Я тебя нагадала

Татьяна Ма (2024)

Соня давно подозревает, что муж изменяет ей, но никак не решится на откровенный разговор. Однако и жуткие сны, и гадание на кофейной гуще буквально кричат о том, что если она не закончит эти болезненные отношения, то может произойти что-то ужасное, ведь Соня постоянно видит, как убивает мужа. Видения такие яркие, что порой она не понимает, где заканчивается сон, а где начинается реальность…

Глава 3

Сейчас

— Что это? — спросил Вадим, с отвращением уставившись в тарелку.

— Лазанья по-неаполитански, — спокойно ответила Соня, стараясь сдержать поднявшееся из глубины души раздражение.

— Клёклая, — резко отодвинув тарелку, сказал Вадим.

— Ничуть и не клёклая.

— Я сто раз тебе говорил, что подогретая еда — это уже не еда.

— Она не подогретая, только приготовила, — возразила Соня и отошла к разделочному столу.

— Надо же, — безразлично сказал Вадим и, подумав, все-таки принялся за еду.

Соня протерла столешницу, убрала в ящик вилки и ложки, пододвинула деревянную подставку для ножей и зачем-то начала их выдергивать один за другим.

— А ведь когда-то ты уверяла меня, что хорошо готовишь, — нарушил тишину Вадим. — Ты ведь вроде на повара училась.

— На кондитера, — устало поправила его Соня, засовывая тесак обратно в подставку.

Вадим будто не расслышал ее и проворчал:

— Еще кафе хотела открыть. С твоими-то способностями только кафе и открывать. Яичница у тебя и та горелая, а ты говоришь кафе.

Соня молчала, лишь выдергивала ножи из подставки и засовывала их обратно.

— Соня, Соня, Соня, — певуче протянул Вадим. — Все-таки имя хорошо характеризуют человека, ты так не думаешь?

Соня провела пальцем по дырочкам на ноже для сыра и сунула его к тесаку.

— Что ты имеешь в виду? — Она машинально сжала рукоятку длинного тонкого филейного ножа так, что побелели костяшки пальцев.

— Ну вот назвали тебя родители Соней, а ты ведь такая и есть. Не живешь, а будто спишь. Ничего не умеешь, — зевнул Вадим, — говоришь, на кондитера училась, а у тебя даже простецкий яблочный пирог выходит безвкусным. Представляю, что бы ты там наготовила, будь у тебя и правда кафе или работа кондитером. Выгнали бы тебя с работы-то, слышишь?

Соня резко развернулась, филейный нож под светом люстры метнулся молнией и легко, будто играючи, скользнул по горлу Вадима. Тот вскинул на Соню удивленные глаза и завалился на стол, угодив лицом в лазанью. Расплавленный сыр смешался с кровью и потек бесформенными лужицами по поверхности стола, закапал на светлый пол.

Отвернувшись, Соня сунула нож под воду и начала смывать кровь, невидящим взглядом уставившись на струю воды. Она думала, что, наверное, нужно позвонить в полицию и в скорую, хотя Вадиму уже вряд ли поможешь. Ножи у них в доме были острые, а Соня орудовала ими мастерски. И готовила она тоже мастерски. И пекла. И торты делала. И кофе варила первоклассно. Только вот Вадим почему-то всегда был недоволен. Ни разу она ему не угодила: то мясо пережаренное, то лазанья сухая, то соус для салата негодный, то клубничный мусс с кусками плохо переработанных ягод, то пенка на эспрессо неправильная. Когда это началось? Соня и не помнила. Ведь раньше не было придирок… Нет, придирок не было, однако был сарказм. Поначалу влюбленной Соне муж казался остроумным интеллектуалом, уже гораздо позже она поняла, что это не остроумие, а цинизм. Цинизм и неумение получать удовольствие от простых вещей, которые обычно радуют. Это неумение приводило к высмеиванию. То в ресторане пахнет не так. То фильм абсолютно бессмысленный. То друзья ничего не понимают. То бизнес-партнер не умеет дела вести. То у Сони прическа не та. То платье она «деревенское» напялила. И так без конца. Сначала Соня смеялась над подколами и язвительными шуточками Вадима, потом лишь вежливо улыбалась, а потом ей стало от них противно. А еще противнее — оттого, что он по-прежнему делает вид, что все хорошо, что у них идеальная семья, хотя уже очень давно ничего хорошего не было. И семьи в том смысле, который Соня привыкла вкладывать в это слово, тоже не было. Так, привычка. Опостылевшая привычка.

Резкий звон заставил Соню вздрогнуть и прийти в себя: это духовой шкаф просигналил об окончании программы. Соня выключила воду, вытерла насухо филейный нож и сунула его в подставку. Надев на руку кухонную рукавичку, она приоткрыла дверцу и заглянула в духовку. Лазанья была готова и издавала умопомрачительный аромат плавленого сыра.

В этот же момент Соня услышала, как открылась входная дверь. Соня бросила взгляд на часы — почти восемь. В последнее время Вадим все чаще стал задерживаться на работе.

— Чем это так воняет? — долетел до Сони голос мужа.

Она вышла в гостиную — прихожей в их модной квартире не было — и сказала:

— Пахнет запечённым сыром. Я лазанью сделала. Ты как раз вовремя.

— Я сначала в душ, — передернул Вадим плечами. — Устал — не могу.

Соня кивнула и вернулась на кухню. Вскоре из ванной послышались звуки зажурчавшей воды. Соня пошла в спальню, чтобы достать для Вадима чистые штаны и футболку, в которых он ходил дома, и увидела на кровати сброшенную им одежду. «Вот всегда так, бросит кучей в комнате, нет, чтобы сразу в корзину положить, — думала Соня. — За собой не замечает, а меня попрекает каждой соринкой». Соня взяла брюки и рубашку мужа и замерла. На белоснежной ткани сорочки у самого ворота виднелось розовое пятно. Сомнений в том, что это следы от помады, у Сони не было. «Прямо классика, — горько усмехнулась Соня. — Интересно, если предъявить это Вадиму, сунуть под нос, он скажет, что у меня больная фантазия? Или придумает более оригинальное язвительное оправдание?» Нет, она не будет ему ничего говорить. Не в первый раз она видит такие пятна и наверняка не в последний. И ведь когда-то, дурочка, она трясла вот такой же рубашкой перед лицом Вадима и устраивала истерику, а он лишь посмеялся, смерил ее презрительным взглядом и даже объяснять ничего не стал.

Отнеся грязную одежду в небольшое подсобное помещение, где у них была организована кладовая-прачечная, Соня вернулась в кухню. Через пять минут появился и Вадим.

Он сел за стол, а Соня достала лазанью из духовки и поставила тарелку перед мужем.

— Как прошел день? — поинтересовалась она.

— Нормально, — сухо ответил Вадим.

Соня начала вытирать разделочный стол, не сводя взгляда с подставки для ножей.

— Ты стал часто подолгу задерживаться, Вадим, — сказала она.

— Я работаю, Соня, — вздохнул он. — Вкалываю, как проклятый, чтобы побольше заработать на твою беспечную жизнь.

Рука Сони машинально потянулась к ручке филейного ножа. Он острый. Очень острый. Одно движение и…

— Я пойду отдохну, — сказала Соня, отдергивая руку, — устала что-то сегодня.

— Да-да, ты-то и устала, — усмехнулся Вадим. — Вся заработалась.

В ушах шумело так, что последние слова мужа долетели до нее будто из какой-то трубы. Соня легла на край кровати, поджала ноги, подтянув их чуть ли не к самому подбородку. Ее бил озноб. Она закрыла глаза. Так не может больше продолжаться. Не должно. Вадим сам не собирался что-то менять, хотя ему вся эта «семейная идиллия» опостылела так же, как и Соне, но вел он себя так, будто ему доставляло удовольствие каждый день мучить ее своими саркастическими замечаниями, язвительными и все чаще унизительными словами, рубашками этими, испачканными помадой и пропахшими женскими духами. Нужно что-то делать. Нужно что-то делать. Нужно обязательно что-то сделать. А иначе и до беды недалеко.