Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

Тимофей Ковальков

Москву атакует новый вирус. Злоумышленники выводят на острова Вануату огромные суммы с помощью коня. Герой, угнетенный семейным конфликтом и угрозой ареста, сбегает в Паттайю. Но судьба неумолимо ведет его в подземелье, скрывающее страшную тайну. Книга содержит нецензурную брань.

Валентинка

— Мужчина, остановитесь!

Возглас исходил от типа в ярко-голубой спортивной куртке и смешной красной шапочке с помпоном. Похожий на лыжника из семидесятых, он стоял у раскрытой дверцы шикарного «Ягуара», нагло перегородившего тротуар. Веня сделал вид, что к нему обращение не относится. Выскочил на проезжую часть, обогнул автомобиль и ускорил шаг.

Метров через сто Веня запыхался и вспотел. Неуклюжий на вид «лыжник» без труда догнал его и схватил за рукав.

— Мужчина, стоять, блин, я к вам обращаюсь! Вы Вениамин Осипович?

— Да, это я. А в чем, собственно, дело?

— Вам придется проехать в Следственный отдел.

«Лыжник» достал красную книжицу. На развороте, как положено, приклеили фото, стоял синий штампик, значилось имя и звание: лейтенант М. И. Бледовитый.

— Мне некогда, я тороплюсь, — промычал Веня.

— Это ненадолго, только показания снимем.

Веня послушно сел на заднее сиденье удивительно красивой машины. Автомобиль бесшумно тронулся и побежал по центральным улицам. Минут через пять свернули в переулок и въехали во двор тщательно огороженного особняка. Дежурный велел подняться на второй этаж, пройти в кабинет сорок восемь, к старшему следователю.

Следователем оказалась высокая, довольно полная брюнетка с короткими завитыми волосами. Странную синюю форму ее словно сшили на заказ для съемок эротического фильма: уж больно игривый покрой. Костюм выставлял напоказ пышную, правильную грудь, стройные ноги.

— Проходите, садитесь, Вениамин Осипович, — сказала следователь.

Она указала гостю на кресло у журнального столика, где чья-то заботливая рука сервировала кофейник, печенье, сливки и даже сухофрукты. Хозяйка кабинета устроилась напротив, элегантно закинув ногу на ногу. Её острые колени в неподходящих случаю сетчатых чулках, невольно приковывали взгляд. Накладные ресницы трепетали, словно крылья бабочки, а раскосые желтовато-зелёные глаза светились весельем.

— Угощайтесь. Если хотите, могу попросить принести вам коньяка, — предложила она, чуть склонив голову.

Веня украдкой разглядывал собеседницу. Дама была необычайно привлекательна, хотя выглядела немного игриво, будто только что ускользнула из чьих-то страстных объятий. Крупные симметричные черты лица, наглый широкий рот, влажный взгляд с лёгкими оттенками обиды и сладострастия — всё это пугало его до дрожи. Женщины с такой подвижной мимикой и выраженным бесстыдством манер всегда казались ему опасными.

— Меня зовут Дорис Викторовна Скунс, — начала она с лёгкой улыбкой. — Я буду вести ваше дело. Сразу предупреждаю: не пытайтесь изворачиваться. В прошлом я работала психиатром и тонкости мужской психологии изучила досконально. Мелкие тайны я прочту у вас на лице. А вообще, нашему ведомству многое известно и без психологии.

— Да? Неужели? — удивился Веня, стараясь сохранить спокойствие. — Но я вроде ни в чём не провинился.

— Ну, не скромничайте, — усмехнулась она. — Грехи за всеми водятся.

— Если вы имеете в виду подписи на документах, то меня вынудили… — начал оправдываться Веня, но тут же осёкся, понимая, что выдает себя.

— На моём столе, — продолжила Дорис Викторовна, игнорируя его смущение, — лежит внушительное досье. Если хотите, могу процитировать кое-что.

Она поменяла позу, плавно убрав одну ногу с другой, невольно демонстрируя нижнее белье в разрезе юбки. Пододвинулась ближе, распространяя горьковатый аромат парфюма. Веня, несмотря на смущение, не мог удержаться от фантазий: а что, если Дорис Викторовна… скинет юбку и, широко расставив ноги, посмотрит на него… Нет, он резко отогнал эту мысль, чувствуя, как кровь стучит в висках. Чтобы прийти в себя, он залпом выпил горячий кофе, обжёг гортань и едва не пролил остаток на брюки.

— Интересно, — промямлил он, стараясь отвлечься, — что же я такого натворил, по-вашему?

— Вот, например, — сказала она, листая бумаги, — в пятницу вы изменили жене с одной из сотрудниц банка. Насколько я понимаю, девушка из вашего отдела, Наталья Поперхон, так?

— Это клевета! — Веня вскочил, трясясь от возмущения. — Откуда вы это взяли? И что вам за дело? То есть… я хотел сказать… ничего не было. Ну… почти.

— Вениамин, успокойтесь, сядьте. В нашем деле мелочей не бывает, — улыбнулась Дорис Викторовна, внимательно наблюдая за его реакцией. — Вот, скажите, вы религиозный человек? Хотя, согласно анкете, вы сознательно крестились в зрелом возрасте. Это похвально. Более того, в досье есть пометка, что вы стояли в очереди на поклонение мощам святой Варвары. И, как сообщается, ушли, так и не дождавшись окончания ритуала. Почему?

— Причём здесь это? — опешил Веня. — Я действительно отстоял три часа, но потом замёрз, почувствовал недомогание и ушёл. Разве это преступление?

Следователь хитро прищурилась, но ничего не ответила, продолжая наблюдать за собеседником, словно раскрывала тайны его преступного сознания.

— Перейдем к главному, — хладнокровно продолжила Дорис Викторовна. — Не далее как десять дней назад вы поставили подпись на аналитической записке по сделке со «Жмур-банком». После чего из активов банка исчезло шестнадцать миллиардов. Чем вы можете оправдать свое поведение?

— Меня попросили, я не мог отказать. Светозар Бздяк, начальник инвестиционного отдела, человек беспринципный, потребовал — якобы для плана…

— Вениамин, вы же интеллигент, а верите в сказки. Как вам не стыдно? — Дорис Викторовна помахала в воздухе тонким, до абсурда длинным пальцем, словно дирижируя невидимым оркестром. — Кстати, сегодня утром вы затопили соседей снизу. Разве это хорошо? И куда делась ваша супруга? В рапорте наружного наблюдения отмечено, что ночевали вы один.

— Мы разошлись. Жена съехала к отцу… Но какое отношение это имеет к нашему разговору? Причем тут затопление, которого, кстати, не было? Почему вы меня мучаете нелепыми вопросами?

— Ах, вот как! Значит, вы уже не «безнадежно» женаты… Это обстоятельство в корне меняет угол зрения, под которым я собиралась вас сегодня рассмотреть.

Дорис Викторовна окинула его цепким взглядом, запорхала бархатными ресницами и задумалась. Затем неспешно поднялась, прошла к письменному столу, вытащила листок бумаги и что-то написала. Через секунду пораженный Вениамин прочитал записку: «Наш разговор записывается. Больше ни слова о работе!»

Следователь вернулась на свое место, села, аккуратно оправила юбку и начала говорить, словно забыв о допросе:

— Вижу, Вениамин, вам нехорошо, вы прямо побледнели. Выпейте кофе с сахаром, скушайте печенье. Может быть, у вас давление упало? Хотя нет… молчите! Это похмелье. Дышите глубже, чтобы не понадобилось вызывать неотложку. Не волнуйтесь, вы пока что свидетель. И не думайте плохо о методах ведения допроса.

— Что еще за методы? — едва не всхлипнул Веня.

— Я вам сейчас все объясню, — проговорила она с напускной нежностью. — Вы читали классиков немецкой философии? Знаю, что читали. Тогда вы в курсе, что наше государство неизбежно движется к эпохе изобилия. Но по мере продвижения растет и кассовая борьба. Средства ограничены, а желающих прильнуть к кормушке — пруд пруди.

— Но при чем тут я? — жалобно спросил он. — Я скромный служащий, делаю, что прикажут. По должности мне и не полагается знать лишнего. За бюджет начальство отвечает.

— Дело в том, дорогой Вениамин, что вы — свидетель, — проговорила она, словно смакуя каждое слово. — А что означает статус свидетеля? Это состояние суперпозиции.

— Какой еще суперпозиции? — он недоверчиво вскинул взгляд.

— Ну, все просто. На Западе до сих пор пользуются устаревшей презумпцией невиновности. А мы смело шагнули вперед. Абсолютной невиновности не существует. Все зависит от угла зрения. Свидетель — это своего рода кот Шредингера. Если завести дело — один вариант. Если временно отпустить фигуранта на свободу — второй. Пока же путь следствия не выбран — существует целая матрица вероятностей. Вы понимаете мой намек?

— Нет, — пробормотал он.

— Не пугайтесь. По вашему делу решения еще нет. Но давайте сделаем так: ступайте домой, отдохните. В банк больше не ходите. И не пытайтесь выяснять, что там происходит. Поняли?

— Ничего я не понял…

— Хватит мусолить эту чашку! — рявкнула она вдруг. — Вы ее зубами прогрызете. Здесь вам не ресторан и не клуб дискуссий. Поднимайтесь и ступайте. На сегодня допрос окончен.

Последнюю фразу следователь буквально выкрикнула. Веня остолбенел от этой сумбурной тирады. Но собеседница была так прекрасна, что он готов был ловить каждое ее слово, каждый взгляд. Лишь проклятая застенчивость мешала вздохнуть свободно. Он поднялся, покорно направился к двери, на миг оглянулся, бросил грустный взгляд на Дорис Викторовну и вышел из кабинета.

В коридоре она догнала его.

— Возьмите открытку, — прошептала следователь, протягивая конверт.

— Что это?

— Вы забыли, какой сегодня день?

— Какой? — растерялся он.

— Четырнадцатое февраля, — дыша прямо ему в ухо, произнесла она. — День всех влюбленных. Поздравляю вас. Вы ведь влюблены? Не вздумайте сказать, что я вам не нравлюсь, — всё равно не поверю. — Она улыбнулась так ласково, что у Вени отлегло от сердца.

— Нравитесь, — выдохнул он, невольно почесывая ухо, потревоженное ее горячим дыханием.

— Вот и забирайте открытку! — резко громыхнула она на весь коридор. — И идите к черту!

Сбитый с толку и ошарашенный, Веня вышел на улицу. И тут же вспомнил о своем недавнем намерении напиться до беспамятства.