Цена. Ощущения сутенёра

Фиержа Fierzha, 2010

Анна в силу обстоятельств – совпали денежные затруднения и разлад в семье, становится девушкой по вызову. При этом для окружающих сохраняется видимость брака. Ее затягивают легкие деньги, встречи с людьми, с которыми она бы никогда не познакомилась иначе. Анна переезжает в большой город, становится сутенёром. Судьбы, скользящие мимо, материальное благополучие, подменяющее моральные ценности, любовник, «положенный по штату», сложные взаимоотношения с мужем, который осознает гибельность ситуации. Но Анну всё устраивает…Всё рушится в один миг вместе со смертью мужа.Содержит нецензурную брань.

Глава 2

В то наивное время, когда я еще не вышла официально замуж, и у меня было только двое детей… то есть очень давно, в прошлой жизни… Работала я тогда продавщицей в небольшом магазине на перекрестке. Магазин старый, бывший купеческий лабаз, и в подвале под ним запросто поместился бы грузовой состав. Вокруг сплошь частный сектор, так что через месяц я знала многих покупателей по именам, а они меня и подавно.

Лада. Чистенькая аккуратная девочка. Она всегда стеснялась, пережидала, чтоб в магазине не осталось других покупателей. И брала презервативы — пачек по десять. Часто. Я думала, просто хобби такое — сексом заниматься, но сменщица, что тоже это приметила, разочаровала меня:

— Что ты, она проститутка.

Меня это изрядно озадачило. Книги, ТВ, газеты создали у меня несколько иное представление о девушках этого рода. А Лада с точки зрения заезженной работой и забытой мужем женщины вызывала максимум симпатии. В ней чувствовалось достоинство и своеобразный покой. Не думаю, что они были в тот момент у меня. Чем она занимается, в округе, похоже, все знали, — парни иногда спрашивали меня:

— Вы видели Ладу? Она заходила сегодня?

— Я как-нибудь к вам в подружки попрошусь, — однажды сказала я, выдавая ей стандартный набор — очередную порцию презервативов (обязательно гладких) плюс земляничный «Орбит».

Лада только молча улыбнулась. Еще бы. Я старше лет на десять. Мне самой в ее возрасте такие казались мумиями.

Было жарко, в магазин вошла старуха и купила стеклянную бутылку лимонада. Я открыла ее, старуха жадно выпила около половины и, отдышавшись, сказала:"У нас в Туркменистане на каждом углу киоски с газировкой. А тут…"

— Знаю, сама оттуда. Из Красноводска.

Она внимательно посмотрела на меня блеклыми глазами:

— А я из Небит-Дага. В обкоме партии инструктором была. Зачем только этот статус переселенца…

Мы разговорились, обе до слез растроганные встречей. Старуха выражалась грубо, резким скрипучим голосом. Отказавшись полтора года назад от туркменского гражданства и квартиры в Небит-Даге, она получила бумажку вынужденного переселенца, по которой здесь ее кое-как заселили в общагу, набитую алкашами. Добрых слов для России у нее не нашлось.

На наши со сменщицей жалобы о загруженности — предыдущая бригада работала по двое, и просьбы повысить зарплату директор магазина отреагировал странно — нанял товароведа. Тогда мы сказали, что дорабатываем последнюю смену, пусть ищет новых продавцов.

На этот раз Эдуард Эдуардович подошел сам и предложил мне работу. Я напомнила, что когда-то уже пыталась устроиться к нему. Он еле раскопал меня в ворохе своей памяти: «Ты показалась мне слишком болтливой».

Ну вот. Три года назад место дизайнера в его фотостудии, самой первой (и до сих пор самой крупной) в городе, было пределом моих мечтаний. А сейчас? Я уволилась из магазина. Он взял троих стажеров, в том числе и меня, на два места, и не мог или не хотел сделать выбор уже вторую неделю. Бесплатные работники очень удобны. А для меня работать из любви к искусству это непозволительная роскошь. Надо было кормить младшего ребенка. Старший сын и так жил у родителей. Стас отсутствовал в Ижевске, уехал на заработки. К тому моменту, когда Эдуард Эдуардович повел двух других девушек в ателье фоткать друг дружку топлесс, требовалось что-то решать.

Дома давно валялась старая крошечная визитка: обнаженная золотистая девушка и номер телефона. Стас утверждал, что вытащил ее у друга из кармана. Дизайн-студии заказывали печатать подобные штучки. И еще я видела объявления на столбах: «Требуются коммуникабельные девушки на неординарную работу». Я думала, что уж этого-то добра всегда хватает, и без особой надежды набрала номер с визитки:

— Скажите, вам девушки нужны?

Удивилась, услышав живое:

— Нужны!

Договорились о встрече. Приедет белая «девятка». Я изрядно испсиховалась, пока ждала, представляя невесть что. Мимо проехала машина, набитая качками — я и вовсе спряталась в кусты, как зайчик. Подкатившая реальность оказалась такой же неожиданной, как Лада. Упитанный дядя вполне домашнего вида смущался не меньше меня. Пытался отговорить — мол, это не ваше. Я объяснила, что должна много денег, надо быстро отдать. Имела в виду, наверное, шестнадцать тысяч долга за квартиру, но куда важнее — восемьсот сорок рублей, которые я задолжала няне за неделю, пока проболталась у Эдуарда Эдуардовича. В общем, решили, что съезжу домой, переоденусь, и через час меня заберут на работу.

Так и сделали. Когда он подъехал, рядом с ним, забравшись с ногами на сиденье, сидела кудрявая темно-рыжая девушка без бровей. Она просто забыла их нарисовать. Ее звали Настя. Настина внешность средневекового ангела озадачила меня еще больше. Она объясняла мне про презервативы, смазку и все такое, а я думала: была она сама раньше проституткой или нет? Если нет — откуда все знает? Если да — ну не походит она на тех девушек из передач!

Между тем мы приехали на съемную квартиру, где жили девушки. Открыв дверь своим ключом, Настя метнулась с порога в комнату и начала орать насчет мусора на полу. В квартире — только одна девушка, высокая блондинка. Линда. Потом появилась еще одна, темненькая, Маша. Пришел второй водитель, Юра. Спустя какое-то время мы поехали на заказ. Маша успела рассказать мне, что у нее два месяца назад погиб восьмимесячный ребенок, и что вообще-то она работает на фабрике, а пока отпуск — здесь.

***

Стас увидел тетрадь с этими записями под диваном и взбесился:

— Выкину на помойку. Что ты хочешь нового написать? До тебя все написано. Хочешь, чтобы твои дети узнали, чем ты занимаешься?

Имею полное право об этом забыть. Имею право об этом писать. От романтизации мужского отношения — Мопассан, Куприн, Моравиа — вы все еще воспринимаете нас как жриц, так удобнее… А, я ничего не изменю этим. Образ Сонечки Мармеладовой гораздо легче для восприятия. Потому что не имеет ничего общего с жизнью.

Стас все-таки выкинул этот дневник. Потом он спрятал от меня клавиатуру. На полке со своим бельем — единственное место в квартире, куда я ни за что бы не догадалась сунуться.