Дождись меня в нашем саду

Ульяна Черкасова (2024)

Второй том дилогии «Наш сад» в полюбившемся читателям мире «Золотых земель»! Яростный огонь оставляет после себя лишь пепелище… Велга Буривой готовится к свадьбе с князем Матеушем. В королевском замке собираются важные гости, среди которых и Белый Ворон, пришедший за жизнью королевы. Белому нужно быть осторожным, но что, если возникшие чувства помешают исполнить заказ?

© Ульяна Черкасова, текст, 2024

© ООО «РОСМЭН», 2024

Пролог

Рдзения, Твердов

Месяц червень

— Везде эта рыбёха.

Корчма «Пьяная русалка» стояла недалеко от причала в Твердове. Белый Ворон вместе с Вадзимом забрели в неё впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, — по́том, пивом и рыбой.

— Ага. — Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. — Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! — прорычал он. — Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

— Тише, — зашипел на него Вадзим. — Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

— Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

«Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

— У Тихой стражи везде есть уши, — негромко произнёс Вадзим. — На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп — и ты в подземельях замка.

— В подземельях, говоришь. — Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. — Хоть так бы оказаться внутри замка.

Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

— Тогда будет тебе и рыба, и мясо…

— Ох, богиня, ты всё про еду, — вздохнул Вадзим. — А я про рыб!

Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

— Ну рыба, — приглядевшись, заключил Белый.

— Так это не съедобная рыба.

— А какая ещё?

— То есть съедобная, но не совсем… богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. — Он покачал головой, поджимая губы. — Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

— И вправду… рыба Белозерских. И что с того?

— С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа… она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право…

— А он, может, никогда и не войдёт, — вдруг прозвучало прямо над их головами.

Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

— Как просили. Каша из репы. — Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

— А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? — Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

— Так все знают, — пожал плечами хозяин корчмы, — что принц проклят.

Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

— Проклят? — переспросил Вадзим.

— Проклят! — радостно подтвердил усач.

— Прямо-таки проклят? — хмыкнул Белый.

— Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

— Чародеями?

— Может, и ими. Вы же знаете…

— Что? — одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал и определённо любил посплетничать. Пусть даже он расскажет откровенную чушь, какой делятся на местном торге глупые бабы, а всё же лучше знать местные слухи. В работе Воронов порой может пригодиться любая мелочь.

— Ну так… королева наша… Белая Лебёдушка… в общем, много лет назад, когда была ещё девицей, ну, до Совинского пожара, вышла замуж за колдуна…

— Погоди, — проговорил, чавкая, Вадзим, — вроде как за Охотника. Кажись, даже за главу ордена.

— Да, но он оказался колдуном.

— Охотник оказался колдуном?

— Казнили его за колдовство, — развёл руками усач.

Но и на это Вадзиму было что возразить. Он нахмурился, плюхнул ложку в кашу и с сомнением посмотрел на хозяина. Белый усмехнулся. Пусть гусляр был пьяницей, но не дураком. Своё дело он знал хорошо, а дело его не только песни горланить да на гуслях бренчать. Вадзим находил заказчиков для Воронов, а вместе с заказчиками — и все важные и не очень слухи о них. Кто, с кем, кого и когда — всё может оказаться важным в ремесле наёмного убийцы.

— Насколько я помню, — Вадзим повёл пальцами, точно перебирая струны, — дело было так. Венцеславу Белозерскую выдали замуж за главу Охотников как раз перед Совинским пожаром, когда началась охота на ведьм. А потом Белозерские вроде как быстро подсуетились, запросили у короля позволение на развод для Венцеславы…

— Потому что муж оказался колдуном, — закивал усач, — он в ответе за пожар вместе с остальными колдунами…

— Пусть так, — неохотно согласился Вадзим. — Но при чём тут принц?

— Так Венцеслава тут же выскочила замуж за принца Карла, родила ему наследника…

— И?

— Первенец их умер при рождении. Говорят, повитухи от ужаса едва в окно не выбросились, когда увидели младенца.

— Почему?

— Он был какой-то… — Усач, видимо, наконец-то вспомнил, про кого говорил, потому что оглянулся через плечо.

Никто не обращал на них внимания, но хозяин «Русалки» всё равно понизил голос и продолжил:

— Первенец был проклят чародеями. Ну сами понимаете. Прадед Карла уничтожил Совиную башню и всех чародеев, а сама Венцеслава отправила мужа-колдуна на костёр. В общем, чародеи имели на них зуб. Вот и прокляли их первенца. Говорят, он родился с копытами, шерстью и горящими глазами. И сразу с зубами.

— Клыками, — буркнул Белый, едва сдерживая ухмылку, но усач тут же подхватил:

— Да! Тоже слышал об этом?

Пришлось дёрнуть плечами, чтобы не отвечать.

— Ну вот, ребёнок Карла и Венцеславы родился настоящим чудовищем и то ли сразу же умер, настолько его уродства были опасны для жизни, то ли был умерщвлён… Ну, сами понимаете, кто ж такое проклятое существо оставит на белом свете?

— Конечно, — закивал Белый, упорно глядя в кашу, — таких сразу надо… к Морене.

— Ох, Создатель. — Усач осенил себя священным знамением.

Белый жевал, не чувствуя вкуса. Таких, как он, сразу отправляли к Морене… на службу. Таких, как Галка. Как Ворона. И как Грач.

Забавно, так по-злому забавно получилось, что из всех Воронов выжили только братья, а сёстры покоились теперь под маками. И убили их свои же.

Зная Грача, стоило ожидать, что он однажды всё же придёт за Белым. Рано или поздно. По той или иной причине.

— Так при чём тут принц… какой там сейчас?

— Рогволод.

— Рогволод, ага. Так что с ним?

— Говорят, он тоже проклят. Как и все дети Венцеславы. После того первенца у неё ещё дети были. Двое. Тоже умерли, но слухи ходят, будто не до конца…

— Это как? — удивился Вадзим.

— В подземельях замка якобы есть ход прямо к реке. А у нас на реке, несмотря на Охотников, вечно утопленники водятся. Мы их русалками называем. Люди шепчутся, якобы это всё королевские отпрыски. Венцеслава рожает чудовищ, их сносят в подземелья замка, а оттуда они уже в реку…

Белый потерял всякое участие в беседе и сосредоточился на каше. Было невкусно, но в животе уже давно было пусто. Он потратил несколько дней, чтобы найти жильё для матушки. Порой старуха становилась настолько своенравной, что угодить ей казалось невозможным. Вот и в этот раз она то не желала жить в одной избе с многодетной матерью, то, наоборот, требовала поселить с кем-нибудь, чтобы не оставаться в одиночестве, то ещё чего. А денег у Белого не осталось ни на что, кроме старой хибары рыбака на самом отшибе в предместьях Твердова.

Воронам нужно было найти новый дом. Новое пристанище. И новых Воронят, если старых вернуть не получится. Братство с гибелью Галки и побегом Грача почти прекратило своё существование. Белый, как самый старший, теперь считал необходимым восстановить порядок.

К разговору Вадзима и хозяина «Русалки» он прислушивался вполуха. Пожалуй, подобные слухи ходили почти о любом короле и королеве: род проклят, все умрут, государство обречено. Матеуша Белозерского в Старгороде тоже считали про́клятым, потому что он был горбат и, как говорили, одноглаз.

Матеуш Белозерский…

— Вот я о чём и говорю, — прошептал Вадзим, когда они снова остались за столом вдвоём.

— О чём?

— Везде родовые знаки Белозерских, хотя принц-то из рода Вышеславичей. Даже зовут его в честь деда, князя Белозерского. Считай, всё родственники королевы захватили.

— А тебе какое дело?

— Да никакого. Просто бесит.

Эти рыбы Белозерских и вправду раздражали. Само имя их раздражало. А больше всех — горбатый, прокля́тый урод Матеуш Белозерский, который должен был, как говорили все в городе, скоро жениться на Велге Буривой.

— Выполним договор и можно вообще не возвращаться в Твердов и не видеть этих их рыб.

И Велгу Буривой тоже бы лучше никогда не видеть.

Вадзим печально вздохнул.

— Что? — Белый наконец поднял голову от пустой миски.

Вадзим, как ни странно, так и не притронулся к каше с тех пор, как ушёл хозяин корчмы.

— Да вспомнил, сколько денег мы должны «Весёлому кабанчику».

— Ты работаешь на братство убийц, но переживаешь, что не заплатил долг какой-то корчме?

— Во-первых, не какой-то корчме, а «Весёлому кабанчику»! — возмутился Вадзим. — Там… знаешь, душевно, по-свойски уже как-то. Почти как дома.

— Не очень-то похоже на наш дом. У нас дома череп на ветке, безумная старуха, закопанная на заднем дворе сестра…

— Я про свой дом, а не про твой, Белый. У меня-то есть настоящая семья: родители, сёстры. Однажды сам, может, женюсь. Так что по себе не суди.

— Это на ком ты женишься?

— Да хоть на Милке.

— На ком?

— На подавальщице из «Весёлого кабанчика». Она такая…

— Язвительная, злобная зараза, — кисло напомнил Белый.

— Ага. — Во взгляде гусляра неожиданно возникло нечто мечтательное, что сделало его и без того неумное лицо совсем глупым. — Хорошая баба…

— Ясно всё с тобой. — Белый поднялся, потирая запястье левой руки. Шрамы от договоров жгли, напоминая о невыполненной работе.

— Что со мной ясно?

— Зачем ты вдруг долг решил вернуть.

— Да это потому, что у меня в «Кабанчике» волынка осталась. Боюсь, как бы они её не продали в уплату. Хорошая волынка. Я её в кости выиграл у одного фарадала.

— Ага. — Белый перекинул суму через плечо. — Повторяй себе почаще… про волынку.

Вадзим хотел возразить, но вдруг запнулся:

— А это что за хер? — Он приподнялся, выглядывая в окно. — Ба-а! Какие люди!

— Кто там?

— Сам посмотри.

«Пьяная русалка» стояла на берегу так, что открывался неплохой вид на реку Тасму. По ней то и дело проплывали рыбацкие лодки и торговые суда. Но вот скренорские драккары сюда заходили редко, потому и привлекли внимание не только Вадзима, но и прохожих на берегу.

Белый пригляделся к проплывавшему судну. Вытянутый нос с завитком, яркие паруса. И знаки Ниенсканса.

— Это что… жених Велги? — прищурился Белый. — Который самый первый?

Морду этого ублюдка Белый надолго запомнил, особенно когда эту морду бил.

— Что он тут забыл?

— Приехал на свадьбу бывшей невесты? — предположил Вадзим. — Но нам же это на руку. Ха-ха. — Он вдруг хрюкнул. — На руку, понял, да? Потому что у тебя на руке шрам из-за договора на жизнь этого горе-жениха.

Невольно захотелось снова почесать перемотанное запястье.

— Да, — кивнул Белый. — На руку. В таком случае получится выполнить сразу оба договора.

Удачно всё сложилось. Искать скренорцев обычно — что пытаться найти иголку в стоге сена. Они никогда не остаются надолго на одном месте, вечно в пути.

Теперь же Белый мог сделать всё сразу.

— Главное не забывай, какого именно жениха Велги тебе нужно убить, — с издёвкой проговорил Вадзим. — Нового не тронь.

— Думаешь, я перепутаю горбатого князя со скренорским воякой? Только если буду вусмерть пьян.

— Думаю, ты хочешь убить того, кто скоро насладится брачным ложем Велги.

Белый скривился и промолчал. Обращать внимание на глупые шутки не имело никакого смысла.

Скренорцы скрылись из виду, и Белый снова присел, но глаз от окна не отвёл. И снова всё его внимание привлёк замок на холме и серые, издалека походившие на рыбью чешую камни высоких крепких стен.

Рыбы. Где Белозерские, там повсюду их родовые знаки — рыба и озеро.

Пальцы по старой привычке коснулись рукояти ножа, пробежались по чешуе. Это всегда помогало привести мысли в порядок. Но теперь что-то изменилось. Внутри ворочалось нечто ледяное, разъярённое. Оно сжималось в узел, рычало.

Это было нечто новое, незнакомое. Желание убить казалось ясным, очень понятным. Но никогда прежде оно не отдавало таким… отчаянием.

От берега несло сыростью, тиной, гнилью.

В рассказы про утопцев легко было поверить. В воде впрямь будто что-то сгнило. И вряд ли это что-то было похоже на пьяную, заигрывающую с посетителями корчмы русалку, нарисованную над входной дверью.

— Надо поискать этот проход от реки в замок, — задумчиво произнёс Белый.

— А чудищ не боишься? Если в подземельях и вправду водится нечисть…

— А меч мне на что?

— Ты наёмный убийца, а не охотник на чудищ, Белый. Если надеешься, что утопцы побрезгуют твоей плотью, завидев твою паскудную морду, то это ты зря.

— Справлюсь, — пожал плечами Белый. — Так ты со мной?

— Не-е, я не дурак, — отмахнулся Вадзим.

Они одновременно снова посмотрели на замок.

— Я тут прикинул хер к носу. — Вадзим скривил лицо, явно старательно размышляя. — Думаю, надо сначала разобраться с этим скренорским гостем. Потому что, когда разберёмся с королевой, надо будет драпать из города.

— Значит, сначала разберусь с… лендр… ландр…

— Лендрманом, — подсказал Вадзим. — Ты чё, налакался уже?

— Ни капли в рот не брал.

— Значит, просто головой сильно бился?

— Тебя тоже, может, ударить?

Вадзим с сиплым эх махнул на него рукой:

— В общем, сначала разберись с лендрманом Инглайвом. А потом, как говорится, плоть — земле…

— Душу — зиме.