Башкиры. История Караная Муратова, пугачевского полковника

Урал Юлдашев, 2020

«Я ехал в поезде Астана-Москва. Было жарко, несмотря на открытые окна, в вагоне было душно, пришлось подолгу стоять в коридоре и смотреть на проплывающую бесконечную равнину, на мелькавшие маленькие разъезды и женщин с флажками в руках. Я ехал на родину, в Башкирию, в прошлом году мне это не удалось, поэтому с нетерпением ожидал встречи со своими братьями и сестрой, которые жили в разных городах и селах. Вообще, жизнь у меня складывалась не очень гладко, и совсем не так, как предполагал, иногда я переживал по этому поводу, но утешал себя тем, что такова судьба – что суждено, то и сбудется, а опыт жизни набирается путем набивания шишек. В Казахстане я оказался в трудный для меня период жизни, но здесь удалось закрепиться – найти работу и завоевать уважение среди коллег и руководства, много сил было приложено для самоутверждения и авторитета…»

Глава II. Начало. 17 октября 1773 года

Они (башкиры) одни во всем нашем государстве владеют землей на вотчинном праве.

Им в другом месте нигде даром земли не дадут и даже у казаков земля казенная, им не принадлежащая, которую они ни продавать, ни отдавать кому-то не могут, а башкирам все это дозволено законом.

Оренбургский и Самарский генерал губернатиор А.П.Безак. 19 век.

1. Семья

Указной* сотник Каранай Муратов, исполнявший обязанности волостного* старшины, ехал домой из аула Уршакбашкарамалы*, куда он ездил, чтобы навестить свою дочь Бибиасму. Он выдал ее замуж за сына местного батыра, свадьбу сыграли месяц назад, а сейчас был там по приглашению сватов. Его сопровождали сыновья — старший Алдарбай, которому летом исполнилось двадцать два года, и Адильбай, моложе на два года, сейчас, они легко гарцевали на горячих конях. Каранай выглядел внушительно*, у него была крепкая, поджарая фигура, рост выше среднего, широкие плечи, начинающая седеть голова, ему шел тридцать девятый год, на веснушчатом лице рыжеватые борода и усы, и решительный взгляд серых глаз. Поверх стеганого бешмета, на нем был зеленого цвета простой елян*, на голове малахай из рыжей лисы с хвостом, спадающим на спину. На поясном ремне, украшенном серебряной застежкой в виде скачущего волка, висела кривая сабля с cеребрянной рукояткой в дорогих ножнах с витиеватым травяным узором, а за пояс заткнут пистоль. Своим обличьем и характером он был похож на своего деда Алдарбая — никогда не отступал в трудные минуты жизни, а наоборот, делал все для победы. Его любимый гнедой жеребец, хорошо отдохнувший за ночь, норовил пуститься вслед за другими, но Каранай придерживал его прыть, ему не хотелось тряски и суеты, он был настроен на размышления. Старший сын Алдарбай был похожим на свою мать Фатиму — у него выразительное и красиво-мужественное лицо, еще по-юношески стройная, но уже крепкая и ладная фигура, он был вооружен саблей и пистолем. Адильбай, худощавый и быстрый джигит, с бегающими черными глазами, был заядлым охотником, держал в руке ружье, кроме этого, у обоих за спиной в налучниках висели луки* и колчаны стрел — традиционное оружие башкир. Джигиты пустились вскачь друг за другом вдоль берега речки, с молодым льдом и заскочили в заросли тала. Адильбай приостановился, поглядывая по сторонам, ища лисьи и волчьи следы, и решая, когда можно будет выехать на охоту. Он повернулся к Алдарбаю:

— Говорили, что волков в этом году будет много, но я пока их следов не вижу, а только заячьи! Тот согласно кивнул головой:

— Летом я видел волчицу с выводком, но трогать не стал, похоже, на то, что ее нора на склоне вон того холма, — он показал камчей. — А заячьих следов много, так что еды для волков будет достаточно, — отметил Адильбай.

День сегодня выдался холодным*, днем раньше выпал первый снег, но не растаял, зима обещала быть ранней. На березах и тополях еще золотились остатки листвы, на полях кое-где, сквозь снег, просвечивала зеленая трава, на лугах стояли стога сена, в аулах неторопливо текла размеренная жизнь. Солнце неярко просвечивало сквозь белесые облака и клонилось к горизонту, когда они доехали до дома. Во дворе залаяли две крупные собаки, Алдарбай окликнул их:

— Кошкар, Актырнак! — псы, узнав хозяев, завиляли хвостами. На лай вышла из дома Фатима, старшая жена Караная, невысокая, немного располневшая красивая женщина с небольшим, с горбинкой носом и черными глазами. Нетронутые сединой черные прямые волосы были сплетены в две косы с монетами, которые звенели при ходьбе. На ней был синий камзол с желтыми узорами, надетый поверх отрезного в талии платья с длинной юбкой. Из украшений был нагрудник из красных и зеленых бус, в перемежку с мелкими серебряными монетами.

— Каранай, Алдарбай, Адильбай, как поездка? — она приняла у мужа

повод. Каранай слез с коня, отряхнулся, поправил кривую саблю на поясе и подошел к жене:

— У нас все хорошо, Фатима, как дети? Вот, сватья передала гостинцы, — он кивнул на переметную сумку.

— Хвала Всевышнему, все здоровы. Таштимер катал сегодня Бахтыгарея на лошади, ему так понравилось, что он не хотел слезать.

— Таштимер, иди сюда, — Каранай обнял, вышедшего на крыльцо сына, и потрепал по вихрастой голове, — сынок, занеси узел, да присмотри за лошадьми. Братья, подойдя, похлопали друг друга по плечу:

— Как, братишка, все дела сделал? — спросил Алдарбай и подмигнул.

— Чем больше делаешь, тем больше дел находится, — философски ответил тот и улыбнулся.

— Подрастешь, дел будет еще больше, по себе знаю, — Адильбай строго посмотрел на младшего брата.

— Всех дел не переделаешь, поэтому я стараюсь не потеть, — Таштимер повел коней в стойло.

— Хорошо, что отец этого не слышал, а то вспотел бы под камчей, — пробурчал Адильбай.

У Караная был большой рубленый пятистенный дом, построенный по русскому типу с печкой с пристроенным с боку казаном, с деревянным полом из досок и широкими нарами. Жили семьей дружно, главной в доме была старшая жена Фатима, которая управляла младшими женами и всеми детьми. Семья большая — три жены и десять детей: шесть сыновей, четыре дочери и внук. Алдарбай был женат и жил отдельно от родителей, дом его стоял напротив, через улицу, своего первенца он назвал Исламбеком, второй сын Адильбай тоже был женат, но, по обычаю жил с родителями, а детей еще не было. Старшей из дочерей Бибиасме было восемнадцать лет, месяц назад ее выдали замуж, и она уехала жить в семью мужа в аул Уршакбашкармалы. Второй, самой любимой дочери, Сабире было еще только шестнадцать лет. Детям от второй жены Гильминисы — Таштимеру было пятнадцать, Биктимеру — шел четырнадцатый год, Бикхуже — двенадцать лет. Дети от третьей жены Юмабики — дочери Айхылу и Минхылу, а самому младшему сыну Батхтыгарею не было еще и двух лет. Когда они вошли в дом, шустрый черноголовый мальчик заторопился к отцу на нетвердых ногах, протягивая ручки вперед.

— Бахтыгарей, сынок, иди сюда! — Каранай высоко поднял его на вытянутых руках, — смотрите, будет настоящим джигитом! Повернувшись к младшей жене, он передал ей ребенка:

— Юмабика, возьми ребенка, береги, чтобы не упал и не разбился.

Жены стали накрывать дастархан к чаю, Гильминиса занесла большой кипящий медный самовар и начала заваривать чай с душицей, а Юмабика раскладывала на большой холщевой скатерти — дастархане, молоко, масло, мед, курт и пресные лепешки. Фатима спросила:

— Как живется нашей дочке, не обижают ее, она ведь у нас с характером?

— Да, нет, вроде. Хотя Галинур и горячий джигит, но его мать, наша сваха, женщина со спокойным характером, так, что они вдвоем с Бибиасмой нашли верный подход к нему.

— Бибиасма не беременная?

— Пока не видно, еще прошло мало времени, думаю, что если это произойдет, то наша сваха нас известит.

— Помнишь, как летом, в самый сенокос, приезжал Галинур? — спросила Фатима, — тогда он был неразговорчивым и стеснительным, а оказался горячим джигитом.

— Ну, по молодости лет, все мы были горячими, хорошо, если он вовремя возьмется за ум и остепенится.

— Да, храни его Аллах, пусть будет так.

После чая Каранай прилег вздремнуть, но сон не шел, на душе было неспокойно. Еще в начале октября появились слухи о бунтовщиках яицких казаках, которые собирались около Оренбурга, о том, что объявился новый русский царь* Петр III, и что казаки громят крепости и вешают офицеров. Узнав об этом, Каранай подумал: «Казакам сильно урезали вольности, соль теперь им нужно покупать, а жалованье уменьшилось, старшин, теперь, как и у нас, не выбирают, а их назначает сам губернатор. Последние указы Абей батша* сильно обидели башкир, меня везде спрашивают, почему так происходит и что будет дальше. Еще раньше запретили иметь кузницы*, что даже колесо телеги обуть непросто, ясак* отменили*, но запретили самим варить соль и заставляют покупать в магазеях — это уже слишком. Да и жаловаться теперь не кому и некуда, царица запретила жаловаться*, а что нам делать — остается надеяться только на себя. Неделю назад в аул Каранай приезжали агитаторы повстанцев, их было пять человек — двое казаков, один калмык и двое башкир, они остановились на майдане в центре аула и стали созывать народ. Жители аула видели их впервые, поэтому собралась небольшая толпа любопытных, а один из агитаторов, молодой башкир лет двадцати, стал спрашивать собравшихся:

— Как живете, кто вас притесняет, есть жалобы? — он помолчал немного, но, не дождавшись ответа, громко сказал:

— Башкиры! Говорили, что Абей батша убила своего мужа, царя Петра III и захватила царский престол. Но царь не умер, а долго скрывался, сейчас он объявился, зовут его Пугачев, а по — нашему — Бугас батша. Слушайте, сейчас я прочитаю вам его письмо к нам, башкирам, письмо это называется «Манифест»*: Я царь Петр Федорович, даю башкирам волю, свободное пользование землей, реками и угодьями, освобождаю от богатеев, захвативших ваши земли. Поднимайте народ против помещиков, захватчиков, за нового царя, гоните всех из своей земли!

— Как, говоришь, зовут нового царя? — спросил его острый на язык, Буранбай.

— Бугас батша.

— Так, значит, выходит, что он воюет против своей жены, Абей батша?

— Этого я точно не знаю, — сказал джигит и спросил у казака, по-русски:

— А кто его жена, Абей батша? Немолодой казак, подумав, ответил:

— Да, его жена царица Екатерина II — принцесса немецкой крови, она его свергла и хотела убить. Агитатор перевел, народ зашумел, а Буранбай хитро сощурился:

— Да, чудные дела творятся на белом свете, жена воюет со своим мужем с помощью армии!

— Да, выходит, что Бугас батша воюет против нее, бояр и помещиков. Башкиры, прогоним с нашей земли русских богатеев. Угнетенный народ собирается сейчас возле города Ырымбур, с нами казаки, русские крестьяне, татары и мишары, — все поднялись на борьбу! Люди слушали молча, но с агитаторами никто не пошел, тогда Караная не было в ауле, но уже знал содержание манифеста Емельяна Пугачева к башкирам, читал также и манифест к казакам*.

На следующий день в аул Каранай приехал главный старшина Ногайской дороги Алибай Мурзагулов* с охраной и младшим сыном Хураммом, молодым и статным джигитом. Мурзагулов был авторитетным человеком на Ногайской дороге, его знали и уважали башкирские старшины всех четырех дорог*, хотя с Каранаем он был знаком давно, но в его ауле был впервые. Хозяин встретил гостей у ворот:

— Ас-салляму аляйкум*, — приветствовал Алибай, протянув обе руки.

— Уа аляйкум ас-саллям, — ответил Каранай, с поклоном здороваясь с главным старшиной. После традиционных слов приветствия, они вошли в дом, Каранай представил своих жен и детей, старшие сыновья, занятые делом, в это время отсутствовали. После расспросов оздоровье и благополучии, они перешли к делу.

— У меня письмо от Уфимской канцелярии* за подписью воеводы Богданова, — сказал главный старшина, — нам приказано собрать отряд из башкир и мишарей для подавления мятежных казаков во главе с их атаманом Пугачевым. Тебе нужно собрать своих людей и подойти к Стерлитамакской пристани*, даю три дня. Сколько конных можешь поставить? — Алибай пристально посмотрел на Караная.

— Человек сто, как обычно, со своим вооружением, провизией на три дня и вьючной лошадью, — ответил тот.

— Нужно больше, собери один полк, не менее пятисот человек, поэтому назначаю тебя походным старшиной, — Алибай хмуро посмотрел на Караная, — знаю я тебя, всегда держишь запас.

— Запас на то и запас, что его достают в нужное время, — ответил Каранай, хитровато прищуривая глаза. — Думаю, что собрать удастся не более двухсот пятидесяти, но если мы пойдем против восставших казаков, то добровольцев не будет, придется собирать только тех, кому положено по нашему закону, — закончил он серьезно.

— Давай, рассылай своих людей по аулам, а я немного отдохну у тебя, — и продолжил, — вот мой самый младший сын Хурамм, иди сюда, познакомься, — это сотник Каранай Муратов, сын старшины Мурата Алдарова* и внук знаменитого башкирского героя Алдара Исекеева*, я тебе о них рассказывал не раз.

— Я много слышал о вашей семье и про Алдар батыра, рад познакомиться, уважаемый Каранай агай! — Хурамм подошел, поклонившись, протянул обе руки для приветствия.

— А у тебя, Алибай, растет славный джигит — красивый, статный, да и умом аллах не обидел — умеет складно говорить!

— Это мой младший сын, моя надежда и опора в старости, старшие сыновья уже живут самостоятельно, а Хурамм будет жить со мной, теперь нужно подыскивать невесту, пришла пора его женить. Мужчины расположились на расписной кошме, подложив под бока шитые узором подушки, женщины накрывали дастархан. Здесь была и Сабира, черноглазая девушка с вьющимися темными волосами, заплетенными в две длинные косы. За это лето она подросла, оформилась и превратилась в настоящую красавицу, — ее слегка раскосые, черные и всегда смеющиеся глаза, уже не давали покоя каранаевским джигитам.

— А у тебя дочь красавица, — Алибай посмотрелся на девушку, — когда замуж выдашь?

— Конечно пора уже, но еще не решил окончательно, трудно расставаться с любимой дочкой.

— Сабира, дочка, сходи за водой, приказала ей Фатима, — да только быстро.

Сабира взяла кожаное ведро и пошла за водой к роднику. На ней было зеленое отрезное в талии платье с оборками, украшенное лентой, штаны с широким шагом, нарядный передник, камзол с позументом, поверх был надет распашной кафтан из зеленого сукна с отделкой, на груди звенели украшения из серебряных монет. На голове была шлемовидная шапочка, отороченная мехом и покрытая монетами, ноги были обуты в мягкие кожаные сапоги с высокими голенищами. Ей нужно было пройти по тропинке к роднику через заросли тала, она шла не спеша, напевая вполголоса свою любимую песню, когда навстречу ей вышел Хурамм. Оба остановились в некотором замешательстве, но первой пришла в себя Сабира:

— Ты кто, сын старшины Алибая? — она посмотрела на него искоса, прикрыв лицо концом платка. На ее тонком запястье блеснул серебряный браслет, а на пальчиках кольца с зеленым камнем.

— Да, я его младший сын, меня зовут Хурамм, — тихо произнес он, не сводя с девушки глаз. — А тебя как зовут?

— Я Сабира, дочь Караная Муратова, ты зачем пошел за мной, хотел напугать, а если я закричу?

— Нет, ты очень красивая, я только хотел познакомиться с тобой, а не пугать, — смутился он и начал поправлять лисий малахай на голове и саблю на широком булгарском* кожаном ремне с серебряными украшениями.

— А ты откуда приехал, где ваш дом? — поинтересовалась Сабира.

— Мы живем в ауле Альбей, мой отец главный старшина Ногайской дороги.

— Когда поедете обратно?

— Сегодня. Мой отец должен обсудить важное дело с твоим отцом, а поедем засветло, сейчас стало опасно, везде могут быть бунтовщики казаки. А у тебя есть парень или жених?

— Пока нет, но отец уже говорил, что мне пора замуж. А у тебя есть девушка?

— Нет, отец хочет меня женить на дочери одного старшины, но я не хочу. Я хочу увидеться с тобой еще раз, буду ждать удобного случая, чтобы приехать в Каранай, будешь меня ждать?

— Когда следующий раз приедешь, тогда и скажу, а теперь мне надо скорее домой, мама ждет воды. Прощай!

— Прощай, Сабира, я приеду, жди меня!

Отдохнув после обеда, главный старшина Мурзагулов с сыном и охраной уехал. Каранай Муратов остался в задумчивости: «Что-то должно произойти», — подумал он, — «может, получится так, что мы не будем воевать против Бугас батша, но войско надо собрать. Многие башкиры уже сейчас готовы подняться, а мы что, будем стоять в стороне? Если раньше башкиры восставали против русских, то теперь, похоже, будем воевать вместе с русскими. А что же думает Алиби, неужели он не пойдет против Бугас батша?», — думал Каранай, вспоминая, свое первое закомство с главным старшиной.

К вечеру вернулись с мельницы сыновья Алдарбай и Адильбай с соседским джигитом Мухамадьяном, привезли на подводах муку. Их встретили, уже вернувшиеся с поля, Таштимер с Биктимером, все стали заносить мешки в амбар, Каранай подошел к сыновьям:

— Таштимер, как закончишь дела, извести джигитов нашего аула, пусть еще до заката, соберутся здесь у нас, но сначала зайди к своему дяде Ырысаю, скажи также Иткуста и Таймасу, пусть придут сейчас, не задерживаются. Первым пришел младший брат, они поздоровались:

— Как житье-бытье Ырысай? — спросил его Каранай.

— Живем, по-тихоньку, скоро зима, все дела уже сделаны, хорошо бы теперь и на охоту, — ответил Ырысай и внимательно посмотрел на брата. Ырысай младше на три года, с черными прямыми и непокорными волосами, с такой же черной бородой и усами, был горячим, иногда даже вспыльчивым, но отходчивым. Он был прямодушным, но не глупым, просто не умел держать в себе что-то, всегда говорил прямо и открыто, за что его многие остерегались.

— Охоту придется отложить на долгое время, похоже, что начинается большая война, слыхал про Бугас батша?

— Как не слыхать, все об этом только и говорят, а с кем мы, башкиры, собираемся воевать? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нас собирают против восставших казаков во главе с Бугас батша. Я хочу с вами поговорить об этом, с кем мы будем воевать?

— Известно с кем, с царскими чиновниками и богатеями, захватчиками наших земель. Давно пора уже, а то забирают лучшие земли, запретили держать кузницы и самим варить соль, мы, что живем на чужой земле? — Ырысай сжал кулак и поднял руку. Тем временем подошли Иткуста и Таймас, степенно поздоровались:

— Ас-саллям аляйкум Каранай агай, какие новости?

— Приезжал Алибай Мурзагулов, у него приказ собрать войско против бунтовщика Бугаса, нам он приказал собрать пятьсот башкир, как думаешь, сколько мы сможем на самом деле?

— Конников двести — двести пятьдесят, но не больше, — подумав, ответил Иткуста, — многие не пойдут воевать против казаков.

— Я тоже так думаю, — присоединился Ырысай, — людей можно было бы собрать и больше, если идти воевать против царских солдат. Каранай спросил об этом не потому, что не знал сколько они могут собрать, а для того, чтобы узнать мнение двух близких ему людей — младшего брата и верного друга. Ырысай всегда горячий и непосредственный, решителен в высказываниях, а Иткуст говорил взвешанно и убедительно, они были противоположностью друг друга. Каранай выдержал паузу, внимательно посмотрел мужчинам в глаза:

— Я решил назначить вас, вместе Алдарбаем, сотниками, а тебе, Таймас, будет отдельное поручение. Постепенно люди собрались у дома старшины, и они вышли к джигитам, Каранай объявил:

— Вы слышали про Бугас батша? Сегодня приезжал главный старшина Ногайской дороги Алибай Мурзагулов и назначил меня походнымстаршиной. Нам нужно собрать людей и идти воевать против Пугачева — Бугас батша, поэтому уже завтра с утра разъезжайтесь по аулам. Вы должны взять с каждого двора по одному — два человека с двумя конями, своим питанием и вооружением. Мужчины разом заговорили:

— Слышали уже, приезжали к нам от Бугас батша! Мы, что пойдем воевать против? Нам обещают волю, обещают прогнать царских угнетателей — не пойдем!

— Тише! — Каранай успокоил земляков. — Сейчас нам нужно собраться и стать настоящим войском, пойдем мы или не пойдем против него, это мы должны решить сами. Послезавтра утром мы, каранаевские, выедем из аула, и по дороге соберем всех остальных, а к вечеру мы должны подойти к пристани Стерлитамак. Те, кто не успеют, то пусть добираются до места сбора сами, военный порядок обычный: на десять всадников — десятник, на пятьдесят — пятидесятник, на стосотник, на пятьсот всадников — старшина. Из толпы ответили:

— Вот это правильно, это по-нашему! Подождав, когда все утихнут, старшина сказал:

— Назначаю Ырысая, походным сотником, он соберет всех наших. Ему хоть и не приходилось воевать, но джигит он храбрый, быстро думает, этим похож на нашего деда Алдарбай батыра.

— Это хорошо, что он будет сотником, мы за него! — заговорили джигиты.

Конец ознакомительного фрагмента.