Российская империя, 1905 год. Александр Белозерский, наследник крупнейшей промышленно-торговой империи, молод, красив, баловень судьбы. Вера Данзайр, вернувшаяся с фронта русско-японской кампании – аристократка, подруга императрицы, княгиня. Что между ними общего? Они врачи. Александру предстоит работать под началом Веры в университетской клинике «Община Св. Георгия». История России. История медицины. История любви. Читая захватывающий сценарий, забываешь, что это история. Настолько современны герои и события. Остроумие и афористичность, знание людей, жизненный и клинический опыт, глубинное проникновение в человеческую психологию – всё, присущее прозе Соломатиной, сконцентрировано в «Общине Св. Георгия».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Община Святого Георгия предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
1-Я СЕРИЯ
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОСТИТУТКА.)
Белозерский просыпается рядом с проституткой. Тянется к графину. Взгляд падает на настенные часы — половина девятого. Вскакивает, впопыхах одевается. Кладёт деньги на подушку. Проститутка прячет купюры, не открывая глаз. Он хватает докторский саквояж, вылетает за двери.
(ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОХОЖИЕ.)
Подъезжает экипаж. В салоне: Белозерский, приводит себя в порядок. Экипаж останавливается. Он спрыгивает. Пробегает несколько шагов…
ИЗВОЗЧИК
Барин!
Белозерский тормозит, стукнув по лбу, бегом к карете, забирает из салона забытый докторский саквояж; к извозчику: суёт деньги.
ИЗВОЗЧИК
Я сдачи не наберу!
Белозерский отмахивается на бегу. Извозчик засовывает деньги за пазуху; трогает:
ИЗВОЗЧИК
Легко швыряться, когда не сам заработал. Когда сам — цену знаешь, потому — и счёт!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Белозерский бежит по аллее, ведущей к парадному входу.
(ХОХЛОВ, КОНЦЕВИЧ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)
На койке мечется безногий пациент («фантомник»), в испарине, исподнее и бельё пропотевшие, культи окровавлены. Вокруг — студенты во главе с профессором. Ася накладывает повязки на культи — Концевич ей помогает. Пациент после операции по удалению нагноившейся инкапсулированной шрапнели («шрапнельник») — на соседней койке, с опасливым любопытством поглядывает на происходящее. Прочие пациенты по койкам.
ХОХЛОВ
Классическая фантомная боль, впервые описанная…
Вбегает Белозерский, натягивая белый халат, подхватывает:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
…в тысячу пятьсот пятьдесят втором году отцом военной медицины Амбруазом Паре.…Алексей Фёдорович! Прошу простить!
С почтением кланяется профессору. Хохлов нахмуривается. Но, повернувшись к студентам, делает бровями: вот! Надо знать!
КОНЦЕВИЧ
(тихо, к Асе) Белозерский — выскочка. Студентов спрашивали, не его.
Ася сохраняет «рабочее» лицо. «Фантомник» отталкивает Асю.
«ФАНТОМНИК»
Изверги! Мочи нет!
Студенты, Концевич и Ася фиксируют его. Белозерский достаёт из кармана несессер, собирает шприц, и пока профессор говорит поверх суеты, — делает укол пациенту.
КОНЦЕВИЧ
(К Белозерскому, тихо) Не можешь без помпы!
Белозерский подмигивает Концевичу, добродушен, весел:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Концевич, да будет тебе известно: Белозерские — известные филантропы! Купечество угощает!
Профессор с неодобрением смотрит на инъекцию, но не останавливает. Обращается к студентам:
ХОХЛОВ
Увы, господа! Болевой синдром зачастую ничем не купируется, и приводит к самоповреждениям и алкоголизму. У нижних чинов. У чинов верхних…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
К опиомании и морфинизму.
Белозерский с пустым шприцом в руке — профессор смотрит осуждающе. Белозерский, пожав плечами, обращается к студентам:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
«Казёнка» и хлебное вино дешевле алкалоидов папавер сомниферум.
Пациент стихает. Хохлов к Белозерскому, с упрёком мудрого и опытного наставника:
ХОХЛОВ
И на какие шиши безногий инвалид будет приобретать опий, к которому вы его так любезно собираетесь приохотить по своей безмерной доброте, Александр Николаевич?!
Махнув рукой: «мальчишка!» — обращается к Концевичу, переходя к постели «шрапнельника».
ХОХЛОВ
Дмитрий Петрович!
Все — за ним, кроме Аси — она у затихшего «фантомника», осматривает повязки, поправляет подушку — глядя на него с состраданием. Концевич докладывает у койки «шрапнельника», вытянувшегося под одеялом по стойке «смирно!»
КОНЦЕВИЧ
Прооперирован накануне на предмет нагноения инкапсулированной шрапнели…
Хохлов вопросительно сверкает глазами, указывая на одеяло. Концевич раздражённо бросает в сторону Аси:
КОНЦЕВИЧ
Анна Львовна!
Белозерский уже сам откинул одеяло, обнажив прооперированное бедро. Ася метнулась к койке «шрапнельника».
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ничего, Асенька. Я справлюсь.
Профессор зол на ординаторов, но выплёскивает на студентов:
ХОХЛОВ
Вы, господа, что?! Себя расплескать боитесь, покуда сестра милосердия другим пациентом занята?!
(ВЕРА, ГЕОРГИЙ, 1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, 2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, ПРОХОЖИЕ.)
Оживлённо. Люди прогуливаются, переговариваются. Покупают газеты. Кто рад; кто — саркастично качает головой, осуждая. Слышен смех, гомон. У парапета сидит Георгий — безногий инвалид, низкая ампутация — ниже коленных суставов; полный кавалер Георгиевских крестов, все на груди по уставу; христарадничает.
1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
В Портсмуте заключён мирный договор!
2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
Граф Витте подписал с японцами мирный договор!
Вера — в гражданском мужском платье, выправка военная, руки в карманы, — среди прочих прохожих, видна со спины. Покупает газету у 1-го мальчишки. Он заинтересованно смотрит на неё — но тут же отвлекается на следующего покупателя:
1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
Император лично давал инструкции графу Витте!
Вера идёт дальше с газетой подмышкой. Подходит к Георгию. Достаёт из кармана банкноты. Выпадает пачка папирос. Георгий жадно глядит на пачку. Вера кладёт в фуражку банкноты, поднимает пачку, достаёт одну папиросу — себе, за ухо, под шляпу. Пачку кидает следом за деньгами. Инвалид хватает пачку, вытряхивает папиросу, пачку прячет за пазуху. Хлопает себя по карманам. Вера протягивает в сомкнутых ладонях зажжённую спичку. Он прикуривает, блаженно затягивается. Поднимает голову.
ГЕОРГИЙ
Спаси тебя бог,… барин!
Вера тушит спичку, швыряет в Неву, продолжает прогулку. Георгий смотрит вслед. Пряча банкноты, бормочет:
ГЕОРГИЙ
Ни ты ли под Сяочиньтидзы…
Внезапно бледнеет, хватается за культю. Лицо покрывается испариной. Ощупывает лихорадочно пустоту за культёй — будто нога есть и адски болит. Ведёт себя, как животное, испытывающее приступ ужаса от неосознаваемого. Хватает одну из культей обеими руками и шваркает её оземь.
ГЕОРГИЙ
Да чтоб тебя!
Несколько мучительных секунд борьбы с собой. Достаёт из кармана флягу. Откручивает. Долгий глоток.
(ХОХЛОВ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПЕРСОНАЛ.)
Хохлов шагает широко; Белозерский за ним, лебезит.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Профессор, я…
Хохлов тормозит, разворачивается — нос к носу с учеником. Указывая в сторону палат:
ХОХЛОВ
Ты понимаешь, что эта гадость — не выход! Или ты «фантомникам» опийную курильню на дому устроишь?! Со всеми удобствами!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Что же — выход?!
ХОХЛОВ
Сам хоть отравой не…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Господь с вами, Алексей Фёдорович!
Дошли до кабинета. Хохлов открывает двери… Видит то, что явно не должен видеть Белозерский — резко захлопывает двери и для надёжности прислоняется спиной. Резко меняет тон.
ХОХЛОВ
Иди! Проведи занятие со студентами по десмургии!
Белозерский открыл, было, рот, но Хохлов «в характере»:
ХОХЛОВ
Иди, иди!
Белозерский смотрит на учителя с лёгким недоумением, делает несколько шагов. Хохлов вспоминает, как студенты кривили носы у одеяла «шрапнельника», уточняет вдогонку:
ХОХЛОВ
У гнойных коек! Пусть перевязывают, белоручки!
Белозерский уходит, заинтересованно оглядываясь. Удостоверившись, что он скрылся, Хохлов заходит в кабинет.
(ХОХЛОВ, ВЕРА.)
Хохлов заходит, закрывает дверь. На диванчике лежит Вера, в мужском наряде (как на Набережной), лицо прикрыла шляпой. На груди — развёрнутая газета. Хохлов на мгновение замирает у двери. Вера снимает с лица шляпу, подмигивает ему, пружинисто встаёт; идёт с раскрытыми объятиями — он раскрывает объятия навстречу.
ВЕРА
Старый добрый Алексей Фёдорович Хохлов! Здравствуйте, профессор!
ХОХЛОВ
Княгиня Данзайр! Вера Игнатьевна!
Обнимаются, искренне, крепко. Троекратно расцеловываются. Она — с мужской повадкой.
ВЕРА
Оставьте титулы! Они приводят в трепет разве тех, кто гноя бежит.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК.)
Кравченко стоит, курит. Госпитальный извозчик сидит — тачает упряжь. Выходят Белозерский и Концевич (в гражданской одежде, много беднее и потрёпанней Белозерского). Белозерский достаёт портсигар, протягивает Концевичу — тот берёт. Кравченко кивает на свою папиросу: мерси, уже есть. Госпитальный извозчик занят.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Доброе утро!
Кравченко подносит папиросу — Белозерский прикуривает от тлеющего огонька. Концевич прикуривает сам. Извозчик укололся шилом.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Где ж доброе, будь оно неладно!
Белозерский и Кравченко усмехаются, переглянувшись.
КОНЦЕВИЧ
Я в присутствие ненадолго. Может, земство выбью.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Рано, Митька, земство! Опыта нет. Мы в клинике едва-едва…
Концевич смеряет Белозерского красноречивым взглядом.
КОНЦЕВИЧ
Мне средства к существованию нужны. Не то ещё неопытным ноги протяну.
Уходит, куря на ходу. Белозерский подмигивает Кравченко.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Синдром Раскольникова!
Кравченко отвечает понимающей полуулыбкой.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Не понимаю я про ваши синдромы, а что от нищеты злоба накатывает — то да.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ты ж не злой!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Так я не нищий. Я — бедный! И не из господ. Есть разница! Я, вот, и за санитара, на которого у нас тоже денег нет, могу носилки потаскать. А для благородного пустого чаю самому себе подать — уже оскорбление!
Последнее предложение говорит чуть зло: и его Концевич заедает «иерархией». Белозерский делает Кравченко рожицу: крестьянская, понимаешь, мудрость! Обращается к извозчику:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Да я тебе, Иван Ильич, сколько раз помогал носилки «потаскать»?!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Так щенок, когда заласканный да сытый — он ко всем с радостью кидается.
(ХОХЛОВ, ВЕРА.)
За столом. Пьют чай. Хохлов сердит на себя за бессилие — потому сердится и на Веру.
ХОХЛОВ
Уволь, не могу, Вера! Хочу! Жажду! — но никак. Клиника полностью зависит от власть имущих! Мы на государственном пайке!
Отодвигает стакан, указывает пальцем вверх.
ХОХЛОВ
А ты, как ни крути, теперь поли-ти-ческая! (заводится) Какого чёрта тебе это надо?!
Встаёт. В запале, идёт к окну. Вера усмехается.
ВЕРА
Ладно вам, Алексей Фёдорович. Вы хоть чаем напоили и на себя сердиты, что ученице вынуждены отказать. Другие и на порог не пускали.
Хохлов вздыхает. Меняет тон на мягкий.
ХОХЛОВ
Давно из Москвы?
ВЕРА
Сегодня.
ХОХЛОВ
Могу похлопотать на фабрику, в медсанчасть.
Вера горько усмехается. Хохлов взвивается.
ХОХЛОВ
Всё, Вера Игнатьевна, от твоей неуёмности! У меня тоже сейчас дурак один… Умный! — но дурак!… Отец у него, конечно, помягче твоего. Так и парень — не девка! Вот что ты со своей жизнью сотворила?!
ВЕРА
Не бабой родилась?
ХОХЛОВ
В том-то и дело: бабой, Вера Игнатьевна! Ба-бой! А гонору!.. Ииэх!
Машет рукой.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, АСЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА.)
Кравченко с извозчиком возятся у кареты. Ко входу идут Ася и Матрёна Ивановна, с бельевыми корзинами. Белозерский вышвыривает окурок:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ася, помогу!
АСЯ
Что вы! Я сама!
Он забирает у Аси корзину, пропускает вперёд. Заходит за ней. Матрёна мешкает у двери, охота поворчать. Ставит корзину.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Помощничек сыскался!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Завидки берут, что молодость прошла?
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Варежку разинет — потом горько будет! По дорожке примеривай ножки!
Вздыхает. Берёт корзину, толкает дверь.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Чем Асе Концевич не угодил? Сохнет по ней.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
От них самих всё живое усохнет, от Митрий Петровича нашего!
Матрёна Ивановна, метнув взгляд в извозчика, заходит в клинику. Кравченко неодобрительно нахмурился реплике Матрёны о Концевиче.
(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)
«Фантомник» в забытьи, периодически конвульсии по телу. «Шрапнельник» пытается уснуть. Ходячие пациенты играют в шахматы на свободной койке. Кто без руки, кто без ноги, с костылями. Азартно. Приглушенно комментируют: «ты пешку про… это самое! Как император — Цусиму!..», «без рук, без ног — ни крестьянин, ни пролетарий! Ситуация патовая… Спасибо министрам и государю!»
Открывается дверь — пациенты настораживаются. Входит Белозерский — расслабляются: «добрый доктор», любимец публики.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ещё раз: здравствуйте!
Нестройное: «Здравия желаем!», «И вам не хворать!» Салютуют, кто костылём, кто культёй руки. «Шрапнельник» приподнимается на локте. Белозерский подходит к нему. Разговаривая, кидает пристальные взгляды на «фантомника».
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ш-ш-ш! Лежи, лежи!
Достаёт из кармана шрапнель, даёт пациенту:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Сувенир!
Пациент берёт с опаской, с детским любопытством, с уважением.
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Ишь! Япона мама! Год во мне тихонько сидела, а тут, значит, добить решила! Врёшь!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Мы её вовремя обезвредили! Так что хочешь — утопи, а хочешь — в красный угол поставь.
Пока пациент вертит шрапнель в руках, Белозерский откидывает одеяло, разматывает повязку на бедре, — и когда он один с пациентами, он внимательнее и серьёзней, чем при публике.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Хорошо, хорошо… Рана дренируется.
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Вы по-русски, господин доктор!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Гной наружу вышел. Сухо. Без повязки пусть — быстрей заживёт.
«ШРАПНЕЛЬНИК»
И не болит совсем. Два дня тому думал всё, взорвётся нога! Уж так распёрло…
Неловко мнётся. Набирает воздуха:
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Жена приехала, дурында! Покос, а она… Я фабричный, у Мельцера. Баба — в деревне.
Лопоча, тянется к тумбочке. Положил на тумбочку шрапнель.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Достану, чего надо-то?
Нагибается, ему сподручней. В тумбочке в чистом полотне что-то завёрнуто. Достаёт. «Шрапнельник» выпаливает, смущаясь…
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Не побрезгуйте! Сама пекла!
Кланяется благодарно, насколько это возможно из положения лёжа. Совсем смущается. Белозерский разворачивает. Большой красивый каравай. Молодой ординатор ведёт себя тактично и уместно, понимая: от души. Смачно втягивает запах хлеба. По-мужски умиляется. Даритель расслабляется. Смелее вдогонку:
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Там… Полугар! Отборнейшая рожь! Сама гнала!
Снова тумбочка — бутыль самогона. Присвистнув:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ох ты!
Хлеб, бутыль. Пациенты смолкают. Белозерский отставляет каравай и бутыль, быстро выходит из палаты. «Шрапнельник» растерян. Реплики пациентов: «Сдаст профессору!», «Сашка не такой!», «Без царя в голове наш лекарь!»
(МАТРЁНА ИВАНОВНА, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК.)
Матрёна Ивановна стоит, в небо глядит. Извозчик — сидит, руки заняты делом, но вслед за Матрёной смотрит вверх.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Чего выглядываешь? Вёдро.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Именно что «вёдро». Пусто там!
Извозчик, тайком перекрестившись, спокойно:
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Злая ты, Мотя.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Долго доброй была. Вся и вышла.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Ты ж Аську любишь. Чего шпыняешь?
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Того и шпыняю!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, ВЕРА.)
В дальнем конце: из клиники на выход идёт Вера. Белозерский несётся по коридору, навстречу ему — Ася с кружкой Эсмарха. Налетает на неё, хватает за плечики. Она ахает.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ася!
Нежно смотрит ей в глаза. Она тает.
АСЯ
Да?!… Да?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Минутку на посту. Часовым, Асенька!
Увлекает её за собой.
(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Пациенты вернулись к шахматам. Лица разочарованные. «Шрапнельник» в беспокойстве. Вносится Белозерский, прикрывает дверь. Взоры — к нему.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Быстро вздрогнем, где же кружки?!
Одобрительный гомон. «Вот, это дело!». Скачут с костылями к койкам, берут кружки с тумбочек/из тумбочек, стягиваются к кровати «шрапнельника». Белозерский открывает презентованную бутыль. Скоренько воровато всем разливает.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
За веру, царя и отчество!
С глухим аккуратным стуком сдвигают кружки.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
И: за себя и своих!
Выпивают. Жадно смотрят на каравай.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Угощайтесь!
Первым отрывает кусок, занюхивает. Передаёт каравай дальше. Все по кругу рвут/занюхивают/закусывают.
(АСЯ, КОНЦЕВИЧ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Ася у дверей палаты. Тревожна, прижимает кружку Эсмарха. Идёт Концевич. Подходит к Асе. Ей с ним неуютно.
КОНЦЕВИЧ
Ася…
Из палаты высовывается Белозерский. У Аси личико умоляющее.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Митька! Быстро обернулся. Выбил земство?
КОНЦЕВИЧ
Нет вакансий.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Что бог не положит, всё к лу… Асенька!
Белозерский чмокает её в щёчку — совершенно по-братски, но она вспыхивает. Отбирает у неё кружку Эсмарха.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Моментально!
Ася остаётся с пустыми руками, нервничает, оглядывая коридор. Ей стало ещё неуютней с Концевичем.
КОНЦЕВИЧ
Анна Львовна, могу я надеяться… Как-нибудь…
Ася пошла пятнами. Концевич сугуб, отлично понимает: Ася предпочла бы не слышать его предложений, чем быть вынужденной отказать. Со стороны приёма шум, заполошный бабий вой, крик персонала: «Доктора!» Концевич, поклонившись, быстро уходит. Ася с радостью выдыхает; тут же стыдится своего малодушия.
(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)
Белозерский с кружкой Эсмарха у кровати «шрапнельника». Поднимает крышку кружки. Нюхает. Чисто!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Спасибо Фридриху Августу фон Эсмарху за великолепную тару!
Переливает из бутыли немного в кружку Эсмарха. Оценивает насупленные/просительные взгляды. Подливает ещё чуть. Строго:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Всё!
Закрывает кружку Эсмарха. Прячет в тумбочку. Берёт бутыль. Отправляется на выход из палаты.
(АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Белозерский высовывается из дверей палаты. Вручает Асе бутыль.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
В перевязочную!
АСЯ
А кружка?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Использована по неотложным жизненным показаниям! Благодарю за службу!
Он — обратно в палату. Ася делает книксен закрывшимся дверям.
АСЯ
Рада стараться, Александр Николаевич!
Вздох облегчения. Счастливая улыбка. Удаляется, пританцовывая.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)
Пациенты занимаются своими делами. Белозерский сидит на краю койки «фантомника», откинув одеяло, изучает состояние окровавленных культей. Сосредоточен, погружён в мысли. Проводит по передней поверхности верхней трети бедра — «фантомник» вздрагивает даже в опийной отключке. «Шрапнельник» замечает, с состраданием комментирует:
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Я-то — что! Хромой слегка. А он, бедолага…
Сочувственно качает головой. Белозерский в размышлении.
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Ног нет — а болят. Вот ведь!
(ГЕОРГИЙ, ВЕРА, ПРОХОЖИЕ, ЗЕВАКИ.)
Георгий пьяный. Злой. Потирает ноющие культи. Смотрит в проходящие штиблеты и дамские ботиночки, штаны и юбки.
ГЕОРГИЙ
Гуляют господа и дамы, мать их за ногу! Ногами гуляют!
Подходит Вера, в мужском платье. Присаживается на корточки, осматривает Георгия. Он фокусирует взгляд на ней.
ГЕОРГИЙ
Я тебя хорошо помню! Уж лучше б ты меня умирать оставила, чем обрубком сделала!
Вера перебивает, кивая на его руки (очень мускулистые):
ВЕРА
Руки-то целы.
Садится по-турецки, закатывает на правой рукав:
ВЕРА
Схлестнёмся?
Георгий язвительно усмехается:
ГЕОРГИЙ
С бабой?!
ВЕРА
С бабой, с бабой!
Достаёт из кармана купюры, ставит на кон.
ГЕОРГИЙ
Я что поставлю?! Те, что утром подали, ваше высокоблагородие, уже того-с, в кости проиграл.
ВЕРА
Свою жизнь.
ГЕОРГИЙ
На что вам моя жизнь?
ВЕРА
Тебе всё равно больше ставить нечего.
Жадный взгляд Георгия на купюры. Скептический — на руку Веры: она уже поставила наизготовку.
ВЕРА
Бабы боишься? Или жизни жалко?
ГЕОРГИЙ
Япошек не боялся, и жизни никогда не жалел!
Взяла «на военно-патриотическую» и самцовую гордость. Он ставит руку. Вера жестом: момент! — снимает шляпу, встряхивает волосами. Это привлекает внимание публики — женщина! Вера поставила руку. Схлестнулись в нешуточном армрестлинге. Георгий хрипит, давит (агрессивная мужицкая манера) — Вера спокойно-сосредоточена (профессиональный боец). Вокруг собираются зеваки…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)
Шрапнельник с сочувствием наблюдает размышляющего доктора.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Природу фантомной боли величайшие умы понять не могут!
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Чего ж тут понимать! Глаза могилку видят, крест на ней. Голове растолковать могу, что сыночек наш у боженьки, хорошо ему в раю! Но сердце-то — ножом…
«Шрапнельник» сглатывает комок, глаза на мокром месте… Белозерский подскакивает.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Как сказал?!
«ШРАПНЕЛЬНИК»
У престола Господня праведники…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Нет-нет! То есть — да. У престола, конечно же…
Расхаживает по палате, бормочет:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Глаза видят… Голове растолковать могу… Глаза видят… Дорогой ты мой!
Подходит, целует «шрапнельника» в макушку. Глядит на пустоты на месте голеней под одеялом «фантомника», бормоча:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Глаза НЕ видят — растолковать НЕ могу.… Надо, чтобы глаза УВИДЕЛИ!
Несётся на выход. Тормозит, разворачивается, на ходу доставая бумажник, из него купюры, суёт под подушку «шрапнельнику».
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Не побрезгуй! Сам со счёта снимал!
«ШРАПНЕЛЬНИК»
Господь с вами, вашбродь!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
За идею! Максимально простая идея — ценнейшее для величайших умов!
Уносится из палаты, оставив «шрапнельника» в недоумении.
(ВЕРА, ГЕОРГИЙ, 1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, 2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, ЗЕВАКИ, ПРОХОЖИЕ.)
Вера (спокойная, концентрированная) и Георгий (красный, пыхтит, потный) застыли на медиане. Кажется, что преимущество на его стороне, вот-вот — И!.. Вокруг толпа зевак. Мальчишки-газетчики. Кто-то свистит. Георгий собирается с силами, рычит, сейчас положит… Но Вера одним концентрированным движением кладёт его. Зеваки разочарованно ахают. Расходятся. 1-й мальчишка отдаёт 2-му монету, сплёвывая под ноги:
1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
Тьфу! Бабу положить не смог!
Зеваки расходятся. Георгий — унижен. Вера собирает волосы, надевает шляпу; забирает деньги, оставив одну купюру. Протягивает Георгию руку для пожатия — он взгляда не поднимает, руки не подаёт.
ВЕРА
Как хочешь, но уговор дороже денег!
Левой рукой хватает его правую руку — пожимает насильно. Говорит тихо, со значением, слышит только он:
ВЕРА
Баба этими руками волокла под огнём с поля боя на левом плече генерала Гурко, на правом тебя, не для того, чтобы…
Резко отпускает его ладонь — он откидывается от неожиданности. Она отстраняется. Говорит громко, командно, но без страсти:
ВЕРА
До вечера. Приду — чтоб здесь был!
Встаёт. Видит оставшихся зевак, пренебрежительно-укоризненно смотрящих на Георгия.
ВЕРА
Расходимся, дамы и господа! Ножками-ножками!
Распихивает в спины, даёт пинка по филею задержавшемуся 1-му мальчишке-газетчику.
ВЕРА
Кыш отсюда!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Несётся, скороговоркой бормоча под нос.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Голове растолковать могу. Могу растолковать — могу обмануть. Могу обмануть — могу растолковать. Надо, чтобы глаза увидели…
(АСЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Пьют чай.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
В Сашку Белозерского влюбилась?!
Ася заливается краской.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Не доведёт до добра.
АСЯ
Зачем вы! Александр Николаевич не такой…
Без стука вносится Белозерский. Ася роняет чашку. Вдребезги, чай разливается по полу. Она багровая, наклоняется собирать осколки.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Штаны! Дамы, нужны штаны и ветошь!
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Господи! Заполошный!
Он хватает Асю под локоток.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Пойдём скорее! Поможешь мне со штанами!
Вытаскивает её из сестринской. Матрёна прибирает осколки.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Пол прибрать — это не по нам! Мы помчались доктору со штанами помогать! Ой, негоже!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)
«Фантомник» в отключке. Белозерский и Ася хлопочут над ним. Одеяло откинуто. Надели на него «господские» брюки. Теперь у пациента есть «ноги». Белозерский поправляет ремень; брючины, набитые ветошью. Критично осматривает. Ася суетлива, настороже. Пациенты с коек наблюдают, не понимая, что за блажь у доктора — приделывать несчастному тряпичные «ноги».
АСЯ
Алексей Фёдорович не одобрит…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я врач. Вы — сестра милосердия. Выполняете мои распоряжения, с вас взятки гладки!
Тут до Белозерского доходит: «что здесь не так-то!». Скидывает штиблеты, приставляет к набитым ветошью брючинам. Фиксирует. Выглядит, как будто мужчина прилёг отдохнуть на койку в обуви. Александр достаёт несессер и в течение реплики собирает шприц, из крохотного флакончика набирает жидкость.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вытяжка из крови надпочечных вен собаки! Анна Львовна, вы читали работы Альберта фон Кёлликера о волшебных свойствах крошек-органов?
Ася отрицательно качает головой, глядя на Белозерского, оставшегося в носках, с суеверным ужасом.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Бог не выдаст, свинья не съест!
Вкалывает пациенту адреналин внутрикожно, в латеральную поверхность верхней трети предплечья. Ася мелко крестится. Отложив шприц на тумбочку, Александр удерживает голову пациента так, чтобы тот, очнувшись, увидел фальшивые ноги. Пациенты затаили дыхания. «Шрапнельник» крестится размашисто. «Фантомник» открывает глаза…
(МАТРЁНА ИВАНОВНА.)
Бежит к кабинету профессора. Формально стучит, забегает… Хохлова нет, одёжный шкаф нараспашку — одна из вешалок валяется на кушетке, на ней только фрак, брюк нет. Оглядев, Матрёна неодобрительно качает головой, выбегает из кабинета.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, «ФАНТОМНИК»,»ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)
«Фантомник» потный, учащённое дыхание — эффекты адреналина. В сознании. Молча смотрит на «ноги» широко раскрытыми глазами, ошарашен. Белозерский — Месмером, магнетизёром, нагнетая гипнотический флюид:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Видал?! Р-р-раз! — и ноги! Смотри!… Хочешь — ногу на ногу закинь!
Делает «закидон ноги на ногу» вручную.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Внимательно! Гляди!
Запрыгивает к пациенту в койку, ловко укладывается рядом. Так же закидывая ногу на ногу, как и тряпичные закинуты. Руки — вальяжно за голову. «Фантомник» ничего не понимает, стрессует, чуть пододвигается от доктора.
(ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, МАТРЁНА ИВАНОВНА.)
Извозчик лежит под каретой. Кравченко сидит у кареты на корточках. Туда же заглядывает Хохлов.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Я, Лексей Фёдорович, специально позвал посмотреть. Раму надо менять!
ХОХЛОВ
Да я тебе и так верю! Где ж я ту раму возьму?!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Где взять — я знаю. Вы денег дайте.
ХОХЛОВ
Ритор!
Кравченко отмечает реплику едва заметной улыбкой.
ХОХЛОВ
Владимир Сергеевич, вы руководите бригадой! Чтобы они меня почём зря…
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Они! Вот тебе, Иван Ильич, ты уже и «они»! И «почём зря»!
Не успевает извозчик разобидеться, выбегает Матрёна:
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Алексей Фёдорович! Опять ваш Белозерский!
ХОХЛОВ
Что «опять ваш Белозерский»?!
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Известно что! Чудит!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)
Белозерский лежит на койке рядом с «фантомником», остальные — наблюдают с интересом, Ася и «шрапнельник» — затаив дыхания.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Старые товарищи, лежим на берегу, шевелим пальцами! Дамочек приглядываем…
Шевелит пальцами, не прекращая тараторить.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ты, неженка, песок не жалуешь, так штиблеты не снял! А пальцами мы оба шевелим! Давай, шевели!
Крупно: пальцы Белозерского. Затем — ботинки. После — вместе. Просветляющееся и растягивающееся в улыбке лицо пациента.
«ФАНТОМНИК»
Шевелю! Шевелю пальцами!
Белозерский счастлив. Ася смеётся. Пациенты радуются, слышны одобрительные возгласы «ай, маладца Николаич!», смешки… Пациенты аплодируют, Ася хлопает в ладоши. Все радуются за «фантомника», переставшего испытывать чудовищную боль.
«ФАНТОМНИК»
Шевелю…
(ХОХЛОВ, МАТРЁНА ИВАНОВНА.)
Хохлов размашисто шагает, за ним семенит Матрёна, кивая.
ХОХЛОВ
Неслыханное!.. Неслыханная!.. Ты ему — вдоль! — он тебе — поперёк!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ХОХЛОВ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, ПАЦИЕНТЫ.)
Поступью Командора — Хохлов, грозен, возмущён; за ним — мелким бесом Матрёна. Белозерский — безмятежен, чувствует себя победителем. «Фантомник» на подъёме, в эйфории.
«ФАНТОМНИК»
Шевелю пальцами!
Пациенты осекаются, замолкают, оседают на койках. Ася облетает с лица. «Фантомник» не чувствует треклятой боли, — и это для него важнее всего, он не напуган явлением профессора, ему сейчас хоть сам чёрт явись. Белозерский, театрально выждав, покрасовавшись триумфом, выпрыгивает из койки, направляется к Хохлову.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Профессор, простите! Я взял ваши брюки!… Но изобрёл способ купировать приступы фантомной боли!
У Хохлова ноздри раздуваются. Строго, холодно:
ХОХЛОВ
Прошу вас пройти ко мне в кабинет!
Белозерский, приложив руки к груди и поклонившись аудитории, — следует на выход за Хохловым, в носках, чуть приплясывая от переполняющей его радости. Оглядывается, подмигивает публике. «Фантомник» не испытывает боли, счастлив:
«ФАНТОМНИК»
Я их чувствую! Ноги! Не болят!
Оборачивается Хохлов, мимо прозрачного для него сейчас Белозерского, с сострадающим лицом смотрит на «фантомника». Обращается к Асе, тихо:
ХОХЛОВ
Анна Львовна, не дайте пациенту прикоснуться к вашим… декорациям!
Ася испуганно кивает, чуть приседая в книксене.
(ХОХЛОВ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Белозерский — в носках, — «скромным победителем» стоит в уголку, поддакивает смиренно-иронично. Хохлов расхаживает, размахивает руками, говорит на повышенных тонах. В ярости.
ХОХЛОВ
Вы думаете, до вас сообразительные люди не рождались?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Рождались, профессор.
ХОХЛОВ
Вы считаете, прежде никогда не размышляли, как победить фантомную боль?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Размышляли, профессор.
ХОХЛОВ
Вы полагаете, никто не был таким же дураком, как вы?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Был, профессор.
Хохлов осекается, резко тормозит, свирепо смотрит на ученика. Коротенькая немая сценка, на протяжении которой у Белозерского — ангельские глазки. Следующая реплика — тише и ворчливо.
ХОХЛОВ
Парадные портки ещё взял! Мне вечером в театр…
Машет рукой. Белозерский, поняв, что вожжи ослабли, гнев иссяк, говорит горячо, с воодушевлением:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Алексей Фёдорович, сработало же! Я нигде о таком не читал…
ХОХЛОВ
Потому и не читали, молодой вы идиот! Потому-то и не читали, что не работает!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Но вы же сами видели — боль ушла!
ХОХЛОВ
Мой мальчик, это фокус! Трюк! Вы бы малышу подсунули сложенную обёртку, в которой нет конфетки?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Бог с вами, профессор! Я слишком взрослый для подобных глупостей…
Обрывается. До него доходит, что именно подобную глупость он и совершил. Профессор, вздохнув:
ХОХЛОВ
То-то же… Малыш расплачется, обнаружив фальшивку — и только.… Нейрофизиология — не ярмарочный балаган! Мозг — не малыш. Наш мозг — монстр! Когда он сообразит, что его подло надули — отомстит вдвойне! Втройне! Вдесятеро!
Белозерский похож на ребёнка, которому открылись несправедливости мира и его собственное бессилие. Мимолётный невербальный этюд: профессор — и сердится, и жалеет ученика…
ХОХЛОВ
Медицина — это прежде всего ответственность! Теперь из-за ваших вытяжек мы… Главное — пациент!
Тяжело вздыхает, обречённо махнув рукой в сторону палат.
(АСЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, КОНЦЕВИЧ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ХОХЛОВ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)
«Фантомник» глухо ревёт, мечется по кровати, фальшивые «ноги» смяты, штиблеты раскиданы по полу. Студенты, Концевич, Ася и ходячие пациенты — удерживают его. Матрёна набирает шприц.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Салфетку!
Концевич всовывает марлевую салфетку между зубами «фантомника».
КОНЦЕВИЧ
Белозерскому всё сходит с рук.
Ася слышит, смотрит осуждающе. Она ничего не должна говорить докторам, но не выдерживает.
АСЯ
Зачем вы так. Александр Николаевич хотел как лучше. Он хотя бы попробовал!
Концевич отвечает с двусмысленной ухмылкой:
КОНЦЕВИЧ
То-то теперь хорошо. После того как Александр Николаевич попробовал!
Ася пунцовеет. Входят: Хохлов, за ним понурый Белозерский.
ХОХЛОВ
Фиксируйте простынями! Наркотик — не раньше, чем через час! Убьём!
Студенты вяжут пациента к кровати двумя широкими свёрнутыми простынями. Белозерский идёт к стене, прислоняется спиной, сползает в отчаянии. Сидит, уронив голову на колени и накрыв руками. К его ногам с резким стуком падают штиблеты. Он поднимает мокрое лицо. Хохлов с выражением «обуйся, ты же врач, а не шпана!», грозно шипит:
ХОХЛОВ
Наделал делов — разгребай! А не товарищи за тебя!
Белозерский обувается. Хохлов делает несколько шагов на выход. Возвращается. Поднявшемуся Белозерскому в лицо, тихо:
ХОХЛОВ
Всегда сохраняй присутствие духа. И… И не сметь раскисать при неудачах!
Ася сострадает пациенту, но и на Белозерского кидает украдкой полный сочувствия взгляд. Которого он не замечает.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, ГОРОДОВОЙ, ГРУЗНЫЙ МУЖЧИНА, ПРОХОЖИЕ.)
Светлый вечер. Гуляют хорошо одетые дамы и господа. Прохаживаются всякие. Экипажи, лошади… Белозерский бредёт в печали, сосредоточен на своих ощущениях, в руке — докторский саквояж. Никого и ничего не замечает. Идёт лицом на камеру. Навстречу Белозерскому — Вера. Она косится на докторский саквояж — Белозерский не обращает на неё никакого внимания. Расходятся. Вера идёт к месту инвалида Георгия — пусто, его нет. Звук выстрела. Ржание лошадей. Люди — врассыпную. Разъезжаются экипажи. Свисток городового. Белозерский встрепенулся. Шум позади него. Кидается на шум. Белозерский бежит. Впереди него лихо, собранно по-мужски бежит Вера. Они стремглав несутся к единственному, оставшемуся на Набережной экипажу, с распахнутой дверцей. Лошади свечат, хрипят. Городовой ловит их под уздцы, удерживает, тпрукает, снова — за свисток. Из раскрытой дверцы экипажа сползает грузный мужчина, с огнестрельным ранением в грудь, кровавое пятно стремительно расплывается по одежде. Вера — на месте первой. Грузный мужчина хватает её за рукав пиджака. Хрипит:
ГРУЗНЫЙ МУЖЧИНА
Дочь! На руках сидела…
Вера моментально в экипаж. Грузный мужчина оседает на тротуар. Землистый цвет лица. С облегчением закрывает глаза.
(ВЕРА, СОНЯ.)
Соня, девочка семи лет, без сознания, в белом платьице, сжимает в кулачке плюшевую собачку, по лифу платья разливается алое пятно. Вера моментально решительно рвёт лиф платья до пояса.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ГОРОДОВОЙ, ГРУЗНЫЙ МУЖЧИНА, ВЕРА, СОНЯ.)
Белозерский присел у грузного мужчины, под которым натекает лужа крови. Щупает пульс. Пульса нет. Мужчина мёртв. Городовой свистит. Вера пятится из экипажа. На сгибе «плечо-локоть» левой руки у неё Соня в окровавленном платье. Белозерский к ней, восклицая:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я — доктор!
На секунду осекается — перед ним красивая женщина в мужском платье. Но кроме того: указательный палец правой руки женщины — погружён в рану на груди девочки!(В верхней трети грудины, лёгочная аорта до бифуркации.) Лиф платьица — свисает кровавыми лохмотьями. Белозерский моментально «фотографирует» лицо Веры: узнал звезду военно-полевой хирургии русско-японской кампании.
ВЕРА
Лёгочная аорта! Пневмогемоторакс! Ближайшая больница!… Не успеть!
Белозерский сообразил, залихватски свистит, перекрывая трели городового. В руке, выброшенной резко вверх, зажаты ассигнации. Кулачок Сони разжимается, плюшевая собачка падает в лужу крови, натекающую под грузным мужчиной.
Подкатывает пролётка. Вера с Соней на руках вскакивает в экипаж. Белозерский вспрыгивает на козлы к извозчику, суёт деньги.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Лихо домчишь — все твои!
Извозчик лихо с оттяжкой стегает лошадей. Укатывают.
Лошади оставшегося экипажа всхрапывают, перебирают ногами. Мёртвый мужчина неподвижен в тёмной луже. Городовой устал свистеть. Никто не появляется. Он всплескивает руками, крутится. Смотрит на козлы экипажа.
ГОРОДОВОЙ
Кучер-то куда подевался?! Девчонку кто уволок? Что я сыскным скажу?!
Выражение лица: «мать твою!»; с новой силой свистит.
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
Мраморная лестница, зеркала, канделябры. В полукресле, сложив вытянутые ноги крестиком, устроился лакей Василий, читает Гоголя, «Ревизор». Дверной звонок. Василий неспешно закрывает книгу, обозначив место закладкой. С достоинством встаёт, кладёт книгу на кресло, одёргивает обшитый галуном фрак. Идёт к двери, не торопясь. Открывает.
Входит Белозерский-старший. В руках у него газеты-письма-бумаги.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Здравствуй, Василий Андреевич!
Лакей Василий помогает снять ему лёгкое пальто.
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Добрый вечер, Николай Александрович!
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Александр Николаевич появлялся?
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
С позавчерашнего вечера не изволили…
Врывается Белозерский. Придерживает дверь. Входит Вера с окровавленной Соней, которую она удерживает на плечевом-локтевом сгибе левой руки, указательный палец правой руки — в ране на груди: как приняла — так и несёт.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Наверх и направо!… Привет, Васильандреич! Папа!
Вера: вверх по лестнице. Белозерский клюёт отца в щёку.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Позволь представить тебе… потом!
Взбегает вслед за Верой.
Василий невозмутим. Белозерский-старший свирепеет.
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Вот и Александр Николаевич пожаловали. К ужину.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Да что ж такое-то!
Швыряет на пол газеты-письма-бумаги. Пинает полукресло Василия. Оно падает. «Ревизор» отлетает в сторону. Белозерский-старший поднимается по лестнице. Василий невозмутимо поднимает газеты-письма-бумаги; книгу; стул.
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Так-то оно, конечно, так. Но Гоголь-то в чём виноват?
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
Белозерский у ящиков с инструментами. Вера осторожно спускает Соню с левой руки на операционный стол, указательный палец правой — в ране груди.
ВЕРА
Набор на грудную полость!
Он уже достал деревянный ящик с нужными инструментами.
ВЕРА
Эфир!
Он демонстрирует набранный шприц с морфием, она кивает.
ВЕРА
Лучше, да!
Он колет Соне в шею, в область каротидного синуса. Во время происходящего Вера НЕ вынимает палец из раны — если она вынет палец — Соня моментально истечёт кровью, палец Веры перекрывает артерию. Белозерский становится на место ассистента, сняв и отшвырнув пиджак, сдёрнув жилет.
ВЕРА
Стернотом!
Он заносит стернотом над детской плотью, но на мгновение замирает.
ВЕРА
Давай! У девчонки нет времени на твои (иронично-раздельно) психологические барьеры! Вскрывай! Разрез одномоментно!
Белозерский вскрывает грудную полость, обходя палец Веры.
ВЕРА
Ретрактор!
Он немедленно вставляет и раскручивает ретрактор.
ВЕРА
Шить артерию!
Белозерский подаёт иглодержатель с уже заправленной нитью, тончайший кетгут. Вера ЛЕВОЙ рукой, удерживая указательный палец правой в ране, начинает шить артерию «на пальце»…
ВЕРА
Быстрый мальчишка… Откуда такая роскошь на дому?
(ГОРОДОВОЙ, ГРУЗНЫЙ МУЖЧИНА, ПОЛИЦЕЙСКИЕ, ПРОХОЖИЕ.)
У трупа грузного мужчины полиция. Один из полицейских держит лошадь расстрелянного экипажа. Другому полицейскому городовой что-то рассказывает, сдвинув фуражку на затылок, размахивая руками. Кругом зеваки, полиция их разгоняет.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Белозерский-старший в волнении расхаживает по кабинету. Стены увешаны рекламными плакатами шоколада и конфет, почётными грамотами, дипломами и прочими свидетельствами побед на профессиональных фронтах. Останавливается у стены с фотографиями: отдельный уголок, семейный. Смотрит. Успокаивается. Взгляд его теплеет. На фотографиях: он молодой с беременной женой. Вот его жена в гробу. Он рядом с гробом, с новорождённым в нарядном кружевном конверте, на руках. С маленьким сыном, ещё не заслужившем «право на штаны», в девчачьем наряде. Совсем маленький — лет трёх — Саша Белозерский уже в брючном костюмчике, — становится ясно: Белозерский-младший — настоящий мужской характер! С самого детства… Берёт с панели фотографию жены — юной. Целует. Ставит на место. Идёт к углу с иконой. Горит лампадка. Крестится. Кланяется. Идёт к рабочему столу. Садится. Пододвигает деловые бумаги, просматривает, ворча:
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Сашка, Сашка… Кому дело передам?! Не выйдет из тебя императора кондитеров, «шоколадного короля» России. Женился бы! Внука мне поставил!.. (наткнулся на деловое в бумагах) Поставщики какао-масло задерживают!
Хватает трубку телефонного аппарата, стоящего на столе…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
Вера без пиджака. Белая рубашка по левому рукаву и спереди вся залита кровью, правый рукав и плечи — пятнами. Накладывает швы на кожу. Диалог — не поднимая голов, и не глядя друг на друга! Разве мельком. Хирурги смотрят на операционное поле!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вы не похожи на фото в газетах. Не представлял, что глава полевой военно-медицинской службы так сногсшибательно красива!
ВЕРА
А кто похож?… Война закончилась! Я всего лишь… Как же вы меня узнали?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
… только вряд найдёте вы в России целой… что-то там, парам-парам… ног…
ВЕРА
Три… Три пары! Стройных женских ног.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
И одну женщину-хирурга. Первую и единственную! Тампонада лёгочной артерии, дренирование перикарда — ваши методики…
ВЕРА
(резко окорачивает) Хватит!… (спокойно-сожалеющим тоном а-ля профессор Преображенский) Всё равно умрёт! Слишком долго…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ.)
Василий входит с подносом с кофе. Ставит на стол. Белозерский-старший вроде безразлично, но немного искательно:
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Василий… Кто с Александром Николаевичем?
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Женщина в мужском платье и окровавленная девочка.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Умник!…Васильандреич, а пойди, посмотри…
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Молодой барин не велят, если сами-с не зовут.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Я тебе приказываю! Я!
Лакей Василий отрицательно качает головой.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Ёлки-палки, зелёные моталки! В собственном доме!
Отшвыривает бумаги. Встаёт. Смотрит просительно на Василия. Тот: без эмоций. Старший, махнув лапой, выходит из кабинета.
Василий подходит к книжным полкам. Изучает корешки. Выбирает «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина. Вынимает. Листает. Начиная читать на ходу, идёт к двери.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Александр у стола, крутит ручку телефона. Соединение.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Барышня! Соедините с госпиталем Община Святого Георгия.
(ВЕРА, СОНЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
На груди девочки (без сознания) повязка. Вера со скептической миной экзаменует пульс на каротидном синусе. Отходит от стола. Ахает от страшной боли в пояснице, сгибается пополам, делает шаг, хватается за процедурный столик, ложится на него грудью. Мученически стонет. Входит Белозерский, плотно прикрывая дверь.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Сейчас больничная карета… Что случилось?!
ВЕРА
Ишиас! Вправить позвонок!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я… Я не… Не умею.
ВЕРА
Становись позади меня! Руки на крестец!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Решительно идёт по коридору. Подошёл к двери. Подрастерял решимость. Мнётся в нерешительности. Собирается постучать — передумывает. Лицо из умильно-растерянного становится нахмуренно-строгим.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
В собственном доме!
Решительно толкает дверь.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Белозерский-старший крадётся по кабинету-приёмной.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
Вера лежит грудью и животом на столике. Белозерский массирует ей крестцово-поясничную область, стоя позади неё. У обоих ноги — «на ширине плеч». «Фронтальный вид». Создаётся впечатление, что они совокупляются. Режим массажа «фрикционный». Он массирует сильно — её тело поддаётся вслед его движениям вперёд-назад.
ВЕРА
Сильнее! О-о-о! Да! Так! Кверху! Основанием дави на низ! Чувствуй плоть!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Старший у двери. Поднимает руку — постучать. Опускает. Прикладывает ухо к двери — ничего. Отличная звукоизоляция. Несмело стучит.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
ВЕРА
Проникай глубже! Синхронизируй нервные токи! Консолидируй энергию! Ты и я — одно!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вера Игнатьевна, я сейчас…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Белозерский-старший стучит требовательно — без ответа. С выражением лица «в собственном доме!» — он с сердитой решимостью толкает тяжёлую дверь. Она не заперта и легко поддаётся. Он заходит…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, СОНЯ.)
…и видит событие во всей красе фронтального вида. Отцу кажется, что сын жарит прекрасную незнакомку в операционной, на процедурном столике. Старший замирает, раскрыв варежку, стараясь не смотреть на происходящее, и на бесчувственную девочку, лежащую на операционном столе.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
… раздавлю! Расплющу! Полома — а-а-ю-у-у!
ВЕРА
Да! О-о-о! Ещё!
Александр замечает отца. Краем глаза-сознания присутствие уловила и Вера. Она пытается сделать приветственный жест рукой. Но руками держится за противоположный край процедурного столика. Так что попытка не удаётся/одновременно же она командует:
ВЕРА
Не смей останавливаться! Иначе — с начала!..
Не останавливая жёсткую процедуру вправления позвонка, Белозерский выговаривает через паузы, стараясь быть светским:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Папа! Позволь! Представить! Тебе! Княгиню! Данзайр!
Вера стонет. И её протяжное «аааа» совпадает с озвучиванием её фамилии — при характерном хрусте ставшего на место позвонка.
ВЕРА
Д-а-а! Ты великолепен! О-о-о! Боже мой, ноги отнялись. О, благодарю…
Вера обессилено сползает на пол, договаривает лёжа. Александр бережно помогает «упасть». Вера на спине, раскинувшись, блаженно-бессмысленно глядит в потолок, с наслаждением постанывая. Она растрёпана, расхристана, на ней — окровавленная мужская рубаха, портки чуть приспущены. Александр тяжело дышит. Вспотел. Обращается к отцу:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Это не то, чем могло показаться!
Отец и сын смотрят друг на друга. Александр шутливо отмахивается. Вера блаженно роняет голени на разные стороны.
ВЕРА
На войне оперировала сутками. Спину сорвала… Папироски не найдётся?
Белозерский-старший достаёт портсигар, раскрывает, нагибается; он хоть и слегка очумел, но галантный мужчина. Пристально смотрит на Веру. Протягивает портсигар.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Разрешите отрекомендоваться, ваша светлость…
Вера берёт сигарету из портсигара.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
…Николай Александрович Белозерский. Купец первой гильдии.
Вера салютует двумя пальцами с зажатыми между ними сигаретой, будто у форменной фуражки. Александр став на одно колено, подаёт ей огоньку. Она со вкусом затягивается. Старший распрямляется, спрашивает у сына…
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Ужин приказывать подавать?
ВЕРА
О, да! Жрать хочется зверино!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Слыхали, папенька? Княгиня проголодаться изволили…
Девочка на столе шумно вздыхает. Вера приподнимается на локте.
ВЕРА
Смотри ты! Живая!
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ, ЗЕВАКИ.)
Госпитальная карета. Извозчик на козлах. На дверях дома — лакей Василий, перекрывает вход. Около — возмущённый Концевич и спокойный Кравченко, держит госпитальные носилки. Василий с небрежением осматривает Концевича.
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Не велено!
КОНЦЕВИЧ
Белозерский же и вызвал!… Вот морда холопья!
Василия дверью толкает в спину — он налетает на Концевича. Зевак сперва двое-трое, затем — подтягиваются. Переговариваются. «Что случилось?», «Буржуя убили», «Роковая страсть! Купоросным маслом плеснули!», «А полиция где?!», «Где-где! Известно где! Дождёшься их оттудава!».
Выходят Александр (держит за головной конец) и Вера (держит за ножной конец) с носилками. Вера в окровавленной рубашке, в пиджаке, шляпа глубоко надвинута на глаза. На носилках — Соня, укрытая пледом. Кравченко через распахнутые задние двери забрасывает в карету госпитальные носилки, запрыгивает в салон.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Baby Doe.
КОНЦЕВИЧ
Неизвестный ребёнок? Ты ж на огнестрельное вызывал.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Пуля — дура! Возраст не разбирает.
Кравченко принимает носилки, которые подают Белозерский и Вера. Увидав, кто лежит на носилках — меняется в лице, моментальный яростный, исполненный боли взгляд на Концевича, — тот не смотрит, — но Кравченко быстро справляется с собой. Концевич участия в погрузке не принимает. Кравченко к Белозерскому, смотрит проницательно:
КРАВЧЕНКО
Диагноз?
Белозерский в некоторой растерянности, но — в разудалой растерянности. И Кравченко для него фельдшер, не более.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А?… Да я всё ординатору скажу!
На лице Кравченко едва уловимое неудовольствие.
КРАВЧЕНКО
Камфору вводили?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А? Ага. А как же!
Белозерский ретируется. Снаружи его поджидает Концевич. Всё отслеживает Вера.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Дмитрий Петрович, лёгочная аорта ушита, я встретил…
Вера незаметно для Концевича окорачивающее дёргает Белозерского за рукав. Он парень сообразительный:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
… карету. Стреляли. Девочка ранена. Я — к себе, ближе…
КОНЦЕВИЧ
Ушил?! Один?! У тебя в укладке саквояжа долото и ретрактор?!
Врёт, как простодушный человек, кося вбок, меняясь в тоне:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А… что такого-то? Пневмогемоторакс дренирован. Митя, следи за состоянием!
Говоря, Белозерский подталкивает Концевича к карете.
(КРАВЧЕНКО, СОНЯ, КОНЦЕВИЧ.)
Концевич забирается в салон, тестирует девочке пульс. Кинув взгляд на госпитальные носилки, так и не пригодившиеся:
КОНЦЕВИЧ
Носилки тоже в саквояже были?
Подозрительно прищуривается. Кравченко всё отмечает. Но профессионально беспокоится о девочке куда больше Концевича. Сам щупает пульс — под неоднозначным взглядом Концевича.
КОНЦЕВИЧ
Камфору введите, Владимир Сергеевич.
Кравченко констатирует: коротко, жёстко, по врачебному, не давая тоном возможности оппонирования; напротив — уличая в невыясненном анамнезе. Между Кравченко и Концевичем кошка пробежала.
КРАВЧЕНКО
Белозерский ввёл.
КОНЦЕВИЧ
Хорошо. Тогда не вводите.
Кравченко фактически обвинил ординатора в невыясненной клинической ситуации, — мысли Концевича далеки от беспокойства о пациентке. Он обеспокоен поведением Кравченко. Эмоциональный окрас взглядов, которыми они обменялись, куда глубже, чем просто уличение фельдшером невнимательности врача.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, ЗЕВАКИ.)
Белозерский хлопает одну из лошадей по крупу.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Трогай! Иван Ильич, ты помягче!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Да не я ж рессора! Не я и булыжник!
Трогает осторожно. Карета отъезжает. Испытывая облегчение:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Пуффф!
Вера стоит в вальяжной «мужской» позе, засунув руки в карманы.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Что за конспирация?!
ВЕРА
Я не слишком афиширую моё появление в Питере. Что до конспирации…
Вера намекает на домашнюю клинику, учитывая возраст и квалификацию Белозерского — явно незаконную. Он, чтобы избежать темы, резко обращает внимание на зевак:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Расходимся, расходимся! Всё узнаем из утренних газет! Василийандреич!
Вера, усмехнувшись, идёт к дверям. Белозерский — за ней, сделав Василию глазками: разберись тут! Кто-то из зевак попроще пытается поближе рассмотреть, «чё там, за дверью-то?!»
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Светлые сумерки. Белозерский-старший любопытничает в окно, заглядывает сбоку, исподтишка.
Дверь распахивается, входит Вера. Белозерский-старший отшатывается от окна, смущён. Вера, не заметив, выдыхает. Залихватски забрасывает шляпу на вешалку. Следом — Белозерский.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Вера Игнатьевна, не желаете ванну? Я вас сопровожу!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
(к Вере) Почему не афишируете?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
В смысле: просто покажу, где ванная комната!
Все трое — на подъёме, адреналиновые выбросы бодрят дух.
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, 1-Й ЗЕВАКА, 2-Й ЗЕВАКА, ЗЕВАКИ.)
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Ну! Нечего! Не кукиш с маслом обручились!
Зеваки начинают расходиться. 1-й зевака (из мелких чиновников), под нос, качая головой.
1-Й ЗЕВАКА
С путиловской стачки не уймутся. Уже на! — свободу слова, собраний, habeas corpus… А младенец — прикосновенен?!
2-й, из люмпенов, услыхав, не осмыслив контекста, с согласной яростью подхватывает:
2-Й ЗЕВАКА
Бить мильёньщиков! И семя их давить!
1-й зевака кидает опасливый взгляд на 2-го, торопливо уходит.
Лакей Василий делает убедительное лицо.
2-Й ЗЕВАКА
Упырь расфуфыренный! Хабеас корпус какой-то!
Плюёт под ноги, страстно. Злобно бормоча, уходит.
(ПОЛИЦМЕЙСТЕР.)
Говорит по телефону, стоя у стола во фрунт.
ПОЛИЦМЕЙСТЕР
…Разумеется, ваше сиятельство! Дело под моим личным контролем… Девочку разыщем, живую или мё…
Трубку бросили. Полицмейстер сам не рад словесной неаккуратности. Бережно кладёт трубку. Садится за стол. Окунает лицо в ладони. Глубокий вздох. Отнимает руки. Смотрит с нежностью на фотографию жены и детей, стоящую на столе. Младшая девочка: ровесница раненой, ещё двое детей: старший сын Алексей и средняя дочь — Анастасия (появится в 12-й серии). Мрачнеет, со всей дури кулаком по столу. Фотография падает.
(ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Вера стоит у двери, держится за ручку.
ВЕРА
Господа, сама. Не возражаете?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Да-да! Простите!
Вера открывает дверь, заглядывает внутрь. Снова — на старшего: взглядом выражает одобрение увиденным. Он кланяется.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вера Игнатьевна, для вас ничто не слишком!
На Александра она не реагирует, обращается к старшему.
ВЕРА
Вы понимаете, что ваш мальчик нарушает Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, играясь в доктора на дому?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я — не мальчик! И я — не играюсь!
Старший становится жёстким, бросает на Веру прецизионно-оценивающий взгляд. Вера не отводит взор. Он, холодно:
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Понимаю.
Вера отпускает дверную ручку, подходит к Белозерскому-старшему, гладит его по щеке.
ВЕРА
Вы — замечательный отец.
Целует его в щёку. Он моментально меняет холодную жёсткую повадку на обаятельную, добрую, смущён. На младшего никто не обращает внимания.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я — взрослый мужчина! Я — врач! Хирург!
Белозерский-старший восхищённо смотрит на Веру. Вера на него смотрит с выражением: «ну когда же до тебя дойдёт, баран?!»
ВЕРА
Мне бы переодеться…
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
О! Прошу великодушно!.. Княгиня, в нашем доме нет женского платья. Точнее есть, но…
ВЕРА
Похоже: нужно непременно женское?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Саша, предоставь её светлости…
Александр, раскрыв варежку, уставился на то, как папа смотрит на Веру. Пауза. Белозерский-старший оборачивается, тише, понукая.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Тащи рубаху, портки и… что там ещё! Бе-го-о-м!
Вера смеётся, наблюдая, как получив от папы приказание, Александр беспрекословно кидается исполнять.
Оставшись вдвоём, некоторое время смотрят друг на друга. Вера напоминает, чтобы его спровадить наконец:
ВЕРА
Ужин!
Белозерский-старший хлопает себя по лбу.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
С вами тут!
Вера заходит в ванную. Он несколько секунд смотрит на дверь. Вера высовывается без рубахи — голые плечи, — хулигански подмигивает. Снова исчезает за дверью.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Бестия чёртова!
Встряхнув головою и довольно крякнув, уходит.
(ВЕРА.)
Оставшись одна — меняется. Человек безмерно уставший, на пределе возможностей. Раскрывает воду на полную. Садится на край ванны. Плечи поникают, опустошена — смотрит в одну точку. На автомате начинает раздеваться, скидывая окровавленные вещи на пол.
(КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ.)
Кравченко стоит, прислонившись к стене, курит; обеспокоен, но сдержан. Госпитальный извозчик — на перевёрнутом ящике, набивает самокрутку.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Палят, взрывают. Плохого им дядя инператорский, Сергей Александрыч, сделал? Акциз уменьшил. Отставился уже! Бабах! — в куски.
По двору идут студенты, горячо спорят.
АСТАХОВ
…нужда и нищета! Не можешь деньгами — расплачивайся телом!
НИЛОВ
Господа, но иначе учиться нельзя!
АСТАХОВ
Социалисты всё решат!
НИЛОВ
Как?!
ПОРУДОМИНСКИЙ
(с сарказмом) Придёт Максим Горький: «Режь мне, Лёха, аппендикс, не тушуйся! Это ничего, что ты прежде скальпель в руках не держал!» Гапон перед тобою геморроидальные шишки раскинет!
Госпитальные выразительно молчат. Студенты заходят в клинику.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Скубент в ночное пошёл… Социалисты решат! Лошадь — вот социалист! Вместе пашем! Но правлю — я! Начни кобыла править — куда понесёт?!
КРАВЧЕНКО
(горько-иронично) Если «в охоте» — жеребца искать. А так просто, от дури — обожрёт посевы кругом — и в стойло.
Подходит Хохлов(одет в театр), мрачнее тучи. Кивает.
ХОХЛОВ
Господа!
Кравченко сдержанно кивает в ответ, но лицо его на мгновение искажает болезненная гримаса.
КРАВЧЕНКО
Профессор…
Госпитальный извозчик кланяется, привставая с ящика.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Вы ж в теятре должны быть!
Хохлов заходит в клинику. Кравченко — за ним. Извозчик тыча «козьей ножкой» в сторону ушедших.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
День и ночь на ногах! Он и кобыла — социалисты!
(ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)
Идёт Хохлов, за ним Кравченко.
ХОХЛОВ
Говорите уже, Владимир Сергеевич. Что вы мнётесь…
Из палаты выходит Концевич.
КОНЦЕВИЧ
Профессор, Baby Doe. Девочка. Огнестрельное. По вызову из дома Белозерских. Положили в сестринскую…
Хохлов, услыхав, меняется в лице — бегом по коридору к сестринской. Кравченко и Концевич — за ним.
(СОНЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)
Соня, без сознания, на кушетке, накрыта до пояса. На груди — немного пошедшая кровавыми пятнами повязка. Рядом сидит Матрёна. Держит крошку за руку, молится. В углу — иконы и лампадка.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Блаженная старица Матрона, попроси господа бога нашего Иисуса Христа о здравии чада. Избавь дитя от немощи. Отринь хворь телесную…
Вносится Хохлов. Видит девочку. Стремительно подходит, падает на колени. Следом заходят Кравченко и Концевич.
ХОХЛОВ
Соня! Сонечка! Софья Андреевна!
Осыпает крохотную ручку поцелуями.
ХОХЛОВ
Жива! Нашлась!… Слушать!
Концевич снимает с шеи фонендоскоп, подаёт Хохлову. Тот, скоро заправив в уши, деловито слушает (в области проекции сердечного толчка, затем — аортальный и митральный клапаны, после — лёгкие), не вставая с колен. По мере выслушивания лицо приходит к выражению более спокойному.
ХОХЛОВ
По вызову из дома… Что за чёрт?!
Резко поднимается.
ХОХЛОВ
Её мать сходит с ума!
Стремительно — на выход.
КОНЦЕВИЧ
Матрёна Ивановна, неотлучно.
Старая сестра с достоинством кивает. Концевич выходит. Кравченко остаётся, с глубоким состраданием смотрит на Соню.
(ХОХЛОВ.)
Хохлов говорит по телефону. Очень взволнован.
ХОХЛОВ
… Да-да, нашлась!..
Мрачнеет лицом.
ХОХЛОВ
Не могу привезти. Надо наблюдать…
Лицо испуганное, растерянное. Затем раздражённое: как раздражаются мужчины, когда жёны не понимают их с первого слова, не понимают, когда время любопытничать и крыльями махать, а когда — тупо исполнять.
ХОХЛОВ
Нет! Лидочку сюда не смей! Уложи спать!.. Настойки опия в чай! Сейчас — нельзя!.. Живая! Всё!
Шваркает трубкой. Рука остаётся на трубке. Хмурит брови.
ХОХЛОВ
Как она оказалась…
Поднимает трубку телефона. Вертит ручку.
ХОХЛОВ
Барышня, соедините с домом купца Белозерского!
КОНЕЦ 1-Й СЕРИИ
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Община Святого Георгия предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других