Летающий мир

Татьяна Олеговна Старкова, 2015

Легкая, воздушная городская фентэзи, наполненная небом, летом, романтикой и тайной. Читается на одном дыхании. О молодости, влюбленности, о волшебстве Летающих людей и дорогой цене, которую приходится платить за искусство полета. О дальних дорогах и друзьях, для которых нет барьеров ни во времени, ни в пространстве. О тех мирах, что так тесно и незаметно соприкасаются с нами, что мы и не подозреваем об их существовании. И лишь иногда наша внутренняя струна, услышав отголоски далекой и дивной мелодии, откликается болью, отзываясь на звучавшую в нас когда-то, но давно утраченную музыку неба…

Часть 1.

ЛЕТАЮЩИЙ МИР. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО

Вечер голубой

Погасил свет,

Ветер за собой

Заносил след,

И огни над городом, —

Сверху вниз

Синими узорами

Разошлись.

А моя дорога

Уйдет в ночь,

Сквозь косые просеки

Канет в лес,

Мимо трав, подлесками, —

И сквозь тьму

К свету, мне известному,

Одному.

Заметки на полях

Я работаю… неважно, кем я работаю, я просто зарабатываю себе на хлеб. Настоящее мое занятие, мое призвание, если хотите — никак не связано с моей работой. Я собираю осколки времени. Это я их так называю. Можно их еще назвать по-другому. Бывает иногда, под воздействием неких сил, событий и обстоятельств, ткань обычной реальности как бы разрывается, и становится видна, очевидна, и начинает действовать иная природа этого мира. Не думайте, что я романтик. У каждого из нас бывают такие моменты в жизни. Их не так уж и много. Но именно в это время, как потом оказывается, мы и живем по-настоящему.

Ну, так вот. Я собираю эти моменты, стараюсь отыскать их. Они разбросаны — как осколки времени. Дело в том, что в момент прорыва время начинает течь по-другому. Иногда — останавливается и замирает. Иногда — наоборот, летит на всех парах. А потом все заканчивается, и мир берет свое, возвращаясь к обычному порядку вещей. Но осколки времени остаются. Их надо просто найти. Вот я и ищу их.

И больше всего осколков, которые я знаю, — так уж случилось, — связано с Летающим миром. Это было давно… Но больше нигде и никогда я не встречал столько осколков сразу. Такое уж было время.. Теперь все ушло, — как не бывало, — и Летающих людей нет среди нас. А я вот все помню… может быть, я — один из последних, кто еще помнит Летающий мир…

ИЮНЬ

1

— Са-кир-ка! — раздался крик со двора.

И еще раз, с большей безнадежностью:

— Ну, Са-кир-ка!

В окне показалась взлохмаченная голова Сакирки. И конечно, во дворе была Маркиза.

— Ой, Сакиркин, помоги! Я не могу улететь. А мне так надо завтра уже лететь в Заозерье, а я не могу. Ну помоги мне — в последний раз.

В ее голосе слышалась мольба. Но под ней — лукавство: «Куда ты денешься, все равно я тебя достану!»

— Маркиза, шесть утра. У тебя совесть есть?

— У меня есть, конечно, совесть, только вот лететь мне срочно надо. Пожалуйста, Сакирка, милый, помоги мне!

«Уж куда мне деваться!» — подумал Сакирка.

— Жди. Сейчас спущусь.

— Спасибо! — раздалось повеселевшее снизу.

Он залез на подоконник. Там, за границей подоконника, цвело первое июньское утро — раннее, туманное. День обещал быть солнечным и приветливым. Как в тот день, когда он сам учился полету.

Сакира раскрыл руки навстречу солнцу, и оно согрело их. Он сосредоточился на секунду. Услышал музыку. И в такт ей легко и послушно подхватил его ветер и унес — вниз, на зависть Маркизе, сидевшей на корточках, подперев кулачками симпатичную мордашку, и глядевшей виноватым ребенком.

— Ты прямо отсюда хочешь стартовать? — спросил он.

Она огляделась. Потом, неуверенно улыбаясь, сказала:

— Нет, ну… Давай отойдем немного, где деревья. В шесть утра нас еще никто не увидит особо, но лучше как-то это…соблюдать осторожность.

Они отошли под высокие деревья. На листьях серебрилась утренняя роса, а в ее каплях улыбалось летнее солнце. У Сакиры уже было хорошее настроение. Но для порядку хотелось поворчать немного.

— Ну что ты за человек, Маркиза. Нет мне от тебя покоя. Ладно, давай вставай и дай мне свои руки. Вот так. Я тебе все уже объяснял. Главное — слушай музыку. Слушай. Когда услышишь ветер, как бы лети по ветру. Не забывай про музыку. Вот, давай мне руки, я тебя поддержу. Не бойся, мы не упадем, — я же рядом.

Он улыбнулся ей. Он держал ее тонкую руку с узкой ладошкой.

— Узкие руки, узкие брюки, черная жилетка, девочка-кокетка.

— Ты что? — удивилась Маркиза.

— Ладно, ладно, шучу. Теперь давай серьезно. Когда ты услышишь ветер, лети. А потом тебе надо самой подхватить ветер. Иначе тебя унесет, — ищи тебя потом! Тебе нужно напрячься, стать прямой и гибкой, как стрела.

— Стрела не гибкая, Сакирка. Это бумеранг какой-нибудь гибкий. А стрела жесткая и твердая и…

— Значит, стань жесткой. Тебе надо суметь переломить ветер. — Сакира стал серьезен. — Это не шутки, Маркиза. Ты про уэслеров слыхала?

— Знаю, знаю я про страшных уэслеров. Но скажи, Сакира, неужели летать — так трудно? Ведь кажется, полет — это как танец…

— Будет тебе и танец и все такое. Но сначала надо стать очень жесткой и сильной — сильнее ветра. А свобода придет потом. Ладно, хватит болтать. Все. Слушай музыку.

Они затихли. Сакира глядел на небо. Мысленно он измерял путь, угол полета. Нижние ряды облаков медленно проплывали над ними, расчищая небо. Сакира выжидал удобный момент — чтобы не лететь против солнца, и в то же время — чтобы его лучи, прорвавшись сквозь белену облаков, освещали путь. Вот первый луч показался из-за края облака. Сакира медленно поднял к нему руки. И где-то внутри его задрожала, зашелестела, запела струна. Он ждал ответа.

Ждала и Маркиза. Еле-еле слышно звучала ее музыка, и она боялась: а вдруг ответа не будет? Вроде бы что-то слышно… Или нет, ей чудится…

Он встряхнул ее ладошку: «Давай!» Она смелее подняла глаза. Над ней плыли облака — белые, мягкие. От руки Сакиры расходилось тепло по ее телу, это тепло словно обволакивало ее, она становилась легче, легче… И наконец, ветер ее поднял.

Они летели все выше, выше, туда, где облака теряли свою белизну. Солнце позолотило их. Солнце было где-то позади — Маркиза чувствовала теплое прикосновение к волосам и шее. Выше облаков было небо — синее и чистое. Как прозрачно и легко оно было! Какое удовольствие, — подумала Маркиза, — дышать прохладой этого рассветного воздуха. Словно больше ничего и не нужно.

Ясный, тихий, низкий, но слышный здесь все сильнее и сильнее звук наполнял все вокруг. Музыка была спокойной, — значит, вблизи было безопасно. Звуки неба сливались с собственной музыкой Сакиры — спокойной, теплой, с низким звучанием. Слышала Маркиза и свою музыку — легкую, чуть звенящую.

— Ты колокольчик, — улыбнулся Сакира.

И на ее вопросительный взгляд пояснил:

— Когда я касаюсь тебя, я слышу звон колокольчиков.

Но вот среди звуков, наполняющих небо, словно бы появилась легкая рябь. Звучание стало сбиваться.

— Ветер, — посерьезнел Сакира, — теперь держись.

И его собственная музыка зазвучала сильнее. Маркиза теперь слышала в ней гулкие, суровые звуки. Она крепче сжала его руку, — и в этот момент поняла, что это значит — стать стрелой. Рука, да и все тело Сакиры, стало твердым и словно направленным к единственной цели. А рябь усиливалась. В лицо ей повеяло холодом. Она ощутила легкий удар воздуха. Музыку было уже еле слышно. Гул наполнял все вокруг, гул и движение. Маркизе показалось, что облака катятся прямо на нее. Ей стало страшно. Рядом был Сакира. Но он стал словно неодушевленным — жестким был его взгляд, прямолинейно движение. Она вдруг поняла, что ей придется сражаться самой. Вокруг нее сгущался хаос. И на каком-то неизвестном ей еще инстинкте, Маркиза обратилась за помощью не вовне, а внутрь себя. Не было больше звуков музыки вокруг. Но внутри нее они еще звучали. Она вся обратилась в слух. Громче, громче… Маркиза почувствовала толчок, — и запела. Вырвались звуки, жившие в ней, летели по ветру, — и с удивлением Маркиза услышала себя, свой звонкий голос, перекрывающий ветер. Так много тысяч лет назад, призывая к сражению или походу, пели ее предки перед лицом великой опасности. Толчки не прекратились, но страх ушел. И вдруг оказалось, что между тучами облаков, летящих к ней, есть просвет. Маркиза ухитрилась придать направление своему телу, чтобы попасть туда. Как там Сакира? Она оглянулась и увидела, что он все это время был рядом. Более того, она все еще сжимала его руку. И она поняла, что теперь может отпустить ее.

И еще она поняла, — сразу и навсегда, — как обманчива мирная мягкость неба. Не ручной, домашний мирок был вокруг них. Величественно и враждебно клубились облака. Глубокой древностью дышал весь этот мир, в сравнении с которым Сакира и Маркиза, даже со своей боевой песней — песчинки среди мощных и грозных колоссов.

Ветер еще пытался сбить их с пути. А где-то вдали, — Маркиза теперь ясно это видела, — вздымались глухие, темные кручи, о которые звук разбивался словно о непроницаемую стену. Туда лучше было не приближаться. Это была зона уэслеров, среда их обитания.

А над ними все плыло небо. Но к небу подняться было нельзя. Почему-то невозможно пролететь выше неба, — подумала Маркиза, — словно мир имеет крышу. Хотя и известно, что никакой крыши над ним нет, но никому не дано преодолеть невидимый барьер, ограждающий небо от того, что над ним.

— Ладно, давай снижаться, — сказал Сакира.

Когда они спустились, и Маркиза смогла перевести дух, она увидела, что Сакирка доволен.

— Ну, ты классно летаешь, Колокольчик. Честно говоря, не ожидал.

Маркиза улыбнулась устало.

— Сегодня прилетает Вескис, — сказала она. — Она подхватит нас, и мы отправимся в Заозерье. Даже страшно подумать, — она покачала головой, — в такую даль! Хорошо еще, что ты со мной потренировался.

— Вескис хорошо летает, — сказал Сакира. — Очень хорошо. Но ты ведь со своей группой летишь, так что не бойся. Если что — подхватят.

— Да уж, не дадут пропасть.

Они подошли к его дому. Солнце уже высоко взошло. Люди потихоньку выходили на улицу, где-то в стороне слышался гул отъезжающих машин.

— Ну что, теперь — чай? — спросил Сакира.

— С удовольствием.

Когда они пили чай, Маркиза молчала. Ее давно мучил один вопрос, который она все не решалась задать. Но это утро так сблизило их. Маркиза колебалась. Наконец, она решилась:

— Послушай, Сакира… Я давно хочу у тебя спросить…

Он сразу понял, о чем. И его лицо невольно приняло обреченно-усталое выражение.

— Ты ведь так хорошо летаешь… Почему ты не вошел ни в одну группу? Ну, я уж не говорю о нашей, но — вообще…?

Он помедлил.

— У вас отличная группа, — сказал он. — Возможно, самая лучшая. По крайней мере, Вескис — точно самый лучший лидер, из всех, кого я знал.

Он сделал паузу. Маркиза ждала, вопросительно подняв брови.

Ему вдруг расхотелось отвечать серьезно.

— Ну что тебе сказать, малыш? Я — старый капитан-одиночка, порт приписки — не для меня. Когда-нибудь ты дорастешь до моих седин, и увидишь, что в этом есть… свои резоны.

— А-а, — протянула она.

— Ладно, расскажи, что вы там собираетесь делать, в Заозерье.

— Я сама толком не знаю. Что там обычно делают? Танцевать наверно будем при луне. Слушать музыку.

«Зато Вескис знает, — подумал Сакирка, и холодок тревоги на миг коснулся его сердца, — она не зря тащит свою группу в Заозерье сейчас, когда тучи сгустились. Они будут там слушать музыку, которой здесь уже не услышишь». — Не боишься лететь?

— Боюсь очень, — серьезно сказала Маркиза, — Но ведь там все свои. Если что — помогут. Только на это и надеюсь.

И она улыбнулась.

Ей уже было пора. Сакира открыл окно.

— Ну что, — давай, — он широким жестом пригласил Маркизу. Она поморщилась, выглянув наружу. Там уже гуляли дети, люди шли куда-то по своим делам.

— Нет уж, я лучше обычным ходом.

На прощанье он положил ей руку на плечо. Ему хотелось сказать ей что-то важное, значительное — и в то же время легкое.

— Если что — цепляйся к кому-нибудь, кто поближе. Иногда это еще и путь к пониманию.

— Ладно уж. Спасибо тебе, Сакира.

Он смотрел из окна, как она отдаляется — медленно, потом все быстрей и забавнее, навстречу новому дню. Он смотрел ей вслед и думал:

«Если бы раньше… если бы встретить эту группу Вескис тогда, когда я был таким же, как эта милая Маркиза… Я бы бросил все и пошел с ними. Если бы раньше…»

Сакира закрыл окно и пошел мыть посуду. «Милая Маркиза…», — бормотал он и улыбался.