Жестокие игры II

Ульяна Громова (2024)

Я крупно накосячил, когда поставил во главу угла личное, а не профессиональный долг. И теперь расплачиваюсь за это ночными кошмарами и выматывающим страхом за невесту. Люблю ее так, что забываю дышать, она для меня — весь мой мир, моя душа. «Красивая девочка. Молоденькая, нежная, горячая, влюбленная… Живая…» Только вот Игрок на свободе, а его личность — incognitus. И Игра еще не окончена. Продолжение следует… Иногда, докопавшись до правды, хочется закопать ее обратно.

Глава 5. Я — оборотень!

Всякий уважающий себя шизофреник обязан время от времени

обсуждать с собой, любимым, текущие проблемы.

(Макс Фрай)

— Психика человека представляет собой не какую-то абстрактную субстанцию, а связку субличностей. Они разнообразны по, так сказать, функции и возрасту: «внутренний ребенок», «внутренний взрослый», «внутренний родитель» и так далее. Они могут быть, кхм, парадными и скрытыми, могут отражать мужскую — «анима» — и женскую — «анимус» части. У среднестатистического человека все функции слаженно работают… — не иначе как читал мне курс психиатрии Вадим Юрьевич. — При диссоциативном расстройстве связь между субличностями нарушается, одна из них выделяется и может конфликтовать с остальными или с личностью-хозяином… Виталий Семенович, я не могу вас загипнотизировать и сказать одной из ваших субличностей «пошел на хер», — развел руками док.

Угу. Он — это тоже я.

— И что мне делать?

— Как я и говорил всегда — устранять конфликт. Вы — феномен во всех смыслах, дорогой мой друг, начиная от самого факта диссоциативного расстройства, закачивая общей, по вашим словам, с альтер-эго синестезией. Примите себя, Виталий Семенович, это будет первый шаг на пути самоинтеграции.

Попробовал бы он это принять, когда его женщину трахали бы его членом, но не он.

Бля-я-ядь, бред даже для такого психа, как я.

— Док… — вдруг ошпарило мыслью, — а я сам-то вообще… — повертел пальцем у виска, — не спятил?

— А как вам кажется?

Спятил.

— Так, ладно, я пошел…

— На МРТ, — перебил док, взяв мое направление, встал следом и кивнул на дверь. Я закатил глаза — сейчас запихает меня в эту «выхлопную трубу» и будет песочить мозг, дергая то мою личность, то альтер-эго. И так до тех пор, пока ему не покажется, что уже достаточно. — Посмотрим результаты и продолжим. Вы сегодня у меня задержитесь, молодой человек.

Серьезнее заявы от него я еще не слышал. И голос-то не изменил, но чувство, что в смирительную рубашку упаковал. Так я и поплелся за ним на МРТ и ПЭТ-сканирование.

Вот я попал…

***

Док стоял и рассматривал нейровизуализацию моего головного мозга. А я хоть и не первый раз видел эти срезы с разноцветными зонами, но ни черта не понимал.

–…Позитронно-эмиссионная томография зафиксировала, что при переключении на альтер-эго области, отвечающие за эмоции, функционируют в обычном режиме, как и при личности-хозяине…

Юрьич мял пальцами подбородок и всматривался в картинки, а я нетерпеливо посматривал на часы — собирался же учить вождению Маришку, но тут, походу, зависну еще на пару часов — уж я-то хорошо знал этот взгляд дока. А ведь собирался еще в бюро заскочить к Игорю. Ну надо же было сунуться к доку именно сегодня.

— То есть он чувствует все то же самое, что и я? — уточнил.

Вдруг из нас двоих мне это сомнительное счастье выпало?

— Да-да, именно так… — ответил психиатр, и я злорадно ухмыльнулся, посылая доппельга́нгеру «Еще раз к Маришке прикоснешься — буду пиздить тебя, как резиновую грушу». Надо было сначала к Пашке — попросить его, чтобы врезал от души, пусть бы двойник прочувствовал всю прелесть его отлично поставленного удара. — Но удивительно другое, дорогой мой друг… — док и так, и сяк рассматривал мои снимки и сверял с прошлыми, надолго замолчав.

Я не выдержал:

— Вы сейчас моей или своей смерти от старости ждете? — поинтересовался у него, цедя слова сквозь зубы. — Что там еще, твою мать?!

— Дело в том, что… хм-м… — док проигнорировал мою вспышку ярости и нетерпения, подсовывая снимки под зажимы на подсвеченном стекле. — Эта субличность не создает для вас барьеров, активность разных частей гиппокампа — центра памяти обо всех событиях жизни — полностью активна!

— Вадим Юрьевич, будьте проще! — взмолился я. — Я не сыплю полицейскими или военными словечками, а что я должен понять из всего, — покрутив рукой, обводя эти картинки, — этого? Я ваших институтов не кончал! Что вы хотите этим сказать?

— Или Егор прекратил выполнять функцию защитника и перестал реагировать на триггер… — док перевел взгляд на меня, любопытный такой, вопросительный.

Я его сейчас точно медленно душить начну!

— Перестал, — кивнул я, помня, как док объяснял, что Марина — триггер Егора, а не мой. Это тогда многое объяснило в его поведении в присутствии моей зефирки, а теперь становилось понятно и его молчание все эти месяцы — моя девочка его больше не «вызывала». — То есть Егора больше как бы и быть не должно?

По-моему, это логично. Нет тела — нет дела.

— Я подтверждаю, — пристально посмотрел на меня док, — что его и нет больше.

Ага, как же!

— Он есть, и он стал сильнее.

Юрьич на это покачал головой:

— Это не он. Не Егор.

На письме я бы свое состояние после этого заявления обозначил бесконечной строчкой точек. А так только глаза вылупил и челюсть отвалил. Когда дар речи вернулся, вышептал:

— То есть?

— Видите ли, мой друг, мы с вами не закончили исследование субличности, называвшей себя Егором, как вы помните, — надавил голосом, пеняя мне, что так и не явился ни разу на все его приглашения завершить серию исследований моего двойника. Но он же не вылезал, а кому охота лишний раз к психиатру соваться? — У меня было подозрение на то, что он и сам имеет субличность…

К такому меня жизнь не готовила. Я точно псих. В геометрической прогрессии. Геометрический псих. Треугольник Пенроуза. Занимательная математика, блядь!

–…при расщеплении личности происходит фрагментация сознания и воспоминаний. Каждая из личностей имеет доступ только к конкретному участку памяти, поэтому какие-то события выпадают из нее при переключении… — док продолжал, а я, оглушенный новостью, кажется, пропустил что-то из его объяснений, — …так было с Егором. Но в случае с этой вашей новой субличностью этого не происходит. Вы оба обладаете полной памятью, и вы, Виталий, должны знать все, что знают ваш исчезнувший и новый двойник. Кстати, весьма приятный молодой человек, с хорошим чувством юмора. Очень похож на вас.

— Пф, — не сдержался я. Как-нибудь потом, когда времени больше будет, послушаю запись сеанса гипноза, что там мой отщепенец намяукал. — Просто душка, да-да! Взял и… кхм… занялся сексом с моей невестой.

Док аж очки с носа уронил и на меня, как на клинического идиота, уставился:

— Так вот чем вызван ваш приход и просьба выставить его «на хер», как вы изволили выразиться, — дошло до него под венец моего терпения, и я только руки развел — подробностей не будет, но взглядом дорассказал психиатру историю секса «втроем». — Височно-теменной узел, в том числе и угловая извилина, которые отвечают за формирование ощущения саморасположения и телесное самовосприятие, активна, когда активны обе ваши личности, поэтому вы чувствуете одно и то же, — он покачал головой, будто устал объяснять неразумному мне простые истины. А у меня уже глаз дергался от его терминов. — Виталий Семенович, ваш новый двойник совершенно ничего от вас не скрывает, вам доступна его память, вы друг для друга — открытые книги. И мне показалось, что он ждет, пока вы что-то вспомните. Возможно, вам стоит побеседовать по душам. Судя по графике, — постучал он кончиком карандаша по одному из снимков, — вы и общаться должны в режиме, как сейчас принято говорить — онлайн…

И снова взгляд пытливый такой, того и гляди пилу возьмет и вскроет мне череп, чтобы натурально в нем покопаться. Чур меня…

— Местами, — скупо ответил я на это.

Пусть сам догадывается, что я имел в виду. Достал уже загадки загадывать! К Маришке хочу, мать твою!

— Ну, поскольку это новый для вас, кхм… компаньон, то нужно заново учиться не «выключаться»…

Мне это нескольких лет стоило с Егором, если что. Он сейчас издевается?

–…Но ваши провалы не будут длительными, как бывало с Егором. Эта ваша субличность слаба и малофункциональна…

Опять двадцать пять!

–…Этот парень может быть лишь в каких-то конкретных ситуациях сильнее вас или в некотором роде способным делать то, что не можете делать вы, — таки заметил, как я раздраженно и недоверчиво закатил глаза, — но он не способен на длительное функционирование и не рвется стать основной личностью, хотя, как часто делают другие альтер-эго, может имитировать вашу частично или полностью…

…на меня смотрел с наглой ухмылкой… я сам:

— А то что? — резанул слух собственный веселый голос…

Сон в руку.

–…И он, по его убеждению, ваш союзник…

— Это я уже от него слышал, да верится с трудом! — перебил я.

Эта ехидно-саркастическая морда из сна у меня перед глазами так и стоит, а голос, полный торжественного злорадства…

— Господи! — подхватился док и встал из-за стола. — Виталий Семенович, миленький вы мой, ну послушайте же вы меня! — руками затряс. Похоже, я его уже достал. — Он — часть вашей психики! Это не какой-то прохожий, — аж замаршировал по кабинету пионером, целую пантомиму изобразил, лишь бы до меня дошло, — который залез в вашу голову и делает там, что хочет! Все его реакции — это реакции ва-шей собст-вен-ной психики! — по слогам, как тупому. Вообще, доходчиво, да, бесспорно, но только пусть бы он сам в это попробовал поверить на моем месте! — Он — часть вашего сознания, ва-ше-го Я! Вы не можете его бояться…

Еще как могу!

–…ревновать к нему…

Да ладно?! Серьезно?!

–…сделать ему больно…

Заеду к Пашке, чтобы дурь из башки двойника вышиб!

–…не причинив такую же точно боль себе!..

Э-э-э…

Вадим Юрьевич помолчал, внимательно глядя на меня, потом предложил:

–…Если вы хотите знать, о чем беседовали ваша невеста и двойник, я могу провести сеанс гипнотической регрессии, — док вернулся за стол и маятник мой любимый передо мной поставил.

Я блескунчик решительно отодвинул, а то у меня на него уже рефлекс: чуть увидел — сразу в транс. Судя по всему, мой двойник болтал с Маришкой ни о чем, и клубнику где-то для нее раздобыл… Может, он не такой и мудак?

— Не, док, лучше скажите мне, как память Егора и этого нового… А как его зовут, вообще? — спохватился я.

Егор сам себя обозначил, а этого док ни разу по имени не назвал.

— А он не представился, — развел руками Юрьич.

А у меня что-то в том онлайне забрезжило, мысль какая-то мелькнула, но до конца не оформилась. Неужто двойник эмоцию какую-то проявил?.. Учись теперь заново понимать… Вздохнул тяжело, через губу воздух из легких выпустил и лоб в ладони уронил.

— Док, за что мне все это, а? — одним глазом на него из-под руки выглянул.

— Ну, милый мой друг, психика у всех людей разная, у вас оказалась слабой, потому и появилось диссоциативное расстройство, и это не худший вариант. А будь психика покрепче, его могло и не быть. Но над вами и насилия не совершалось постоянно, а люди, которые долго подвергались сексуальному или другим видам насилия над личностью, часто получают целый букет проблем: стокгольмский синдром, биполярное расстройство, шизофрения, пассивно-агрессивное расстройство, маниакально-депрессивный психоз… Такие люди десоциализарованы, часто находятся в состоянии истерии и дистресса и могут быть склонны его умышленно причинять другим.

— Ладно, док, избавьте мою слабую психику от подробностей! Лучше про память мне скажите — как вспомнить все?

— Фрагменты памяти будут сами спонтанно появляться под воздействием всевозможных раздражителей. Память — это, по сути, библиотека триггеров и реакций психики на них. Так что у вас буду всплывать образы, мысли, знания, навыки — что угодно. Возможно, всплески будут происходить во снах или в период физического переутомления — тогда мозг наиболее активен. Или в момент сильного напряжения, выплеска адреналина, проявления наиболее сильных эмоций.

Может, в автосалоне были не мои эмоции, а Егора? Его память проявилась необоснованной злостью на Маришку?

— А эмоции Егора? Они тоже достались мне в наследство?

— Я думаю, вы лучше ответите на этот вопрос. Наблюдайте за собой, если что-то вас раздражает из того, что раньше вы принимали спокойно, скорее всего, так и есть — вы унаследовали и чувства, и какие-то привычки двойника. Я вот вижу на вас рубашку и классические брюки, а вы, мой друг, не очень-то их жаловали.

Точно. Я просто взял рубашку и брюки из половины шкафа Егора и даже не задумался об этом.

Йо-о-оперный театр…

***

К Пашке я все-таки заехал.

Всю дорогу до его дома думал о том, что говорил док. А он наговорил лет на пять моего пребывания в его клинике. Голова разболелась от мыслей, я злорадно усмехался, что этот новенький тоже ее чувствует.

Только ни хрена эта мысль не грела. Прав док: раз у нас все общее, то глупо кидаться на самого себя.

— Как тебя зовут-то хоть? — спросил свое новое несчастье. Только привыкли с Маришкой быть вдвоем, и вот те нате хер в томате. В ответ — тишина. — Ладно… — ворчал я, как старик, — слушай сюда, моя вторая половинка, — до чего ж смешно прозвучало! — Мы тут до тебя с Егором договорились как-то, сосуществовали… Говнюк он, конечно, был еще тот, и панихиду я по нему точно справлять не стану, а вот что с тобой делать…

Пиздец… Я брежу.

Что я собирался ему сказать? Правила поведения зачитать? Договор заключить. С кем? С куском собственной психики, которая выскакивает, как черт из табакерки, когда его совсем не ждешь? Это, наверное, как с опухолью договориться, чтобы она не болела и по телу метастазами не расползалась, а то неприятно, сука, как-то.

Я точно псих.

Не повезло со мной Маришке. А ей надо как-то теперь рассказать.

Блядь!..

— Ладно, хрен с тобой… — пробурчал и одной рукой вскрыл аптечку.

Насухую сожрал пару таблеток, чтобы голова не болела. А то эти «височно-теменные» доли просто разламывало.

У дома Пашки постоял на улице, выкурил спокойно сигарету. Боль не совсем, но в большей степени отступила.

Августовские последние деньки стояли очень даже летними, приближение осени вообще не чувствовалось. Если такая погода продержится весь сентябрь, то можно будет опять с каретой договориться. Хочется для Маришки праздник устроить такой, чтобы на всю жизнь и память, и фото, и было что на ночь внукам потом рассказывать.

Если доживу.

Подумал об этом и только больше в намерении научить Маришку водить машину и стрелять укрепился. Может, не так чтобы в десяточку, но если хоть как-то сможет — уже легче. Хотя, наверное, ей это ни к чему, а вот пару приемов самообороны или пару сеансов у военного психолога, чтобы морально в любой момент была готова давать отпор — это вещь, это я по себе знал… Почему бы и да?

Свистнул особым сигналом, прислонившись к машине, и увидел, как в освещенном окне Пашкиной квартиры дернулась занавеска, потом выглянул он сам:

— Ого! — выдал, глядя на бэху. — Свежий ветер!

— А то! — я довольно ухмыльнулся и махнул ему рукой, чтобы спускался.

Совсем не хотелось подниматься в квартиру.

Не знаю, что там док с моей башкой сделал, а только какое-то принятие неизбежного я все-таки чувствовал. Больше всего успокаивало, что я все вспомню, и что засранец этот, нелегал в моей башке, — явление кратковременное и малофункциональное. Когда знаешь, что твое тело при тебе и останется, сразу как-то жить легче становится. Хотя кто меня в этом поймет?

Как там сказал док? Егор был гораздо больше самостоятельной личностью, нежели этот новенький. Надо его как-то обозвать.

— Лука́, — прилетело в мозг.

Я аж сигарету последнюю, только что вынутую из пачки, уронил.

— Вот и познакомились, — мысленно сделал я ножкой и с сожалением на сигарету посмотрел. — Вот же черт ты, Лука.

Он не ответил. И слава богу, потому что как раз подошел Пашка. Машину медленно обошел по кругу, сел за руль, я на пассажирское рядом упал. Друг детства завел бэху и плавно тронулся с места:

— Круто! Одним пальцем можно руль вертеть! А послушная! — прокатился вокруг детской площадки и встал на том же месте. Ко мне повернулся: — Поздравляю! — и руку на «дай пять» подставил.

Я по ладони его хлопнул, сжал.

— Как чувствуешь себя?

У него после встречи с охотниками Тарасова и двухчасовой комы голова стала болеть чаще, и, мне казалось, Пашка как-то отдалился от меня. На мою реплику об этом только рукой махнул и сказал, что просто не хочет нам с Маришкой в медовый период мешаться, а так он всегда рад нам. И так и было — все по-прежнему, но… как-то не так. Словно у Павла какая-то тайна завелась. Я даже подумал, что он с какой-нибудь девчонкой познакомился, встречается. Но друг на это только глаза округлил, будто этого вообще не может быть, потому что быть этого не может. Я не знал, что еще предположить, но старался Пашку не забывать ни по какому поводу.

Вот только вчера даже машину обмыть его не позвал. Хотя после этого двойника и секса «втроем» мне не хотелось кого-то еще видеть. Я трахался с невестой и самоутверждался, как малолетний придурок, доказывая себе, что это меня она хочет, я лучше, я — мачо!

Сам с собой писькой мерился.

Мда…

— Да нормально все, — отговорился он, мотнув головой, и наморщил нос.

Я еще больше утвердился в мысли, что что-то не так. Я его про «всё» не спрашивал. Но и допрашивать смысла не было.

— Я нашел, где он из клуба вынырнул, — сообщил, хотя не положено это: тайна следствия, а Пашка — лицо заинтересованное.

У него глаза засверкали, руки на руле напряглись, сжал его так, что костяшки побелели:

— И где же? — ему не удалось спросить равнодушно, он никогда врать не умел. Тем более мне.

— На заднем дворе «Ковчега», — что-то во мне воспротивилось сказать точнее, шевельнулось внутри четкое «нельзя».

Прислушивался к ощущениям, которым доверял — проверено опытным путем, что чуйка у меня как надо работает, — и понимал, что не просто так друг замер, пока ответа ждал. Важно ему знать. Очень важно. Почему-то гораздо важнее даже, чем было, пока я Тарасова в универе «водил».

Не доверяет мне после того, как я ублюдка в клубе упустил?

— Что дальше? — и снова у него равнодушно не вышло.

— Искать, куда и на чем уехал, — ответил, стараясь незаметно фиксировать все сигналы его тела.

Кстати, надо заглянуть к Макарычу в отдел психологической диагностики преступлений.

— Удачи. Как подготовка к свадьбе? — посмотрел, наконец, на меня и расслабился, потому что тему на безопасную перевел.

— Девчонки шушукаются, — усмехнулся я. — Будешь и шафером, и шофером, согласен?

— На этой? — заулыбался, по рулю стукнул легонько. Я кивнул. — А то! — еще шире улыбка стала.

— А у меня новый альтер-эго, — прицокнул я языком, типа похвастался.

— Ого… — Пашка на меня как на диковинку смотрел. — Ты их где-то специально выращиваешь?

Конец ознакомительного фрагмента.