Присвоенная дьяволом

Ульяна Соболева, 2022

Отец продал ее еще до рождения в обмен на золото. Люба, студентка педагогического университета, едет на вечеринку с друзьями. А утром просыпается связанная по рукам и ногам в кузове грузовика. Ее похитили и везут по монгольским степям к будущему хозяину. Сбежать означает погибнуть лютой смертью, потому что ее сопровождает жуткий человек по кличке Дьявол и от него не спрятаться и не скрыться. РИМЕЙК Проклятия Черного Аспида в СЛР! ПОВТОР СЮЖЕТА! МОЖНО ЧИТАТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО ОТ ХАНА !Однотомник! #Жестокий герой #Альтернативная Россия и Монголия #Любовь по принуждению #Рабство #ХЭ ОСТОРОЖНО ЕСТЬ МАТ! В КНИГЕ МНОГО СТРАДАНИЙ! Розовые Единороги убежали к другим авторам) Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Я узнала ее, цыганку, из той деревни, где мы праздник справляли. И хоть не была она на себя похожа и совершенно не напоминала мне больше цыганку, а сейчас она вся обвешана ожерельями, на ней наряд красивый темно-фиолетовый, расшит золотыми нитями, шапка на седых волосах меховая, я все равно ее узнала. И сердце глухо забилось, запульсировало в висках.

— Тыыыы! — вскрикнула я и бросилась к ней, но стража сцапала меня сзади за шкирку и потянула вверх. — Ведьма! Ты меня им сдала, да? Ты следила за мной? Это тыыыы! Я знаю, я чувствую, что это ты!

— Уймись. Дракону покорные невесты нужны, а не эта дура сварливая. Молчи. Хорош орать! Рот заклею скотчем и звука не издашь! А еще могу зелье дать выпьешь и уродкой станешь, волосы полезут. С шаманкой никто спорить не смеет у нас!

Мои стражи назад от нее шарахнулись. А сама она вокруг меня ходит туда-сюда, осматривает с ног до головы.

— Чокнутая, дерзкая. Но красивая. Особенная. Волосы медные, яркие. На солнце горят. Буга, лицо и волосы прятать надо. Чтоб на невесту Дракона не глазели. Не то от похоти дел могут натворить. Мужики на нее смотрят, и члены колом стоят. Слюни текут.

— Ты, ведьма старая, гадать мне не захотела. Видела я тебя. Ты меня им сдала. Ты, да? Ты что натворила? За что? Что я тебе сделала?

Я дергалась в руках стражников, а карлик и гадина даже не смотрели в мою сторону. Шептались, но мне все слышно было. Они это делали нарочито громко. И от этого страшно становилось.

— От Лхагвы ее спрячете, чтоб не увидел, ублюдок похотливый, может ее захотеть, как выкуп за проезд через его территорию. А платить все равно надо. Номер два ему отдадим…но чтоб эту не видел даже.

Подошла ко мне. Грудь пощупала, лицо покрутила в разные стороны, живот потрогала, бедра, ягодицы…

— А ну придержите ее, уложите на траву и ноги раздвиньте. Посмотрю, целка ли еще?

— Нееет! Смотрели уже! Не надо!

— Вы, девки русские хитрые. В разные дырки дать можете. Так что везде осмотрю. Я все понимаю.

Меня, как травинку, пополам перегнули, навзничь опрокинули и колени в стороны развели. Я заверещала так громко, что самой уши заложило, а монголка надо мной наклонилась и рукой между ног пошарила.

— Исцарапаю, глаза тебе выколю, тварь! Не трогай меня! — от ужаса даже скулы свело и пальцы скрючило, вывернутые стражниками. Старуха на них лицо подняла и шепчет хрипло, жутко губами шершавыми даже на вид.

— Быстро глаза позакрывали. Хоть один приоткроет, велю выколоть! Вы меня знаете! Мирела дважды предупреждать не будет!

Пальцы стражников окаменели на моих коленях мертвой хваткой.

— Расслабься, а то целку пальцами порву. И по рукам пойдешь, а не в постель к Дракону. Я убедиться должна, что товар хороший.

— Я тебе… аааа… не товар. Не тронь, меня, ведьма проклятая.

Мирела лицо, испещрённое морщинами, ко мне склонила.

— Не дергайся! Тебе же лучше будет. Не твой это мир, законы иные у нас. Не ваши русские. Избрана ты. И судьба твоя сейчас решается в дороге этой. Отбор естественный жесткий — у меня таких чертова дюжина, и далеко не все доедут до конечной цели. Живьем закопают — кого целиком, а кого по частям. Хочешь себе судьбы такой? Сдохнуть в наших степях бесславной идиоткой безымянной? А можешь стать женой нашего господина Намсыра! Так что не дергайся. Не желаю зла тебе и больно не сделаю.

Дракон мне ваш на фиг не нужен, а вот умирать не хотелось. Совсем. Страшно она говорила, мне казалось, что по коже паутина липкая ужаса растягивалась. И глаза ее черные красными точками в зрачках светились, как у волчицы в ночи. Но отчего-то поверила я ей, что зла не причинит, и перестала биться, и позволила ей себя ощупать, губу закусила, когда ее холодный палец внутрь скользнул. А ведьма с колен поднялась и к воде пошла, руки сполоснула.

— Целка она, не солгал Дьявол. Сколько раз убеждаюсь — самый честный проводник. Веди к остальным, пусть вымоется и переоденется. В зеленое ее одеть с золотом. Сугар будешь. Почти как сахар на вашем. Гляди, волосы какие у тебя, на жженный сахар похожи.

— Не Сугар… Хайртай. Так мое имя с русского переводится. Не хочу другое имя.

Ведьма глазами зыркнула, с ног до головы осмотрела.

— Умная какая выискалась. Кто сказал, что имя сама себе выбрать можешь?

Буга пожал плечами.

— Черт с тобой. Хайртай, значит. Уводите.

И я наконец-то увидала девушек, о которых все говорили, и так странно стало, что раньше ни звука от них не слышала и не видела ни разу, а оказывается, они совсем рядом в воде плескались голышом. Едва меня завидев, замолчали, рассматривая. Странно рассматривая, словно я чем-то от них от всех сильно отличаюсь. Зашептались и снова смотрят. Приветствовать не торопятся, а мне и не надо. Я не из тех, что друзей везде ищут. Я больше любила в одиночестве, с подругой своей тоже случайно сдружилась, и то она нашу дружбу и поддерживала. Не умею я дружить. Слушать могу, рядом быть, а веселиться и развлекать плохо умею, иногда невпопад смеюсь, иногда говорю лишнее в глаза.

Отошла от них и воду на себя из ковша вылила. Вокруг ног водоросли обмотались, но я решила в панику не впадать. Мелко здесь и девушки рядом. Ничего не случится со мной. Не утону. И не утопит никто.

— Дракон ее патлы увидит и тут же прикажет вышвырнуть или своим псам отдать. Тоже мне, конкурентка. Буга, как всегда, пугал нас.

— Та ну, неправда. Красивая она. Волосы рыжие, как у ведьм рисуют, и тело белое, солнцем нетронутое.

Черноволосая девушка бросила на меня быстрый взгляд. А я нахмурилась и в воду посмотрела. Наверное, я вскрикнула, потому что они расхохотались.

— О, волосы свои увидела. Эй, русская, так всегда бывает. Вы тут страшными становитесь! Не светят тебе Намсыровы объятия!

— Орбай! Прекрати!

Бросилась за кусты, чтоб они не смотрели на меня и не смеялись.

— Эй! Русская! Мойся быстрее, а то скоро Буга с воды выгонит. Так и будешь тиной вонять!

Я осмотрелась по сторонам и снова ополоснулась водой. И чем мне мыться, у меня только ковш. Ни мыла, ни шампуня. Только подумала, по воде бутыль подплыла. Да, Мирела давала с собой, а я, когда раздевалась, на берегу оставила.

«Хайртай». Сама не знаю, зачем именем этим назвалась, оно в голове прозвучало в этот момент, и я его и сказала. Снилось оно мне. И не один раз. Открутила крышку с бутыли, понюхала жидкость — цветами пахнет. Полевыми. На голову из бутыли жидкость вылила, моля бога, чтоб, и правда, запах тины на мне не остался, а то тошнит от него. Как вдруг ощутила скольжение по телу прямо под водой. Замерла с поднятыми к голове руками, и глаза открыть не могу, мыло зайдет. Сзади всплеск послышался, словно что-то большое из-под воды вынырнуло. От страха дышать стало нечем.

— Так и стой, и глаза не открывай.

И голос…когда шепотом — узнать невозможно.

Этот шепот. Почему мне кажется, что я его уже слышала, что все это уже было. Что когда-то именно этот шепот придумал мне имя. Неужели, и правда? Неужели слышала его раньше? Ведь мне Хайртай показалось незнакомым словом, а сейчас память выдает, что уже кто-то меня так называл…

Хотела вскрикнуть и не смогла, словно удавкой горло стянуло, и ни звука не вышло. Тяжело дыша, застыла вся в мыле, дрожащая от страха и от ощущения полной беспомощности. По ноге кто-то ладонью ведет, и я сама дыхание сзади слышу. По ягодицам вверх к пояснице чем-то острым и в то же время мягким, словно кончиком языка, по позвоночнику к затылку.

— Рук не опускай… Да, вот так. Не шевелись, Хайртай.

И голос этот дрожь во всем теле вызывает, вибрирует где-то внутри струнами, очень тонкими, как на скрипке, и в тот же момент хочется сбросить руки, и страх сковывает все тело. Пальцы скользят по талии к груди, они прохладные, дразнят соски. Внизу живота начинает трепыхаться что-то невиданно острое и мощное, оно отдает к скрещенным и сжатым ногам.

— Красивая, Хайртай, смертельно красивая с этими медными волосами. И кожа у тебя мягкая, сливочная, нежная. Так бы и смотрел вечность на тебя…Ты знаешь об этом?

— Кто ты?

— Не оборачивайся! Не важно… тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе?

— Нет.

— Лжешь, маленькая русская пленница. Тебе нравится. Особенно вот так…

Сжал соски, и я приоткрыла рот. От кончиков груди резким прострелом возбуждения вниз так, что запульсировала плоть.

— Маленькие, острые, тугие.

— Не смей!

— А кто мне запретит? Ты?

Пальцы скользнули между ног и, раздвинув складки, погладили, и я внутренне взвилась вся, а тело заныло от попытки пошевелиться.

— Крикнешь, тебя услышат и утопят. Молчи. Один звук, и ты умрешь…

Трение прохладной кожи подушечки пальца о выпирающий острый клитор, и я чувствую, как под закрытыми веками жжет то ли от мыла, то ли от слез.

— Мерзко… мерзко мне. Не прикасайся.

— Как же сладко ты лжешь.

Скользит между складками прямо внутрь и трепыхается у самого входа, и я внутренне трепыхаюсь от каждого движения. Задыхаясь от ненавистного удовольствия и понимания, что даже не вижу ублюдка, посмевшего так нагло трогать меня под носом у бандитов и их жуткого предводителя, почти рядом с ведьмой и карликом горбатым. Ощущая, как нарастает ураган внутри. Незнакомый, такой болезненный и сильный, как надвигающийся смерч с огненными искрами.

Раскаленными кольцами вьется адское удовольствие между ног там, где палец умело и настойчиво выписывает одинаковые круги. Вся краска к щекам прилила, а пошевелиться не могу. А он дразнит, сжимает пульсирующими движениями, заставляя выгнуться в немом крике, и, сильно сжав ноги, замереть перед тем, как забиться в оргазме.

Выгнувшись в пояснице и запрокинув голову, дрожать в судорогах невыносимого наслаждения, сжимая его палец бешено сокращающейся плотью и чувствуя, как слезы градом катятся по щекам.

— Хорошо тебе? Нравится, когда я тебя трогаю, когда ласкаю, м? Хайртай? Хочешь еще?

— Отвратительно! Ужасно! Кто ты? Тело насиловать и прятаться. Испугался? Трусливый! Тебя тоже утопят?

Но послышался всплеск, и все исчезло. Я быстро обернулась. Дрожащая, опустошённая, испуганная. Никого нет. Только кусты у воды колыхаются.

— Все на берег вышли.

И тут же вздрогнула, обернулась. Выдохнула, всхлипывая, закрывая грудь руками, оглядываясь снова по сторонам — никого. Словно привиделось все… но тело еще сладко ноет, и дергает плоть отголосками наслаждения. Еще никогда мне не было так хорошо от прикосновений, еще никто не доводил меня до оргазма никогда, и это было неожиданно и болезненно сладко. Вместе с отвращением к себе. С каким-то ощущением собственной распущенности, и в то же время будто знаю, кто меня касался.

Я к берегу побежала, полотенце старое схватила и тут же обмотала вокруг тела.

— Ты чего дрожишь, русская? Вода теплая.

Обернулась, а на меня карлик не моргая смотрит.

— А ну наклонись, лоб потрогаю. Вирус не подхватила? Не простудилась? Чего щеки красные, губы пунцовые?!

А мне мерзко стало от мысли — вдруг это он меня трогал или стражник — вот тот здоровый узкоглазый! Или вон тот с глазами красными, как будто дым в них попал. Но сказать Буге побоялась. Вспомнила слова старой монголки, да и самого карлика о том, что трогать и смотреть нельзя. Кто знает, что мне за это могло быть.

— Одевайся! Уезжаем мы! К вечеру доедем до границы! Там чужие будут! Чтоб из повозки не высовывалась!

И посмотрел на меня зло. Я чувствовала, как сильно ему не нравлюсь. Он мне тоже не нравится. До зубовного скрежета.

Дальше нас в повозке везли, загнали всех в крытую кибитку, запряженную двумя лошадьми, и по обе стороны от повозки верхом бандиты едут. Топот копыт их лошадей слышно так отчетливо, что кажется, под ними земля дрожит. В дороге все притихли, и я не знала, от чего глаза у девушек округлились, и все они молча переглядываются, словно боятся. И я, как не от мира сего, не знаю, что там впереди нас ждет. Чем дальше, тем темнее становится, а ведь день еще не закончился, не так долго едем, и солнце в зените в самом было, когда нас всех под полог загоняли. Воздух становится насыщенно вязким, как будто серой отдает и болотами топкими. Эти места наводили ужас. Я всегда воды боялась, а болот и подавно. За мешковиной повозки вспыхнули фонарики.

— К перепутью приближаемся, Тархан?

Голоса вывели из оцепенения и задумчивости.

— Не знаю. Сигнального костра нет на берегу.

— А ты уверен, что раньше знаки были, а не обманки?

Ощущение, что я все еще сплю, вернулось с прежней силой. Как будто цивилизация исчезла совершенно, и я нахожусь в другом измерении. Мне страшно и очень странно, что мы не на машинах, а верхом и в повозке. Но здесь, наверное, так принято или легче передвигаться верхом.

— Уверен. Окружите повозку, и идем за мной шаг в шаг. Ни одного звука. Не нравится мне тишина эта замогильная.

Кто-то из девушек всхлипнул.

— Жутко как… и холодно.

— Молчи. И так страшно до трясучки, а еще ты тут зубами стучишь и каркаешь, как ворона.

— Лхагву боюсь… говорят, если выкуп запросит — а не дадут, утопит в топях живьем. Не все невесты до места назначения доезжают… мне бабка рассказывала, как в дорогу собирала. Лхагва девок себе отбирает. А потом их тела находят в черном озере без внутренностей. Он их сначала…

— Молчи! Много болтает бабка твоя. Услышит ее из наших кто, несдобровать ей будет.

— Тшшш… там… вой какой-то. Мамочкииии.

Конец ознакомительного фрагмента.