Город моего детства. Невыдуманные истории

Тaтьяна Александровна Отрадных

Как быстро меняется мир вокруг нас! Уходят в прошлое вещи, люди, государства. Стала историей советская эпоха, в которой прошло наше детство. Мы слушали сказки на пластинках, нашим DVD был фильмоскоп, а новое поколение смотрит мультики даже не по телевизору, а в Интернете. Но всех нас в детстве объединяет одно – яркость и новизна впечатлений, когда каждый день случается маленькое чудо и в самых простых вещах оживает сказка. Правдивые, живые истории будут одинаково интересны взрослым и детям.

Мороженое

Мамина сестра Нина, моя тётя, жила со своей семьёй в Узбекистане, в городе Ангрен, что в ста километрах от Ташкента. В конце 60-х годов семья Поповых переехала в Ангрен с Урала по комсомольской* путёвке на строительство бетонного завода и нового, молодого города. Когда мы впервые приехали к ним погостить, мне было, наверное, года три-четыре. Итак: Лето. Жара. Плюс сорок пять в тени. Солнце стоит в зените и палит нещадно.

В сандалиях на босу ногу я иду по мягкому, горячему асфальту, уцепившись за кожаную ручку маминой сумки. Мы возвращаемся с городского рынка. Мама и её сестра Нина нагружены авоськами* с арбузом и дынями, сумками с мясом, фаршем, овощами и фруктами. Им очень жарко — платья прилипли к спинам, по лицам стекают капельки пота, плечи загорели до красна; сейчас они похожи друг на друга как близняшки, несмотря на трёхлетнюю разницу в возрасте. Я иногда их путаю, называю мамой тётю, а она смеётся: «Да какая разница! Раз мы так похожи, считай, что у тебя две мамы!»

Идём по тротуару, стараясь придерживаться тени. Останавливаемся перед пешеходным переходом. Мимо в потоке выхлопов, гудков, реве моторов мчатся машины. На другой стороне улицы — наш дом в ряду таких же новеньких панельных четырёхэтажек, почти до крыши увитый виноградом. Мама с тётей рады короткой передышке, опускают сумки и авоськи на землю, придерживая, чтобы не рассыпались фрукты, о чём-то разговаривают и поглядывают на светофор.

Я стою рядом и с любопытством осматриваюсь по сторонам, как и всю дорогу на рынок и обратно. Мне всё здесь ново, всё интересно, очень многое не так, как у нас дома. Люди вроде обычные, но встречаются странно одетые — в длинных полосатых халатах и каких-то угловатых маленьких шапочках на обритых головах. А некоторые тёти ходят в таких же платьях, как у моих мамы и тёти, но из-под платьев видны пёстрые шаровары. А однажды я видела девочку в длинном пёстром платье и шароварах, у которой было много-много тоненьких косичек на голове. Я ещё подумала, как же долго их заплетать! У меня терпенья не хватает дожидаться, пока мама две заплетёт.

Я провожаю глазами очередную экзотическую тётю и замечаю буквально в двух шагах от нас, в густой тени каштанов, там, где тихо журчит вода в арыке* и веет прохладой, большую белую тележку на колёсиках с надписью «Мороженое». Читать я тогда ещё не умела, но по нарисованному на тележке пингвину и снежинкам не трудно догадаться, чем торгует продавщица в белом переднике.

Я тут же тяну маму за сумку: «Мам, купи мороженку! Ну, пожалуйста!»

«Мамы» переглянулись: они не против, но руки заняты авоськами, кошельки лежат где-то на дне сумок, да ещё какая-никакая, но очередь, а до дома — уже рукой подать. И тут загорается зелёный сигнал на светофоре. «Пошли! — решительно говорит тетя Нина и первая ступает на „зебру“. — Сейчас дома холодный арбуз разрежем!» «Таня, не отставай!» — командует мама и тянет меня за собой вместе с сумками. Раздосадованная, я семеню рядом, сердито надув щёки, но моё недовольство остаётся незамеченным.

Мы переходим раскалённую улицу, огибаем угол дома и ныряем в тенистую аллею из настоящего винограда, которая оканчивается входом в подъезд. Переговариваясь, охая и отдуваясь, мамы (и я с ними) поднимаются на третий этаж, тётя Нина ключом открывает дверь, и мы вваливаемся в узкую, тесную прихожую.

«Таня, не мешай, не путайся под ногами! — говорит мама. — Пойди пока в комнату. Сумки разберём — позовём!»

Как всегда! «Пойди в комнату!» Что я в этой комнате не видела!? В ней только на улицу с подоконника смотреть интересно. Под самым окном — руку протяни и дотянешься — торчат верхушки диковинных деревьев с огромными цветами на ветках. Дома напротив, не как у нас на Урале — красные, кирпичные, с балкончиками, а белые, с ажурными бетонными фасадами, плоскими крышами и большими верандами вместо балконов — лоджия называется.

Я влезла на подоконник и уткнулась носом в стекло. Вон, на той стороне улицы — киоск «Союзпечать» с газетами и «Весёлыми картинками». Мама мне вчера купила там коробку цветных мелков. Возле киоска на складном стульчике сидит мальчишка, перед ним эмалированное ведро с крышкой — он продаёт варёную кукурузу. Кукуруза — это тоже очень вкусно, я уже пробовала! А чуть дальше, за «зеброй», под деревьями — тележка с мороженым! Ой! А очереди-то уже нет!!! Я соскакиваю с подоконника и бегу на кухню, чтобы сообщить мамам эту потрясающую новость.

На кухне во всю кипит работа: тётя борется с холодильником, запихивая в него пакеты с мясом и фаршем, мама чистит в мойке картошку, а на плите уже закипает вода в большой кастрюле. На кухонном столе горой возвышается арбуз, рядом на плоском блюде чернеют огромные сливы и виноград. В другое время я бы с удовольствием пристроилась за столом в обнимку с чашкой винограда, но мне ужасно хотелось мороженого!

«Мам, а мам!» — позвала я. Но за работой и оживлённым разговором сестры меня не услышали и даже появления моего не заметили, на моё «Мам, а мам!» никто даже не повернулся! Я топчусь на пороге кухни, теряя терпение, и тут мой взгляд падает на край стола, где сиротливо лежит потёртый, тощий мамин кошелёк с блестящими защёлками.

А ведь мороженое в любой момент может кончиться! Эта мысль буквально срывает меня с места.

Я решительно надеваю свои стоптанные сандалии и, не менее решительно хлопнув дверью, прыгаю через ступеньки лестничных пролётов и выскакиваю из подъезда, стиснув в кулачке кошелёк. Пробегаю короткую виноградную аллею, огибаю дом, с толпой прохожих перебегаю на другую сторону улицы и направляюсь прямо к мороженщице.

«Мне мороженку!»

Пышнотелая тётенька в белом фартуке, заколотом на груди брошью, с накрахмаленным кружевным колпаком на голове, деловито открывает и закрывает крышку своей тележки, каждый раз выпуская лёгкие облачка пара. Она достаёт покрытые инеем стаканчики сливочного, фруктового или шоколадного мороженого и, пронеся их мимо моего носа, передает в протянутые над моей головой руки. Деньги со звоном сыплются в жестяную чашку, мороженое уплывает над моей головой в неизвестном направлении, а я никак не соберусь с духом, чтобы подать голос. Наконец, продавщица сама замечает меня, вернее, мою белобрысую выгоревшую макушку и курносый нос, торчащие над краем её тележки.

— Тебе чего, девочка? Ты с кем?

— Я сама. Мне мороженку!

— А денежка у тебя есть?

— Вот! — гордо говорю я и, привстав на цыпочки, протягиваю тощий мамин кошелёк.

— Ну, давай посмотрим, сколько здесь… — Продавщица открывает кошелёк и на ладонь падает одна единственная желтая монетка. Она удивлённо поднимает брови, переворачивает и трясёт кошелёк ещё раз. Моё сердце сжимается от нехорошего предчувствия.

— Не хватает у тебя на мороженку, — говорит продавщица, — даже на фруктовое!

Предчувствие меня не обмануло! На мои глаза наворачиваются слёзы и я уже вот-вот готова зареветь от обиды, как вдруг сверху и сзади раздаётся знакомый голос:

— Сколько там не хватает, я добавлю!

Оборачиваюсь — рядом со мной стоит тётя Нина, а за ней — запыхавшаяся мама. Глаза у тёти смеются, губы расплылись в улыбке, а вот у мамы вид заполошный и негодующий: брови сошлись в одну угрожающую линию, глаза мечут молнии. Мне тут же захотелось прыгнуть в открытый люк тележки, захлопнуть крышку и изо всех сил держать её изнутри, но я словно приросла к месту, боясь пошевелиться.

— Вам какое, пломбир или шоколадное? — продавщица быстро сориентировалась в ситуации.

— Ты за каким мороженым бежала, егоза? — смеясь, спрашивает тётя Нина.

— За сливочным, — еле слышно шепчу я, уставившись на носки своих стоптанных сандалий. Ну всё, всыпят мне по полной, если не здесь и сейчас, то дома — точно!…

— Дайте три порции сливочного, — говорит тётя Нина и протягивает деньги.

Как ни странно, меня не наказали и даже не ругали, если не считать пары «ласковых» подзатыльников, которыми мама подгоняла меня через дорогу на обратном пути.

Вечером забрали из детского сада мальчишек, моих кузенов, пришёл с работы дядя Стасик, семья собралась за одним столом на ужин. Рассказывая, как прошёл день, тётя с мамой наперебой, в лицах и красках описывали моё бегство и их погоню за мной, когда они услышали хлопнувшую дверь и обнаружили пропажу меня и кошелька.

Дядя хохотал до слёз, представляя, как я пыталась купить мороженое на три копейки, мальчишки дразнили меня, считая на ладошках арбузные семечки, а я уплетала арбуз, болтала ногами, сидя на высоком стуле и весело смеялась вместе со всеми.

И только перед сном, после обязательного вечернего купания, мама попросила меня больше никогда не убегать без разрешения и не брать в руки ни чьи кошельки. Уставшая от долгого дня и пережитых волнений, досыта накормленная узбекским пловом, южными фруктами, арбузом и мороженым, я охотно пообещала быть послушной и с чистой совестью заснула крепким сном.