Чарующая бесполезность

Татьяна Нильсен, 2017

В частном особняке во Франции обнаружен труп беглого российского олигарха. Через некоторое время в Санкт-Петербурге на вечеринке в доме крупного бизнесмена от отравления скончалась женщина. В том и другом случае фигурирует одна деталь – игральная карта. Выяснилось, что эти люди никак не связаны между собой, а хозяин дома утверждает, что убить хотели именно его. Вскоре убийства продолжаются, а на месте преступления полицейские опять же находят игральную карту. Третья книга из расследований следователя Сергея Шапошникова.

Глава 2

Напротив офицера криминальной полиции Шапошникова Сергея Николаевича сидел паренёк с серьгой в ухе, с лохматыми, торчащими в разные стороны, дредами и в дурацкой, пёстрой шапке, хотя на улице стояла жара. Они уже битый час толковали об одном и том же и никак не могли прийти к пониманию друг друга. История показалась полицейскому странной и запутанной. Но он ничем не мог помочь молодому человеку, во всяком случае, пока он не видел выхода. А историю парень рассказал вот такую. Его отец богатый бизнесмен, отошёл от дел, заграбастал весь капитал и вывез за границу, а конкретно во Францию. Там, близ Бискайского залива в старинном, небольшом городе Байонна отец приобрёл виллу и, в конце концов, съехал из России на ПМЖ в европейскую страну. Он открыл во Французском Национальном банке довольно приличный счёт, приобрёл виллу и в связи с этим получил вид на жительство, не теряя российского гражданства. Уехал один, потому что с женой развёлся несколько лет тому назад, а сын покидать родину не захотел, да и вообще имел с ним конкретные разногласия. Но связь между отцом и сыном не прервалась, они созванивались, и сын часто навещал богатея в его резиденции. И вот неделю тому назад сыну стало известно, что отец скончался на своей вилле. Когда парень прилетел во Францию и обратился в полицию, ему рассказали, как обстояло дело. Домработница приходила убирать дом три раза в неделю, вот в пятницу она и нарисовалась, открыла ворота и двери дома своими ключами. В комнатах стояла тишина, пожилая француженка решила, что хозяин отсутствует, но в комнате застала его сидящим в кресле, на столе стоял бокал с недопитым коньяком, а сверху бокал закрывала карта валет пики. Хозяин оказался мёртв. Полиция выяснила, что мужчина скончался от инъекции дитилина несколько часов после обнаружения. Из дома ничего не пропало. Мужчина проживал одиноко, среди французов друзей не завёл, языка не знал. Опросили соседей, но толковых свидетелей не нашлось. В таких поместьях живут очень обособленно и тихо.

— А что вы от меня-то хотите? — эта история показалась Шапошникову увлекательной, и не более того, у него своих дел накопилось по горло.

— Я хочу, чтобы вы нашли убийцу, — парень искренне смотрел на полицейского, даже не предполагая, что тот может отказать.

— Послушай парень, — полицейский перешёл на ты. — Дело ведут французские коллеги, к нам никто не обращался, тела нет, А где, кстати, его похоронили?

— На Смоленском кладбище, рядом с его матерью, моей бабушкой. Я сам перевёз тело отца.

— У меня нет оснований возбуждать уголовное дело.

— Как нет? А моё заявление? Вы обязаны принять моё обращение, я гражданин России!

— Ну что я буду делать с твоим заявлением? У меня ничего нет, ни протоколов осмотра места преступления, ни документов о вскрытии, ни опроса свидетелей. Он последнее время жил и скончался в другой стране!

— Но он русский гражданин и имеет последнее право на то, чтобы вы нашли его убийцу.

— А ты встречался с полицией в Байонне?

— Конечно. Они мне даже переводчика предоставили. Сказали, что дело зашло в тупик, но они работают. Выдали мне какие-то бумажки на французском. А напоследок сказали, о том, что, вероятнее всего, следы убийцы надо искать в России.

— Послушай, наш разговор ни к чему не приведёт. Давай так, ты переведёшь на русский все бумаги, которые есть, а я подумаю, чем тебе можно помочь.

— Я уже всё сделал, — парень залез в рюкзак и достал листки и снимки. — Вот здесь фотографии и то, что предоставила мне полиция города Байонна.

— Рассказывай что тебе известно.

— С чего начать?

— Я и сам не знаю, что может пригодиться. Начинай сначала.

Рассказ получился сумбурным, но Сергей Николаевич делал какие-то пометки в своём блокноте, а потом, потерев привычным жестом подбородок, задумчиво произнёс:

— Ну, хорошо, всё, что в моих силах, я попытаюсь сделать, записывай свои телефоны, адреса. Как только что-то понадобится, или прояснится, я позвоню или мой коллега.

Как только парень удалился, Шапошников озадаченно покачал головой. Один его сотрудник наслаждался отпуском, а второй находился в состоянии развода, поэтому витал со своими мыслями где-то далеко. Однако никто не отменял текущие дела. Он просмотрел внимательно бумаги, которые оставил паренёк, потом включил компьютер и набрал в поисковике фамилию Троепольский Константин. Информации по этому персонажу обнаружилось достаточно, и за столом полицейский просидел до конца рабочего дня, потом свернул все окна на экране, решил продолжить работу дома. Он досадовал на себя за слабость, сам не понимал, зачем дал обещание помочь парню. Зачем ему всё это надо? Своих дел не переделать. Тем более вероятность обнаружить убийцу, который совершил преступление в другой стране, практически равнялась нулю. Да и не факт, что это был русский, это мог сделать и француз и испанец, да мало ли причин для убийства. И сам себе Шапошников честно отвечал, что досада появилась, прежде всего, от того, что немыслимо хотелось курить, а дело это его очень заинтересовало, особенно тот странный факт с игральной картой на бокале с коньяком. Он перестал курить неделю назад, потому что пообещал жене Нине, когда исполнится год их сыну, он бросит эту пагубную привычку. Но даже представить себе не мог полицейский, насколько тяжело будет расставание. Его невыносимо тянуло закурить, он не знал, куда деть руки и что запихнуть в рот вместо вожделенной сигареты, ему снились сны, как он выпускает дым и, часто, забываясь, хлопал себя по карманам в поисках пачки. Тот, кто расстался с курением, обещал, что невероятно тяжело будет первый месяц, а дальше тяга пойдёт на спад, и Шапошников не мог дождаться, когда же это случится. Самое нелёгкое оказалось это удержаться рядом с курящими товарищами и после кружки пива. Сергей Николаевич стал раздражительным и вспыльчивым, сам понимал, что это не нормально, но ничего не мог с собой поделать. Он мысленно дал себе жёсткую установку не сворачивать с тернистого пути, ведущего к здоровому образу жизни. Дома после ужина и обязательной сказки для сына, Сергей снова уселся возле компьютера. Утром у него сложилось очень чёткое понятие об этом деле и уверенность, что ни у одного иностранца не имелось резона убивать русского, следы ведут именно сюда, в Санкт-Петербург, но уверенность к делу не пришьёшь — убийцу надо вычислять. Утром, встретившись со своим подчинённым и коллегой Рафиком, Шапошников рассказал всё, что удалось узнать об этом деле в надежде, что друг заметит то, что он пропустил:

— Константин Троепольский сорок пять лет, уроженец Питера, в разводе, имеет сына Семёна двадцати трёх лет. Троепольский занимал высокую должность в областной администрации. Проходил свидетелем по нескольким делам о хищениях и не целевом использовании бюджетных средств. Каким-то чудесным образом он не попадал под подозрения. Были сомнения, что этот бюрократ создавал подставные фирмы и выводил большие сумы из бюджета, но пока собирали доказательства его и след простыл. Он дважды состоял в официальном браке, от первой жены у него родился сын Семён, о других наследниках ничего не известно. После развода парень остался жить с матерью, а когда та переехала жить к новому мужу, то мальчишка, не найдя общего языка с отчимом отправился служить в Армию. Родной отец, узнав о том, что его единственный сын не грызёт гранит науки в каком-нибудь престижном ВУЗе, а топчет кирзовыми сапогами полигон, пришёл в ярость, и прежде всего на себя, потому, что в какой-то момент, увязнув во втором бракоразводном процессе, совсем упустил отпрыска из виду. Когда тот вернулся, у папаши уже освободилась жилплощадь от второй жены, тогда бывший солдат остался жить с отцом. Ну а Троепольский уже расстарался — устроил сына в Архитектурную Академию, благо их стремления и предпочтения в сфере высшего образования совпадали. Только в остальном всё шло наперекосяк. Семёну не нравились тусовки, вечеринки, высший свет, где заводились нужные знакомства, и он также не планировал работать где-нибудь в офисе, сидя на заднице или в бюрократической структуре. А папаша, к тому времени уже промышлял нелегальными деньгами. Он планировал ввести сына в областную Администрацию, поднять до нужных высот и посадить к кормушке вместо себя, благо мать при получении паспорта заставила Семёна взять свою фамилию, поэтому в семейственности их никто бы не заподозрил. Но парня планы отца на его будущее не устраивали, он помалкивал до поры до времени, а когда получил диплом, объявил, что уже нашёл работу в фирме «Чистая Среда», которая специализируется на графическом, промышленном дизайне и дизайне среды. А в дальнейшие планы входит открытие своей собственной фирмы и, вероятнее всего, он акцентирует свою работу на декоративно-прикладном искусстве и создании костюма. Папаша не несколько минут превратился в соляной столб. Все его потуги оказались напрасными. Он смирился с тем, что Сёма накрутил на голове немыслимые дреды, терпеливо отнёсся к тому, что сын питает отвращение к строгим костюмам и галстукам, а предпочитает немыслимые жёлтые жилеты, вытянутые свитера и обвешивается деревянными бусами! Однако даже представить в страшном сне отец не мог, что его сын уподобится Жану-Полю Готье, Валентино, Иву Сен-Лорану, Джанни Версаче, в общем, вступит в клуб гей меньшинств и сменит свою ориентацию. А там и шоу-бизнес со своими дебильными законами! Об этом в резкой форме высказал сыну, своё недовольство. На что Семён в тех же интонациях парировал отцу, что: во-первых, он не гей, во-вторых, свободный человек, в-третьих, предпочитает зарабатывать своим трудом, и не грабить государство, а потом сидеть и трястись, когда же за тобой придут. Константин, не ожидая от близкого человека таких откровений, залепил сыну звонкую пощёчину. В этот же вечер парень собрал свои вещи и съехал на съёмную квартиру. Отец за ним не побежал, но следил, как тот устраивается в самостоятельной жизни, готовый примчаться на помощь в любую минуту. Со временем их отношения наладились, и Семён часто навещал отца, когда тот уже перебрался во Францию. По сути, только сын мог быть заинтересован в смерти отца, потому что он являлся единственным наследником, но из бумаг, которые предоставил сам же Семён, следовало, что у него имеется жёсткое алиби. Полиция Байонны проверила его паспорт и выяснила, что парень не пересекал Шенгенскую зону в интересующие даты. Полицейские также выдали ему документ такого содержания:

На вилле «Ля бурже» округа Байонна обнаружен труп мужчины. Это оказался владелец особняка Константин Троепольский. Он сидел в кресле в домашнем, шёлковом халате и тапочках. Домработница, которая обнаружила труп, сообщила, что замки как на воротах, ограждающих территорию усадьбы, так и на дверях дома были заперты, из чего можно сделать вывод, что хозяин сам открыл убийце. После преступления гость захлопнул дверь с английским замком в доме, а через ворота не проходил, подставил лестницу и перелез через ограду, потому что там сложный, электрический запор. Осмотр места преступления показал, что из особняка ничего не пропало, хотя взять было что — на стенах в холле гравюры восемнадцатого века, а в гостиной несколько работ известных французских импрессионистов 19 столетия Пьера Боннара, Феликса Валоттона и даже Винсента Ван Гога. Можно было сделать вывод, что убийца не разбирался в искусстве, поэтому картины остались нетронутыми, но он также не польстился на коллекцию дорогих часов и довольно крупных сумм денег, которые лежали в ящиках письменного стола в кабинете покойного. Всё это говорило о том, что у убийцы имелась чёткая цель — прикончить Троепольского. Эксперты выяснили, что на столе стояло два бокала, один хозяина, а второй тщательно вымытый нашёлся на кухонном столе. Обнаружены отпечатки пальцев нескольких человек, хозяина, двоих неизвестных и самой домработницы. А вот одни пальчики из двух неизвестных оказались совершенно свежими на спинке кресла, в котором сидел покойник. Когда обошли всех соседей, то выяснили, что русский жил достаточно одиноко, гости к нему наведывались не часто, правда он общался кое с кем из местных, которые говорили на английском, но в гости к себе никого не приводил, а встречался в городе, пил кофе в кофейнях и пиво в барах. Из этого сделали выводы, что, скорее всего это отпечатки оставил убийца, но по базе данных никаких совпадений. Позже восстановили примерную картину преступления. Возможно, убийца какое-то время следил за домом. Он узнал, что в это утро пожилая француженка не появится на вилле. Он или она звонит в кованые ворота, хозяин смотрит на видеомонитор и без опаски открывает ворота, а следом и двери в доме. Время около полудня, хозяин ещё в халате, и он, должно быть хорошо знает своего визитёра, поэтому не переоделся в другую одежду. Троепольский предлагает выпить. Потом гость каким-то образом отвлекает Константина и в это время подсыпает ему в бокал наркотик, от которого хозяина конкретно развозит, и он не сопротивляется, когда ему вкалывают смертельный яд. На нескольких соседних домах имеются видео камеры, и в интересующий день одна из них зафиксировала такси, из которого вышла то ли женщина, то ли мужчина. Сегодняшнее стремление женщины походить на мужчину и наоборот произвело на свет нечто среднее в стиле унисекс. Из такси вышел для женщины высокий, для мужчины среднего роста человек, одетый в бейсболку, бесформенную куртку, джинсы и кроссовки. Скоро вычислили таксиста, привозившего это «нечто». Пожилой человек рассказал, что забрал клиента в районе железнодорожного вокзала. Мужчина это или женщина понятия не имеет, так как они не обмолвились ни словом. Человек сел на заднее сиденье и показал, написанный на листке адрес, из чего таксист сделал вывод, что клиент не говорит по-французски и скорее всего иностранец. Почти половину лица закрывали солнечные очки, что нормально в конце мая близ Бискайского залива. И всё-таки он вспомнил одну странность: человек имел ухоженные руки, хоть без лака на ногтях, но с маникюром. Потом он или она рассчитался по счётчику и вышел из автомобиля также, молча. Полицейские опросили обитателей района железнодорожного вокзала, прошли по кафе, кондитерским, ресторанам, отелям и магазинам, но ничего толкового не узнали. В общем, французы объяснили сыну, что расследование они не закрывают, продолжают работать, но успеха не гарантируют, потому что убийцу, скорее всего, надо искать в другой стране. Они, конечно, могут передать кое-какие материалы дела российской полиции по официальному запросу, и французские власти, если сочтут возможным, поделятся информацией.

За всё время долгого повествования Рафик не проронил ни слова. Он продолжал безмолвствовать, когда Шапошников взглянул на товарища вопросительно. Так же, не говоря ни слова, тот встал из-за стола, достал банку с кофе и включил чайник, потом повернулся, вскинув брови:

— Ты же видишь, французы дали понять, что искать они никого не будут, и дело русским не передадут. Я надеюсь, ты не будешь строчить запросы о передачи дела на беглого функционера?!

— Я ещё ничего не решил, — замешкался полицейский. — Его сын настаивает, чтобы мы расследовали это убийство.

— А здесь-то он чего требует? Пускай, претензии предъявляет полиции города Байонна, где жил покойник, имел роскошную недвижимость, огромный счёт в банке. Этот вор вывез из страны, что успел награбастать, его кокнули на другом конце континента, значит, не поделился с кем-то, таким же прохиндеем. А сын является наследником, не сегодня, завтра сам туда же укатит, к тёплому океану, — Рафик поднял палец. — Я даже удивлён, почему французы не схватились за него мёртвой хваткой, а наоборот, даже выдали часть информации. А ведь он единственный, кому была выгодна смерть отца.

— Да всё ты правильно говоришь. Нет смысла копаться в этом деле, не нашего это ума, если бы ни одна маленькая деталь.

Сейчас настало время Шапошникову тянуть театральную паузу. Чайник уже бурлил вовсю, и Серёга не торопясь разлил кипяток в кружки. В это время Рафик ёрзал от нетерпения на стуле.

— Ну, так деталь, какая?

— Карта, которая лежала поверх бокала! Валет пики. Кто-то оставил знак, метку, визитную карточку, автограф. Такие вещи просто так на место преступления не попадают. Я уверен, что новое преступление уже произошло или скоро случится.

— А ты не преувеличиваешь значение такой мелочи?

— Поверь мне, нет! И ты попытайся найти что-то похожее в архиве, в делах, которые есть в производстве у соседей, а я поговорю с компьютерщиками. Что-то знакомое во всей этой истории. Да, и ещё, убийца был в перчатках, а на карте найдены частички театрального грима. По всей видимости, человек гримировался, потом трогал своё лицо и оставил следы на лощёном картоне.

— А может отравитель это сделал специально?

— Вот именно, какая-то подсказка для полиции!

***

Давным-давно Гульбанкин завёл эту традицию, а может не так давно, около двенадцати лет назад, как только переехал жить в особняк. После развода со Светочкой у него появилась квартира, но когда бизнес пошёл в гору Эдуард Аркадьевич решил перебраться за город и приобрёл роскошный особняк вместе с приличным участком в небольшой деревне. Он влюбился Санкт-Петербург, как только первый раз туда попал, но суетность города утомляла, и он чувствовал себя умиротворённым в тихом пригороде. И в тот первый год он пригласил близких друзей на ужин, и с тех пор закрепил второе воскресенье июня, днём открытых дверей для самых приближённых. Он не изменил традиции даже в тот тяжёлый год, когда он боролся с тяжёлой болезнью. Менялись гости, менялось меню и дислокация, но встречи оставались неизменными. В прошлом году основным блюдом был шашлык. Стол накрывали на улице в уютной беседке, возле основательного, каменного мангала. В этот раз Гульбанкин, посмотрев прогноз погоды, не захотел рисковать и наказал домработнице накрывать в овальной столовой. Меню хозяин выбирал тщательно и в этом году захотел акцент сделать на блюда из рыбы — обязательно копчёный угорь и сёмга, слабосолёная селёдка с овощами на закуску, жульен в горшочках из форели, расстегаи со щукой, фаршированные кальмары. Напитки тоже на любой вкус. Вчерашняя история с найденной картой выбила из колеи, он понял, что это предупреждение, даже знал, о чём его предупреждают, и догадывался, кто за этим стоит, но отменять традиционную встречу категорически не захотел. Эдуард переоделся к ужину в светлую, шёлковую рубашку и тёмные, хлопковые брюки свободного покроя, обдал лицо одеколоном и придирчиво осмотрел себя в зеркало, потом повернулся боком, и втянул живот. Несмотря на лишний вес, себе он поставил пять с плюсом. Он считал, что в свои пятьдесят выглядит очень даже ничего — высокий, широкоплечий, тёмные волосы и седые виски. За округлившийся живот он, конечно, в душе себя корил и каждый раз мысленно обещал отправиться на тренировку в какой-нибудь фитнес центр, но болезнь так расхолодила его, так испугала, что он невольно начал относиться к собственному телу, как к хрустальной вазе. Когда Эдуард спустился в гостиную, то услышал, как на кухне Евгения Степановна громыхает противнями, посудой и что-то напевает. Она уже засервировала овальный стол, покрытый белой, вышитой лиловыми анютиными глазками, скатертью. Для Гульбанкина очень важен был порядок, причём во всём — не только в доме, в документах, в работе, но и в мелочах. Хоть он и пригласил сегодня гостей своих, которых знал много лет, но за столом рассаживал их в определённом порядке, для этого он всегда заготавливал таблички и расставлял напротив каждой тарелки. Ему не нравилось, когда женщины сбивались в кучу и, никого не слушая, щебетали, хихикали и полушёпотом сплетничали, а также мужчины под градусом травили похабные анекдоты и громко ржали. Эдуард терпеть не мог телефонных разговоров за столом, а тем более, если кто-то утыкался в свой смартфон, не обращая на присутствующих никакого внимания, и запрещал включать телевизор. Эдуард просто обожал музыку тридцатых годов «Брызги шампанского», «Рио Рита», «Цветущий май», «Для тебя». Это напоминало ему детство, беззаботность, ещё юную мать и чубастого отца. Портрет молодых родителей, запечатлевший их в день свадьбы, висел в его спальне. Это была личная история жизни Гульбанкиных, которая не может быть кому-то интересной кроме него. Он никогда не выставлял на всеобщее обозрение фотографии из прошлого, как и ещё некоторые очень ценные семейные реликвии и тайны. И вот что удивительно, гости знали эту причуду хозяина и с воодушевлением принимали условия вечеринки, с удовольствием танцевали под хиты Вадима Козина и Петра Лещенко. Эдуард Аркадьевич отошёл от стола и ещё раз осмотрел, все ли так, как он хотел, потом крикнул домработнице:

— Евгения Степановна, а вы официанта пригласили на сегодня?

Раскрасневшаяся, крупная женщина в фартуке и косынке, стояла возле плиты и помешивала соус. Она укоризненно покачала головой и негромко пробурчала:

— На какой чёрт нам официант, девять человек я сама бы обслужила, — а вслух громко крикнула, чтобы хозяин услышал её в гостиной. — Придёт с минуты на минуту.

Вскоре начали прибывать гости. Первой приехала Марина. Кто она была для Эдуарда? Он и сам иногда затруднялся ответить однозначно. Они познакомились, когда она обратилась к нему как журналистка, в надежде получить интервью из первых уст о работе и перспективах концерна «Сливочное царство». Статья в газете, в которой работала Марина, вышла, её прочитали и забыли, а вот отношения между ними остались. Они встречались уже около пяти лет. Замуж Эдик её не звал, а она не особенно настаивала, а может, делала вид, что ей безразлично в каком она статусе относительно Гульбанкина. Сначала их связывала кипучая страсть, а когда Эдуард Аркадьевич заболел, Марина прошла весь трудный путь вместе с ним, держа за руку даже в тот момент, когда он очнулся после тяжелейшей операции в реанимации, куда вообще посторонним был вход строго воспрещён. После этого в их чувствствах произошли изменения — они по-настоящему начали дорожить друг другом. Во всяком случае, он воспринимал её не только как любовницу, но и как самого близкого друга. Эдуард хотел, чтобы она переехала жить к нему, а Марина парировала, что не время. Она ссылалась на то, что часто пишет ночами, пьёт много кофе и курит, и что их биоритмы не совпадают, и что она быстро наскучит ему бесконечным шлёпаньем по клавиатуре и невыносимым запахом табака. Эдуард лишь пожимал плечами — любая другая на её месте вприпрыжку прибежала из однокомнатной малогабаритки в царские хоромы, на полное обеспечение, но выбор Марины он уважал и не пускался в уговоры. В глубине души он понимал, что рано или поздно они будут жить под одной крышей, потому что Марина, как боевая подруга прошла с ним через тяжёлые испытания. С самого начало повелось, что финансово женщина была независима, денег у любовника не просила, а он и не предлагал, но делал дорогие подарки вроде автомобиля, бриллиантов и шуб. Ей исполнилось сорок лет, но выглядела она несколько старше, потому что имела абсолютно седую шевелюру, одевалась, в отличие от многих соратников по её профессии не демократично в джинсы и майки, а подчеркнуть элегантно — предпочитала узкие юбки чуть выше колена и высокие каблуки. Однажды Эдуард задал вопрос, почему она не красит волосы, ведь в её достаточно молодом возрасте и публичной профессии носить седую шевелюру как-то не комильфо. Женщина грустно улыбнулась и пожала плечами.

— Ты знаешь, я никогда не буду делать пластических операций, чтобы выглядеть моложе и красить волосы. Моя мама тоже рано стала седой и пробовала разнообразные красители, а так же захаживала в дорогой салон красоты. В конце концов, надула себе скулы и губы, а волосы выкрасила в голубой цвет. Представляешь, вот такая престарелая Мальвина, с которой косметологи выдаивали огромные деньги, чтобы поддерживать форму губ, щёк, носа, скул. Да только время не обманешь, старость неумолимо сомнёт все потуги врачей, сейчас всякие процедуры не только не помогают ей, а наоборот вредят. От Мальвины остались лишь голубые волосы, только и их никто не видит кроме меня. — Марина вздохнула. — Мама никуда не выходит, сидит, как французский бульдог с обвисшими щеками и индюшачий шеей. А я буду стареть, как распорядится природа. Во всяком случае, не намерена этого стыдиться.

Фривольность Марина позволялась лишь в выборе разнообразных блузок, яркого макияжа и пунцового лака на ногтях. Вот и сейчас женщина вошла по-летнему светлая и ароматная. Эдуард обнял её и увлёк в гостиную.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Может быть позже, — Марина посмотрела на Эдика прямо. — Ты о чём-то хотел поговорить со мной?

— Не сейчас и не здесь, — он выглянул в окно и увидел, что собирается дождь. — После ужина поднимемся в кабинет.

— Что-то важное? — Марина наманикюренными пальчиками повернула лицо мужчины к себе и заглянула в глаза. — Рассказывай, пока никого нет.

— Меня хотят убить. И я примерно представляю кто и за что. На это у меня есть две версии, — мужчина замолк на несколько секунд.

— И? — женщина разволновалась. — Зачем кому-то твоя смерть?

— Пару лет назад была одна не очень приятная история. Я как-то рассказывал тебе об этом, а может, и нет? Кажется, так давно это произошло, ещё до моей болезни, и я уже забыл обо всём этом, но вчера я получил что-то вроде чёрной метки. Об этом долго рассказывать.

— Хорошо, оставим на потом, — Марина тряхнула головой. — А вторая причина?

— От деда мне достался целый кисет царских червонцев. Когда мать умирала, то передала эти сокровища мне, — Эдуард достал из кармана брюк носовой платок и вытер со лба пот. — Представляешь, мы жили бедно, как церковные мыши, отец пил по-чёрному, а под ванной много лет лежало золото, и мать ни разу не искусилась, чтобы потратить на что-то хоть одну монету.

— А ты? Ты вложил в дело сие богатство или приберёг в банке?

— В том-то и дело, что нет. Мои дела уже пошли в гору, когда появилось вот это состояние. Я кисет просто припрятал до поры до времени.

— Я так понимаю, что вторая версия и состоит в том, что кто-то, опять же, желает тебя убить, чтобы завладеть золотом? — Марина не спрашивала, а утверждала, и Эдик, в знак согласия, часто закивал. — И где же хранится это достояние семьи Гульбанкиных? Только не говори, что так же под ванной.

— Ну что ты, кисет до сих пор лежит…

В дверь позвонили, и разговор пришлось прервать. Эдуард Аркадьевич извинился перед дамой и заспешил к двери.

Его компаньоны появились почти что вместе, один с женой, а второй в одиночестве — когда-то он был женат, семейная жизнь оставила такой трагический след в памяти, что холостой коллега никогда не вспоминал о том времени и более жениться не намеревался. Друзья и сотрудники за спиной их называли Бобчинский и Добчинский, за чрезвычайную схожесть с гоголевскими персонажами из «Ревизора». Оба имели невысокий рост, прорисованные брюшки и наметившиеся лысины. Собственно на этом подобие с персонажами заканчивалась. Александр Александрович Переверзев, а для друзей Сан Саныч вместе с женой Ириной ввалились, шумно отряхиваясь, начался дождь. Почти следом заскочил, держа в руках бутылку вина и смахивая капли с блестящей лысины, Юдинцев Николай Петрович. Хозяин широко распахнул двери, радостно приветствуя гостей.

— Николай Петрович я надеялся, что в этот раз ты придёшь с дамой. Хватит уже в холостяках ходить!

— Беру с тебя пример Эдуард. Я уже там был и пока ещё раз в этот омут не тянет.

Гульбанкин махнул рукой Марине:

— Мариша посмотри там, на кухне Евгения Степановна справляется? И когда появится официант?

Сам тут же вернулся к дверям — по мраморным ступеням, прикрываясь одним зонтом семенила процессия — его бывшая жена Светлана с очередным ухажёром и её сын Пётр с невестой. Эдуард широко раскинул руки. В какой-то момент он почувствовал себя абсолютно счастливым, в его доме гости, их не надо представлять другу, никто не будет манерничать и кривляться. Даже новый ухажёр Светланы уже совсем не новый и, в отличие от других, задержался возле неё уже более двух лет, во многом благодаря щедротам бывшей жены Гульбанкина. А про невесту пасынка и говорить нечего, все её знают как облупленную, потому что она больше года трудится в их «Сливочном царстве» главным менеджером по продажам. Эдуард предложил друзьям выпить перед ужином, а сам направился на кухню. Навстречу вышла Марина.

— Не волнуйся, официант уже здесь, — Марина глянула на себя в большое зеркало и поправила волосы. — Евгения Степановна провела его через чёрный вход. Он появился в тот момент, когда ты встречал гостей у парадного. Нечего прислуге толкаться среди хозяев.

— Хозяев жизни ты хотела сказать? — сухо отреагировал Эдуард и стрельнул глазами.

Гульбанкина раздражала манера любовницы делить людей на сословия. По его мнению, в странах бывшего СССР все были абсолютно равны. Революция перемешала людей так, что аристократия, высшее сословие, графья, князья, растворились в людском море. Тех, кто не успел уехать за границу, заставили позабыть о благородном происхождении. А из простого народа аристократия никогда не прорастёт, она создаётся из века в век. Да и человек интеллигентный и порядочный будь он сто раз миллионером, никогда не превознесёт себя относительно человека бедного. Иногда Гульбанкин размышлял о том, почему сегодняшнее время не даёт таких меценатов как Савва Мамонтов, Митрофан Беляев, Василий Тредиаковский, Савва Морозов, которые считали своё дело не столько источником дохода, сколько миссией, которая возложена на них Богом и судьбой. И при этом они не стремились предавать своё дело огласке, и даже напротив, помогали людям при условии, что их дела не будут афишироваться в газетах. А истинные аристократки, дочери последнего русского императора Ольга и Татьяна во время войны были медсёстрами в военном госпитале или настоящая королева Великобритании Елизавета во время второй мировой войны работала простым водителем на санитарной машине. А что делают наглые морды, присосавшиеся как пиявки к недрам и сосущие нефть и газ? Гульбанкина доводила до белого каления информация о том, что один российский олигарх потратил на свадьбу сына полтора миллиона долларов! У него не укладывалось в голове, как можно взять и пропить полтора миллиона долларов! Он сокрушённо качал головой в немом изумлении, когда узнал из газет о том, что в Гамбурге со стапелей сходит самая дорогая в мире парусная яхта, которая принадлежит русскому миллионеру или продан автомобиль, полностью украшенный кристаллами Сваровски дочери нефтяного магната. Иногда он задавал сам себе вопрос: откуда появились эти сытые, бестыжие хари, из какой страны, из какого народа? Какая мать их родила и, в какой деревне? И сам себе отвечал, что это не русские люди, которые имеют сострадание, доброту, человечность. Это какие-то инопланетяне, не иначе. В стране богатыми стали те, кто у кормушки близко стоял, и у кого морда наглая. Гульбанкин прекрасно помнил то время, и отдавал себе отчёт в том, что его сегодняшние капиталы стартовали не с пустого места, а с грабительской приватизации девяностых годов. Сам Эдуард Аркадьевич выбрал для себя определённую стратегию — для него было важно создать комфортные условия работы для сотрудников своего концерна, а ещё он ежемесячно подписывал банковский чек и отправлял некую сумму на содержание детского дома в посёлке, где он родился. Гульбанкин ни в коей мере не причислял себя к великим меценатам — не строил галереи, музеи или театры — он в этом ничего не понимал. Эдуард не собирался снимать с себя последние штаны, чтобы облагодетельствовать какого-нибудь нищего, но никогда бы не позволил себе, хотя имел возможность, отправиться в Куршавель, чтобы напоить толпу дармоедов шампанским «Дом Периньон» по пятьсот евро за бутылку! Он часто замечал за любовницей высокомерное иногда даже хамоватое отношение к официантам, продавцам, администраторам в офисах, и иногда ему хотелось спросить:

«Сами-то вы, каких будете?»

Хоть Марина и являлась образованной интеллектуалкой, умела преподнести себя, со вкусом одевалась и прекрасно держалась в обществе, но аристократкой её никак нельзя было назвать, потому что во время душевного волнения или глубокой задумчивости она грызла ногти. Марина почувствовала его недовольство и передёрнула плечами. Ей тоже не нравилась в любовнике его игра в доброго хозяина. Про игру она поняла, когда они только познакомились, и она брала у него интервью. Эдуард Аркадьевич повёл её с экскурсией по цехам, и она увидела, как сотрудники готовы лобызать его руки. В своём «Сливочном царстве» Гульбанкин был король. Он имел решающий голос в компании, потому что владел сорока девятью процентами акций, вторую половину поделили его партнёры. В концерне состояло несколько предприятий: фермы для поставки сырья, завод по производству кормов и сам молокозавод. Сотрудники получали большую зарплату, прекрасные условия труда и социальные гарантии, поэтому за хозяина они готовы пойти и в огонь и в воду. А он в свою очередь лично выслушивал все жалобы, помогал брать ипотеку и кредиты нуждающимся, даже делал роскошные подарки тем, кто уходил на пенсию. Вот в этом Марина и видела заигрывания с работягами, которые должны работать и не вякать. Негоже в итальянских ботинках ручной работы топтать навоз на фермах и заглядывать в каждую флягу с молоком. Марина отвернулась, чтобы Эдуард не увидел её раздражения. Они вернулись в гостиную, где присутствующие уже весело болтали под воздействием музыки, в предвкушении изысканного ужина и лёгкого аперитива. Вдруг из кухни раздался грохот и крики. Гульбанкин кинулся на шум и вся компания, поставив свои бокалы, кинулась следом. Пунцовая Евгения Степановна, громко ругаясь, расстёгивала манжет рубашки молодого человека, который закатив глаза, тихонько подвывал.

— Что здесь случилось? — встревожился Эдуард.

— Этот криворучко опрокинул на свою руку кипящее масло! — домработница быстро открыла ящик стола и достала какой-то тюбик. — Ничего страшного, сейчас смажу мазью и перевяжу, — она виновато посмотрела на хозяина. — Вы подождите немного, у меня всё готово.

— Не волнуйтесь, говорите, что нести, — в двери протиснулся Николай Петрович. Он, как холостяк привык всё делать для себя сам, поэтому его не смущала сугубо женская работа — постирать носки, накрыть на стол или помыть посуду, да и от запахов разыгрался нешуточный аппетит.

Гости засуетились по кухне. Домработница, забыв про болезного, указывала то на тарелки, то на холодильник, то на духовку. Вскоре гостиная наполнилась ароматами чудесных блюд. Все расселись напротив табличек со своими фамилиями и принялись, не торопясь, за разговором, ухаживать друг за другом, подкладывать и подливать. За едой Гульбанкин предпочитал красное вино. Именно после болезни врачи рекомендовали выпивать немного красного, которое помогало быстро восстанавливать силы после долгого недуга. Раньше Эдуард употреблял водку особенно зимой, летом в жару мог выпить несколько кружек пива за раз, зато сейчас он не пил ничего кроме зелёного чая, чистой воды и красного вина и со временем это вошло в привычку. Один питерский дилер поставлял ему одну и ту же марку итальянского напитка. Эдуард знал, что его гости предпочитают кто виски, кто водку, а для дам на столе стояло шампанское «Брют» и белое вино. Хозяин налил в свой бокал рубиновый напиток и потряс бутылкой, предлагая отведать всем желающим, хотя знал, что под рыбу лучше идёт белое вино, да и красное в этой компании предпочитал только он. Но, неожиданно, Светочка, оттопырив кокетливо мизинчик, протянула свой бокал.

— Эдик налей мне. Белое мне показалось слишком сладким для рыбы и немного отдаёт уксусом.

— С удовольствием, — Он наполнил бокал женщины и услышал, как в кармане затрещал сотовый. Он поставил бутылку на стол и достал телефон. — Извините меня. Продолжайте, я вернусь через мгновение.

Эдуард Аркадьевич отсутствовал буквально две минуты, а когда вернулся, то не сразу понял, что произошло. За круглым столом сидели его друзья с немым ужасом на лицах. Эдик обвёл глазами присутствующих и наткнулся на обмякшее тело своей бывшей жены и бурое пятно на белоснежной скатерти. Вдруг все как бы очнулись от ступора.

— Наверное, сердце прихватило, — Марина подскочила, громко уронив стул.

— Надо вызвать скорую помощь! — жена Переверзева Ирина лихорадочно рылась в сумочке, путалась в отделах и подкладке в поисках телефона, и никак не могла его нащупать трясущимися пальцами.

На шум из кухни выскочила домработница, встала в дверях, подперев кулаками бока, и завертела головой, не понимая, что происходит.

Гульбанкин приложил руку к артерии на шее и через пару секунд повернулся к испуганным гостям. Голос его заметно дрожал:

— Она мертва! — с этими словами он метнулся в прихожую и на городском телефоне набрал ноль два.