Профессионально беременна

Ульяна Гринь, 2020

Я Ева, 20 лет, красивая, умная, идеальная… охотница за деньгами. Он – Данила Беркутов, под 35, миллиардер и прожигатель жизни. И он – моя последняя жертва. Точнее, должен был ею стать. Но в какой-то момент всё пошло не так…

Глава 2. Тайные демоны Евы Зуевой

Конечно, у меня было много заготовок ответов на этот вопрос, но захотелось ляпнуть: «Охочусь на богатеньких мужчинок!» Прогнав эту мысль, я улыбнулась дежурно:

— Вообще-то я окончила экономический колледж, а сюда приехала поступать в университет.

— Как интересно! В какой именно?

— В экономический, — ответила я тоном Люси из известного фильма. Данила прикрылся бокалом и что-то профырчал. Чёрт, какой тут есть экономический университет? А он вообще есть? Нет, не может быть, чтобы в Питере не было экономического университета! В общем, не суть. Погуглю потом, уточню, а пока надо перевести стрелки.

— Никогда не думала, что у нас в стране можно играть в гольф.

— Ещё как можно, — протянул Данила. — А ты умеешь? Играла когда-нибудь?

— Не-е-ет…

Сейчас скажет: «Я тебя научу».

— Ну так я тебя научу. Согласна?

Как предсказуемо…

— Конечно!

Надеюсь, энтузиазм в моём голосе сразил его наповал! Ох, не переиграть бы… Гольф — штука для меня новая. Вот в бильярд играть я люблю. Одни только позы, которые можно принимать, готовясь загнать шар в лузу, чего стоят! Ни один мужчина не оставался безразличным!

Картофельный салат оказался безумно вкусным, а ведь меня ждала ещё и телятина. Пока мы ели его, Данила рассказывал о том, как надо правильно расставлять ноги при замахе клюшкой. По всему выходило — гольф очень весёлая игра! Пока мы ждали основное блюдо, у Данилы пиликнул телефон. Глянув на экран, он усмехнулся и сказал:

— Что-то папарацци обленились в последнее время. Уже почти час прошёл, а фотки выложили только минуту назад.

— Тебя снимали? — полюбопытствовала я, приканчивая бокал игристого.

— Нас, детка!

Он протянул мне смартфон, и я прочитала на экране: «Знаменитый далеко за пределами нашего города эпатажный миллионер Данила Беркутов посетил сегодня выставку не менее эпатажного художника-абстракциониста Матвея Белинского. С выставки наш самый завидный холостяк страны не только унёс купленную за бешеные деньги бездарную мазню, но и увёл прекрасную брюнетку, имя которой нам пока неизвестно. Пока! Мы обещаем не оставить вас, дорогие подписчики, наедине с вашим любопытством и уже проводим собственное расследование. Скоро мы узнаем всё об обладательнице длинных ног и голубого платья от Прада».

— Прада! — фыркнула я. — Тоже мне, специалисты!

— А что, это не Прада? — деланно удивился Беркут.

— Представь себе. И вообще… Только не говори, что ты разбираешься в моде!

Данила вернул свой телефон и принялся листать странички на экране:

— Я доверчивый, я верю блогерам.

— Ну да, ну да, — рассмеялась. А сама с досадой подумала, что блогеры сведут меня с ума. Рановато они принялись за меня… Всё же видно, что город большой. Раньше сплетни просачивались в прессу и интернет не раньше, чем через неделю. А тут придётся следить за собой и быть настолько безупречной, насколько это в принципе возможно. Ах да, и прятаться, прятаться!

Впрочем, непохоже, что Данилу расстраивает такое внимание. Похоже, его как раз расстроит забвение…

Его рука накрыла мою ладонь. Я взглянула на Беркута и прочла в его глазах то самое, моё любимое, ожидаемое с нетерпением возбуждение. Он спросил:

— У тебя были планы на этот вечер?

— Ну вообще-то… — начала я, выдержала хорошо просчитанную паузу и улыбнулась: — Я их отменю, если ты предложишь что-нибудь поинтереснее.

— Вполне. Как ты относишься к лошадям?

На этом месте я, привыкшая к неожиданностям, к игре, к внеплановым ситуациям, всё-таки вздрогнула. Хотя после пуансеттии чего уж там… Неужели мне предстоит конная прогулка? К этому меня жизнь не готовила!

— Я очень люблю лошадей! — ответила с запинкой, но с энтузиазмом. И добавила чуть тише: — Издалека.

Фыркнув, Беркут успокоил меня:

— Ты полюбишь их вблизи, обещаю. Будет весело!

— Особенно когда я упаду в десятый раз, — согласилась я.

— Я не дам тебе упасть.

Это обещание вкупе с лёгким гладящим касанием руки отчего-то умилило меня. Выбрала эпатажного миллионера — будь готова прыгать с парашюта и надевать акваланг. А вообще, становится даже интересно: что ещё придумает Данила для развлечения?

— Это обнадёживает, — ответила я и отобрала у него ладонь. Официантка принесла телятину для меня, роскошный стейк с овощами для Беркута и хлебушек. У меня есть полчаса, чтобы привыкнуть к мысли: меня сегодня посадят на лошадь.

Но я так и не смогла представить себе эту картину.

В принципе, ещё тогда, давно, когда мне в голову пришёл план робингудства в пользу бедных, то есть меня, я знала, что пойду на многое. Я была готова врать и изворачиваться, терпеть, улыбаться сквозь силу, говорить «да», когда хочется блевать, потому что огонь в груди не унимался, жёг, выжигал дотла. Этот огонь можно было погасить только одним способом: обставить, обмануть, восторжествовать, забрать то, чем гордится мужчина. И нет, не деньги — они вторичны. Забрать то ощущение вседозволенности, которое рано или поздно приходит к любому мужику, поднявшемуся на недосягаемые высоты власти.

Я много читала — самосовершенствовалась каждый день, качала мышцы — оттачивала тело, училась управлять в сексе — с каждым новым любовником, я собиралась стать идеальной. Но никогда не думала, что мне придётся ездить верхом.

Конюшня, в которую привёз меня Данила, находилась в сосновых борах на севере города возле посёлка Лисий Нос. Название мне сразу понравилось. Было в нём что-то лукавое и мимимишное, заставляющее улыбнуться. Но улыбаться не хотелось. Хотелось спрятаться, укутавшись в одеялко, чтобы не тащили насильно на страшного зверя…

— Чувствуешь?

Данила помог мне выйти из машины и обвёл рукой окрестности с таким видом, будто лично принимал участие в создании этих деревьев, этой травы и этих деревянных сооружений, часть из которых я легко идентифицировала как манеж, дом и денники. В леваде паслись лошади, на песке в круглом загоне возле манежа тоже бегала по кругу лошадка на длинном поводе. Пахло хвоей, опилками и ещё — тем специфическим запахом, который бывает в зоопарке.

— Чувствую, — из вредности ответила. — Аромат навоза.

— Ева! — Беркут рассмеялся и подставил мне локоть. — Вдыхай полной грудью, только посмотри, какой тут чистый воздух!

— На воздух нельзя посмотреть, — нервно возразила я.

— Не умничай, золотце, — фыркнул Данила. — Тебе не идёт.

Да, я часто слышала это от мужчин. Улыбайся, девочка, будь красивой, закрой ротик, на тебе денюжка, купи серёжки… И ты улыбаешься, стараясь, чтобы это не выглядело, как гримаса, молчишь, хотя очень хочется всё высказать в лицо, берёшь платиновую карточку и мстительно выгребаешь с неё доллары на серёжки, колечко, браслетик, а к ним кофточку, а к кофточке брючки, а к ним туфли, а к туфлям сумочку «потому что моя старая сумочка к этим туфелькам не подходит, котик!»

— Смотри, это Осень.

Я с отвращением уставилась на коричневую лошадь. Конечно, она была красивой — тёмно-рыжая в белые пятна шерсть лоснилась, переливаясь на солнце, чёрная грива, заплетённая в тонкие косички, элегантно свешивалась на один бок, тонкие ноги равномерно перебирали по песку загона… Но это была лошадь, и я её боялась. Однако вежливо ответила:

— Очень милая лошадка.

— Перспективная кобылка. Думаю в этом году свести её с Вольтером.

По следующему взмаху руки я повернула голову налево и увидела очень необычную лошадь — серую с белой гривой. Паслась эта отрада эстетизма в отдельном загоне. Словно почувствовав, что о нём говорят, Вольтер вскинул голову и тонко заржал, задирая хвост.

— Вот он, мой Вольтер! Смотри, какая масть, очень хочу получить такого же жеребёнка. А знаешь, какой он послушный! Вот поедем кататься, я покажу, что Вольтер умеет!

— А стихи он пишет? — пробормотала. Беркут обожает лошадей, с ума сойти! Нет, нафиг, нафиг… Хоть этот мужчина и перспективный, как его лошадка, но надо соскакивать. Я не выдержу этого увлечения больше одного раза. Да и одного раза, наверное, тоже не выдержу.

— Стихи? Нет, стихи вроде бы не пишет. А мы его спросим.

Спросим, ага. Когда будем скакать по полям.

— Золотце, пойдём, я покажу тебе, где можно переодеться.

Боги… За что мне всё это? Я очень сильно постаралась замаскировать обречённый вздох под энтузиазм и бодренько улыбнулась:

— Переодеться это я могу. Всё никак не могла понять, как мне в платье на лошадь садиться.

— У нас должны быть запасные костюмы для верховой езды. Пошли в дом.

И мы пошли в дом, где Данила передал меня из рук в руки молодому человеку с гусарскими усиками, велев экипировать как следует. Парень проводил меня в одну из комнат на втором этаже, распахнул шкаф и удалился. Я застыла перед вешалками, ошеломлённо глядя на экипировку. Интересно, как я буду выглядеть в бриджах? Обтягивающие штаны — удачная находка модельеров. А вот толстовки… Это издевательство над женщиной. А ведь ещё вроде бы надо сапоги?

Кошмар.

Сапоги я точно не выдержу…

Когда я вышла из дома в полном облачении наездницы, чувствовала себя, мягко говоря, неуютно. Сапоги из натуральной кожи издевательски поскрипывали при каждом шаге, и мне слышалось в этом скрипе пение: «У-па-дёшь! У-па-дёшь!» А гусарский парень дал мне палочку с кожаной нашлёпкой, и я не нашла ничего лучше, чем нагло похлопывать ею по голенищу. Но, увидев Беркута, перестала, устыдившись. Он выглядел великолепно. Настолько, что Солнце померкло, скрывшись от обиды за облако. И даже в каске Данила не выглядел смешно — он был похож на бога. Этого, как его… С крылышками на шлеме… Или это был не бог? От волнения всё вылетело из головы, остался только этот несчастный шлем с крылышками.

— О, Ева! — окликнул он меня, подняв солнечные очки на лоб. — Слушай, тебе очень идёт этот костюм. Впрочем, я и не сомневался.

— Бриджи украсят любую женщину, — вежливо ответила я, стараясь не смотреть на корпулентную женщину с обтянутым бриджами необъятным задом. И лошадку, на которую клиентка собиралась взгромоздиться, стало очень жалко. Но я быстро задавила в себе жалость, увидев, как к мадам подводят огромное животное с кряжистой спиной и крепкими ногами. Как это называется? Першерон? Не знала, что на них можно ездить… Тем лучше для всех.

— На тебе они смотрятся просто потрясающе, — пробормотал Данила, целуя мою руку. На секунду я зависла, потом вспомнила — мы всё ещё про бриджи. Спросила:

— А у меня будет каска?

— Обязательно, — пообещал он и махнул рукой. Гусарский парень резво притащил элегантную каску с ремешком, Данила самолично на меня её натянул, застегнул, и я мгновенно почувствовала себя полной дурой. Но — дурой, защищённой от неприятностей. Впрочем, это ощущение испарилось, как только мы подошли к леваде.

— Знакомься, Ева, это Синичка.

Синичкой звали небольшую, приземистую и крепкую кобылку рыжего цвета. Она покосилась на меня карим глазом, подняла верхнюю губу, показав зубы, и я обмерла. Где-то читала, что лошадки кусаются и очень даже нехило!

— Очень приятно, уважаемая лошадь Синичка, — тихонько сказала я, инстинктивно делая шаг за спину Данилы. Тот захохотал на всю конюшню:

— Ева, твоя вежливость зашкаливает!

— Она хотела меня укусить, — наябедничала и снова спряталась.

— Да нет, — вступил в разговор гусарский парень. — Синичка самая смирная лошадь во всей Ленобласти! Она просто вас так поприветствовала!

— Придётся вам поверить на слово, — я поёжилась, наблюдая, как кобыла пожёвывает губами, а уши её — длинные заострённые локаторы — поворачиваются вперёд-назад. Словно сигнал ловят…

— Давайте я вас подсажу, — простодушно предложил парень, но Данила отстранил его и забрал повод:

— Я сам. Оседлай пока Вольтера.

Со вздохом я поняла, что настал мой смертный час, и приготовилась. Беркут обернулся ко мне и жестом пригласил:

— Прошу, Ева. Не волнуйся, ты справишься.

— Не надо меня утешать, — я повертела стек в руке и сунула его Даниле. — Как на это чудо садятся?

— Стремя. Седло. Повод, — Данила перебросил повод через голову лошади и продолжил: — Упирайся ногой в стремя, хватайся руками за луку и подтягивайся.

Ну, проще простого! Сейчас, как в фильме, взлечу в седло и ух!

Что именно ух, додумать я не успела, потому что, всунув носок сапога в стремя и схватившись за выступ на седле, попыталась взлететь, но только плавно съехала вниз. Хмыкнув, Данила подошёл вплотную и мурлыкнул на ухо:

— Я тебе помогу.

Его руки легли мне на талию, сзади я ощутила его бёдра и мускулистые ноги. О-о-о! Кажется, сейчас сомлею! Надо собраться! Не первый, не последний! Он для меня никто, просто очередная жертва, вот и всё! Зажмурилась и снова схватилась за седло:

— Вот так?

— Толчок опорной ногой! Давай! За гриву держись!

— Ей же больно! — возмутилась я, но Данила схватил мою левую руку и положил на холку Синички — туда, где начиналась грива. Пришлось уцепиться за жёсткие волосы.

— А теперь толчок и вверх.

Толчок — окей. Вверх — окей. Почувствовав ладони Беркута на заду, легонько подалась вперёд и перекинула ногу через седло. О, получилось! Теперь можно позволить себе бросить возмущённый взгляд вниз:

— Ты опять?!

— Ну тебе же надо было помочь, — фыркнул Данила, опуская очки на глаза. — Вдень вторую ногу в стремя! Держи повод.

— Повод держу, — я ухватилась одной рукой за седло, второй за повод и нервно повторила: — Держу… А если она пойдёт?

— Ева! В этом и есть смысл конной прогулки, — рассмеялся Данила, поглаживая Синичку по шее. — Лошадь идёт, ты на ней едешь.

— Мне не очень… уютно, — призналась, совсем не соврав.

— Ничего, сейчас освоишься.

Короткое ржание перебило его, и я с ужасом взглянула на Вольтера, которого подвели сразу двое парней. Он тряс головой, жевал железяку поперек рта и издавал странные звуки — то ли хрюкал, то ли ржал. Боже, это не лошадь, это дикий зверь какой-то! Неужели Данила на него сядет?

Данила сел. Более того, когда он взял повод и чуть прикрикнул на коня, тот сразу присмирел и полез к нему мордой — шумно нюхать и тыкаться носом в карманы куртки. Хозяин протянул ему на ладони кусочек яблока и, пока Вольтер хрумкал, трепал по длинной изящной морде, что-то говорил в ухо. Конь слушал внимательно, кося глазом. Потом позволил себя оседлать, склонив голову вниз.

— Ну, поехали! — скомандовал Данила и тронул Вольтера вперёд.

А я растерянно посмотрела на спину своего спутника и жалобно спросила:

— А как?

Гусарский парень подошёл ближе:

— Трогайте пятками — легонько.

Я тронула. Ну как… Легонько не получилось — кобыла вздрогнула и сделала два шага вперёд. Почувствовав колыхание всей этой живой массы под собственным седалищем, я вскрикнула и вцепилась обеими руками — в седло, в повод. Лошадь повернулась влево и замерла. Сбоку заметили:

— Отпустите седло и держите повод обеими руками. Иначе вы даёте команду повернуть.

— Я упаду, — возразила, не решаясь выполнить распоряжение.

— Держаться в седле надо коленями.

Всё это, конечно, просто превосходно, но как?! Вот отпущу седло, а эта громада сдвинется с места и уронит меня с двухметровой высоты! Стиснув бока лошади ногами, я снова ощутила, как она порывается двинуться с места. Гусарский парень рядом вздохнул с некой безнадёжностью, и я ему посочувствовала — иметь дело с такими, как я, не сахар.

— Колени для устойчивости, пятки для движения, натяжение повода для остановки. Да не волнуйтесь вы так, Синичка терпеливая. Мы всегда даём её новичкам!

— Знаете, вот меня это нисколько не утешает, — процедила сквозь зубы, старательно выполняя всё, как было сказано. — У вас таких, как я много, а я у себя одна…

Он зафыркал, как будто я сказала, что-то смешное, а мне было совершенно не до смеха. За всем этим напряжением я даже не заметила, как вернулся Данила. Его весёлый и даже в чём-то насмешливый голос заставил вздрогнуть:

— Ева, у тебя всё в порядке?

— Почти, — я улыбнулась, отчего скулы заныли — до того они были напряжены. — Я почти разобралась, где тут сцепление, а где тормоз.

Вольтер полез было к Синичке не то целоваться, не то обнюхивать, но Беркут резко одёрнул его. Потом пристроил коня бок о бок с кобылой и ободряюще погладил меня по плечу:

— Всё это не так уж и сложно! Нужно просто почувствовать лошадь, и вы с ней станете единым целым!

В настоящий момент мне хотелось стать единым целым лишь с каким-нибудь завалящим диванчиком, но пришлось делать хорошую мину при плохой игре и снова напрягать щёки, чтобы улыбнуться.

Прогулка получилась весьма своеобразной. Я прекрасно понимала, что Даниле хочется пустить коня в галоп или насладиться свободой, но он был вынужден оставаться рядом со мной. А мне после пятнадцати минут конячьего шага хотелось только слезть и идти пешком возле лошади. Завтра буду расплачиваться за всё и валяться в кровати с ноющими мышцами. Зато и фитнеса не надо!

А финал прогулки вышел не могу сказать, что неожиданным. Ожидаемым он был. По крайней мере, для меня. Да и, наверное, для всех, кто скептически провожал нас взглядами в спину на выезде с конюшни.

Я только-только немного освоилась и перестала пугаться ходящей ходуном спины подо мной, только попыталась рассмотреть красоту природы и корабельных сосен вокруг, только решила спросить Данилу, как ему в голову пришла мысль купить лошадей, и в один миг всё перевернулось. Причём, в буквальном смысле слова! Вольтер вдруг взбрыкнул, попятился, захрапел, всадник окрикнул коня, резко подбирая повод, а моя Синичка отпрянула в сторону, как будто испугалась чего-то. Ноги мои выскользнули из стремян, и я с изумлением обнаружила, что лечу.

Вниз!

— А-а-а-а!

На мой вопль обернулись все трое — лошади и Данила. Я расстегнула каску и отбросила её в траву, со злостью выбираясь из кучи прошлогодней палой листвы, бросила Беркуту:

— Знаешь что! Да пошёл ты с твоими лошадьми! Я ухожу!

Да, меня трясло. Не столько от падения, сколько от осознания того, что клиент потерян. Да и в пень! Самый завидный холостяк нашей страны? Теперь понятно, почему ещё холостяк! Да какая девушка в здравом уме будет терпеть такие издевательства? Я не собираюсь. Найдутся другие холостяки. Может, со счетами поскромнее, но зато и с развлечениями понадёжнее!

Но, поднявшись, я осознала, что никуда не уйду отсюда. Во-первых, ноги дрожали, как фисташковое желе на тарелке. Во-вторых, хрен поймёшь, в какой мы стороне от конюшни! В-третьих… Третьим препятствием стал Данила.

Он спрыгнул с Вольтера, перекинув повод вперёд, и поспешил ко мне:

— Золотце, ты ушиблась? Где болит?

— Жопа! — рявкнула я.

В его глазах заиграли весёлые солнечные зайчики, но всего на секунду. Данила твёрдой рукой поддержал меня за спину и таким же твёрдым голосом сказал:

— Я отвезу тебя в больницу. Нужно сделать рентген… жо… тазовой области!

— Не нужно, — буркнула я. — Просто отведи меня на конюшню, я заберу свои вещи и вызову такси.

— Я не позволю тебе исчезнуть.

Он привлёк меня к себе, одной рукой, как заправский донжуан, и поцеловал в губы.

Ах, спасите моё маленькое сердечко! Этот поцелуй по сладости не уступал первой малине, а по силе вполне мог сравниться с движком среднего БМВ! А я слабенькая сейчас, я ударилась вторым мозгом, соображаю туго… Меня так легко взять просто пылом и напором! Прямо чувствую, как сдаюсь… Потому что губы, потому что нежность и власть в каждом движении, потому что сила…

— Ты можешь идти, Ева? — спросил он, оторвавшись от моих губ и глядя в глаза. Какие же они у него тёплые! А говорят, голубые глаза всегда ледяные…

— Могу, — прошептала, не в силах оторвать взгляд.

— Тогда давай потихонечку. Я поведу лошадей, а ты опирайся на мою руку.

— Боже, как хорошо, что не предложил мне снова сесть верхом… — выдохнула я. Беркут рассмеялся:

— Ты выглядела такой уверенной, что я подумал — ты кокетничаешь.

— Отнюдь, — ответила с достоинством. — Я держала лицо.

— Теперь понял. Всё, больше никакого экстрима.

— Спасибо!

И так искренне это прозвучало, с таким жаром, что он снова улыбнулся:

— Ты не такая, как другие девушки, Ева.

О да. Я не такая. Я гораздо хуже!