Кибердемоны 3. Динамический хаос

Татьяна и Дмитрий Зимины, 2023

Киберпанк.Это не то, о чём вы подумали. Не жанр фантастической литературы. Не модная игра.Киберпанк – это наша жизнь.Так распорядилась эволюция.За свой непомерный интеллект хомо сапиенс заплатил колоссальным усложнением мира. Променяв Порядок на Хаос, бездну, из которой явились древние боги, мы обрекли себя на тотальную неопределенность, балансирование на тонком канате между стенами льда и пламени…Как мы, люди, справимся с хаосом? Что принесёт нам завтрашний день? Сможем ли мы когда-нибудь, заглянув в будущее, почувствовать себя в безопасности?

3.2

Когда он попытался открыть глаза, веки, да и всё лицо, охватила жуткая боль. Кожа превратилась в обгорелую отбивную. Мирон чувствовал, как при малейшем движении кожа на щеках, на лбу лопается, и в трещинках появляются капли сукровицы.

Значит то, что он рухнул лицом в костёр, не приснилось. А вот… что было до этого?

Он выслеживал суслика. Затем пёк его на костре, затем ел.

В затылке взорвалась боль.

Мирон еле сдержался, чтобы не потрясти головой — уверенность, что от этого станет еще хуже, послужила отрезвляющим фактором.

Итак, можно попытаться проанализировать: он жив, но чувствует зверскую тошноту. Лицо горит. Башка раскалывается. Он находится в каком-то тёмном, и судя по запахам, замкнутом помещении.

Вывод — его выследили. Совсем, как он давешнего суслика… Затем оглушили, связали и взяли в плен. Кто?

На вскидку, два варианта: или владельцы дронов, или кочевники. Например, Торгутай Кирилтуху могло показаться, что одной винтовки в качестве мзды за свободный проезд по степи слишком мало…

Осталось открыть глаза и проверить.

Мирон предпринял еще одну героическую попытку разлепить веки. Кожа распухла и отекла, так что удалось создать лишь узкие щелочки, сквозь которые просочился неровный свет.

Ах да, были ещё запахи.

Крови — значит, приложили его знатно. Пота и еще чего похуже — значит, обморок был достаточно глубоким, чтобы тело перестало себя контролировать. Едкий запах антисептика — значит, о нём всё-таки позаботились. Обработали ожоги и рану на затылке…

Помимо антисептика, пахло сырыми шкурами, овечьей кошмой и горящим кизяком.

Значит, дроны здесь всё-таки ни при чём, — решил Мирон. Как-то не совмещались в его сознании высокотехнологичные ищейки и запах горящего кизяка…

Мирон поворочался на колючей, ядрёно пахнущей кошме и сел. В голове сразу загудело, в горло хлынул поток горькой желчи.

Значит, всё-таки сотрясение, — думал Мирон, прислушиваясь к утихающим спазмам в пустом желудке.

Отёк спадал, и глаза уже открывались довольно широко. Теперь он видел, что находится в так называемой юрте — самопрограммируемом сборно-разборном коттедже, из которого удалили, вырвали с мясом все внутренности — спальни, кухню с линией доставки, биотуалет и систему подачи воды… Остались лишь стены и голый пол, заваленный кошмами, сырой овчиной и пластиковыми упаковками из-под замороженных соевых обедов.

В дальнем углу обширного замусоренного пространства громоздилась еще одна куча шкур. Неожиданно она пошевелилась, и из глубины на Мирона уставились две светящиеся точки…

— Кто здесь? — вскрикнул он, но тут же сообразил, что точки — это отражения огонька примитивного светодиодного маячка, тлеющего ровно посередине помещения. Отражался светильник в глазах.

А глаза принадлежали тощему лысому существу. Худющему, с орлиным носом, иронично изогнутыми тонкими губами и огромным адамовым яблоком. Одето оно было в сильно заношенный спортивный костюм из нанопоры и громадные, сорок последнего размера, кроссовки.

— Ты почему молчишь? — спросил Мирон. — Ты меня понимаешь?

Существо моргнуло — раз, другой. Глаза его оставались совершенно пустыми. Лицо не выражало ни единой мысли, было похоже на пустой экран.

— Чёрт, — выругался Мирон. — Подсунули в соседи овоща…

— Я не овощ, — вдруг сказало существо. Как-то сразу стало понятно, что это мальчишка, подросток.

— А какого хера молчишь? — сердито спросил Мирон, ощущая себя полным придурком.

— Мне нужно было закончить запись, — пояснил мальчишка.

Разложившись, как шезлонг на своих ногах-ходулях, он поднялся и в два шага преодолел расстояние до Мирона.

— Здорово они тебя, — сказал он и вновь отключился. Лицо опустело, взгляд расфокусировался.

— Эй, кончай придуриваться, — нервно попросил Мирон. — А то хочется тебе по морде съездить.

— Нужен был крупный план, — не обидевшись, пояснил мальчишка. — Но теперь всё. Конец. Следующая передача завтра…

— Что ты несёшь? Какой план? Какая передача? — Мирон протянул руку и дотронулся до мальчишки. Фух… А то показалось, что он вновь провалился в какой-нибудь сраный аттрактор.

— Я видеолог, — скромно потупившись, выдал пацан. — Снимаю фильм о жизни нео-кочевников. Изучаю социальные течения в среде маргинальных обществ.

— Ничего я, на хрен, не понял, — пожаловался Мирон. — Какой, в жопу, фильм? Чем ты его снимаешь?

— У меня имплант, — мальчишка уселся рядом. Пахнуло давно не мытым телом и острым, солёным запахом сои. — Камера подключена напрямую к зрительному нерву, — он погладил кончиками пальцев бритый висок. — Запись идёт прямо на подкорку, а потом сразу уходит в Плюс. У меня такая фишка: никакого монтажа, никаких правок. Всё в реале — как оно есть на самом деле.

— Тут есть вода? — на языке остался горький привкус желчи, в горле немилосердно першило.

— Извини, я не подумал… — мальчишка вскочил и принялся рыться в упаковках на полу. В призрачном свете фитилька был он похож на сильно исхудавшего богомола. — Сейчас-сейчас…

Наконец он отыскал бутылку с осмотической мембранной крышкой и протянул Мирону.

— Пей.

Мирон взял бутылку, внимательно осмотрел крышку. По идее, мембрана задерживала как частички грязи, так и бактерий. У него самого была такая бутылка — можно набрать воду из грязевой лужи, и высосать из неё чистый дистиллят.

Приглядевшись, он понял: это и была его бутылка. Характерная царапина на боку и чуть погнутое донце… Он сделал несколько больших глотков, а остатки вылил в ладонь и плеснул на лицо.

— Где остальные мои вещи? — спросил он хрипло.

Вода помогла прийти в себя. Даже острая боль в затылке стихла до тупой неприятной ломоты. Но думать она не мешала.

— Не знаю, — пожал плечами мальчишка. — Мне дали только это.

— Стоп, — скомандовал Мирон. — Давай начнём сначала. Где мы находимся?

— Где конкретно географически, или…

— Без разницы, — он уже начал сатанеть. Святая подростковая простота так и подмывала пересчитать зубы.

— Мы в плену. У одного из кочевых племён. Они называют себя племенем Рыжего Волка. В данный момент стойбище расположено на берегу реки.

— Погоди, — перебил Мирон. После воды захотелось в туалет, но пока он решил не придавать этому значения. Надо во всём разобраться… — Ты знаешь, что находишься в плену, и всё равно снимаешь свой сраный фильм и выкладываешь видео в Плюс?

— У меня сорок пять миллионов подписчиков. Они каждый день ждут проду, — мальчишка посмотрел на Мирона сияющими глазами. — Я знаменитость! Меня смотрит половина мира!..

— Ты больной на всю голову уёбок, — Мирон закрыл глаза. В затылке вновь начало болезненно пульсировать. — Плен — это не приключение. Это, на хрен, самоубийство, — вдруг он встрепенулся и сел прямее. — Давно ты здесь? Ты послал сигнал о помощи?

— Здесь я уже месяц, — обиженно сказал мальчишка. — Мы кочуем по берегу какой-то большой реки, но так как у меня нет карты…

— Погоди, — перебил Мирон. — Как это нет карты? У тебя же выход в Плюс!

— Односторонний, — пожал плечами мальчишка.

— Что?

— Сигнал односторонний. Я могу только передавать свои впечатления, и всё, — Мирон смотрел на него молча, как на диковинное, но не очень приятное насекомое. — Такие условия, — поспешно сказал пацан. — Реалити-шоу… Я подписался путешествовать по Азии как бы"без ничего". Из гаджетов — только имплант с камерой и передатчиком. У меня была бумажная карта, но её отобрали.

— Ёбаный насос, — Мирон подогнул ноги и спрятал лицо в коленях.

— Можно тебя попросить не материться? — сердито буркнул пацан. — У меня уже уши в трубочку…

Он посмотрел на подростка с новым интересом.

— Ты вот уже месяц сидишь в плену у кочевников. Месяц ты не мылся, не видел ни одного человеческого лица, питаешься одной сублимированной соей… И тебя напрягает мой мат?

— Ну да — мальчишка удивлённо распахнул глаза. — Неприятно же.

— Ладно, извини. Постараюсь фильтровать.

— Спасибо.

— Как тебя зовут?

— Виталик. То есть, Виталий Озеров.

— А я — Мирон, — он протянул руку, почувствовал вялое и слегка липкое рукопожатие.

— Почему у тебя лицо обгорело?

— Упал в костёр. Когда по башке огрели.

— Круто.

— Сам в шоке.

— Есть хочешь?

— А что?

— Соевый обед. Котлета, пюре и горошек. Сырые, но если привыкнуть… Газы, правда, потом мучают.

— Я почуял.

— Ну так что, будешь?

Мирон сглотнул. Хотел отказаться, но ведь нужно набраться сил.

— Давай.

Остро-солёный вкус сои напомнил о Токио. В горле встал комок. Мирон хотел уже плюнуть на всё, зашвырнуть пенопластовую каретку с склизкой коричневой дрянью в стену и отрубиться, но сдержался.

Будем рассматривать нынешнее положение, как интересную задачу с множеством переменных, — решил он. Соль отбила все другие вкусы, и жевалось совершенно механически.

Нужно отыскать выход. То есть, освободиться и сбежать. Прихватив с собой мальчишку, который до сих пор, спустя месяц, воспринимает плен у кочевников как увлекательный квест…

Его предупреждали: кочевники ловят людей. На границе степи, в крошечном городишке, где он останавливался в последний раз пополнить запасы. Мужики там жили суровые, вооруженные до зубов. От набегов из степи они защищались стальными роль-шторами и пулеметами, расположенными на крышах зданий.

К сожалению, в тот момент предупреждение его не столько насторожило, сколько обнадёжило: там, куда он едет — земли абсолютно дикие. А значит, преследования корпоратов можно не опасаться…

Вывод был правильный. Но совершенно бесполезный.

В том городишке ему говорили, что кочевники используют пленников как рабов — на самых чёрных, самых тяжелых работах. А потом продают на органы…

Судя по истощенному виду Виталика, продажа ему светит в самом обозримом будущем. Значит, надо торопиться.

***

О том, что настало утро, Мирон понял по узким косым лучам, пронизавшим стену сборного домика там, где секции стен были пригнаны не слишком плотно друг к другу.

И как только забрезжил рассвет, за стенами началась какая-то суета. Топот ног, крики, пронзительные вопли ребятишек, рокот разогреваемых двигателей…

Виталик, прикорнувший рядом — всё-таки соскучился пацан по общению, по живому человеческому теплу — встрепенулся, распахнул огромные глазищи и повёл оттопыренными ушами, как антеннами.

— Опять кочевать будем, — сказал он шепотом. — И неделю на этом месте не простояли…

Будто подтверждая его слова, дверь домика со скрипом отворилась, и в неё просунулась голова в малахае.

Вслед за малахаем возникло дуло автомата. Калашников, — как нетрудно было догадаться, — усмехнулся Мирон.

Дуло недвусмысленно приказало им выходить на белый свет.

— А всё-таки здесь красиво, — Виталик, стоя по колено в воде, плескал на тощую грудь и спину. Рёбра у него выпирали, как у старинного электронагревателя, а позвоночник походил на хребет осетра.

— Зайди поглубже, — посоветовал, отфыркиваясь, Мирон. — Заодно и постираешь.

— Я плавать не умею, — прищурился пацан. При свете дня оказалось, что лицо его усыпано веснушками, как лепешка — кунжутным семенем. — И глубины боюсь.

— Не бойся, я тебя поймаю, — Мирон лёгкими гребками выплыл на мелководье и нащупал дно.

В реку — широкую, неспешную и полноводную, их загнал давешний владелец Калаша. Мирон этому только порадовался: всё тело зудело от пота и засохшей крови.

Но и насторожился. Виталика явно купаниями не баловали, а значит, точно готовят к продаже. Показать, так сказать, товар лицом… Правда, кто мог позарится на тощее лопоухое чучело двух метров ростом, Мирон не представлял. Версия с чёрными хирургами представлялась всё более реальной. И пугающей.

Пока плавал, он успел наскоро осмотреть стойбище — ту часть, что располагалась возле реки. Плоский берег почти незаметно уходил в воду, и кибитки, или юрты, разбросанные в художественном беспорядке по зелёному полю, смотрелись очень живописно. Юрты были круглые, с коническими крышами. Впрочем, это всё, что связывало их с жилищами кочевников прошлого.

Белый нано-пластик, программные ассемблеры — из них вполне можно было построить высотное здание, с общей канализацией и водопроводной системой. Как только пришла в голову эта мысль, Мирон тут же понял, что так оно и было: когда-то эти жилища составляли дома-ульи, но потом их раскурочили, растащили и частично перепрограммировали.

За юртами находился загон для скота. Вешки небольших треугольных ботов огораживали периметр, достаточный для сотни баранов и табуна лошадей.

За стойбищем начиналась равнина, которая плавно переходила в горы. На том берегу реки скалы начинались сразу из воды…

За ночь его успели увезти на довольно значительное расстояние, — прикинул Мирон. Километров пятьсот, может, больше.

В подтверждение своих выкладок он увидел несколько скоростных спидеров — один как раз приближался к юрте, ведя за собой волокуши на электротяге. Кочевник, спрыгнув с седла, набрал на ручном планшете какой-то код, и юрта начала складываться, проваливаться внутрь себя, таять, как глыба льда под пламенем ацетиленовой горелки…

Когда от домика остался лишь компактный кубик в полметра высотой, кочевник закинул его в волокуши и направил планшет на следующую юрту.

Надо выбираться, — лихорадочно думал Мирон, отжимая одежду. Он решил не ждать, пока вещи высохнут, и напялить их сразу — мало ли, что. Надежда, гревшая душу всю ночь — что благодаря Виталику его физиономия попадёт в Плюс, таким образом оповещая всех заинтересованных, где он находится — рассыпалась прахом, как только он увидел своё отражение в речной воде.

Кожа на обгоревшем лице натянулась, сквозь слой антисептика просвечивала лиловая маска Фантомаса из винтажного кино.

Никто его не найдёт. Значит, рассчитывать придётся только на себя.

— Ты даже примерно не знаешь, где мы находимся? — спросил он Виталика, который тоже облачился в мокрую нанопору. Которая, впрочем, высохла буквально на глазах.

— Местные зовут реку Идэр, — ответил пацан, натягивая кроссовки. — Это всё, что я знаю.

— Ты сидел здесь целый месяц, и даже не потрудился разведать обстановку?

— А зачем? — громадные глаза делали Виталика похожим на куклу. — Через неделю всё будет по-другому. Племя кочует по громадной территории — тыщи две километров.

— Как ты не поймёшь, горе луковое: не будет для нас с тобой следующего кочевья. Нас прямо отсюда увезут на продажу.

— Ну и ладно, — философски вздохнул мальчишка. — Новые люди, новые впечатления. Полезно для фильма.

Мирон закатил глаза. Ничем этого идиота не пронять…

— А ты и местным своё кино показывал? — как бы вскользь спросил он.

— Ну да, — пожал плечами Виталик. — Я же им объяснил, что делаю. Мне разрешили походить по стойбищу, поснимать народ… У них антенна с широкополосным доступом, фигачит через спутники.

— И они знают о твоём импланте, — в глазах Виталика впервые мелькнуло что-то, похожее на страх. — Который стоит больше, чем наши с тобой задницы, вместе взятые.

— Они не имеют права, — быстро сказал мальчишка. — Имплант мне не принадлежит, это собственность компании. Минск-Неотех. У меня с ними контракт…

— Плевали они с высокой юрты на твой контракт.

— Но в имплант встроен передатчик! Если со мной что-нибудь случиться, за ним прилетят.

— И что с тобой должно случиться?

— Ну… Физические повреждения, — пацан сник.

— Например, если тебе отпилят голову, — подлил масла Мирон.

Пускай. Пускай уже вытаскивает голову из собственной жопы. Одному ему не справиться.

— Он настроен на мои биоритмы.

Хватается за соломинку, — усмехнулся Мирон. — Сейчас у него случится слом системы…

— Как ты думаешь: его слишком трудно перепрограммировать?

Мальчишка побледнел. Вопреки логике уши его запылали настоящим малиновым цветом.

— Нас убьют?

— Не сразу, — успокоил Мирон. — Органы гораздо лучше хранятся в естественной среде.

— То есть, в живом теле?

— Уловил.

— И… Что же делать?

На мгновение глаза его расфокусировались, лицо приобрело сходство с гипсовым слепком.

— Эй, ты что, опять логинишься? — разозлился Мирон.

— Это же сенсация, — пожал плечами Виталик. — Представляешь, как поднимутся рейтинги, когда станет известно, что меня собрались продать на органы?

В случае удачи пацану не придётся работать до конца жизни, — подумал Мирон. — Только живая собака всё же лучше мёртвого льва.

Раздался окрик. Видимо, охраннику показалось, что пленники разговаривают слишком долго.

Мирон с Виталиком послушно зашагали в направлении, указанном дулом автомата.

Хибары, в которой их держали ночью, уже не было, и охранник сунул пленников в загон к овцам — на мгновение отключив периметр, поддерживаемый охранными дронами.

Мирон уселся на траву, отогнав не в меру любопытную овцу. От животного пахло всё тем же кизяком, шерстью и противоблошиной сывороткой. Виталик расположился рядом.

Юрты таяли одна за другой, по пустым вытоптанным проплешинам носились весёлые собаки и совершенно голые дети.

А ведь не тепло, — подумал Мирон, наблюдая за ребятёнком лет трёх. Тот ковылял босыми ножками прямо по колючей траве, голая попка розово поблёскивала в солнечных лучах. — Градусов пятнадцать, не больше.

Там, где он был раньше, днём зашкаливало за тридцать.

— Смотри, — неожиданно толкнул его Виталик. — Твоя машина?

На платформу как раз грузили турбо-джет. Он был сложен в компактное яйцо, наружу торчали лишь солнечные батареи.

Мирон проследил за ним равнодушным взглядом и отвернулся. Наблюдают. И турбо-джет показали не зря… Ждут, что он предпримет.

Иногда, когда голова вспыхивала особенно сильной болью, Мирону казалось, что всё это не по-настоящему. Что он вновь угодил в аттрактор, или ещё куда. Но самое главное — всё происходит в Плюсе. Вот сейчас вылезет Призрак, или Сонгоку…

— А ты кроме кочевников здесь никого не видел? — спросил он Виталика, который, пригревшись на солнышке, кажется, задремал.

— Например? — пацан приоткрыл один глаз.

— А, забудь.

Мирон отвернулся.

Можно, конечно, попросить пацана отправить прямой"СОС". То есть, назвать его имя и фамилию, обратиться напрямую к Платону или Амели… Уж кто-нибудь да откликнется. Но этот вариант он решил приберечь на самый крайний случай.

Легко представить снисходительную ухмылку Платона, когда младший брат прибежит за помощью. А уж как обрадуется Амели… Не говоря уже о корпоратах.

И шесть месяцев пряток, заметания следов и подпольного образа жизни псу под хвост. Была еще крошечная, почти нереальная надежда на Призрака… Но с тех пор, как Мирон покинул зону активного пользования Плюсом, он его не видел. Вероятно, демоны слишком сильно привязаны к кибер-пространству, и вдали от его интерактивного облака находиться не могут.

— План такой, — он придвинулся к Виталику как можно ближе, но говорил, отвернувшись в другую сторону. — Надо любым способом добраться до турбо-джета. Там есть папиллярный активатор. Батарей хватит на триста километров в форсированном режиме.

— Спидеры летают со скоростью двести километров в час, — ответил пацан. Лёжа на спине, он прикрывал руками глаза. Птичьи косточки просвечивали сквозь кожу, как на рентгеновском снимке.

— Турбо-джет развивает триста пятьдесят. Но только на полчаса. Успеем скрыться — спасёмся.

Виталик приоткрыл один глаз.

— Вся степь полна разведчиков. Кто-нибудь нас обязательно заметит.

— Ты поэтому не пытался бежать?

Виталик сел и потёр руками лицо.

— У меня гигантизм. СТГ зашкаливает. Органы и кости не справляются с нагрузкой. Я подписал контракт, чтобы добыть денег на операцию. Полная замена костного мозга с частичной подменой ДНК. Представляешь, сколько это стоит?

— Признаться, не представляю.

— Мой фильм почти окупил операцию. Сорок пять миллионов! Представляешь, сколько рекламы втюхала им Минск-Неотех за месяц?

— И ты согласился на этот самоубийственный трип.

— Я социолог. Учился по квоте. Когда Минск-Неотех объявили набор добровольцев для тестирования нового импланта — я пошел. А потом оказалось, что у меня самая высокая совместимость из всей группы. Жить мне оставалось полгода. Максимум — год.

— А зачем неотехам кочевники?

— Я сам выбрал тему. У меня дисер"Кодификация символов власти в культуре неокочевников"

— Сколько же тебе лет? — удивился Мирон. Виталик казался ему сущим подростком…

— Шестнадцать. Я же говорю: учился по квоте, поступил в универ в двенадцать. Осенью должна быть защита.

Тоже гений, — беззлобно сплюнул травинку Мирон. — Что-то много нас в последние годы развелось.

— Как ты думаешь, сколько мы ещё здесь пробудем? — спросил он Виталика.

— К вечеру двинемся, — уверенно ответил тот.

— Значит, до турбо-джета нужно добраться немного раньше, — заключил Мирон. — В тот момент, когда все спидеры будут впряжены в волокуши. Это даст фору.

— Одна проблема, — вздохнул Виталик. — Как мы выберемся за периметр?

— С роботом я договорюсь, — Мирон незаметно, сантиметр за сантиметром перемещался в сторону ближайшего охранного бота. — Если я не ошибся в модели…

Виталик его не слушал. Повернув голову, он вглядывался во что-то, невидимое Мирону.

— Что там? — спросил он.

— Гости какие-то, — откликнулся пацан. — На электробайках.

В душе Мирона зашевелилось нехорошее предчувствие.

— Сколько их?

— Четверо. Разговаривают с Каганом. Указывают на тебя…

— План изменился, — Мирон уже в открытую пополз к охранному боту. — Уходим прямо сейчас.

— Ты с ума сошел. Нас схватят через двадцать метров.

— Не схватят.

Преодолевая защитный механизм бота — тот плевался электричеством, что должно неплохо отпугивать овец — Мирон повалил невысокий конус в траву и нашарил на днище углубление. Вставил туда жесткий стебель ковыля… Пискнув, бот отключился.

— Ходу! — скомандовал Мирон и бегом бросился к платформе с турбо-джетом.

Слава богу, Виталик не отставал.

Ну конечно, — мелькнула шальная мысль. — Какой материал для очередной проды…

На небольших расстояниях человек может развить вполне приличную скорость. Мирон выжал из своего организма всё, на что тот был способен. Сказался образ жизни последних месяцев: от постоянных путешествий мускулы его закалились естественным путём, и сейчас бег давался довольно легко, несмотря на головную боль. Не то, что полгода назад, в Токио, когда приходилось скакать по крышам, а тело привыкло лишь к виртуальным поединкам.

К счастью, платформа стояла неподалёку — в хвосте длинного каравана, предназначенного к отправке.

Одним прыжком преодолев последние пару метров, он вскарабкался на платформу и бросился к яйцу турбо-джета. Шлёпнул по глянцевой поверхности ладонью… Ничего не произошло. Мирон в отчаянии заколотил по яйцу, пытаясь активировать байк, но что-то было не так. Байк не реагировал.

Мирон лихорадочно оглядел поверхность, нашел гнездо для зарядного кабеля… Вот в чём причина. Гнездо было заблокировано. Кабель торчал наружу, тем самым мешая байку раскомпактифицироваться.

Подёргал кабель — тот держался крепко. Если бы было время, он обязательно разобрался бы, в чём дело. Но в затылок дышал Виталик. А сзади доносились крики рассерженных кочевников. Они будут здесь секунд через двадцать, понял Мирон и оглядел пол вокруг байка. Взгляд зацепился за серебристый комочек — его палатку. Значит, рюкзак тоже где-то здесь… Он заметил лямку рюкзака в тот момент, когда подумал о нём. Схватил, встряхнул — кажется, содержимое на месте.

Запустив руку в горловину рюкзака, с выдохом облегчения он нащупал там круглую ребристую рукоять.

На платформу в этот момент запрыгнуло сразу двое кочевников. Выражения их лиц не предвещали ничего хорошего для пленников.

— Еще один шаг — и вы трупы, — сказал Мирон.

Мужики — по правде говоря, такие же подростки, как Виталик — остановились. В полуметре от того, что стоял слева, мягко оседал в траву угол платформы. Гладкий срез выглядел так, словно его отполировали.

Мирон занёс руку для нового удара.

Конечно же, похитители перетрясли все его пожитки. Но меч, подарок профессора Китано, реагировал только на него, Мирона. Для всех остальных это была совершенно бесполезная, непонятная штуковина.