Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

Тимофей Ковальков

Москву атакует новый вирус. Злоумышленники выводят на острова Вануату огромные суммы с помощью коня. Герой, угнетенный семейным конфликтом и угрозой ареста, сбегает в Паттайю. Но судьба неумолимо ведет его в подземелье, скрывающее страшную тайну. Книга содержит нецензурную брань.

Дальнейшее стекание

В ночь на понедельник выпал обильный снег. Машины во дворе едва угадывались, погребенные в толстых слоях сошедшей с небес стихии. Дороги, конечно же, никто не почистил. В последнее время дворники таинственно испарились из московских ЖЭКов. Дело было то ли в новом вирусе, то ли в кризисе экономики. Автомобиль Вени так остался на офисной парковке. Надо было ехать на метро. При нормальной погоде пробежка до метро заняла бы у Вени минут десять. Но сейчас ноги по щиколотку застревали в сугробах, ботинки зачерпывали холодную мокроту и с трудом выдергивались. В нескольких метрах от дверей метро Турхельшнаубу преградил путь тощий волосатый бомж. Он был одет в грязную хламиду, пропахшую мочой и помойкой.

— Командир, постой, у тебя не б-будет… это, как его… — поначалу робко замычал бомж.

Он протянул вперед грязную руку. Все его тело тряслось, а ноги были словно деревянные: они не гнулись, и он волочил их одну за другой, как протезы.

— Не будет, не будет, — буркнул Турхельшнауб, брезгливо поморщившись.

— Мужчина, погоди! Постой, пожалуйста, минутку! Я тебя не отпускал! Ты в курсе, что наша Земля была задумана Богом как рай? — этот бомж, видимо, учуял в лице Вени легкую добычу.

— Ну что вам от меня надо? Мне некогда! Я на работу опаздываю.

— Знаешь, какой грех наказуется превыше всего? Самый тяжкий грех — беспокоиться по поводу б-будущего.

В этом месте бомж икнул, распространяя тяжелый пряный запах перегара.

— Ты меня хорошо понял, командир? Беспокойство — есть путь уныния, а этого мы, брат, не можем себе п-позволить.

— Понял, понял. Дайте пройти, я опаздываю.

Веня стеснялся взглянуть в глаза собеседника.

— Не, я тебя не отпускал, командир, — сникнув на последнем слове, продолжал бомж.

Дальнейшая речь его сделалась бессвязной и произносилась шепотом, напоминавшим бульканье жидкости в стояке канализации.

— Понимаешь, командир, под нашими с тобой ногами, — он показал пальцем в землю и его зашатало, — есть целый город. И в нем полно счастья. Понял?

— Не понял.

— Слушай, командир, не будь гнидой, дай, ради Христа, рублей пиздисят. Видишь, я, пока не опохмелюсь, не смогу мыслить ясно. Я тебе кто? А! — бомж грозно взглянул на Веню.

Турхельшнауб вспомнил, что в кармане пальто как раз завалялся мятый полтинник. Нервной рукой он нащупал бумажку, сунул бомжу и только тут в первый раз внимательно взглянул в его лицо. Боже мой! Борода, слившаяся с усами и бакенбардами, грязные пакли черных волос. Черты лица трудно было разглядеть. Но глаза, эти огромные умные и добрые глаза — их он помнил прекрасно. Первый курс Московского инженерно-физического института, друг и верный помощник по трудным экзаменам Алексей Припрыжкин. Да, это он, такой же худой, как тогда, в жутком облике бомжа, но глаза такие же умные.

— Леша, ты ли это?

Бомж задумался, потом, бережно засунув полтинник в карман джинсов, долго всматривался в лицо Вениамина. В конце концов он узнал бывшего товарища и смущенно кивнул. Сказать было нечего, оба молчали. Турхельшнаубу стало стыдно, и он, перепрыгнув через последний сугроб, вошел в двери станции метро и побежал вниз по лестнице. Краем глаза он увидел, как Припрыжкин идет за ним. В вагон бывшие сокурсники вошли вместе.

Припрыжкин, не стесняясь, плюхнулся на свободное место. Исходящий от него едкий запах сразу спугнул двух девушек в приличных светлых пуховках. Сиденье вмиг освободилось, и ослабший от похмелья бродяга разлегся как дома на диване. Он тихо рыгнул, пошевелился и испустил новую волну страшного смрада. Вокруг него образовалось пустое пространство, а дальше по вагону людская масса невольно уплотнялась. Турхельшнауб терпеливо стоял рядом. На каждой станции в вагон входили новые пассажиры, и Веню все ближе прижимало к Припрыжкину. Оставалось только терпеть и вдыхать амбре. «Вот угораздило!» — подумал Веня.

После двадцати минут позора и зубовного скрежета Веня прибыл на станцию «Библиотека им. Ленина». Он с облегчением выбрался из метро, пробежался по склизкой плиточке, щедро политой серой липкой солью. Затем, на переходе, вдохнул выхлоп стоящих в нескончаемой пробке автомобилей. И вот уже показались двери родного офиса. Банк, где он работал, назывался «Торговый банк инвестиционного кредитования», сокращенно «Тобик». Веня прикинул, что опоздал не сильно, до заседания кредитного комитет оставалось целых пять минут. Можно было успеть распечатать аналитические записки. Пробежаться глазами по цифрам. Он быстренько сбросил пальто, включил компьютер, ввел пароль.

Но кредитному комитету не суждено было состояться. В комнату, запыхавшись, вбежала энергичная и раскрепощенная Янина Сцапис, начальница административного отдела. Она с порога загудела как пароход:

— Витопластунского посадили!

— Как? Не может быть!

Веня удивился. Витопластунский возглавлял правление банка. Конечно, как и подобает всякому начальнику, он был законченным придурком. Однако, на фоне иных экземпляров из трудового прошлого Вени, казался паинькой. Веня вспомнил свой дайджест новостей и подумал: «Ну вот, добрались и до нас!»

— Сама не поверила бы, если бы не видела своими глазами!

— И что вы видели?

— С утра, пока народ не пришел, я цветочки поливала на пятом этаже, у руководства. Вижу, идут двое в штатском. Выглядят странно: черные пальто до пола, шапки меховые. Волосы такие длинные, в завитках. На ногах — синие бахилы. Ворвались в кабинет, достали красные книжечки. Охрану в угол оттеснили, надели наручники на Витопластунского и увели.

— За чтобы это его?

— Ума не приложу. Он у нас такой осмотрительный, чуткий в финансовых вопросах. А какими связями оброс? Насчет политики вообще звериный нюх имел…

— Ну что вы его зря хороните? Наверное, произошла ошибка… следствие разберется. Может быть, его потом отпустят?

— Ошибка — не ошибка, а мы вызвали два передвижных шредера на базе автомобиля МАЗ. Вот-вот приедут. Будем утилизировать документацию. Ты же знаешь, Венечка, архив давно переполнен. Отчетность по рискам — те еще авгиевы конюшни. Мы же не обязаны этот хлам хранить? Ты подумай, что у тебя накопилось. Но свежие документы трогать нельзя: очевидно, налетит проверка. Ты ведь ничего такого не позволял себе подписывать в последнее время, Венечка? — поинтересовалась Янина Самойловна.

— Вот если только та сделка с банком «ЖМУР». На шестнадцать миллиардов, помните?

— Как же ты умудрился вляпаться, родной? Что же твой анализ показывал? — воскликнула Янина Самойловна.

— Казалось, что все чисто! Обычный контрагент, в меру ненадежный. Да и Светозар Бздяк требовал, можно сказать, умолял: у них, дескать, план по инвестициям горит, — оправдывался Турхельшнауб.

— Смотри! Светозар твой выкрутится, еще и бонус получит, а ты погоришь. Готовься к худшему. По слухам, дело вовсе не в Витопластунском, он — пешка, — сказала Янина Самойловна.

— А что вообще народ болтает?

— Боговепря хотят снять. Будешь смеяться, но ему шьют какие-то хищения. Месяц за ним следили и ничего серьезного не нарыли. На самом деле это только повод, все министерство в курсе: Боговепря элементарно подставили. Слушай, а где все твои? Почему в отделе пусто? Где твой заместитель?

— Заместитель… Он это… утонул недавно.

— Как?

— В проруби купался на Крещение. Начальство приказало. Труп течением унесло…

— Жуть! Ну, хорошо, а этот ваш волосатик… старший аналитик?

— Умер. На марафоне сердце не выдержало…

— Это когда мы с другими банками соревновались?

— Да.

— Понимаю… Ну а девочки, где все?

— В декрете…

— Понятненько… и Наталья?

— Нет, Наталья отгул взяла…

— Ладно, держись, я побежала предупредить бухгалтерию и программистов, чтобы все лишнее потерли на серверах. Пока! — администраторша выбежала из кабинета.

Турхельшнауб пригорюнился. Вот они, сомнительные подписи, теперь вылезут боком. Неприятно — не то слово, острый нож в сердце. На планете гуляет вирус, начальник арестован, документы до каталажки доведут, погода дрянь, жена бросила. Он вспомнил лежащую дома повестку и совсем упал духом. Что остается делать в такой мерзопакостный понедельник? Конечно, снова накачаться в стельку.