.

Каким-то жутковатым, в придачу ко всему, показался мне и шорох, который я уловил левым ухом. Как будто что-то где-то заскреблось — или скорее зашелестело. А точнее — едва слышно затопало, перебирая множеством крошечных лапок.

Очень странно!

Шорох раздавался из большого зала, над входом в который большими черными буквами было написано «МАНЕЖ».

Кира с головой погрузилась в совершенно неинтересный разговор о лошадях с этим Лукасом, а я тем временем решил отлучиться и пойти на шорох.

Уходя, я еще услышал, как Лукас спросил:

— Кстати, а что это за кот, он твой? И он вот так ходит с тобой повсюду, как собака без поводка?

Собака без поводка?! Алло! Он вообще в своем уме?! Я породистый кот благородного происхождения, и сравнивать меня с какой-то там банальной собакой считаю недопустимым.

— И да, и нет. Это Уинстон, но он не мой кот, а Вернера Хагедорна. Вернер — будущий муж моей мамы, то есть без пяти минут мой отчим. То есть, выходит, Уинстон вскоре станет и моим котом… — Тут Кира ненадолго смолкла, а потом добавила: — Хотя вообще-то Уинстон свой собственный, и ничей больше. Он живет с нами, и он мой друг. Да, пожалуй, сказать так будет правильнее всего.

Осторожно ступая, я двинулся в сторону манежа. Слева и справа узкую песчаную дорожку окружали покрытые буйной цветочной растительностью клумбы. Дверь была приоткрыта. Я проскользнул в щель. Внутри меня сразу обдало прохладой, а в нос ударил запах кожи. И сырой земли. Все вместе, как-то вперемешку.

Я принялся было осматриваться — и тут же отскочил назад. Замешкавшись на мгновение, я неминуемо угодил бы под копыта совершенно беспардонной гнедой лошади, которая с оглушительным топотом скакала по залу диким галопом. Сидящая верхом на ней девушка не выглядела очень счастливой. Я не слишком много понимаю в лошадях, да и совершенно не желаю в них разбираться. Но в чем я спец, так это в гримасах ужаса — и на морде этой клячи, готов поклясться, читался самый настоящий испуг.

Я понял, что девушке не удержаться в седле. Гнедая лошадь не просто носилась по кругу — она при этом еще и неистово брыкалась.

Попытаться остановить лошадь, бросившись ей под копыта, и обречь себя на верную смерть было бы хоть и храбро, но глупо. Я ведь готовился стать отцом, и пропускать этот волшебный момент в мои планы совсем не входило. Кроме того, гнедая в припадке безрассудства, пожалуй, и не обратила бы на этот самоотверженный поступок ни малейшего внимания. Оставалось лишь позвать на помощь Киру и этого Лукаса. Поэтому я побежал за ними.

Кира и Лукас все еще болтали, стоя рядом с Булли и Валли. Я потерся о ноги Киры, мяукая так тревожно, как только мог, и бросился обратно в сторону зала. Кира, конечно, на лету схватила что от нее требуется и побежала за мной. Лукас тоже. Но он, думаю, просто последовал примеру Киры.

Мы ворвались в манеж в тот самый момент, когда гнедая на полном ходу затормозила — девушка вылетела из седла, как на реактивной тяге, и, просвистев над головой лошади, приземлилась на пятую точку. Гнедая остановилась рядом и притихла. Я и мухи не обижу, как бы говорила она всем своим видом.

— Катя, боже мой, ты ничего себе не сломала?! Может быть, сбегать за врачом? — взволнованно воскликнул Лукас, выбежав на дорожку для верховой езды.

Девушка покачала головой, и Лукас помог ей подняться на ноги.

— Нет-нет, все в порядке. Не знаю, что это вдруг нашло на Рико. Заметил что-то у бортика манежа и пустился в галоп, словно обезумев.

Святые сардины в масле, что-то тут нечисто — как всегда, подсказало мне кошачье чутье! Это что же получается: нечто, напугавшее — или некто, напугавший — лошадь, и есть источник того странного шороха, что я слышал?

Весьма подозрительно, весьма подозрительно.

Примечания

2

Паддок — огороженная открытая или с навесом площадка, примыкающая к конюшне, предназначенная для содержания лошадей на открытом воздухе; загон. (Здесь и далее прим. пер.)