Мы Бреннаны

Трейси Лендж (2021)

Семья Бреннан всегда являлась объектом для подражания и зависти среди соседей. Прекрасные дети, любящие родители… Вот только однажды Санди Бреннан собирает чемодан и, никому ничего не объяснив, сбегает в Лос-Анджелес, чтобы начать жизнь с чистого листа. Шесть лет спустя Санди возвращается в родительский дом. Здесь она понимает, что нуждается в братьях и отце так же, как и они в ней. Когда опасный человек из прошлого Санди угрожает разорением семейного бизнеса, Бреннанам ничего не остается, как раскрыть все свои секреты и болезненные ошибки, которые они много лет скрывали друг от друга. Эти тайны разрушат семейную идиллию, но в то же время они покажут путь к исцелению. Но решатся ли Бреннаны на этот шаг?

Глава третья. Санди

— Ладно, я еду домой.

Пообещала — и стало как-то легче. После этого задний ход не дашь.

В тот миг, когда Денни предложил поехать домой, у нее на душе потеплело. И даже когда она отпиралась, то все же думала — а может, все же стоит вернуться, — по правде говоря она не хотела отказываться. Когда Санди проснулась в больничной палате и увидела стоявшего рядом Денни, его крупную фигуру, от которой все вокруг наполнялось теплом, она со всей силой ощутила давнюю тоску по дому. А его рассказы об отце и братьях в последнюю пару дней лишь усиливали боль.

На самом же деле все началось в утро аварии, когда, открыв почту от Джеки, она нашла ссылку на фото в местной газете. На снимке Денни и Кейл стояли, широко улыбаясь, на фоне их нового паба. Щеголь Денни как обычно выглядел притягательно: на нем была рубашка с расстегнутыми пуговицами и свободные брюки со множеством карманов. Кейл был одет в футболку и джинсы, которые, возможно, утром поднял прямо с пола. Оба высокие, только Кейл не так плотно сбит, как Денни. Красота Кейла запоминалась надолго, и более мягкие черты его лица оттеняли грубую красоту Денни, угловатость его внешности и грубоватость в обращении. Над ними висел большой транспарант: «Скоро открытие». Подпись же под снимком гласила: «Владельцы Денни Бреннан и Кейл порадуют жителей Мамаронека теми же прекрасно приготовленными блюдами и той же атмосферой, что царит в их первом заведении в Вест-Маноре, которое уже второй год подряд признается «Лучшим местным пабом» в Вестчестере!» Позже в тот вечер Санди отправилась в бар; она хотела унять боль от того, что дома за время ее отсутствия все так изменилось.

К сожалению Санди, ей оказалось легко распрощаться с жизнью в Лос-Анджелесе и запаковать то немногое, что ей хотелось взять с собой: одежду, фотографии с доски над столиком, ноутбук и журналы. Шесть лет уместились в один чемодан. Она попрощалась с некоторыми приятелями и коллегами, для которых ее отъезд имел хоть какое-то значение, и два дня спустя уже летела с братом в Нью-Йорк.

Когда они сели в Ла-Гуардии, Санди почти дрожала. Волновалась она и тогда, когда высматривала их чемоданы на ленте выдачи багажа, — Денни оставил ее одну и вышел из здания аэропорта, чтобы покурить. Санди как могла отчитывала его за возврат к вредной привычке. Брат бросил курить почти десять лет назад, когда повстречал Терезу — она была медсестрой на практике и заявила, что курильщик ей не пара. Но Денни пообещал Санди, что бросит снова, когда Тереза вернется домой.

Они вышли из здания аэропорта — на улице было холодно, в небе ни облачка, лишь ярко светило солнце. Весенние месяцы в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке похожи, только в ЛА нет таких резких перепадов погоды. Здесь же Санди с удовольствием думала о том, что вновь попадет во все четыре времени года сразу. Денни жестом подозвал такси; Санди любовалась городскими пейзажами. Они пересекали мост Трайборо, миновали близко стоящие башни со шпилями, небоскребы из стекла и бетона, построенные среди исторических зданий. В Лос-Анджелесе вокруг высоток было много приземистых застроек, отчего город не казался таким огромным, как Нью-Йорк. Не говоря уже о всегдашнем куполе смога. Очертания Манхэттена на фоне неба виделись ясно и четко, как будто мир Санди вновь обретал фокус, и ощущение, что она дома, вызывало в ней восторг.

Однако когда минут через сорок они добрались до Вест-Манора и машина запетляла по улицам городка, Санди снова засомневалась и внутри у нее все сжалось. Она не позволяла себе погрузиться в мысли о том, как ей снова наладить связь со своей семьей. По крайней мере, Кейл вернется только через неделю и у нее есть время на раздумья.

Ее родной городок не очень изменился, но так и было задумано. У этой части Нью-Йорка имелась богатая история, и существовали бесчисленные исторические общества, приверженные идее сохранить ее. Еще в школе она узнала про семью Филипсбургов, которая в начале 1600-х приобрела более пятидесяти тысяч акров земли к северу от Манхэттена. Для обработки земли они ввозили рабов, и их поместье Филипсбург-Манор превратилось в процветающий сельскохозяйственный центр, пока не было конфисковано во время Войны за независимость, когда его пустили под залог для получения средств на поддержку дела колонизаторов. Подобно другим городкам в этой округе (или поселениям, как они сами предпочитали себя называть), в Вест-Маноре было много сооружений, занесенных в Национальный Реестр исторических достопримечательностей: в их числе Епископальная церковь, старое кладбище и неиспользуемая железнодорожная станция. То был причудливый уютный городок с небольшим населением из-за высокой стоимости жизни. Большинство местных либо работали на Уолл-стрит, либо в строительстве, здравоохранении или торговле.

Когда они проезжали мимо домов, по улицам, где проходило ее детство, сердце Санди гулко стучало. Она возвращалась сюда всего раз — на похороны матери. Это был краткий визит, хотя прежде с домом ее связывали крепкие узы. Теперь ей придется вновь стать частью семьи. Ей станет труднее избегать людей и мест, которых она не хочет видеть. По крайней мере, одно лицо (то самое!) по-прежнему пропадает невесть где. Джеки это подтвердил. Дом той семейки в Вест-Маноре был продан. А их паб «Жестяная дудочка»^[2] закрылся и был переоборудован в небольшой рынок. Тем лучше.

Волнение немного улеглось, когда они остановились у дома Санди — трехэтажного белого здания, построенного в колониальном стиле. Черные ставни, красная входная дверь, четыре мансардных окна на скате крыши. Дом показался Санди больше, чем она помнила, — он был раз в десять больше ее квартирки в Лос-Анджелесе. «Для большой семьи нужен большой дом», — говорила мать, оправдываясь. Мавре Бреннан льстило, что у них один из самых больших домов во всей округе, и в то же время ей было неловко. Она боялась, что кто-нибудь решит, будто Бреннаны чересчур высокого мнения о себе.

Отец поджидал их, сидя в качалке на крыльце. Ей видна была плоская кепка над газетой, которую читал старик. Когда он, сложив газету, встал в своей кофте и штанах цвета хаки, у Санди замерло дыхание.

— Понимаю, — произнес Денни, — выглядит он гораздо старше, чем тогда, когда ты была тут в последний раз.

В ее пожилом отце было нечто хрупкое; он положил газету на кресло, сошел со ступеней крыльца и пошел по дорожке. В движениях стало меньше уверенности, морщины сделались глубже и резче, а густые волосы стали совсем седыми. Но вот он принял «позу отца», ту самую, какую частенько принимали братья: ноги широко расставлены, руки скрещены, ладони зажаты под мышками. Пока Денни расплачивался с таксистом и вытаскивал чемоданы, Санди встретила отца у тротуара.

— Гляньте, что за кошка к нам приблудилась! — Его румяное лицо расплылось в улыбке, но она тут же пропала, когда отец пригляделся к дочери.

— Привет, пап. — Санди обняла отца одной рукой.

Тот ответил на объятие:

— Боже всемогущий, Санди!

— Все хорошо. Это заживет.

Глянув на Денни (тот утвердительно кивнул), отец кашлянул и произнес:

— Ну, проходи. Все тебя дожидаются. Кроме Шейна — он на работе.

Следуя за отцом по дороже, Санди обратила внимание: розовые кусты перед домом подстрижены, все так же хорошо ухожены, а зеленые побеги пробуждаются от зимней спячки. Эти густо-алые розы обожала ее мать. После ее смерти Шейн ухаживал за розами, и он явно принимал заботу о цветах всерьез. Дом выглядел вполне прилично. Местами, впрочем, шелушилась краска, там и сям расползались мрачные пятна, чего никак не могло случиться под бдительным оком Мавры Бреннан.

Санди поднялась на крыльцо, переступила через порог и окунулась в знакомую смесь запахов старого дерева, черного чая и сушки для белья. И еще слабый запах маминых розовых духов. Первое, что бросилось ей в глаза — большая многоцветная надпись: «Добро пожаловать домой, Санди». Не иначе Молли потрудилась. Надпись тянулась от гостиной до столовой. Старый диван и кресла с узорчатой обивкой хорошо сохранились — наверняка их прикрывали жуткими пластиковыми накидками, во всяком случае пока мама была жива. Но старый обеденный стол и стулья из вишневого дерева сильно потерлись. Встроенный закуток с полками в гостиной, служивший маме святилищем, куда она ставила фотографии Денни, не очень-то изменился. Там по-прежнему стояли его награды и футбольные призы, командные фотографии, заламинированные газетные вырезки. Впрочем, сюда добавились и вещицы Молли.

Под приветственной надписью стояли тетя, племянница, которую Санди не знала, и брат Джеки. При виде их Санди почувствовала, как ее разбитое лицо, морщась и вытягиваясь, силится изобразить улыбку. А у всей родни улыбки тут же застыли.

— А ну-ка все, — провозгласил отец, подзывая их взмахом руки, — не стесняйтесь.

Клэр в белой блузке, длинной темной юбке и простых туфлях-лодочках первой пришла в себя и выступила вперед. Ни дать ни взять монашка, не хватало только одеяния.

— Здравствуй, милочка. — Она положила руки Санди на плечи, внимательно разглядывая повреждения у нее на лице. — Бог мой, девочка!

— Все не так плохо, как кажется.

В дверь вошел Денни с чемоданами, и Молли подбежала к нему, обхватив за ноги.

— Папочка!

— Приветик, Моллс. — Денни подхватил ее, словно невесомую, и заключил в объятия. У Санди от вида брата и племянницы выступили слезы, а лицо Денни тут же смягчилось.

— Ты сказала тете Санди здравствуй? — спросил Денни, держа дочь на руках.

Санди подошла и ткнула Молли в животик:

— Я понимаю, что выгляжу страшилищем, но ты к этому привыкнешь.

Девочка наморщилась, разглядывая лицо и руку Санди. Пронзительный взгляд она унаследовала от Денни, зато от Терезы она получила копну густых волос и оливковый оттенок кожи.

— Это у тебя из-за автомобильной аварии? — спросила Молли.

— Да, так и есть.

— Тетушка Клэр сказала, ты была «под мухой».

Все повернулись в сторону Клэр, и та протестующе замахала руками:

— Ничего такого я не говорила. — Однако ее лицо запылало. Только Клэр могла так сказать о пьянице.

— Нет, говорила! — возразила Молли. — Мы когда в магазине были…

— Кто готов пить чай? — спросила Клэр и, развернувшись, пошла на кухню.

Санди повернулась к Джеки, своему брату ирландского происхождения, который был всего на четырнадцать месяцев младше ее. Он был худее и сантиметров на десять ниже Денни, поджарый да утонченный. Волосы у него достаточно отросли, чтобы он мог собрать их в пучок (вот уж над чем отец с Денни, наверное, смеялись от души), но лицо было чисто выбрито. Джеки стоял под надписью, сунув руки в карманы, и не сводил с Санди глаз.

— Какого дьявола, Джеки, — буркнул Денни. — Не так все плохо. А ты пялишься, будто перед тобой привидение.

В каком-то смысле, может, так оно и есть. Истерзанный вид Санди наверняка всколыхнул в сознании Джеки давнее мрачное воспоминание, которое они оба старались забыть. Санди шагнула к брату и тут же забеспокоилась: у него в глазах стояли слезы.

— Все в порядке. Со мной все хорошо, правда. — Санди обняла его здоровой рукой.

Джеки ответил на объятие.

— Привет, Санди, — произнес он ей в плечо и еще целую минуту не отпускал ее от себя.

* * *

— Поверить не могу, что ты не сказала мне про аварию, — отчитывала ее Грааль. — И не предупредила меня, что возвращаешься. — Она выгнула бровь. Они были двоюродными сестрами и выросли вместе.

— Прости. Все случилось так быстро. Ты же знаешь Денни. Если он что-то задумал, то сделает обязательно.

Грааль лишь кивнула. Она всегда утверждала: это одна из причин, почему по нему сохнут женщины.

Попозже вечером кузины разбирали вещи Санди наверху в ее старой спальне. Клэр сделала в комнате легкий косметический ремонт, но та выглядела такой же, как и в день отъезда Санди. Ее кровать все так же была укрыта белым плюшевым покрывалом с нежными фиалками. Полученная еще в десятом классе писательская награда все так же висела над старым столом с выдвижной столешницей, а высокие встроенные полки были заставлены ее книгами. На комоде стоял замысловатый трехэтажный викторианский кукольный домик, который отец сделал к ее пятилетию, а возле шкафа все так же стоял ящик с одеждой для школьных пробежек по пересеченной местности. Ничего не изменилось. Комната словно бы знала, что однажды хозяйка вернется, и преданно ее ждала.

— Извини, я не успела прийти к твоему приезду, — проговорила Грааль, развешивая в шкафу блузки и рубашки. — У меня смена до шести.

Грааль была в форменной одежде и туфлях на низкой толстой резиновой подошве. Темные волосы были собраны в низкий пучок на затылке.

— Тебя назначили на должность дознавателя? Поздравляю, — сказала Санди. — Работа тебе нравится?

— Вполне. Большинство ребят относятся ко мне по-честному, за исключением одного-двух козлов, которые видят угрозу в женщине среди сослуживцев.

Санди плюхнулась на кровать и положила правую руку под загипсованную левую. Под гипсом у нее чесалась кожа, и от него тянуло все левое плечо.

Грааль легла на кровать рядом с Санди. Пока они росли, Санди во всем боготворила двоюродную сестру: та была шестью годами старше, куда храбрее и разумнее нее. Когда у Санди в восьмом классе начались первые месячные, вся перепуганная и в слезах, она прибежала именно к Грааль, потому что мать вручила ей какую-то церковную книжицу о нечистых помыслах, которые могли бы ее одолевать. И именно Грааль помогла ей разобраться с предохранением от беременности, когда их с Кейлом отношения стали серьезнее, чем раньше.

— Что там, черт возьми, с тобой случилось, Сан? — спросила Грааль, уставившись в потолок. — Я к тому, что ты убежала из дома за какой-то обалденной работой. Никогда не приезжала, потому что была «очень занята». Мы все воображали, что у тебя отличная жизнь, куча денег и полно мужиков.

Ничего такого Санди никогда не говорила, но потакала воображению родни.

— Я жила как все, — ответила она. — У меня был свой дом. Я стала официанткой потому, что эта работа оставляла время на учебу, чтение и писанину. — Она пожала плечами. — Я просто не хотела никого из вас беспокоить.

— И все это ты вроде как профукала, когда попала в аварию по пьяни?

— Верно.

— У тебя были парни в Лос-Анджелесе?

— Несколько. Ничего серьезного.

Грааль села рядом.

— Вид у тебя истерзанный. Не стоило тебе ехать домой так скоро после аварии.

— Наверное, не стоило.

— Как у тебя тут со всеми? — Грааль кивнула куда-то в сторону лестницы.

— Немного неловко, особенно из-за этого. — Она указала на лицо. — Но мы все преодолеем. Хотя я еще с Шейном не виделась. Он до девяти работает.

Грааль указала подбородком на фото, которое так и простояло все эти годы на столе Санди.

— Он знает, что ты вернулась?

Санди посмотрела на снимок Кейла восьмилетней давности. Темные, вьющиеся пряди спадали ему на брови, наполовину укрывали уши и верхнюю часть шеи. На фото у него были игривая усмешка и до того светлые глаза, что они казались серыми.

— Нет, не знает. — Потянувшись, она взяла фотографию и спрятала ее в ящик стола.

— Расскажи, что будет, когда он узнает. Я бы все отдала, чтобы посмотреть на вашу встречу.

* * *

На обед они съели жаркое в горшочке и разошлись по делам. Отцу нужно было «встретиться с одним малым»: эвфемизм для обозначения букмекера в какой-то забегаловке, где принимают ставки. Джеки отправился за Шейном на Ньюманз-Маркет — рынок, где тот уже почти десять лет укладывал овощи в мешки и раскладывал товары по полкам. Клэр с Грааль ушли вместе: Грааль и ее мать были настолько разными, что вечно препирались из-за ерунды, и вот теперь они о чем-то в очередной раз спорили. Когда в доме почти никого не осталось, Молли спросила, можно ли ей поговорить с Санди.

Сложив руки, Молли села за стол напротив Санди. С очень серьезным видом возвестила, что отныне кукольный домик принадлежит им обеим. Она согласилась, чтобы домик находился в комнате Санди, лишь потому, что ее собственная спальня меньше, чем у Санди.

— Нам придется делиться. И, пожалуйста, спрашивай меня, прежде чем передвигать что-то, потому что я все расставила как надо по местам, — предупредила Молли.

И только после того, как Санди уверила, что они решат все по справедливости, Молли позволила Денни отвезти ее к Терезе. Санди почувствовала, что брата расстраивает необходимость везти собственную дочь ночевать в чужой дом, но тот великолепно умел скрывать это от Молли.

Когда Джеки и Шейн приехали домой, Санди сначала просто следила, как Шейн ковыляет через порог, стаскивает рюкзак и вешает пальто на вешалку. Сидя на скамейке в прихожей, он расшнуровал и стянул строительные ботинки. Младший брат носил плотницкие штаны и простую рубаху, как это десятки лет делал их отец. Шейн был кротким великаном (еще выше и шире в плечах, чем Денни) с самым солнечным нравом, какой только видела Санди. Черты лица у него были чуточку шире и проще, чем у всех у них, и волосы на голове коротко острижены. Ему было двадцать пять, и он был самым младшим из них.

Джеки вошел следом за ним.

— Смотри, кто у нас тут, — кивнул он в сторону гостиной.

Санди поднялась с дивана.

— Привет, Шейн.

— Во дела! Санди?!

Шейн застыл, его правая рука вскинулась к голове: он начал крутить прядь у виска — нервный тик, который вызывали замешательство или волнение. Его предупредили, что Санди возвращается домой: Шейна старались не удивлять неожиданными событиями. Но к тому, как выглядит ее лицо, его не подготовили.

Санди направилась к нему, и Шейн сделал шаг назад.

— Что… с твоим лицом… и с рукой? Это после аварии? — Голос у него был басовитый, и звучал он немного громче, чем у остальных, из-за врожденной легкой глухоты.

— Да, — произнесла Санди. — Но со мной все хорошо.

Брат пристально ее рассматривал.

— Во дела. У тебя видок… Не лицо, а сплошное месиво. — Он перетаптывался с ноги на ногу.

— Знаю, что вид у меня поганый. Когда машина перевернулась, меня шарахнуло лицом о руль, и я сломала нос. — Санди указала на белую повязку. — К тому же у меня капилляры в глазах полопались. — Двумя пальцами она широко раскрыла один глаз. — Потому они красные. И я ударилась о дверь и сломала руку.

Шейн перестал раскачиваться, вглядываясь в ее лицо, подался вперед и указал на ее руку.

— У тебя… черный гипс. Тони со склада руку сломал, но у него гипс голубой.

За спиной Шейна Санди разглядела, что Джеки понимающе улыбнулся. Ей удалось обратить тревогу Шейна в любопытство.

Проглотив комок в горле, Санди разглядывала черты родного лица, которое так давно не видела.

— Очень рада видеть тебя, Шейн. Я скучала по тебе.

Он широко ей улыбнулся.

— Я тоже.

И тут он по-медвежьи обхватил ее. Санди и виду не подала, когда брат стиснул ее слишком крепко.

* * *

Боль всю ночь не давала ей уснуть. Она осталась одна в темноте, ложилась и так, и эдак, но ей было неудобно, к тому же мыслями она все время возвращалась к аварии. Мозг складывал случившееся в одну картину, словно кусочки пазла; когда-то давно с ней тоже случилась беда и она потеряла сознание, и в тот раз ее разум делал то же самое. Сами собой возникают разрозненные картинки: вот она торопливо подсчитывает, сколько дать на чай бармену; вот она чувствует себя беспомощной, и ее несет на бетонный барьер; вот она видит вспышки огней и чувствует, что висит вверх тормашками. Она могла бы отвлечься от аварии, лишь предавшись другим печальным раздумьям. Старым призракам прошлого и сомнениям в будущем.

На следующий день рано утром, спускаясь вниз, она услышала какое-то движение на кухне. Денни вынимал из микроволновки яичный сэндвич, весьма напоминавший пластиковый. Санди налила себе кофе, прислонилась к стойке и сделала глоток. И тут же, согнувшись, выплюнула его в раковину.

— Боже. Ты как кофе жаришь?

— Давай сама, сделай милость! — предложил Денни, откусывая сэндвич.

Санди вылила то, что оставалось в кофейнике, и заварила свежий. Пока кофе варился, она рассматривала висящие на холодильнике заметки. На одной были отмечены дневные смены отца в пабе, игры в кельтский футбол и в карты с приятелями. На другой, которая висела на этой самой двери с тех пор, как Санди была еще ребенком, были записаны смены Шейна на рынке, график приема лекарств, посещение психиатра с помощником и, конечно же, график игр «Янки». Когда-то Санди сама записывала дела Шейна в памятку и вешала ее на холодильник. Похоже, что сейчас она создается совместными усилиями. Вся памятка была исписана братьями и Терезой.

— Чем сегодня займешься? — спросил Денни.

— Ничем, — ответила Санди. Она налила себе еще кофе и села за стол. — А что?

— Я бы не отказался от помощи с бухгалтерией паба.

— Еще бы ты отказался! — буркнул отец, шаркающей походкой заходя на кухню в шлепанцах и фланелевой пижаме. — Я скоро оглохну от твоих жалоб на то, как плохо идут дела. — Он вздохнул и молитвенно сложил ладони. Он налил кофе и присоединился к Санди и Денни за столом.

— А что с бухгалтерией? — спросила Санди.

— Там полный хаос, — сдвинул брови Денни. — Мне никак не удавалось удержать своих бухгалтеров.

— И как долго? — поинтересовалась Санди. Она знала, что Денни не в состоянии сам отслеживать бухгалтерские тонкости и наводить порядок в расчетах. У него на такое попросту не хватит терпения.

— Точно не скажу. Мы брали нескольких, но у них не получилось. А потом мы какое-то время обходились без бухгалтера. Кейл занимается всей остальной управленческой работой, а я пытаюсь стать счетоводом. — Он прошелся пятерней по волосам. — Сейчас там все так запутано, что я не могу даже предложить кому-то взяться за это дело, и даже если мне удается кого-то привлечь, то бухгалтера требуют с меня непомерные суммы.

— Ну, я могу попробовать помочь…

— Здорово.

–…но только очень ненадолго, пока вы не наймете нового бухгалтера.

— Заметано.

— Я серьезно, Денни.

Он поднял руку:

— Я понял.

— Окей. Я скоро приду в бар.

— Спасибо, Сан. — И, сверкнув улыбкой, Денни зашагал к задней двери, что вела во двор.

— Удачи тебе в этом нелегком деле, — произнес отец, прихлебывая кофе.

— Да уж.

По лестнице спустился Джеки в трусах и футболке; после сна волосы у него на голове совершенно свалялись.

— Кофе остался?

Санди кивнула на кофейник.

— Джеки, ты сегодня работаешь? — Отец старался, чтоб голос его звучал беззаботно, но явно затронул щекотливую тему.

— Смена начнется минут через тридцать.

— А когда Шейн встанет?

— Пусть еще поспит. — Джеки сверился с расписанием Шейна. — Сегодня ему на работу только днем.

— Он опять до ночи играл в «Лего»? — спросил отец.

— Я заглянул к нему где-то около полуночи. Он только начал собирать замок «Хогвартс» из «Гарри Поттера». — С кружкой в руке Джерри пошел к лестнице. — Я должен уехать.

— Вечером будешь дома? — спросила Санди. — Может, удастся выкроить время и наверстать упущенное.

Джекки ответил ей своей фирменной широкой и задорной полуулыбкой:

— Безусловно. — И он побежал вверх по ступенькам.

Сидя на стуле, Санди подобрала под себя ноги; она потягивала кофе и смаковала ощущение, что она опять дома с отцом и братьями и снова стала частью обычного семейного утра. Она представляла себе, что никуда не уезжала, и на какое-то время ей удавалось себя обмануть.

Отец, никогда не питавший любви к сентиментальным фразам, заговорил, глядя в чашку:

— Как хорошо, что ты дома, Санди.

И, невзирая на недосып, жуткую головную боль и неизбежные испытания, которые ей еще предстоит пережить, Санди почувствовала, как в груди слабо затеплилась надежда.

Примечания

2

Старинная ирландская оловянная (жестяная) свирель. В оригинале названия угадывается и второй смысл, сродни русскому «Копейка к копейке».