Полуночный танец

Татьяна Немшанова (2024)

Крайний Север Западной Сибири. Отроги Приполярного Урала. Здесь в сентябре падает снег, а в октябре трещат морозы. Здесь реки, замерзая, свирепеют, снося преграды. Осень! –прекрасная пора для охотника и его друзей — лаек. Первозданность югорского края завораживает и манит суровой загадочностью. Здесь таёжная изба — дом. В книге собраны рассказы-были, написанные изначально в виде таёжных дневников. Главные герои — это таёжные жители. Здесь охота не хобби, а образ жизни. Тут жизнь и смерть идут бок о бок по лесным тропам, а честность и обман, красота и беспощадность, прошлое и настоящее — одно неделимое целое. «Полуночный танец», «Назвала пса Бимом», «Полуночная луна», «Два таёжных дня», «В ночь, вслед за лебедиными стаями, завыла метель», «Обида» — рассказы о том, что жизнь прекрасна и конечна, а хочется жить вечно.

Назвала пса Бимом

Говорят, какое имя дашь псу, таким по характеру он вырастет. — Так ли это?!.. — Вот и назвала своего щенка Бимом — Бим. Не думала над именем вовсе, — само собой имя пришло. — Бим, так Бим! — и не иначе. И что в итоге?!.. — Драчун и задира. Псу исполнилось целых четыре года! По собачьим меркам хвостатый давно перевалил возрастную черту лаечьего детства, отрочества и юности, пора б и остепениться. Только Бимуля всё скачет шилом, ровно кутёнок, подпрыгивает от радости, лишь учует запах пороха — патронов в моём рюкзаке на плечах.

Конечно же, — радость предстоящей охоты — это вовсе не критерий легкомысленности пса! — Да ведь скачет он смешно! — Будто малый щенок! — Подскакивая, по-детски забрасывает задние лапы выше собачьей головы, выше кончиков стоячих ушей! При том смешно неизменно говорит: «У-уууу!».

Действительно, — Бим, так Бим! И никак — не Тузик, не Джульбарс, и даже не Дружок! — «Бим пон-пон», — одним словом. «Бимпонпоном» он же сам, по-юности ещё, себя и назвал, когда на охоте облаял глухаря. Гавкал птичку тогда, совсем не как полагается охотничьей лайке: «Ав-ав-ав!», а: «Бим — пон-пон! Бим — пон-пон!». Тем самым говорил мне: «Бим поймал! Бим поймал птичку». — Так его со щенячьего детства хвалила за удачную работу по птице. Говорила, поощряя, радуясь работе юной лайки: «Бим поймал! Бимка поймал! — Хороший Бим! — поймал птичку, глухарика поймал!».

Вот пёс и переиначил на своё собачье наречие речь хозяйки — по-своему. Все слова-то мои не выговаривал собачьим языком, а придумал как сказать, чтоб я поняла его и срочно шла на подмогу: кралась, стреляла и т.д.. Когда впервые услышала Бимкины слова, не могла сдержать смеха. А смеяться нельзя! Собака — молодая! — работает по птице, зовёт! Нужно подкрадываться бесшумно к глухарику, — ползком, прячась за деревьями, бесшумно ступая по мху, да так, чтоб солнце не слепило, иначе добыча сойдёт, и косточками не похрустим вечером. А я смеялась! — не смогла удержаться, ведь Бимка чётко повторял мои слова, и изо всех щенячьих сил голосил, призывая хозяйку не мешкать: «Бим поймал! Бим поймал!». Только у кутьки получалось: «Бим — пон-пон! Бим — пон-пон». Своё имя — Бим, выговаривал явственно, а вот слово «поймал», переиначил в «пон-пон», только никак не в «ав-ав», «гав-гав», как все лайки на охоте говорят.

Так и получается: назвала Бимом, — Бим он и есть! — драчун, задира, смышлён и невероятный мечтатель, обманщик и, — с наивной детской хитрецой. Часто замечаю, как глубоко задумавшись, он сидит, не замечая моего приближения, мечтательно глядит вдаль на гладь реки, на закат, на льдину, плывущую после ледохода. Частенько сидит на склоне таёжного лога, густо заросшего ивняком, с едва поющим ручейком, — смешной, прикольный! Вот и сейчас, — хитрюга пробрался тайком в палатку, тихонько, будто незаметно, нырнул под нары. — Бимка! — поганец же ты этакий, — хитрющий!.. — строжусь и непроизвольно глажу по высунувшейся мордашке, — словно так и надо! А Дружок… — пусть спит на улице, под навесом из веток сосны…. — на то он и Дружка, Друг, а никак не Бим.