Дом с семью головами

Тони Бранто, 2022

Когда ты стоишь на утесе и под тобой весь мир, есть только два желания – свести счеты с жизнью или… поселиться в клинике для умалишенных… Военный инженер Джеффри Томпсон решил свести счеты с жизнью на живописном утесе в заброшенном уголке Шотландии. Но случается непредвиденное: в последний момент его буквально силой спасают обитатели единственного уцелевшего в безлюдной заснеженной округе дома. Очаг, горячий ужин и… очень странное общество: старый дезертир с пулей в голове, вечно меняющая образы отставная актриса, художница, рисующая кровавые картины. Джеффри не сразу понимает, что оказался в клинике для душевнобольных. Подозрителен и главный врач, испытывающий на пациентах свои не совсем обычные методики. Но настоящий ужас охватил Томпсона, когда в первую же ночь один из постояльцев выпал из окна. За первой странной смертью последовала вторая, потом третья… Озлобленная компания единодушно решает – в этих преступлениях виноват новенький… Увлекательный роман в стиле старого доброго детектива от восходящей звезды отечественной остросюжетной литературы Тони Бранто. Глубокий психологизм, неожиданное сочетание трагедии и юмора, непредсказуемая развязка. «Как же я истосковался по хорошему детективу. Степенному, утонченному, пропитанному нуарной романтикой тайн. Этот роман – глубокий книксен классикам жанра. В нем "английское" все, начиная от самого названия. Не забудьте налить себе кружку чая перед тем, как приступите к чтению». – Генри Сирил, автор бестселлеров «Сценарий». «80 сигарет» и др. «Невероятно атмосферный роман. Каждая новая глава как перевернутая страница в истории болезни обитателей жуткого дома. До конца не знаешь, что они выкинут в следующую минуту и кто в итоге виноват во всех этих злодеяниях. Не покидает ощущение, что в этот момент ты один на один с черной пустотой, а вокруг метет нескончаемая пурга и слышатся чьи-то осторожные шаги…» – Николай Прокофьев, редактор книги

Глава 5

1

После горячей ванны Томпсон уснул.

Было без четверти восемь, когда, пробудившись, он обнаружил себя в кромешной тьме. Томпсон зажёг лампу. В окне была одна чернота, доносились отзвуки далёких волн. К стеклу липли хлопья сыпавшегося снега.

Томпсон оделся и тихо проскользнул на первый этаж.

— Как поспали?

Мужчина дёрнулся. Из другого конца коридора к нему направлялась Сара с корзиной белья.

— Спасибо, замечательно.

— Вы проспали все дневные сеансы и обед с ужином.

Сара обнажила дёсны в улыбке.

«Крокодилий оскал», — подумал Томпсон. Ещё сонный, он от неё едва не шарахнулся.

— Не бойтесь, с голоду не помрёте. Проходите в столовую. Мама вас накормит.

В столовой сидел и доедал таинственное месиво Бульденеж.

— Вот и вы, голубчик! Все уже поели.

Старик подносил вилку ко рту, его рука тряслась, часть бороды и усов окрасилась в цвет еды.

— Ну вот! Потеряли лет десять!

Томпсон занял место напротив.

— Голова болит, — сказал он.

— Главное — измождённость исчезла, а это пройдёт. Ну? Что сказал док?

— Ну, — Томпсон посмотрел на огонь в камине. — Вроде бы я небезнадёжен.

— Это уж точно! Половина суток прошла, а вы ещё не бросились с обрыва. Проживёте полные сутки — считайте, ваше дело в шляпе!

— Вы думаете?

— Уверен, мой мальчик! Доктор знает своё дело.

— Вот и вы, мистер Томпсон.

Голос раздался прямо за спиной.

— Обождите, я принесу вашу порцию.

Когда Барбара исчезла за кухонной дверью, Томпсон наклонился вперёд и сказал почти шёпотом:

— Доктор меня пугает.

— О! Почему? — в ответ прошептал Бульденеж.

Томпсон проглотил слюну и сказал ещё тише:

— Я видел Барбару. Голую.

У Бульденежа вытянулось лицо, из его рта выпала фасоль.

Скрипнула кухонная дверь. Томпсон сел прямо.

— Приятного аппетита.

Перед Томпсоном оказалась тарелка с картофелем, фасолью и ещё чем-то, напоминавшим пищу из чьего-то желудка. К тарелке добавился стакан, источавший кислый аромат.

— Спасибо, миссис Холлис.

Старик рассмеялся, как только Барбара ушла:

— Да ну вас к чёрту!

— Я серьёзно!

— Где вы это видели?

— В кабинете доктора.

— Что вы с ней там делали?

— Я с ней — ничего. А она — гладила себя, целовала руки… и всё остальное.

— Пресвятые угодники! Она сама разделась?

— Да. Вернее, — Томпсон облизал губы, — доктор велел ей это сделать.

— А, ну раз доктор велел, тогда ясно-понятно. Это часть лечения, голубчик!

Джеффри Томпсон покачал головой.

— Боюсь, ничего не вышло, — он принялся за еду.

— То есть как это?

— Сеанс не удался, — сказал Томпсон, скривившись от вкуса еды. — Господи… Что это?

— Кишки с потрохами. Праздничное блюдо! Думаю, это в честь вас.

Томпсон отложил вилку и нож и взял стакан. Стерпев горечь напитка, Томпсон сказал:

— Доктор Джейкобс, как мне кажется, хотел продемонстрировать, что нужно любить себя при любых обстоятельствах.

Бульденеж прыснул:

— Боже правый! С чего вы это взяли?

— Пожалуйста, тише, — испугался Томпсон и поглядел на дверь за спиной.

— Вы ж ни черта…

— Тише!

— Вы ни черта не поняли! — прошептал старик. — Суть была не в какой-то там любви!

Томпсон уставился на Бульденежа.

— А в чём тогда?

— Доктор хотел вас развеселить!

— Развеселить?

— Мой дорогой! — смеялся Бульденеж. — Я же говорил, у вас кислая мина. Требовалось радикальное решение. Говорил же вам, у доктора свои методы!

— Но… Это так жестоко.

— Но действует же! Вы повеселели и уже забыли о своих глупостях! Ну там чтоб прыгать с утёсов…

В нерешительности Томпсон попробовал картофель.

Старик чавкал и попутно продолжал весело делиться мыслями:

— Знаю, вы подумали — цирк уродов, да? Вот что: вы правы. Барбара работает в нашем маленьком цирке уродов. Знаете, почему люди там работали испокон веков? Они были изгоями. Как мы с вами. Только у них другого выбора не было, потому что бедны были. Мы с вами уродливы морально, они — внешне. Моральные уроды смеются над физическими. Так было всегда. Никогда не бывало наоборот. Моральные уроды правят миром.

Бульденеж запил остатки еды отваром и скорчил рожу.

— Пробирает, дрянь! Каждый раз!

— По-вашему, я — моральный урод?

— Это так, мой мальчик. Внутренне вы, как и я, искажены. Искажение внешнее зовётся уродством, значит, и с внутренним та же история.

— Стало быть, у Барбары нет другого выбора?

— Ох, вот уж нет! — Бульденеж отрыгнул и сыто добавил: — Барбара здесь просто счастлива!

2

— А теперь время играть! — возвестила Сара.

— Идёмте! — подскочил Бульденеж.

Джеффри Томпсон поспешил следом.

— Благодарю за ужин, — попутно кинул он.

Сара поглядела на полную тарелку.

— Вы же ничего не съели.

Мужчина виновато осёкся.

— Должно быть, с непривычки… Извините.

В гостиной сидел молодой человек в очках и читал книгу.

Бульденеж остановился у порога.

— Подыгрывайте, ясно? — шепнул он в заговорщической манере.

Томпсон послушно кивнул.

— А в чём дело?

— Он опасен.

— По нему не скажешь…

— Раздавит вас, опомниться не успеете! А вы ещё слабы.

Томпсон с сомнением окинул взглядом странного юношу. В том было футов шесть, лет около двадцати пяти. Выглядел как лаборант, запросто сошёл бы за помощника доктора. Блондинистые волосы и белая, как соль, кожа, да вдобавок вытянутый череп — всё как будто кричало о его скандинавском происхождении.

— Мне кажется, вы преувеличиваете. В нём веса не больше моего.

Старик с раздражением цокнул.

— Словами раздавит, ясно? Слова у него, что щупальца у Кракена. Зайдёт к вам со всех сторон, потом за горло схватит. Вам деться некуда будет. Говорю вам, хуже Джека-потрошителя!

Джеффри Томпсон удивился.

— Ну как продвигается дело серийного маньяка? — бодро спросил Бульденеж.

Юноша оторвался от книги. Его карие глаза, увеличенные линзами, с ходу переметнулись с лица Бульденежа на Томпсона. Новенькому отчего-то стало не по себе.

— Дело абсолютно ясное, — хмуро сказал молодой человек. — Автор — болван. Я понял, каким будет убийца, ещё до того как он появился.

— Мне бы ваши мозги лет семьдесят назад, чтоб отличать добро от зла, — Бульденеж плюхнулся в кресло у камина.

— Вымышленное зло, — юноша потрепал в воздухе книгу, — не имеет ничего общего с реальностью.

— Мистер Томпсон, это мистер Адам Карлсен — молодой человек, о котором я вам говорил.

— Говорили? — изумился Томпсон.

— Ну, помните? Заметка доктора в газете.

— А… Молодой человек из Эдинбурга?

Адам Карлсен мрачно кивнул.

— А это — Джеффри Томпсон. Сапёр.

— Как поживаете, мистер Томпсон? — холодно приветствовал Карлсен.

Мужчины пожали руки, и тот, что старше, заметил:

— У вас довольно нейтральный акцент. У меня был сослуживец из Эдинбурга…

— Вообще-то я из Норвегии.

— Ах, вот что!

— Я — приёмыш, — отрезал Карлсен.

Джеффри Томпсон почувствовал, что задел больную тему, и решил её больше не касаться.

Остальных пациентов ещё не было.

За разговором постепенно Карлсен вытянул уйму информации из Томпсона — тактики минирования, места дислокации его подразделения, несмотря на то что Джеффри делился сведениями косноязычно и нехотя. Бульденеж встрял с историей, полной чудес, о том, как он много лет прочищал лёгкие после отравления фосгеном…

— Я опоздаю! Пожалуйста, пустите меня! — женский голос, донёсшийся из коридора, отчаянно дрожал.

— Нет, милочка, поезда сегодня не будет, — грубо звучал другой.

В дверях показались Урсула и Барбара.

— Он задерживается на сутки или больше.

— Вы точно знаете? — Урсула сжимала в руках чёрную сумочку — в тон мрачному платью и вуали, скрывавшей лицо.

— Всё из-за снегопада. Вон сколько снега.

Барбара подвела Урсулу к окну.

— Как видишь, я тебя не обманываю. Дорожные службы нескоро справятся с такими завалами. Спешить некуда.

В комнату вошла Ольга.

— Эта карга тебе врёт, поезд давно уехал. А это просил передать тебе муженёк с того света…

Она что-то бросила в огонь, оттуда резко захлопало, послышался едкий запах пороха. Все дёрнулись, а Урсула, взвизгнув, бросилась за кресло.

— Ах, звуки скандала и тревоги завораживают, — поделилась Ольга. — А что, кто-нибудь курит?

Томпсон достал сигареты.

На ней был всё тот же балахон из серого атласа, из-под которого, заметил Томпсон, исчезла остальная одежда.

Барбара осатанело схватила её за руку.

— Где ты взяла петарды?

— Господи, ну и тоскливое же Рождество! — Ольга успела затянуться и присесть. — Если б мочой пахло, один в один монастырь.

— Отвечай мне, Ольга!

Ответом Барбаре был взгляд, полный отвращения.

— Того и гляди зайдёт аббатиса, снимет тяжёлый крест с персей и влупит тебе по лицу. А всего-то из-за лишнего кусочка сахара.

На последнем слове миссис Холлис прекратила осаду, отпустила руку.

Ольга безразлично потёрла запястье.

Урсула вынырнула из-за её спины и приподняла вуаль. По её щекам текли слёзы.

Она произнесла почти шёпотом:

— Где Майкл?

Ответила Ольга:

— Уехал в купе первого класса. Ты опоздала.

Лицо Урсулы потухло и вновь озарилось, когда вошёл доктор Джейкобс.

— Майкл! — женщина бросилась на шею брату.

На нём уже не было белого халата, пиджак сменил шерстяной свитер. Теперь он выглядел как глава дружного семейства в сочельник.

— Они всё скрывают от меня! А она мне знаешь что сказала? Что поезд давно уехал! Это правда?

— А ты бы хотела, чтобы это было правдой? — спросил в ответ Джейкобс.

Опускаясь с ним на диван, Урсула выронила сумочку.

— Я не знаю. Я должна была… я…

— Да, милая. Ты спешила на поезд, — Майкл Джейкобс погладил сестру по голове. — Мы все хотели бы на него попасть. Но поезд никуда не уезжал, он просто ещё не пришёл.

— Ещё нет? — Урсула обвела всех беспомощным взглядом.

Мужчины покачали головами.

— Поэтому мы собрались здесь, в зале ожидания, — сказал доктор Джейкобс.

3

В камине потрескивали поленья. Мерцала огоньками ёлка.

— Вы кто? — спросила Ольга.

Томпсон поёрзал.

— Я…

— У вас рана! — Урсула схватилась за свою шею.

— Ах, это… — Томпсон неловко хмыкнул. — Ерунда.

— Это волк? Вы встретили волка?

— Как же! Волка в юбке, — Ольга прищурилась, цедя дым сквозь зубы.

— Нет, нет… всё в порядке. Скажите, — Томпсон перескочил с опасной темы, — а куда направляется этот ваш поезд?

— В морг, — прозвучало после затяжки.

— Нет! Только не туда! — Урсула обняла себя за плечи. — Он едет к северной звезде.

— Один чёрт, — выдала Ольга с облачком дыма.

Урсула, вытирая слёзы, сказала вполголоса:

— В морге мой муж… Но я хочу от него уехать… я не знаю… не знаю, как лучше поступить…

— На звезде холодно, — сказал доктор. — Взгляни на себя, глупышка, в этом платье ты замёрзнешь.

— Я надену пальто! Сегодня утром я взяла твоё пальто — очень тёплое! — и хотела успеть… я хотела успеть…

Урсула вздохнула, а затем жалобно простонала:

— Я так устала! Я устала опаздывать на этот чёртов поезд!

Ольга поднялась и резким движением ткнула окурок в шею Урсулы. Комнату пронзил дикий вопль.

Томпсон подскочил, но доктор жестом его задержал. Барбара уволокла зачинщицу скандала обратно на место.

— Ещё одна выходка — и будешь снег разгребать, пока поезд не приедет!

— Господи, как мне больно! — рыдала Урсула.

— Она же притворяется, эта маленькая сучка! — ядовито пропела Ольга.

Сара принесла мазь и бинты. Перед этим доктор привёл сестру в чувство, отвесив пощёчину. Горемычная вдова как по волшебству успокоилась. Сара ловко обработала ожог и в довершение замотала Урсуле шею.

Урсула и Томпсон — у них были теперь одинаковые повязки — посмотрели друг на друга.

4

Барбара внесла поднос со стаканами. Гостиную наполнил терпкий запах сена.

— Опять? — негромко удивился Томпсон.

— О, эта вещь вам понравится! — шепнул Бульденеж. — Игровое снадобье! Пока не начнёт действовать, игра не начнётся.

Сара разнесла напитки.

Томпсон сделал глоток и почувствовал, что не может вдохнуть. Его скрючило с непривычки, горло разразилось кашлем.

— Это улучшит обмен веществ, — сказал Майкл Джейкобс. — Пейте маленькими глотками.

С минуту все потягивали отвар.

Когда доктор отвлёкся, Бульденеж сказал Томпсону на ухо:

— Выварка горькой полыни. Знаете, что такое?

Джеффри Томпсон покачал головой.

— Сыворотка правды!

Томпсон, осушив к тому моменту полстакана, резко остановился.

Бульденеж сипло засмеялся.

— Что так испугались? На вас лица нет! Шучу. Это природный галлюциноген! Будете видеть чёртиков. Пейте смело.

5

Майкл Джейкобс достал тетрадь.

— Леди и джентльмены, давайте поприветствуем нашего нового гостя, мистера Джеффри Томпсона.

Зазвучал неуклюжий хор:

— Здравствуйте, мистер Томпсон!

Мужчина, чьё лицо в ту минуту горело от смущения под общими взглядами, настороженно сжался.

— Мистер Томпсон, как и все мы, оказался здесь в переломный момент жизни, следуя за своей звездой, когда ему показалось, что она исчезла…

Господи, ну и мелодрама!

Своё намерение прыгнуть со скалы Томпсон воспринимал куда глубже, интимнее, чем этот дешёвый, как он считал, педсовет.

–… небо заволокло тучами…

— Дайте ещё одну, — по-тихому вклинилась Ольга.

Томпсон протянул открытую пачку. Доктор не спеша клевал ему мозг.

От задушевной теплоты, с которой всё это говорилось, заныли зубы.

–… и в доме, как на перевале, где мы можем переждать грозовую гряду и дождаться просветления…

— А если оно не наступит? — вставил Томпсон. Вышло совсем некрасиво.

Доктор Джейкобс остановил на нём увлечённый взгляд.

— Спросим мнение остальных, вы не против?

Томпсон пожал плечами.

— Бульденеж, что говорят руки?

И, повернувшись к Томпсону, доктор добавил:

— Руки Бульденежа — метеозависимы, они предсказывают погоду. Мы вверяем в них себя.

Старик расплылся в морщинистой улыбке.

— Томпсону недоставало хорошей компании!

Майкл Джейкобс ответил кивком и добавил:

— Я того же мнения. А что скажет мистер Карлсен?

Адам мрачно взглянул на предмет обсуждения.

Пока он обдумывал ответ, Томпсон искоса посмотрел на Барбару. Она стояла поодаль у стены, не мигая, водя по всем своими маленькими серыми глазками надзирательницы.

— Я бы не мучил его и дал прыгнуть, — произнёс наконец Карлсен.

— Вот это правильно, — оценила Ольга, кивнув.

Вопрос Томпсона после её слов звучал как-то неловко:

— Вы бы за меня не боролись?

Карлсен отрезал:

— Нет.

Урсула с нажимом укорила его:

— Вы — жестокий человек!

— Никто не в силах излечить человека, если он однажды уже дошёл до обрыва. Даже вы, доктор.

Замечание Карлсена застало врасплох Джеффри Томпсона: уже второй человек ставил под сомнение деятельность Джейкобса.

Доктор тронул очки и спросил:

— Вы не верите в психоанализ?

— Я верю в изучение проблемы, но не в лечение, — пояснил Карлсен. — Если в первый раз попытка покончить с собой не удалась, человек будет подсознательно создавать себе ситуацию, в которой ему повезёт завершить начатое.

Томпсону стало интересно, что за этим крылось: душевная чёрствость или же нечто противоположное.

— Вы имели опыт общения с самоубийцами? — спросил он.

Адам Карлсен охотно кивнул в ответ.

— Из-за меня погибло несколько человек, — с гордостью викинга сообщил он.

— Из-за вас?

— Все они были убийцами.

В пальцах у Ольги крошилась забытая сигарета. Девушка с интересом наблюдала за лицом Томпсона.

Тот сидел прямо и не замечал собственной отвисшей челюсти.

— Мистер Карлсен их не убивал, — уточнил доктор Джейкобс. — Он лишь доказал их виновность, а затем великодушно дал им возможность покончить с собой, чтобы за них это не сделала виселица.

Барбара кашлянула.

— Как вам это удалось? — спросил Томпсон. — В смысле, раскрыть преступления?

Ответ был краток:

— Случайно.

— А теперь вас мучает совесть?

— Я — беженец, мистер Томпсон. Моих родителей расстреляли фашисты. Мне не жалко убийц. Но я был более чем милостив к ним. А если бы меня мучила совесть за чужие преступления, я бы давно покончил с собой.

— Тогда почему вы здесь?

Карлсен с расстановкой произнёс:

— В вашей замечательной стране меня, десятилетнего, взяла к себе семья — супружеская пара и их сын, мой ровесник. Пару месяцев назад он сбежал из дома. Его родители обвинили в этом меня и, можно сказать, временно выгнали из дома.

— Выкиньте их из головы, — вставила Ольга и язвительно добавила: — Эта замечательная страна всегда будет отторгать инородную кровь. А побег здесь всегда считался грехом иностранного происхождения.

Карлсен не стал комментировать.

Томпсон спросил:

— Вы как-то причастны к побегу их сына?

— Не больше, чем к смертям преступников, которым я дал возможность самим выбрать свою участь.

Юноша смахнул со лба нависшую прядь и посмотрел на Бульденежа.

— Всё, что я делал, это лишь пытался посеять в нём зерно ответственности, но он сбежал, как дезертир, не думая о семье и последствиях. Я назову это бунтарством без причины.

— Изгой! — громыхнул менторский тон, в воздух поднялся и задрожал указательный палец.

— Авантюрист, — сказал Карлсен, — вот более подходящее слово. Любитель ловли рыбы в мутной воде.

У старого джентльмена взыграли нервы, но он сдержался и насмешливо выкрикнул:

— Будьте тогда и к нам милостивы, молодой человек, и скажите, наконец, что такого плохого в свободе выбора своей личности?

— Пожалуйста. Люди, как он и как вы, лишённые ответственности, часто бывают опасны. Вы рушите общество, пока другие кровью, потом и слезами ставят его на ноги, — с мрачной лёгкостью произнёс Карлсен.

Бульденеж сорвался, захрипел:

— Взгляни на мои руки, дерзкий мальчишка! Взгляни! Я не могу работать!

Его руки трепетали, как бельё на ветру.

— Я даже кулаком в твоё нахальное лицо не попаду!

Он повернулся к Томпсону, от волнения у него сел голос.

— В молодости я бы разбил его лицо напополам, на две равные части!

Томпсон выразил кроткое восхищение, попутно поглядев на свою ладонь. В попытке свести разговор к шутке он произнёс:

— Кажется, я начинаю понимать, за что вас выгнали. Если вы и с приёмными родителями так разговаривали…

В него тут же вонзился острый взгляд Адама.

— По их версии, я тронулся умом, когда в десять лет потерял отца, вследствие чего стал давить на их сына психологически, результатом чего и стал его побег.

Барбара громко откашлялась.

— Сколько вам лет?

— Девятнадцать.

Томпсон поморщил лоб.

— Выглядите старше. Гораздо старше, — добавил он с задумчивой усмешкой.

Сара собрала пустые стаканы.

— Барбара, принесите мяч.

— Минуту, мистер Джейкобс.

6

Пока Барбара ходила за мячом, доктор сказал:

— Ваши объяснения, мистер Карлсен, логичны, как поведение скорпиона. Тронешь его — он ужалит. Точно и просто. С вами, если этого не понимать, можно здорово схлопотать.

Он ткнул пальцем в очки на переносице и улыбнулся.

— Нужно выпросить у короля разрешение на изъятие вашего мозга для исследования…

— У британцев странное чувство юмора, — взгляд Адама в тот момент был практически невыносим. — У меня стойкое чувство, что я — домашнее животное, которое когда-то подобрали, а потом отправили в клинику для кастрации.

Ольга зашлась грубым смехом.

— Отлично! Браво, браво!

Остальные молчали.

У Карлсена заалели пятна на скулах. Так бывало каждый раз, когда он говорил о себе. Словно разгоралась лампочка, готовая заискрить.

Доктор принялся делать запись. Пока он выводил слово «кастрация», хлопнула входная дверь, зашаркали по коридору. На пороге гостиной появился запыхавшийся Патрик с коробками в руках.

— Ма! Куда провизию ставить?

— Барбара вышла, Патрик, — сказал доктор.

— Ой, извините.

Ольга распахнула перед парнем халат.

— Мы как раз говорили про кастрацию, — протянула она прокуренным голосом старой бандерши.

Её голая грудь была измазана масляной краской.

Щёки Патрика, румяные от мороза, смущённо надулись.

Доктор Джейкобс встал и запахнул халат на Ольге.

— Унеси это на кухню, — сказал он Патрику.

Томпсон подумал, как пугающе Патрик похож на свою мать. Полнота, грубые черты неподвижного всё ещё детского лица. Интонации тонкого голоса, как у капризной девчонки. «Ещё одно ничтожество из рода Холлисов», — решил Томпсон.

— Вы правы, — шепнул он Бульденежу, — похоже, я — моральный урод.

— А, вы подумали, как жалок Патрик? — старик говорил расслабленно, как будто его разморило на солнце.

— Пожалуйста, тише…

Барбара принесла резиновый мяч.

— Играем, — доктор бросил мяч Бульденежу. — Венера!

— Зефир! — Бульденеж поймал мяч и тут же направил Карлсену. — Весна!

— Взрыв! — Адам бросил мяч Урсуле. — Рассвет!

— Незнакомец! — Урсула с трудом поймала, затем запустила в Томпсона. — Воскресенье!

Джеффри Томпсон схватил мяч и точно онемел.

— Вы язык проглотили? — встрепенулась Урсула.

Так и есть.

— Вы должны говорить, не задумываясь, — слегка попенял доктор.

Мужчина собрался.

— Извините… Воскресенье? Гм. Конец.

— Конец? — повторил Бульденеж таким тоном, как будто заподозрил, что Томпсон сошёл с ума.

— Примитивно! — не могла успокоиться Урсула.

Доктор хлопнул в ладони, поторапливая.

— Кидайте, кидайте!

— Сейчас… — Томпсон прокашлялся. — Тело!

— Ванесса! О… — Сара поняла, что сглупила. — Простите. Я не ожидала…

Барбара резко оторвалась от стены.

— Вы должны бросать только пациентам! — казалось, она сейчас кинется и вопьётся зубами в Томпсона.

— Кидай! Кидай! — твердил как заведённый Джейкобс.

Сара послушно кинула:

— Жаворонок!

Мяч направился к Ольге.

— Кровь! — сказала она и бросила доктору. — Обещание!

— Время… — его ответ задержался на секунду, затем он продолжил: — Ночь!

— Страх! — вырвалось у Бульденежа.

Его руки затряслись, глаза расширились.

— Измена…

— Сено! — Урсула кинула Томпсону. — Сердце!

— Т-тлен, — запнулся Томпсон. — Снег!

— Дом! — ясно ответил Карлсен. — Убийца!

— Фиалка! — Ольга направила мяч Томпсону. — Ад!

— Крысы… Гм… Убежище!

Бульденеж:

— Вода! Закат!

Урсула:

— Занавес! Аплодисменты!

Адам:

— Плесень! Одержимость!

Ольга:

— Соблазн! Спальня!

Джейкобс:

— Сновидения… Преграда!

Томпсон:

— Непреодолимость… Боль…

— НЕТ!

Это кричала Урсула — она бросила мяч в огонь камина и отпрыгнула.

— Что случилось? — спросил Майкл Джейкобс.

— Вы не видите разве?.. Мы кидали голову… голову моего мужа!

7

Барбара достала обугленный мяч из камина. Запахло жжёной резиной.

— Нужно проветрить комнату, — доктор Джейкобс встал. — Всем следует ненадолго покинуть помещение.

— Прятки! Пожалуйста! — Урсула сорвала с себя вуаль и радостно подскочила. — Чур, этот, ну, новенький, будет водить!

Она ткнула пальцем в Томпсона.

— Прятки? — спросил тот, не веря своим ушам.

Бульденеж просвистел ему на ухо горячим дыханием:

— Он всегда отправляет нас прятаться, если что-то идёт не по плану.

Доктор — чувствовалось, он был чем-то обеспокоен или огорчён, — кивнул и сказал:

— Пожалуй, прятки сейчас самая подходящая игра.

Джеффри Томпсон продолжал сидеть. Голова кружилась, в ней словно помешали ложкой. Он на секунду-две сомкнул веки, а когда открыл, никого рядом не было. Всех будто ветром сдуло.

«Что было в отваре?» — испугался мужчина.

Прятки… Вдова… Голова мужа…

Доктор Джейкобс задержался в дверях, видя состояние Томпсона.

— Побочный эффект от полыни с непривычки. Не волнуйтесь, скоро всё выветрится, — объяснил он. — Я покину вас на время. Четверо остальных уже прячутся, вы можете искать где угодно. Кроме спален, это личные пространства.

— Постойте…

Томпсон встал с дивана, соображая, сможет ли держаться на ногах.

— Простите. В самом деле — простая игра в прятки?

Доктор ткнул пальцем в очки.

— Играли когда-нибудь?

Не с детьми и не в детстве…

Томпсон уклончиво спросил в ответ:

— Какой в этом смысл?

— Смысл, чтобы вы искали, а другие прятались.

— Я хочу сказать… — кулаки Томпсона сжались в карманах брюк. — Я понимаю игру с мячом. Ассоциации. Вас интересует то, что внутри нас. Но серьёзно ли — прятки?

Доктор улыбнулся.

— Это не для протокола, — он постучал карандашом о тетрадь. — Расслабьтесь. Скрасьте себе вечер простой игрой.

Томпсон почувствовал внезапную эйфорию.

Вот значит как?..

Надо будет узнать рецепт коктейля…

— Сегодня вы начали с чистого листа. У вас фаза детства. Ощущаете?

Томпсон с удивлением признал, что странное состояние, в котором он пребывал, действительно было похоже на счастливое детство.

— До скольких мне считать?

— Кажется, в прошлый раз вы остановились на десяти?

Томпсон в момент покрылся гусиной кожей.

Струны нервов пощипывались здесь виртуозно!

— Представьте, что вы в доме, вам шесть или семь. Начинайте считать. На десяти задержите дыхание. Если паники не будет, выдыхайте и продолжайте счёт до двадцати — в этот раз у вас получится.

А если не получится, придёт Барбара и разденется…

Томпсон не заметил, как искусал губу.

— Я нахожу ваши методы жестокими, — решился высказаться он.

Это замечание не тронуло доктора. С годами он приноровился проглатывать его, ничего не ощущая.

Он произнёс дежурный докторский ответ, перед тем как исчезнуть:

— Страх заставляет переоценивать препятствие. Чтобы пережить боль, которой мы боимся, необходимо её сперва ощутить. Но в этот раз вы делаете первый шаг. Ваши страхи, поверьте, покажутся вам ничтожными.