Черные вороны 4. Петля

Ульяна Соболева, 2017

В четвертой книге серии речь пойдет о тщательно продуманном плане мести, который шаг за шагом будет воплощать в жизнь Андрей Воронов. «Око за око» – вот каким принципом будет руководствоваться один из главных героев, выбирая в качестве мишени самое ценное, что есть у его врага. Он окунет всю семью Ахмеда в адский водоворот потерь и боли. Но никому не известно, кто именно попадет в смертоносную петлю и на чьей шее она затянется предательским узлом. Адаптации и римейк серии "Любовь за гранью". Сюжет повторяется! В оформлении обложки использована фотография автора Evgeny Ustyuzhanin с сайта Depositphotos. Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Андрей

Там, где нет правосудия, возникает месть.

Максимилиан Вест

За неделю до событий в предыдущих главах

Звуки выстрелов взрывным эхом отбивались от толстых стен помещения, утопавшего в полумраке. Только небольшое ярко освещенное пятно вдалеке, на противоположном конце стрелкового коридора. Очередное нажатие спускового крючка — и вот еще одна пуля, подгоняемая моей ненавистью, со свистом полетела в сторону отпечатанного черного силуэта. Я держал пистолет прямо перед собой, целясь в находящуюся в нескольких десятках метров от себя мишень, слегка прищуривая глаза и в положенное время задерживая дыхание. Каждый выстрел — резкой отдачей в плечо, и промежуток между этими толчками все короче. Выпустил всю обойму, чувствуя, как заныли скулы от сжатых со всей силы зубов. Продолжал осатанело нажимать на спусковой крючок, отказываясь осознавать, что вместо очередных выстрелов воздух прорезают лишь холостые хлопки. С раздражением опустив пистолет и вынув расстрелянный магазин из рукоятки, рассматривал изрешеченную пулями мишень, которая с каждой секундой становилась все ближе. А внутри опять поднялась знакомая волна отвращения — на секунду показалось, что вижу перед собой лицо ублюдка Ахмеда. Осталось всего несколько дней, а у меня стойкое ощущение, что время остановилось. Минуты, даже секунды, растянулись до размера какой-то резиновой бесконечности. Чем больше чего-то ждешь, тем сильнее нетерпение. Оно выматывает, заставляя думать об одном и том же, прокручивая каждую мысль в голове сотни раз. И тебе ничего не остается, кроме как коротать это гребаное время, потому что заставить его бежать быстрее ты не в силах.

Опять взглядом на часы. Отточенное движение. Когда ровно через десять минут зазвонил мой телефон, я довольно ухмыльнулся. Мне нравилось это ощущение, что все идет строго по плану — тому самому, который я так тщательно составлял и разрабатывал на протяжении последних месяцев.

— Здравствуй, Дед. Всегда буду поражаться твоей пунктуальности. Секунда в секунду…

— Время не ждет, Андрей Савельевич, раз вы сказали, что дело важное — работаем.

— Ну ты же знаешь, по не важному я бы тебя не дергал. Тут твой опыт нужен, а с профессионалами сейчас туго…

Дед получил свое прозвище за исключительный опыт в проведении самых сложных заданий. Смекалистый, умный, и чутье как у ищейки. Такой профессионал — на вес золота. Таких, как он, не отпускают — слишком ценен и слишком много знает. Преданность свою не раз подтвердил, и хотя о доверии с моей стороны речь не шла, но то, что он сделает все по высшему разряду, сомнений не вызывало.

— Да молодняку я бы это и не поручил, — прокуренный кашель резко ударил в ухо, заставляя меня отвести трубку.

— Ты, главное, это дело до конца доведи…

— Потом на покой отпустите?

— На покой отсюда только в гробу уходят, Дед. Да ты и сам не захочешь — я тебя знаю. Наставником тебя поставим — молодых да зеленых уму-разуму учить.

— Больше похоже на проклятие, Андрей Савельевич, чем на награду за выслугу лет….

Мы рассмеялись одновременно — друг друга с полуслова поняли. А через несколько секунд Дед продолжил:

— Короче говоря, контакт я без проблем установил. С тем, чтобы выманить, проблем не будет. Транквилизаторами подстрелим и на палке с петлей вытащим.

— Отлично. А что с главной частью плана? Теперь ты можешь дать ответ?

— Могу, Андрей Савельевич, кинологи уже начали проработку, — ответил хриплым голосом. — Но пес нам нужен в тесный контакт.

— Обеспечим! Все указания уже даны. Сколько времени на это уйдет?

— Ну, с собакой поработать придется плотно. Эти породы не ринговые, бороться особо не лезут, больше давят. Но конкретно эта особь азартна и несдержанна. Психика очень лабильна, демонстрирует явные признаки агрессии, короче, есть на чем сыграть.

— А как ситуация на самом объекте?

— Я уже несколько раз там был, с нашим человеком постоянно на связи. В дальней части усадьбы камер нет, только проволока с переменным током по верхней части ограждения. Оно и понятно, нет там смысла вешать датчики движения. То белки, то зайцы шмыгают. Да и пес постоянно без присмотра бегает.

— А патруль? Другие охранные собаки? Ограждение? Не лохи же там сидят — система безопасности похлеще, чем в Белом лебеде.

— Это мы уладим, расписание обходов нам с точностью до чиха передали.

— А внутри дома что? С персоналом как дела обстоят? Новый человек опасения не вызывает?

— Да там прислуга меняется, как салфетки в туалете — хохотнул… — как вы и говорили. Шарахаются от старухи, как черти от ладана. Знают, что управы на нее нет. Даже за большие деньги работать отказываются. Так что эту карту мы удачно разыграли, из постоянных там только охрана да горстка тех, кому уже рыпаться некуда.

Я постучал пальцами по столу и на несколько мгновений замолчал, прищурив глаза. В голове словно шестеренки закрутились, и схема со стрелками, которую я несколько раз прорисовывал, перед глазами возникла. Еще раз по всем главным пунктам прошелся, убедившись, что все идет согласно плану, до хруста сжал ладонь в кулак и перешел к итоговому указанию.

— У нас на все про все — максимум неделя. За это время мне нужен результат.

— По опыту могу вам сказать, что бьется всегда не пес, а тот, кто его направляет. Собачка будет обработана так, что один запах хозяйки будет вызывать ассоциации с болью. Дело техники. Звуковой сигнал добавим вместе с разрядами, выработаем условный рефлекс. Нужная аппаратура для подкрепления током тоже уже имеется. Так что, как только она почует старушенцию — слюну пустит, как собака Павлова.

— Работайте. И пожестче там, без сантиментов. Чтоб без единого шанса на другой исход.

***

Горничная бесшумно выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Ее пальцы с побелевшими от напряжения костяшками изо всех сил стискивали края антикварного подноса для завтраков. На начищенной серебряной поверхности позвякивали осколки разбитого фарфора. Жидкая овсяная каша с мёдом и орехами стекала на накрахмаленную салфетку. Ровным уверенным шагом женщина спустилась вниз в буфетную, где в это время дня обычно собирался на завтрак весь персонал. Когда она вошла в большое помещение, все разговоры стихли, и женщина поняла, что алый след от пощечины на её щеке не остался незамеченным.

— Чертова старуха снова беснуется?

Это был Борис, старый смотритель, следящий за всеми коммуникациями особняка, а по совместительству ещё и дворник.

— Нет, это уже перебор, если она вздумает поднять хоть палец на меня — я немедленно заявлю и в агентство, и в полицию! — прошипела молоденькая служанка, которая работала в доме первую неделю.

Ей никто не ответил — все окружающие прекрасно понимали, за что им платят внушительную зарплату. А еще лучше они знали цену неосторожным словам. Несогласные здесь не задерживались. Скорее, пропадали в неизвестном направлении.

Поставив поднос с разбитой посудой на столешницу в кухонной зоне, женщина взяла влажное полотенце и, приложив к щеке, села за общий стол.

— Нинель, она не хочет кашу, просит приготовить омлет. Я подожду здесь.

Пухлая грузинка тяжело поднялась на свои отёкшие больные ноги и поплелась к холодильнику.

— Хозяйка совсем с ума сошла, как пропал это дьявол. Только я вам говорю, — она потрясла рукой с вытянутым вверх пальцем, — это черти его утащили! Нинель молилась о том, чтоб сгинула проклятая псина!

— Ты молилась, а вот отдуваться пришлось Абдулле.

Все помнили — когда выяснилось, что любимый ротвейлер хозяйки пропал, первый удар пришёлся на смотрителя территории. Именно он отвечал за собаку — выгуливал, устраивал псу пробежки по лесу, следил за рационом и количеством нагрузок. Охранной собакой призовой Рудольф Второй так и не стал, сделавшись диванным любимцем старой Зухры. Пёс спокойно перемещался по дому и территории усадьбы, наводя ужас на работников. Больше суток его лихорадочно искали по всем укромным уголкам обширного участка — подвалы, подсобки, дождевые коллекторы, люки, но собака как сквозь землю провалилась. Когда следов не нашли, решили, что пёс удрал через ослабленные упавшим деревом прутья забора в дальней части усадьбы.

На глазах всего персонала и под вопли маленькой скрюченной старухи “Куда ты дел моего Рудика?!” Абдулла клялся самым святым, что ни в чем не виноват, укрывая голову руками от остервенелых ударов резиновыми дубинками. Не успевший ничего понять Абдулла был в тот же день вышвырнут с работы, и наверняка потом ещё долго мочился кровью, не забывая благодарить Всевышнего за то, что остался жив.

— Омлет готов, забирай, моя хорошая, — сказала кухарка негромко.

Горничная очнулась от раздумий, и, поправив передник, стала сервировать серебряный поднос заново.

— Не грусти и не бойся. Хозяйка ни в чем никогда меры не знала. Жестокая была. От одного ее взгляда все холодели. Дети разъехались, навещают раз в несколько лет, так к могиле она совсем из ума выжила. — Кухарка поправила горничной накрахмаленный воротничок. — А как пёс её проклятый сбежал, так она лютует, будто дитя родное потеряла…

Взяв поднос, женщина вышла из буфетной, а поднимаясь по черной лестнице на второй этаж, ощутила вибрацию телефона, спрятанного на талии. Пользоваться мобильными телефонами на смене было строжайше запрещено. Быстро оглядевшись, она пристроила поднос на перилах и, достав телефон, прочла сообщение. Её задание подходило к концу.

Она аккуратно постучала в дубовую дверь, после чего отворила её и прошла вглубь большой тёмной комнаты.

— Ваш завтрак. Простите за ожидание, Зухра Фархатовна.

Пройдя к высокой резной кровати, богато задрапированной у изголовья бархатными складками балдахина, она поставила поднос с омлетом на прикроватный тумбу. Маленькая щуплая старуха в кружевном малиновом пеньюаре сидела, опершись на пухлые подушки, и следила за нею колючими черными глазками. Несмотря на весьма преклонный возраст она даже читала без очков и резво ходила на своих двоих.

— А ведь у меня для вас есть прекрасные новости. Ваш замечательный пес нашелся! — горничная подошла к ближнему высокому окну и раздернула тяжелые шторы в стороны, заливая комнату светом.

— Мой Рудик? Вернулся? — щуплые скрюченные руки Зухры затряслись, и крошечная чашка зазвенела на фарфоровом блюдце.

— Именно так, мне только что сказали об этом в буфетной, — горничная прошла ко второму окну, так же по-деловому раскрывая шторы.

— Где он?! Почему его не привели?! — чашка полетела в сторону, разбиваясь в пыль.

— Он в котельной. Он весь вымазался в грязи, продрог и очень устал. Сначала необходимо его отмыть и…

— Рудик! Где мой Рудик! Безмозглая дура! Немедленно подойди сюда и помоги мне одеться!

Спустя две минуты горничная уже вела быстро семенящую старушку в дальнюю часть двора, туда, где в котельной у гостевого дома ждал её самый любимый друг. Обутые в лёгкие домашние туфли ноги неслышно прошли по мощеным натуральным камнем ступеням вниз. В котельной, к изумлению хозяйки, оказалось довольно холодно, и она зябко куталась в подбитый норкой халат, спускалась в основное помещение.

Наконец, когда они одолели последнюю ступень, старушка вошла в подсобку с дорогой каменной облицовкой на стенах. Тяжелая металлическая дверь за спиной глухо лязгнула, но она смотрела только вперёд. Только на лежащего в центре комнаты массивного мускулистого пса с некогда лоснящейся шкурой.

Красавец-пёс, казалось, приходил в себя ото сна. Он тряс крупной головой с коротко купированными ушами, часто облизываясь и пуская стеклянные слюни.

— Рудик, мой мальчик, иди сюда, мой золотой! — она шаркнула в его сторону, но отчего-то застыла.

***

Пёс мотнул головой в направлении прозвучавшего голоса. Он в самом деле только недавно отошел от наркоза, антидот подействовал исправно, оставляя после себя невыносимую ломоту во всем теле. Его нос нервно дернулся, принюхиваясь к появившемуся хорошо знакомому запаху.

В этот момент в дальнем углу ожил небольшой приборчик, издавая практически не слышные звуки, характерные для разряда электрического тока. По мощному телу животного пробежала судорога.

Он приподнялся и встал, пошатываясь на нетвёрдых лапах. Сделал пару коротких шагов вперёд и остановился, возвышаясь во весь свой внушительный рост. Казалось, он заполнил собою все замкнутое пространство каменного мешка, потому что из глубины его груди доносился низкий вибрирующий гул, ещё не переходящий в рык. Крутые черные бока с подпалинами шоколадного цвета тяжело вздымались и подрагивали от волн мелких судорог, то и дело прокатывающихся по корпусу от шеи до основания хвоста, который в свою очередь не переставал подрагивать от возбуждения.

— Рудик, Рудольфик, ты что, не узнал мамочку? — неприятное внутреннее предчувствие удержало её от порыва кинуться к любимцу, а в углу комнаты снова стрекотнул передатчик.

Псина снова вздрогнула, его ноздри раздулись, а глаза дико завращались в орбитах, сверкая желтоватыми с кровью белками. Пёс хрипло задышал, раскрывая пасть с крупными клыками, с которых тягучими тяжами свисала пенистая слюна. Стрекотание повторилось, пёс с шумом облизнулся и, пригибая голову ниже, глухо зарычал.

Именно в этот момент старушка начала осознавать, что, возможно, ей не стоит сегодня пытаться приблизиться к питомцу, и сделала осторожный шаг назад.

— Малыш, мамочка сейчас принесёт тебе покушать… Много-много вкусных сухариков. Ты, наверное, просто устал и хочешь кушать. —

Она протянула руку к дверной ручке и попыталась открыть дверь. Ручка не поддавалась. Дверь была заперта с внешней стороны. Потеряв все самообладание она, не поворачиваясь к собаке спиной, начала колотить по металлической поверхности. Она неистово кричала и грязно ругалась, посылая проклятия и суля кару всем, кто так и не спешил ей на помощь. Лишь признав, что вряд ли кто мог услышать её крики из полуподвальной котельной в отдалении от хозяйского дома, она растерянно повернулась к собаке. Пёс окончательно ошалел от шума и гомона, который сливался со все нарастающим низкочастотным сигналом динамика, заставляя его воспаленный мозг плавится от нагрузки. Он скалил пасть, щедро заливая пол пенистой слюной, налитые кровью глаза смотрели исподлобья на мельтешащую и размахивающую рукам старуху. Крадучись, он приближался к ней все ближе и ближе, припадая на передние лапы, а рык, сотрясающий его мощную грудную клетку и отражающийся от стен, напоминал раскаты надвигающегося грома.

Она быстро перебирала онемевшими от страха губами, шепча ласковые прозвища и умоляя взбесившегося монстра не трогать свою мамочку. В интуитивном жесте самозащиты её артритные ладони попытались прикрыть горло и лицо, но именно этот жест и стал триггером, тем спущенным курком, который взорвал пропитанное кровавым безумием и диким напряжением пространство. Словно пружины, мощные лапы вытянулись в длинном прыжке. Ещё долгие шесть минут из-за запертой металлической двери котельной доносились душераздирающие крики старухи и рычание взбесившегося пса. Когда все смолкло, горничная отправила смс и, отворив замок, удалилась.

***

Ахмед

Ахмед пнул носком сапога мужчину, валяющегося на окровавленном бетонном полу котельной, и повернулся к Рустаму. Тот невольно отшатнулся от босса, чье лицо походило на перекошенную маску. Левый глаз Нармузинова нервно дергался и начал слезиться, на лбу пульсировала жилка. Рустам подал платок, но Ахмед даже не заметил. Оттолкнул руку и снова пнул начальника охраны, а потом еще и еще, до кровавого месива. В бешеном остервенении. Под подошвой хрустели кости, и вскоре вопли несчастного начали стихать, отталкиваясь эхом от стен.

Никто не решался сказать ни слова. Ахмед издавал странные сипящие звуки, он задыхался, но продолжал бить свою жертву, а потом вытащил пистолет и выпустил в голову Рашида, начальника охраны Зухры Фархатовны, всю обойму. Мозги разлетелись в разные стороны, забрызгав стены и белые рубашки людей Нармузинова. Никто не пошевелился, только лица утерли и, замерев, смотрели на хозяина, как верные псы. Одно его слово — и от страха они раздерут друг друга.

— Дай свой ствол!

Рустам подал, и Ахмед пулей вылетел на улицу, где, опустив голову, стояла вся прислуга и охрана дома.

Раздалось несколько выстрелов и трое охранников замертво упали на землю.

Дрожащей рукой Ахмед отшвырнул пистолет и повернулся к Рустаму. Он до сих пор не сказал ни слова, но Рустам хорошо знал своего друга и начальника, чтобы понимать без слов.

— Пса пристрелили, как только открыли котельную. Уже было поздно, Ахмед. Он ее…

Нармузинов стиснул челюсти до скрежета, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Кажется, он обезумел.

— На вскрытие!

— Тело твоей матери… — Рустам осекся, — Зухру Фархатовну не вскрывали, ждали твоих распоряжений.

— Пса, — Ахмед задыхался, — пса на вскрытие. Убрать здесь. Прислугу допросить! — Поднял голову и посмотрел Рустаму в глаза, — Нет, не допросить — пытать. Каждую тварь в этом доме пытать. Кто смотрел за псом?

— Некий Абдулла, но его уволили после того как пес пропал.

— Найти и тоже пытать. Из дома никто не выйдет, пока мы не узнаем, кто это сделал.

— Брат, ты прости, я понимаю, хреново тебе, с матерью горе такое… но пес… порода бойцовская, Ахмед. Натасканный он на людей, вернулся голодный. Это несчастный случай.

Ахмед схватил Рустама за шиворот и зашипел ему в лицо, выпучив глаза, брызжа слюной.

— Я НЕ ВЕРЮ В НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ! В моем доме не бывает и не будет несчастных случаев. Всегда есть виноватая мразь, и я ее найду. Найду, мать твою.

Ахмед рывком обнял Рустама и тот махнул всем рукой, чтоб ушли.

Охрана потащила трупы за ноги со двора к небольшому минивэну за воротами.

— Тихо, дорогой. Тихо. Прими мои искренние соболезнования.

— К дьяволу соболезнования. Это была моя мать! Я не видел ее больше года! И не успел… не успел, Рустам! Не успел!

— Идем в дом, Ахмед. Там поговорим. Похороны организовывать надо. До захода солнца надо успеть.

— Вы все обыскали здесь?

— Обыскиваем… миллиметр за миллиметром… по периметру.

— Хорошо ищите! Ищите так, будто тут спрятаны бриллианты.

Они говорили, пока Ахмед поднимался по лестнице на второй этаж к кабинету. Ему ужасно хотелось нюхнуть, но он не смел. Только не в доме родителей. Все тело покрылось испариной и дрожало мелкой дрожью. Вошел в кабинет и закрыл дверь перед носом Рустама, показывая, что хочет побыть один.

Ему сообщили об этом утром, он как раз закончил снимать очередное горячее видео с тремя негритянками, которых ему привезли из Сомали по личному заказу. Экзотика оказалась не в его вкусе и посередине сеанса он позвал гостей развлекаться с девочками, а сам ушел к себе в спальню. Последнее время его вообще ничего не развлекало и не доставляло удовольствие. Мерзкое предчувствие покоя не давало. Бакит изувеченный снился пару раз. Какие-то вязкие кошмары, в которых вороны клевали глаза мертвому брату. Раньше в эту хрень никогда не верил, а тут наяву успокоиться не мог после этих снов.

А как услышал известие о гибели матери — думал, его удар хватил. Застыл на месте и слова не мог сказать. Только задыхаться начал. Воздух со свистом из легких вылетал, а ему дышать нечем. Первый приступ за столько лет. Кто-то принес ингалятор, и он сделал несколько глотков стероидного препарата.

Днем уже стоял в морге и смотрел на тело матери… точнее на то, что от нее осталось. Впал в странный ступор, в оцепенение, похожее на шок. Слова с того момента не сказал, даже вопросов не задавал. Ему все сами докладывали. А он думал только о том, что теперь вместе с мертвым Бакитом мать будет видеть. Как упрек ему, что не уберег.

Сел за стол в кабинете и откинулся на спинку кресла, сжимая переносицу двумя пальцами. Ни одной мысли. Только лихорадит всего. Сам собаку матери купил. Любила она эту тварь. Холила и лелеяла. Подарил ей убийцу, чтоб защищала, и не уследил.

В дверь кабинета постучали, и Ахмед медленно поднял голову.

— Открыто.

Рустам зашел и прикрыл за собой дверь.

— Чисто все. Ни одного чужака или следов взлома. Пес просто взбесился.

— Уверен?

— На все сто процентов. Мы еще снимки просмотрели.

— Какие снимки?

— В котельной фотографировали менты, мы изъяли из дела. Хочешь посмотреть?

— Давай, — Ахмед закурил и заметил, как дрожит его рука.

Рустам раскладывал снимки на столе, стараясь не смотреть на те куски мяса, которые остались от Зухры Фархатовны. Сам Нармузинов, нахмурив брови, вглядывался в каждое фото и, кажется, не замечал, насколько сильно продолжает дергаться глаз. Потом вдруг поднес один из снимков к лицу, что-то рассматривая. Медленно перевел взгляд на Рустама и швырнул фотографию на стол. Схватил сотовый, набирая чей-то номер. Вскочил с кресла, а когда ему не ответили, узкие глаза Ахмеда округлились, и он сорвал несколько пуговиц на рубашке.

— Кто… кто с Лексой на конкурс полетел?

— Сами, а что такое?

— Набери его. Спроси, где она? Ее сотовый заблокирован.

Помощник быстро набрал начальника личной охраны Лексы, но у того сработал автоответчик.

— Не отвечает, мать его… — пробормотал Рустам.

— Глянь… на снимок глянь. — у Ахмеда пропал голос, и он теперь просто шептал.

Рустам взял фотографию и резко побледнел — на полу, в брызгах крови, валялся смятый флаер с изображением комет, неоновых шаров на фоне темно-синего неба, а посередине большими ядовитыми, кислотно-желтыми буквами написано «Парад планет ждет своих звезд!»

В этот же момент завибрировал сотовый Рустама, и он, схватив смартфон, громко рявкнул:

— Да! Какого хрена ты не отвечал?! Что-о-о?! Что ты сказал, мать твою? — медленно опустил руку. — Они потеряли Лексу из поля зрения по дороге из аэропорта.