В плену сердца

Тори Майрон, 2021

Недавно я случайно столкнулась с мужчиной, который не только перевернул всю мою жизнь, но и вынудил спрятаться внутри себя, выпустив на волю другую сторону своей личности. Чужую. Астрономически далёкую. В корне противоположную мне. Ту, что не искусить, не соблазнить, не окутать чарами. Ту, чьё сознание не подчинить, а тело не растопить даже самыми жаркими ласками. Она абсолютно пуста и непроницаема. Она просто играет необходимые роли и при этом не чувствует ничего из того, что может помешать исполнению работы – ни стыда, ни совести, ни любви, ни ненависти. А это именно то, что мне необходимо, чтобы дать своему хозяину всё, что он так долго желал от меня получить. Третья книга серии. Содержит нецензурную брань.

Глава 8

Адам

Она покорна, послушна, улыбчива.

Она не пререкается. Не спорит. Не обижается.

Она жаждет меня ублажить и сама проявляет инициативу.

Вроде бы этого я так долго и хотел от неё добиться, да?

Всё правильно: именно это мне и нужно было от дикарки с самого начала. Да только вот в чём проблема…

Если в первые минуты нашей встречи у меня закрались лишь абсурдные сомнения, то сейчас я уверен наверняка — эта безумно радостная, игривая, беззаботная, сексуальная, лощёная и враз подчиняющая мои тело и разум красотка — не Лина. И это никакой не прикол.

Возможно, конечно, я тронулся умом, но чем дольше я нахожусь с ней рядом, наблюдая за её поведением, жестами, мимикой, вслушиваюсь в интонации голоса, сказанные слова, фразы, тем твёрже и непоколебимей становится моё суждение: она — кто угодно, но только не Николина Джеймс.

Я всегда знал, что у моей кошки имеются неплохие задатки актрисы, да и опыт работы, несомненно, сказывается на навыке правдоподобно входить в различные роли, однако сегодня я, мягко говоря, обескуражен её искусной игрой. Ни одной фальшиво сыгранной секунды, ни одной напряжённой, натянутой ноты в голосе, ни одного лишнего, резкого движения или негативной эмоции, мигом выдающей её истинное настроение.

Лине не танцами нужно было заниматься, а в драматический кружок вступать. Однозначно! Такому высокому уровню актёрского мастерства многие всемирно известные актёры могут позавидовать. А ведь она точно играет — по-другому объяснить поведение Лины, что в корне противоречит её дикому, свободолюбивому нраву, я не могу. Нет других вариантов. Только если Николина помимо своей любви к братцу умудрилась скрыть от меня ещё и сестру-близнеца, которая каким-то немыслимым образом могла бы поменяться с ней местами. Но это же невозможно. Подобную деталь её семейного древа я точно не смог бы упустить. Я от корки до корки проштудировал всю её подноготную. Никакой сестры быть не может. А даже если бы и могла, то как бы она узнала, что Лина в заточении?

Господи! О чём я вообще думаю? Я точно поехал на всю катушку, раз забиваю голову подобными абсурдными мыслями.

Играет она! Просто отменно играет! И ничего больше. И я обязательно поймаю на притворстве эту хитрую сучку, которая вместо обиды, злости или хотя бы крохотного порыва сдерзить в ответ на мой резкий приказ в машине преспокойно улыбнулась мне и, высунув нос в окно автомобиля, точно ликующий пёс, всю дорогу до аэропорта наслаждалась потоками ветра. А стоило ей увидеть наш частный джет, как губы великой притворщицы мгновенно растянулись в ещё более широкой улыбке. Она пулей вылетела из машины, энергично вышагивала до самолёта, чуть ли не вприпрыжку взобралась по трапу вверх на борт, где с явным интересом осмотрела интерьер и, восторженно выдав одобрительное: «Огонь!», плюхнулась в кожаное кресло напротив Сары, присутствие которой нисколько её не напрягло.

Хотя должно было. Причём сильно. Я отчётливо помню, как во время заключения контракта дикарка едва сдерживала себя от нападения на ассистентку, когда та подходила ко мне ближе, чем на метр. А тут, не прекращая всё так же лучезарно улыбаться (что, если честно, уже начинает изрядно подбешивать), Лина просто приветливо здоровается с ней, чем в энный раз за сегодня удивляет не только меня, но и Сару тоже.

Несколько секунд мой секретарь удивлённо таращится на светящуюся актрису и, в итоге решив ей ответить всего лишь скупым кивком, сразу же переводит всё внимание на меня.

— Доброе утро, Адам. Я только что связалась с Майклом. К нашему приезду он вместе со всеми акционерами будет ждать тебя в главном зале совещаний. График с остальными встречами и рабочими моментами, требующими непосредственно твоего внимания, уже тоже составлен. Ознакомься и дай мне знать, если необходимо что-то поменять, — деловитым тоном оповещает Сара, протягивая мне планшет.

Я сажусь с ней рядом и, пока мы взлетаем, внимательно просматриваю все пункты длиннющего списка дел на сегодня, каждые пару минут исподлобья бросая взгляды на намертво прижавшуюся к иллюминатору дикарку.

Она неотрывно наблюдает за меняющейся картиной за стеклом, восхищённо охает, то и дело блеет вслух какие-то комментарии, не обращая абсолютно никакого внимания ни на Сару, поглядывающую на неё с осуждением, ни на меня — мудака зачарованного, что вновь улыбается ничуть не меньше, чем эта радостная ведьма. И на сей раз в моём неуравновешенном состоянии, до которого она меня довела своими приставаниями в машине, этот недопустимый факт не просто раздражает, он окончательно выводит меня из себя.

— Виски! Двойной! — чересчур резко требую я у вовремя подошедшего к нам стюарда.

Да, в небе на меня всегда работают именно стюарды, а не стюардессы. Во время полётов я чаще всего предпочитаю работать, поэтому в обслуживающий персонал выбираю мужчин, чтобы не сталкиваться с текущими бабами, вечно пытающимися расширить спектр своих прямых обязанностей. По той же причине я предпочитаю вести дела с мужчинами и в других сферах работы. Сара же скорее редкое исключение из правил. Она изначально имела высокую «устойчивость» перед моей силой, а спустя годы ежедневной работы вместе практически полностью обрела иммунитет. Однако даже он сейчас не спасает её от моей злости: тело девушки сотрясается мелкой дрожью, бледная кожа покрылась испариной и румянцем, а сама она не может скрыть удивления, что её вечно сдержанный начальник пытается исправить своё заведённое настроение алкоголем.

Лина же в свою очередь выглядит абсолютно нормально, без единого признака лихорадки и возбуждения, что озадачивает меня не на шутку. Но попытаться проанализировать эту странность я не успеваю, так как кошка выдаёт ещё один несвойственный ей перл:

— Мне тоже виски! И тоже двойной!

Стюард намеревается уйти, но я жестом руки приказываю ему стоять на месте, острым взглядом врезаясь в милое лицо девчонки.

— Что опять не так? — коротко вздыхает она на мой безмолвный укор.

— Ты же никогда не пьёшь, — напоминаю я её же слова.

— Теперь пью.

— И что изменилось?

Лина усмехается, отбрасывая волосы назад.

— Ну как что? Вся жизнь моя изменилась, Адам, разве нет?

— Так, значит, горе запить хочешь?

— Горе?

Её звонкий, озорной смех как по волшебству действует точно жаропонижающее. Жаль, всего на пару секунд.

— Нет, что ты. Никакого горя. Скорее, наоборот, хочу отпраздновать данный факт. Я же теперь живу, как настоящая принцесса. И плевать, что как заточённая в башне Рапунцель. Я о такой комфортной жизни даже мечтать не смела. Так чем же это не повод выпить? Тем более в компании с кем-то. А то пить в комнате в одиночестве… ну… тут уж точно только за упокой, да и началом алкоголизма попахивает, а мне совсем не хочется превращаться в копию своей мамаши. Поэтому, Адам, разрешишь мне выпить с тобой? Пожа-а-алуйста. Обещаю сильно не буянить… только если сам того не прикажешь делать, — насмешливо заканчивает она, кокетливо изгибая бровь.

Разрешишь? Пожалуйста? Прикажешь? Полное равнодушие в голосе при упоминании матери, ради которой Лина годами жертвовала собой? И, наконец, никакого злостного огня во взгляде и поджатых в немом негодовании губ от необходимости всячески лебезить передо мной?

Как возможно так искусно играть? Как?! Ведь она не может не притворяться, ведя себя так! Не может! Никогда не поверю, что за столь короткий срок она примирилась со своим новым положением в моей жизни, напрочь позабыв всё, через что мне пришлось заставить её пройти. За одно лишь стирание лица любви всей её жизни из памяти Николина должна была пылко ненавидеть меня первое время, но ничего этого нет. Ни ненависти, ни злости, ни вечного бунтарства, ни мнимой смиренности, за которой моя дикая девочка скрывала бы весь космос своего истинного отношения ко мне.

— Мистер Харт? — учтиво подаёт голос стюард, напоминая, что по-прежнему ждёт моего решения.

Ещё несколько секунд просканировав Лину скептичным взором, выбираюсь из роя путаных мыслей и позволяю ему уйти.

Парень послушно кивает и во второй раз порывается отправиться выполнять заказ, однако на сей раз его внезапно останавливает Лина, хватая за руку.

— Подожди! — она бегло осматривает стюарда, фокусируя взгляд на бейдже на его груди. — Роджер… Ох, классное имя! Прям как у знаменитого теннисиста! — дружелюбно восклицает Лина, улыбаясь от уха до уха, пока с лица паренька вся краска сходит.

Он явно на инстинктивном уровне ощутил мою вмиг возросшую ярость, вызванную видом тонких пальцев кошки на мужском запястье.

— А еда здесь есть?

— Есть.

— Отлично! Принеси мне тогда и поесть что-то.

— Что вы хотите, мисс? — Роджер довольно быстро собирается, возвращая губам вежливую улыбку.

Я же с каждой секундой всё больше начинаю жалеть, что на борту запрещено держать бензопилу. Я бы сейчас с удовольствием отрубил ему руку.

— Да что угодно. На своё усмотрение. Я всеядная. Главное побольше неси, — просит Лина и наконец додумывается отпустить его запястье, спасая тем самым ни в чём не повинного парня от ампутации.

Тот обращается к Саре и, приняв у неё заказ, тут же благоразумно спешит свалить с моего радара.

Отцепив руки от подлокотников, за которые я всё это время держался, чтобы не натворить кровавых дел, я наклоняюсь к Лине, пальцем маня кошку сделать то же.

Интерес мигом загорается в её синих глазах, и она послушно подаётся мне навстречу, да только улыбка её бесящая заметно убавляется, когда я, зарывшись пальцами ей в волосы, давлю на затылок и злобно шепчу на ухо:

— Ещё раз посмеешь прикоснуться к кому-то из мужчин, я тебе при каждом выходе на улицу буду наручники надевать, — встречаюсь с ней взглядом, надеясь найти в нём хоть крупицу того же гнева, что сейчас клокочет во мне, но нет — ничего подобного.

В её океанах вновь царит абсолютное безветрие.

— Честно, я не нарочно. Просто забыла про сумасшедшую ревность, — произносит Лина с сожалением в голосе.

Причём с жесть каким правдоподобным, отчего я не верю ей ещё больше.

— Просто забыла? — сердито фыркаю я.

— Да, забыла. Прости… У меня и в мыслях не было злить тебя, — виновато опустив ресницы, она проводит пальцами по краям моего пиджака. — Но, если хочешь, я могу постараться искупить свою вину прямо здесь и сейчас. Любыми способами. Только прикажи, — она возвращает к моему лицу взгляд, полный чрезмерного рвения выполнить сказанное, но, чёрт побери, моя Лина никогда бы не сказала ничего подобного со столь неподдельным энтузиазмом, да ещё и без грамма презрения.

Даже одурманенным разумом я понимаю сей неопровержимый факт. И это заставляет меня раздражаться до предела, а моего внутреннего зверя — учуять в кошке непонятный фейк. Лишь только в физическом плане мне чихать на всё это хотелось.

Во рту мгновенно пересыхает, тело простреливает электрическим разрядом похоти, а перед взором начинает проявляться череда горячих кадров с эротичными позами, в которых я по-всякому имею дикарку. И если бы не доносящийся откуда-то сверху зов чудом выжившего стюарда: «Мистер Харт, ваш виски», то я не представляю, как бы удержался от исполнения их в реальности прямо на борту самолёта.

Этот Роджер определённо мастер появляться в самый подходящий момент. Искреннее спасибо ему за это.

Парень ставит на стол бокал с водой для Сары и два стакана с крепким и, молюсь, что хоть немного способным облегчить моё состояние напитком, а затем любезно обращается к Лине:

— Ваша еда будет готова через несколько минут, мисс.

— Спасибо, Роджер, ты прелесть. Спасёшь моих спутников от моего гнева. Когда я голодная — та ещё ведьма, — иронично усмехается чертовка, даря пареньку ещё одну очаровательную улыбочку.

— Лин, я не шутил по поводу наручников, — зло рявкаю я быстрее, чем успеваю подумать.

Роджер снова немедленно ретируется.

— Так разве я его сейчас трогала? — она вопросительно пожимает плечами.

— Хочешь, чтобы и рот заклеивал? — вполне серьёзно угрожаю я, делая жадный глоток виски.

Лина повторяет моё действие и заявляет не менее серьёзно:

— Я буду рада наручникам, заклеенному рту, поводку и всему, что посчитаешь нужным, Адам, если ты будешь почаще выпускать меня погулять.

Чего-чего? Выпускать погулять? Ещё месяца не прошло, а она уже на волю просится? Вот хитрая какая! Так быстро заточение её не закончится, пусть даже не надеется.

— Почаще погулять ты ещё не заслужила, — возвращаю голосу более-менее ровную тональность.

— А как, по-твоему, я могу заслужить хоть что-либо, если ты ко мне не приходишь, а при встрече отвергаешь? — укоризненно смотрит на меня и поджимает губки от досады.

Так вот оно в чём дело, что ли?

— Так ты поэтому так сильно стараешься?

— Стараюсь?

— Да.

— Что именно стараюсь?

— Заработать выход на улицу, — пытаюсь сконцентрировать всё внимание на её лице, но против своей воли спускаю взгляд к её ноге в элегантной туфельке, покачивающейся в нескольких сантиметрах от меня.

— Ох, ты об этом, — хитро глядя на меня, Лина повторно отпивает виски из стакана. — Представь себе, я ещё даже не начинала стараться, Адам. Но если ты всё же дашь мне шанс, обещаю, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы суметь тебя приятно удивить, — многообещающе мурчит кошка и решает добить меня очередным соблазном.

Уловив мой голодный прицел на своих стройных ножках, Лина с медлительной изящностью снимает одну с другой и слегка их раздвигает, открывая мне убийственный вид на её гладкую, обнажённую промежность.

Вот же чёрт! На ней же нет трусов!

Мне кажется, и доли секунды не проходит, а я уже забываю, как нужно было дышать, слышать, думать, говорить и вообще быть дееспособным человеком. Только ослепнуть, как назло, не получается. Или отключиться. Я словно язык проглатываю и залипаю на её аппетитной девочке, будто в другой мир улетая, где одним стремительным рывком нападаю на неё, разрываю мешающее платье, нещадно сжимаю женские бёдра в ладонях, насаживаю её на свой член и проникаю долго, глубоко, быстро, с варварской жесткостью, наплевав на её боль и крики от нанесения новых травм и усугубления имеющихся.

Я в самом деле вижу перед глазами эти яркие, до жути реалистичные, горячие кадры нашего животного совокупления, ощущая, как вся кожа вконец начинает плавиться, щипать, гореть, острое желание охватывает низ пояса, а галстук враз превращается в удавку и перекрывает кислород.

Да что с тобой происходит, Адам? Кто ты, бля*ь, вообще такой? Не узнаю тебя! Хочешь? Так в чём проблема? Встал, схватил свою шлюху, задрал платье и оттрахал нещадно, получив долгожданное расслабление и космический кайф. Хватит думать о её физическом состоянии. Да и, вероятнее всего, с её здоровьем уже всё в порядке, раз вон как она сама отчаянно просит этого, специально провоцирует, искушает, доводит до помешательства. Давай же! Сделай это! Сделай, мать твою!

Но, чтоб у меня все конечности отвалились, я опять этого не делаю. Мои зверские желания быстро улетучиваются, сменяясь ненавистным мне кадром изнеможённого тельца на чёрных простынях с серьёзным голосом врача, настоятельно требующего повременить с моими сексуальными планами. И всё! Я буквально сгораю сейчас заживо от перевозбуждения, но заставить себя прикоснуться к ней ни в какую не могу — хоть тресни.

Убейте меня, пожалуйста! Просто убейте! Или же я сам себя придушу своим же галстуком, а лучше — нахрен выпрыгну из самолёта!

Несколько туманных, самых неадекватных секунд в моей жизни я и правда помышляю над таким видом спасения, чтобы хоть как-то прекратить свои мучения. Однако вместо самоубийства я залпом допиваю виски, резко вскакиваю с кресла и устремляюсь в сторону уборной. Влетаю внутрь, запираю дверь, сдираю к чертям галстук, расстёгиваю верхние пуговицы рубашки и торопливо смачиваю лицо ледяной водой. Дышу жадно, часто, тяжело. Рычу, проклиная себя всеми известными мне матерными эпитетами.

Наверное, я точно беспросветный глупец, раз сразу же не смог понять одну простую, безусловную истину — если уж с Линой с самого начала было непросто, то с ней всегда, мать её, так и будет! Это не изменится! Никогда! А вот кто во всей этой возне с ней и меняется стремительно и неумолимо, так это я. И ничего не могу с этим поделать. Что-то происходит. Я не могу найти этому объяснения, но с каждой проведённой с ней минутой я всё острее чувствую нечто сильное, необратимое, бессознательно меняющееся во мне. Словно я уже не я. И это бесит!

Смотрю в своё отражение и едва сдерживаюсь, чтобы не врезать кулаком по стеклу, расколов на части физиономию незнакомца, которого я всем нутром видеть в себе не желаю. Холодные капли стекают по его лицу, слегка остужая температуру тела. Но лишь на короткое мгновенье, пока влага не испаряется от соприкосновения с моей разгорячённой кожей.

Опершись руками на край раковины, стою так некоторое время, пытаясь прийти в норму. Да только я уже забыл, что это такое — норма. С появлением на моём пути этой девчонки, по ходу, мной не было прожито ни одного спокойного дня, не считая тех, что я пробыл в эмоциональной отключке. Все же остальные в той или иной мере состояли из бесконечных мыслей о ней и неудержимого желания поймать бунтарку, чтобы пришить к себе намертво, повелевать ею, обладать, трахать, всецело заполнить её мысли и пользоваться по своему усмотрению.

И вот когда, казалось бы, все проблемы позади, дикарка находится в полной моей власти и я могу делать всё из вышеперечисленного, я опять не делаю этого, потому что сталкиваюсь с новыми преградами, мешающими мне с головой отдаться своим желаниям и потребностям. И это неконтролируемо! Неподвластно! Против моей воли! Оттого и разрывает меня на части, воспламеняя похлеще «очарования», что сейчас нещадно разъедает моё тело огнём. И вдобавок к вынужденному воздержанию, от которого я и так скоро протяну ноги, эта ведьма вновь умудряется ввести меня в колоссальный ступор, заставляя ежесекундно ломать голову над ребусом — что с ней не так? И самое дерьмовое во всей этой наидерьмовейшей ситуации, что в моём лихорадочном, возбуждённом состоянии я едва мысли могу связать воедино, что уж там говорить о чём-то большем и сложном?

И как только я собираюсь ещё работать весь день? Не представляю! Головы кого-то из сотрудников, а может, даже и партнёров, без сомнений, полетят сегодня по причине и без, если я не исправлю свою плачевную кондицию. А значит, до начала длинного рабочего дня мне обязательно нужно снизить эмоциональный накал и максимально расслабить тело.

Ох, и вот тут я сам себе слово даю: по прибытии в Нью-Йорк я непременно сделаю это! Пусть даже в этот раз для снятия сексуального напряжения мне придётся воспользоваться не Линой.