Миньон, просто миньон…

Татьяна Коростышевская, 2020

Все дороги рано или поздно заканчиваются, подходит к концу и история графа Шерези, болтуна, красавца, дуэлянта, королевского миньона и девушки. Бастиане предстоит сражение в финальной битве, на кону в которой стоит не только ее судьба, но и будущность всей Ардеры. Сейчас, как никогда, важно знать, кто друг, а кто враг, и что важнее – твоя преданность, или твоя любовь.

Оглавление

Из серии: Миньон

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миньон, просто миньон… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2

Миньон двух господ

В веселом доме «Три сестрички» сегодня вечером было тихо и малолюдно. Сестрички, числом уже гораздо более трех, но кто их там собирается считать, отдыхали за пределами заведения, а в гостиной, полутемной и абсолютно пустой, у зажженного камина беседовали за бокалом вина лорды ван Харт и Уолес.

— Итак, — Патрик поправил кисточку своей профессорской шапочки, лежащей на столешнице, — я могу поздравить нас с победой?

— С промежуточной, — Гэбриел тоже смотрел на шапочку. — Будь по-ученому точен, соответствуя своему статусу.

— Я получил замок?

— Блюр, ранее принадлежавший предателю короны Вальденсу.

— А напомни-ка мне, почему замок получил именно я?

— Потому что тебе вечно обещают какой-нибудь замок, Уолес. Если бы мне обещали земли и регалии с такой же частотой, как тебе, я стал бы богаче Мармадюка.

— Обещать — не значит дать, — передразнил Патрик ее величество.

Получилось похоже, поэтому ван Харт позволил себе криво улыбнуться:

— Это в случае, если в твоем ближнем круге нет надоедливого маленького мерзавца.

— Она именно так тебя поносила?

— Кто? Ее величество? Поверь, это были еще вполне приличные выражения, в сравнении с прочими.

— Ее не удивило, что мне нужен именно Блюр?

Ван Харт перевел взгляд на веселое лицо друга и покачал головой:

— Ты умнейший ученый муж, Патрик, но в некоторых вопросах наивнее младенца. Разумеется, я просил для тебя кусочки пожирнее, еще и торговался почище доманского купца. Так что королева облегченно вздохнула, когда в разговоре будто бы случайно всплыл этот отдаленный, необжитой и лишенный гарнизона… Да это просто кучка камней на границе с Тарифом, а не замок! Развалины, назвал бы я их, если бы не уважение, которое я испытываю к своей леди.

Последние пару фраз Гэбриел щедро приправил доманским акцентом.

— Там действительно все так плохо? — легкомысленно спросил Уолес. — Ты отправил туда шпионов, они уже прислали тебе отчет?

— Не успел. Дорога займет не меньше недели, я решил, что мы быстрее самостоятельно все разведаем.

— «Мы»? Замок даруют мне, так что и инспекция владений — мое личное дело!

— Хо-хо! — Ван Харт изобразил ладонями аплодисменты. — Лорд Уолес настолько жаден?

— Ну а если серьезно, — Патрик покачал головой, — ее величество не отпустит тебя со мной.

— Еще и вуалью помашет напоследок. Она бы с удовольствием избавилась от всех четверых, но и половина от этого числа ее устроит.

— Поясни.

Ван Харт посмотрел в открытое лицо Патрика, вздохнул, притворно сокрушаясь:

— Дитя! Для чего наше величество заводило себе миньонов?

— Заводила? Заводят скорее собак, чем людей.

— Вот именно что завела, как щенков на псарне. Затем, чтоб молодые щенки загрызли старых собак, расчистив политическую арену. Ее расчет оправдался, мы сделали это. Но, к нашему несчастью, излишне рьяно и слишком быстро.

— А теперь…

— От нас пора избавляться, мой шаловливый песик. Потому что «слишком быстро» в нашем случае — непозволительно. Мы зачистили арену, избавившись от старичья, и имеем все шансы так же быстро заматереть. А ей, при всем моем восхищении, — тут Гэбриел опять прибег к доманскому акценту, — нашей венценосной леди, не особо нужны когти и клыки.

Лорд Уолес помолчал, тронул кисточку на шапке, затем посмотрел сквозь бокал, сквозь плещущееся в нем золотисто-багровое вино, на пламя камина:

— Аврора — женщина, а женщины добры и нерасчетливы.

— Ты глуп, если действительно так считаешь. — Ван Харт потер подушечкой пальца щеку. — Аврора, дружище, прежде всего — королева, а уже потом — женщина. И если уж разговор зашел о слабом поле, позволь задать тебе прямой вопрос.

Патрик кивнул, Гэбриел продолжил:

— Ты делил с ней ложе?

— С королевой? — В голосе ленстерца послышался испуг пополам с благоговением.

— Я так и думал, что нет. А людская молва меж тем приписывает тебе десятки любовных побед на этом ристалище. Впрочем, как и мне, как и Оливеру, как…

— Разве это важно?

— Лишь в том случае, если ее величество вполне к нам равнодушна.

— Или хранит верность одному мужчине?

— Мы даже знаем, какому.

— И не повторяем досужие сплетни.

— Точно! Лишь поддерживаем сплетни о нас грешных.

Патрик хмыкнул:

— Ну хорошо, мы — зубастые псы, — широко улыбнувшись, он отбросил со лба золотистый локон. — Уолес, у которого только что не едят с рук хабилисы королевского университета, или Виклунд, которому прочат пост командующего уже через пару лет, или ты… С тобой вообще все просто — в любой момент ты заявляешь права на Дювали и объявляешь долину отдельным княжеством. Но Станислас? Почему наш нежный бард вызывает ее опасения?

— Одна песенка нашего нежного барда может как разрушить, так и возродить из пепла любую репутацию. Уж сколько лет прошло после сочинения о шуте и фее, а во всех ардерских тавернах до сих пор напевают сии куплеты.

— Ах как же его звали?.. — Уолес заржал отнюдь не с профессорской сдержанностью. — И что же наш лорд-шут, он благословит нас на свершения или твоя хитроумная комбинация была им замечена?

Ван Харт отхлебнул из своего бокала, в котором, судя по цвету содержимого, плескалось отнюдь не вино.

— Он прекрасно понимает, что короне нужны деньги, Блюр — неплохой форпост, чтоб разрушить монополию Тарифа в вопросах доступа на Авалон. Он нас благословит и помашет вуалью королевы, можешь не сомневаться.

Входная дверь загрохотала, распахиваясь, тяжелые шаги и легкая струнная мелодия возвестили, что компания миньонов пополнилась лордами Виклундом и Доре.

— Кажется, в столице не желают видеть всех четверых! — Гэбриел ван Харт отсалютовал прибывшим бокалом.

— Вода! — с отвращением кивнул Оливер. — И девиц, как я понимаю, вы предварительно разогнали?

— Не опасаешься, что твои неуместные вопросы достигнут неких прелестных ушек? — Станислас лорд Доре быстро уселся за стол и придвинул к себе пустой бокал и бутыль, отобрав ее у Патрика.

— Я лишь хотел убедиться, что нашим сборам никто не помешает.

Виклунд тоже устроился за столом и разжился посудой.

— Итак, Блюр? Дороги все еще не подсохли, поэтому обоз я собираюсь пустить малым ходом по тракту, а путешествовать с небольшим отрядом…

Оливер достал из-за пазухи тонкий пергамент дорожной карты и расстелил его на столешнице.

— Вот здесь, — ткнул он пальцем в какую-то точку, — мы оставим лошадей и наймем проводника. В это время года путешествие в горах представляет опасность.

— С каким именно поручением, позвольте узнать, к нам прикрепляют лорда Виклунда? — Гэбриел смотрел на карту без интереса.

— Леди Дидиан ван Сол наконец выходит замуж, — хохотнул великан, — и все друзья счастливого жениха направляются в новые владения лорда Уолеса, чтоб подготовить великолепный праздник. Лорд Уолес ведь не против?

— Не против. — Патрик склонился над картой.

— Королевский менестрель не может манкировать этим событием. — Станислас на карту вовсе не смотрел. — На подготовку нам выделено три месяца.

— Это то, о чем я тебе говорил, — Гэбриел обратился к Патрику. — Дидиан ван Сол и рыцари долины, которые съедутся на праздник. Наше шутейшество, пользуясь моментом, вознамерился пощипать Тариф.

— Как замечательно, что все наши планы в чем-то совпали.

— Значит, в дорогу?

— В дорогу, миньоны!

* * *

Я сидела перед зеркалом и безостановочно щелкала ножницами, даже не глядя на свое отражение. Караколю я не верила ни на грош. Фахан — раб, рабам доверять нельзя. То, что он спас мою жизнь, конечно, достойно благодарности, но тоже с оговорками. Вообще никому доверять нельзя. Я одна против всего мира.

Этот горький вывод я сделала, когда мысль про два прошедших года слегка обжилась в моей голове и перестала меня шокировать. На смену ей пришла другая — за два года никто не попытался меня спасти. Ни королева, ни шут, ни друзья. О чем это говорит? О равнодушном нежелании или о невозможности? Второе было бы крайне неприятно, первое же…

Я всхлипнула и посмотрела в зеркало. Волосы топорщились в разные стороны, придавая голове сходство с малихабарским растением тарухшакун, а попросту говоря — с одуванчиком.

Ругнувшись и намочив ладони в умывальном тазу, я пригладила вихры за ушами.

Нет! В то, что друзья меня бросили, я верить не буду! Вот просто не буду. Не спасли — значит, не смогли, значит, я сама спасусь.

— Собери! — велела я Тихоне, кивая на ворох состриженных волос. — Будем считать, что мы в расчете.

Цверг кивнул и стал неторопливо наполнять заранее подготовленный мешок.

— Твой шрам готов, — сообщил вошедший в комнату Папаша, потряхивая в воздухе деревянной шкатулкой.

— А второй заказ?

— С минуты на минуту. Ворчун должен принести его.

Он сально хихикнул, я покраснела. Второй заказ был слегка… гм… неприличен и исходил лично от меня. Я заказала бубенчики. Рассказ о золотых волосах, которые выковал Папаша для какой-то авалонской богини, натолкнул меня на эту мысль. Если у меня будет мужское достоинство, которое не грозит вывалиться из штанов при каждом шаге…

Я закинула ногу на ногу, ощутив бедром твердость своего пумеса.

Хотя, может, я и сглупила, когда поняла, что волосы у меня хоть так, хоть эдак отберут, и захотелось урвать выгоды напоследок.

Папаша установил шкатулку на подзеркальный столик и откинул крышку.

— Это шрам?

Бабочка, сидящая в шкатулке, взмахнула ажурными серебристыми крыльями, мне даже показалось, что с них осыпалась горстка пыльцы.

— Шрам. — Цверг потер ладонь о штаны и протянул ее к насекомому. — Лучше настоящего будет, не сомневайся. Колдовство фей, знаешь ли, построено на обмане восприятия, а мое, наше, цвергово, колдовство…

— Ты хочешь сказать, — перебила я, — что подсадишь мне на лицо механическую букашку, которая врастет в меня лапками и жалом?

Папаша дунул, бабочка взлетела.

— Жала у нее нет.

Я завизжала, отмахиваясь:

— Дай мне нож! Я хочу нормальный, настоящий, обычный шрам! Я боюсь!

Щеки как будто коснулось чье-то дыхание, я хлопнула себя по лицу, пытаясь сбить насекомое, пальцы встретили бугристость кожи, как от старого, уже зажившего пореза.

— Обморок, — радостно спросил Папаша, — будет?

— Теперь в нем нет никакого смысла, — ответила я с горечью. — Гады вы фахановы, мокрые канальи, дуболомы…

Я могла бы продолжать, кажется, бесконечно. Но каждое слово стоило мне, наверное, часа в моем мире. Так что я просто махнула рукой, всхлипнула, вытерла с шершавой щеки влажную слезную дорожку (ардерские мужчины не плачут?) и собралась в дорогу.

Крик Ворчуна остановил нас у озера, за поворотом тропинки:

— Твой заказ, граф!

— Спасибо. — Равнодушно засунув под мышку очередной цвергов футляр, я поклонилась.

— Интересная работа, — гордо сообщил Ворчун.

— Не сомневаюсь.

— Волшебные бубенчики!

— За ту плату, что вы за них получили, они должны еще по ночам сказки рассказывать.

Цверг охнул, покраснел и потупил взор:

— Ночью они тебя удивят, не сомневайся.

Я тоже покраснела. С кем я их использовать собираюсь, свои бубенцы?

— Нам нужно торопиться! — Караколь стоял туазах в двух и, дуболом такой, не краснел. Улыбался гаденько тонким ртом, но не краснел.

Ворчун вежливо попрощался, выразив робкую надежду, что больше никогда со мной не увидится. Я эту надежду горячо разделила, поддержала и пожелала ему недолгих страданий, ибо сама отходить в чертоги Спящего не спешила, и лишь безвременная кончина маленького цверга могла спасти последнего от нашей повторной встречи в случае, если его бубенчики меня не удовлетворят.

«Его бубенчики» и «удовлетворят», оказавшиеся в моей тираде, вогнали в ступор, кажется, всех присутствующих, даже Караколя. Но я-то просто чуть натурально не лишилась чувств, когда осознала двусмысленность мною изреченного. Смогла только закашляться и махнуть на прощание свободной рукой.

Когда Ворчун скрылся за поворотом, фахан потянулся ко мне:

— Покажи!

— Прочти мои мысли и не лезь в мою жизнь! — отпрыгнула я.

— Тебе не кажется, что ты противоречишь сама себе?

— А тебе не кажется, что… — футляр поместился в карман кафтана, — что для раба сумасшедшей бабы…

Он опять дернулся ко мне.

Я опять отскочила, подошва сапога соскользнула, крутой берег озерца осыпался под ногами, я полетела спиной вниз. Глаза обожгло ярким светом лорда нашего Солнца, но жмуриться не пришлось. В тот же миг лицо укрыло тенью распахнутых крыльев фахана, а его длинные твердые руки подхватили меня за талию.

— Высоты боишься, болтушка?

Грудь Караколя, к которую я уткнулась носом, была тоже твердой. Надеюсь, я этот свой нос расквасила и мои кровавые сопли на камзоле этой канальи послужат крошечной местью. Крошечной и нелепой.

Фахан, видимо, услышав про сопли, перехватил меня под мышками и подтянул повыше, крылья его мощно рассекали воздух, озеро, оставшееся внизу, виделось уже серебряным блюдом на изумрудной скатерти великана.

Непередаваемое зрелище, особенно если учесть, что любовалась им я искоса, свесив голову через фаханово плечо. Меня замутило. От высоты, которой я конечно же (скорее всего, я надеялась, что это именно так) не боялась.

— Тошнит? — Караколь перекрикивал ветер.

«Точно за чистоту камзола переживает, — мстительно подумала я, решив, что отвечать не буду. — Наверное, даже на благословенном Авалоне непросто найти портного, который выкроит и сошьет одеяние с прорезями для крыльев. Прорези! Как расточительно! Там же сукна надо туаза четыре. А как прикажете швы в этих прорезях обрабатывать? Если канителью, то она натирать будет при полете, а если мягким льном, то он в два счета истреплется».

Фахан отодвинул меня на вытянутых руках, то ли чтоб действительно не испачкаться, то ли чтоб рассмотреть выражение моего лица.

«Шелк, — решила я наконец. — Шелковая нить подойдет для обметки лучше прочего. Во-первых, она крепкая, а во-вторых — скользкая, поэтому трение при работе крыльев ей не страшно».

— Я понимаю, что ты делаешь! — Фахан встряхнул меня, требуя внимания. — Ты отвлекаешься болтовней, чтоб не бояться.

— Чего еще может бояться девушка после поцелуя с тобой? Все самое страшное в ее жизни уже произошло! — проорала я вслух, а потом еще подумала: «Урод!»

— Какое высокомерие! — Он явно обиделся.

Странно, его называли уродом все подряд, и вслух, и в мыслях, а обиделся он именно на меня. Может, зря я так? Он же, в сущности, человек подневольный и не особо в моей плачевной ситуации повинен. Да и не человек он вовсе, а фахан. Может, то, что я считаю уродством, у них, у фаханов, напротив, сходит за прелесть и услаждает взоры местных дам? Может, Караколь меня не для удовольствия целовал, а для дела? Точно! Без поцелуя я бы не проснулась, а он постарался, разбудил… Может, даже отвращение при этом испытывал.

— Я тебя не целовал, женщина! — Караколь тряс меня уже раздраженно. — Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме тряпок и поцелуев? Дура!

Лучше бы подтвердил мою версию про отвращение, и мы бы на этом успокоились. Теперь мне что делать? Возвращаться к Папаше и допросы с пытками для всех семи грехов устраивать? А сколько лет у меня на это уйдет?

Хотя поцелуем больше, поцелуем меньше…

Кажется, Шерези, мы наблюдаем с тобой другую крайность. Помнится, было время, когда ты мысленно величала себя в мужском роде и боялась вовсе утратить женское естество. Ты становишься развратницей!

Нисколько! Вот если бы я получала от поцелуев удовольствие…

Караколь зарычал, дернул меня, развернул и прижал к своей груди спиной. Подо мной разверзлась бездна, которой было ровным счетом наплевать на мои жалкие попытки не думать о ней.

Я зажмурилась, затем широко открыла глаза. Как же красиво, святые бубенчики! Как невероятно, нечеловечески красиво!

Розовые громады облаков, подсвеченные солнцем, вихри, мельтешение изумрудных пятен далеко внизу.

И я заорала, но не от ужаса, а от переполнившего меня восторга.

И в этот самый миг, будто понукаемый моим криком, фахан сложил крылья. Мы понеслись вниз.

Маневр Караколя я перенесла стоически, даже не попыталась вознести молитву, тем более что вскорости падение замедлилось.

Мы приземлились на ту самую террасу, с которой я так великолепно и бесславно пыталась бежать. На мраморе ее даже оставались следы моей крови.

— Ну наконец!

Яркая фиолетовая вспышка, запах грозы, дымный вихрь. Появившаяся из этого вихря безумная королева была в красном.

Не лучший выбор цвета. Волосы безумной королевы, короткие, почти как у мужчины, и, видимо, чтоб скрыть недостаток длины и пышности, забранные в золотую, украшенную рубинами сетку, были рыжими. А рыжим, как известно, красный не к лицу.

Когда-то Моник была блондинкой, с фиалковыми ясными глазами, пикантными ямочками на щеках, пухлыми губками и прочими прелестностями. Теперь она Ригель — претендентка на ардерский трон, убийца, заговорщица и моя похитительница. Пухлость ее и ямочки никуда не делись, но в сочетании с волосами смотрелись несколько нелепо. Да и глаза казались слишком светлыми и безжизненными.

— Госпожа! — Караколь опустился на колено.

Я опустила лишь взгляд — на свои ноги в черных шелковых чулках, на бедра, на которых топорщились атласные штанины. Мы с Ригель при желании могли бы изобразить парочку. Мой мужской костюм — того же оттенка, что и ее туалет. Только желания у меня нет никакого.

— Бастиан Цветочек Шерези, — ласково протянула Ригель, приближаясь. — Мой любимый миньон. Отчего же ты не приветствуешь свою королеву?

«Ее величество здесь?» — следовало спросить мне и оглянуться с комическим испугом. А еще неплохо было бы посмотреть на Ригель без страха. Но это мне не удалось. Я боялась, боялась ее до обморока, до слез, которые с трудом сдерживала.

Ригель подошла, опустила руку на голову Караколя:

— Какая досада, что мой миньон перестал быть красавчиком. Уродец Шерези. Где ты нашел это существо, милый?

Пальцы сжались, потянув фахана за волосы, поднимая его опущенное лицо.

— Как далеко ей удалось бежать?

— Я забрал ее у цвергов, на авалонских предгорьях, моя госпожа. Это гораздо ниже по течению реки.

— Нам следует поблагодарить достойных карликов за то, что сохранили мое имущество. — Ригель оставила в покое фаханову шевелюру, щелкнула пальцами и отсалютовала мне появившимся в ее руке бокалом: — Тебе тоже следует быть благодарным, уродец.

Я с тоской посмотрела вниз на реку.

— О чем она думает? — резко спросила Ригель.

— О том, что неплохо бы броситься с балюстрады, — ответил Караколь.

— Она знает о том, что без меча ей не выбраться обратно в человеческий мир?

Меня настигло озарение. Волосы Ригель — короткие, нисколько не отросшие за прошедшие два года. Значит, все это время она находилась здесь, на (или «в»?) Авалоне. И замок Вальденса Блюр находился здесь же? С ней? С нами? Она — в нем, в замке, замок — в Авалоне. И меч… Меч мне вспомнился только один — клинок Арктура, которым так лихо орудовал Караколь в подземельях дворца. А еще фиолетовые вихри, и этот бокал, появившийся в руке Ригель будто по волшебству. Будто? Именно что по волшебству.

Что еще она теперь умеет? Может заставить меня делать что-то против моей воли? Напустить на Ардеру моровое поветрие? Нарисовать на всех подданных Авроры красные звезды?

— Теперь знает, — Караколь со вздохом прервал мои размышления. — Что прикажете с ней делать, моя госпожа?

Ригель хихикнула, подошла к перилам балюстрады и, перегнувшись через них, швырнула в пропасть опустевший бокал.

— Что делать? Что делать?! Ума не приложу, что нам делать с этим бесполым уродцем! Недомальчик-недодевочка, и в обеих ипостасях — чудовище!

Я смотрела на Ригель, почти не осознавая, о чем она говорит.

Если бы ее колдовство распространялось на человеческий мир, не сидела бы она здесь с этой нелепой прической… Значит…

Тут я дернулась от щекотки — моего колена коснулся кончик фаханова крыла.

Черного, как и мои чулки. Черное сочетается с черным, даже если ткани не совпадают текстурно. К примеру, сукно неплохо смотрится с атласными вставками того же оттенка. А еще можно поиграть со светом, если по черному атласу вышить черным же шелком…

Крыло расслабленно опустилось на пол.

Черное на белом… Хорошее сочетание.

Уже потом, выгребая из остывшего камина золу и полируя решетку, я позволила себе думать о чем-то, кроме цветов и тканей.

А сейчас мысли мои следовали за глазами: я осудила рыжих дам, выбирающих алые туалеты, порадовалась тому, что мой костюм мне скорее всего к лицу, ибо я брюнетка либо брюнет, в зависимости от ипостаси.

Коленопреклоненный Караколь фыркнул, сдерживая смешок.

— Почему она ничего не говорит, милый? — визгливо спросила Ригель. — Раньше Цветочек Шерези болтал без умолку.

— Я лишил ее голоса, моя госпожа, — ответил фахан.

— Бедный немой урод! — Безумная королева подошла ко мне, потянулась к волосам.

Я отступила, пытаясь что-то сказать и со страхом осознавая невозможность произнести хотя бы слово.

Он действительно лишил меня голоса? Ну да, ведь раб не может лгать госпоже. Он говорит ей только правду, ничего, кроме правды.

— Она знала? — Ригель обернулась к Караколю.

— Нет, и теперь в ужасе.

— А о чем она думала до этого?

— О том, что ей к лицу красный, в отличие от вас, моя госпожа…

Фахан отвечал неохотно, будто с усилием.

— Мерзавка!

Голова дернулась от пощечины, уклониться я не успела. Потом Ригель щелкнула пальцами, воздух вокруг меня сгустился туманом, рой фиолетовых искорок опустился на плечи, и, как будто от настоящих искр, ткань кафтана стала тлеть, меняя цвет. Когда туман развеялся, костюм мой превратился в холщовое рубище — широкие штаны и рубаху длиной до колен. При этом цвергов футляр остался при мне, под одеждой, так что пришлось придерживать его локтем, чтоб не вывалился на пол.

— Отправь ее к слугам, милый, — велела Ригель, с удовольствием осмотрев меня всю — от кончиков пальцев босых теперь ног до макушки. — На кухню, для самой черной работы. И если она снова попытается бежать — убей. Хотя куда она теперь убежит? Немая жалкая уродина…

— Как прикажет моя госпожа.

Караколь стал медленно подниматься с колен.

— Пояс! — вдруг взвизгнула Ригель. — Пусть отдаст мне пояс! Нужда в маскараде отпала, страшный миньон не нужен никому, мне-то уж точно! Ну же, милый, забери пояс. Я не могу прикоснуться руками к этому грязному ничтожному существу.

А пощечину она мне что, ногой отвесила? Руками она не может! Не дамся! Ни ей, ни этому фахану мокрому. Мало того что у меня отняли голос, теперь хотят лишить ценного артефакта? У меня, между прочим, бубенчики к нему есть в комплекте! Не позволю себя мужского естества лишить!

Фахан со мной и моим достоинством не церемонился. Его нетопырьи крылья резко расправились, накрыв нас будто шатром, твердым и тесным.

— Можешь пока подумать о поцелуях, — сказал Караколь шепотом, в полутьме блеснули его красные глаза, а руки скользнули под мою рубаху, я даже чуть хихикнула от щекотки и придержала локтем футляр. — Не дергайся, болтушка. Дурацкая застежка…

Дурацкая застежка щелкнула, рубаха сразу стала тесной в груди. Прежде чем сложить крылья, Караколь целомудренно подтянул ворот моего рубища повыше.

Затем, развернувшись, с поклоном передал пояс своей госпоже.

— А теперь… — Ригель схватила артефакт, звеня серебряными звеньями.

Я подумала, что на талии ей его не застегнуть, она, видимо, решила так же, поэтому намотала его на запястье, как браслет.

— Пошла прочь, Уродина!

Заглавную букву в своем новом прозвище я расслышала очень хорошо.

«Подумаешь…» — мысленно пожала я плечами и переступила с ноги на ногу, ощущая непреодолимое желание «пойти прочь» в сторону ближайшего замкового клозета. Моему молодому организму были безразличны творящиеся вокруг этого организма безобразия. Ему требовалось несколько минут уединения. Причем срочно.

Караколь, святой, в сущности, фахан, моим желаниям препятствовать не стал. Он грозно рыкнул нечто неразборчивое, видимо, сдерживая смех, растопырил крылья, как бойцовский петушок, и погнал меня в сторону внутренней лестницы.

— И не возись с ней долго! — не унималась Ригель. — Ты нужен мне здесь! До заката я хочу освоить еще несколько фокусов!

— Как прикажет моя госпожа.

Для вежливого ответа повелительнице фахану пришлось остановиться, развернуться, исполнить трехактный поклон… Тысяча мокрых караколей! Да они надо мной издеваются!

Плюнув, разумеется, мысленно, я припустила вниз по лестнице.

Караколь нагнал меня минут через десять, я услышала шелест его крыльев и звук шагов за дверью, отделяющую эркер, вынесенный надо рвом, от коридора.

«Верни мой голос!» — отчетливо подумала я.

Каморка была крошечной, колени упирались в дощатую дверь, а затылок холодил тесаный камень.

— Нет!

Десяти минут моему организму хватило с избытком, поэтому в данный момент я вертела в руках цвергов футляр. Видимо, он мне теперь не пригодится. Бесполезное приобретение. Может, выбросить его к фаханам? В смысле не к фаханам, а просто выбросить? Ну вот хотя бы в дырку в полу. Чтоб никому больше не достался. А то кто эту Ригель знает? Может, она и мои новые бубенчики захочет? Пумес-то мой тю-тю, развеялся противоестественным колдовским образом вместе с красным камзолом. Тогда почему не развеялся футляр? Потому что его делали цверги! Папаша мне говорил, что его волшебство сильнее того, которым обладают феи. Судя по тому, что Ригель приняла мой шрам за настоящий, так оно и есть.

— Выходи!

«Не выйду!»

Я изогнулась, прижавшись боком к стене, и посмотрела вниз.

Если пояс она использует в качестве браслета, даже страшно представить, что она сделает с бубенцами. Кстати, о бубенцах…

— Басти! — в голосе фахана слышалось страдание. — Ты ставишь меня в неловкую ситуацию…

«Значит, ты не собираешься возвращать мой голос?»

Он промолчал.

«Спрошу иначе. Ты можешь мне его вернуть?»

— Это несложно, — осторожно проговорил Караколь, — но…

«Но не хочешь?» — мне удалось придать мысли обвиняющий оттенок.

— Как будто здесь хоть что-то зависит от моего желания…

Вот ведь незадача. Я ощутила нечто вроде сочувствия. Он же пытается тебе помочь, глупая ты девчонка, по-своему, конечно, по-фаханьи. Если бы ты при голосе была, вообрази, каких дерзостей наговорила бы сейчас безумной королеве, а потом вообрази, как бы она тебя за эту дерзость наказала. Караколь вполне изящно вывел тебя из-под удара непокалеченной и живой.

Но он не отвечает на мои вопросы!

Значит, не может!

Или не хочет?

А может, ты просто не умеешь задать правильных вопросов? Вспомни, как ты беседовала с фатой Илореттой, феей, дарующей имена. Вспомни, какое значение она придавала формулировкам.

«Почему бы тебе меня не отрешить? — подумала я. — Зачем ты уговариваешь меня выйти, если можешь заставить?»

— Не могу, болтушка, теперь не могу…

Я удивилась, что его ответ на этот раз не был односложным.

— Те фокусы, которыми обучается моя госпожа…

«Она отбирает их у тебя?»

Я распахнула дверь и требовательно уставилась в красные глаза фахана.

«То есть рано или поздно она научится отбирать голос самостоятельно?»

— Это мелкое колдовство, и вряд ли моя госпожа захочет…

«Где мой голос? — Предполагать, чего захочет или не захочет безумная корова Моник, нет желания. — Ты ведь должен был заключить его в какой-нибудь артефакт? Правда? Это было бы логично…»

Караколь потупился. Так как возвышался он надо мною туаза на полтора, это движение выглядело скорее угрожающе.

— Я поместил его…

И еще до того как фахан закончил фразу, я знала ответ.

Он! Болван! Поместил его в пояс! Потому что это был ближайший к его болванству артефакт фей!

Ненавижу!

Спящий! Как же я в этот момент ненавидела Караколя!

Мне плевать на шрам на щеке, потому что не в красоте смысл моей жизни! Почти плевать на плен, потому что из любого плена можно бежать! Плевать даже на прошедшие в моем мире два года! Но, как оказалось, плевать на все это проще было по отдельности. Когда несчастья накопились, моя внезапная немота стала последней каплей, той самой мифологической, переполнившей чащу терпения.

В груди все горело, как от кинжальной раны, злость рвалась наружу.

— Прости… — растерянно бормотал фахан, — в тот миг это действие мне показалось крайне удачным… Я не мог использовать для колдовства твой шрам или таинственный артефакт, который ты прячешь от меня под одеждой. Цвергово колдовство не совпадает в колебаниях…

«Заткнись! — раздраженно подумала я. — Твоя красная корова ждет твоего возращения. Так что исполни, что тебе велели, и оставь меня в покое!»

— Но…

«Мы теряем время! Сколько лет нормальной жизни отнимает у меня наше препирательство у клозета? Месяц?»

— А сколько мы препирались?

Караколь повел взглядом по сторонам, будто высматривая часы.

— Для меня время не играет важной роли, в отличие от вас, человеков.

«Семь минут?»

Мы уже шли по коридору, я — в полушаге позади, потому что дороги не знала. Фахан сложил свои крылья очень плотно, настолько, что опять почти превратился в обычного горбуна. И шел он неспешно, подстраиваясь под длину моего шага, поэтому шаркал и покачивался.

«Ответь! Как высчитывается соотношение времени моего мира и Авалона? Если я буду знать формулу…»

— Тебе нужно именно соотношение с Авалоном?

Я остановилась.

«Здесь время течет по-другому? То есть по-третьему? И не смей отвечать вопросом на вопрос! Ты мне должен! За то, что сделал со мною, ты должен мне, Караколь!»

— Какая горячность! — пробормотал фахан и, придержав мой локоть, повел меня дальше. — Я отвечу. Конечно, отвечу, в этом нет ничего тайного. Ты уже знаешь, что время является самым важным компонентом для колдовства фей?

Я кивнула, потому что узнала об этом от цвергов. Потому феям и нужны наши волосы, что человеческие волосы являются овеществлением течения времени. Кстати, может, поэтому Моник и щеголяет короткой стрижкой? Может быть, она использует свои волосы, чтоб исполнять «фокусы», отобранные у Караколя?

— Моя госпожа теперь не нуждается в волосах, — ответил фахан моим мыслям. — Высокое волшебство работает напрямую со временем, ему овеществления не нужно.

«Поясни!»

— Ну, скажем, чтоб наколдовать девице волшебный пояс, который от полнолуния до полнолуния делает ее мужчиной, мне понадобилось бы около полугода.

Я опять замедлила шаг.

«Чьего полугода? Твоего или той самой воображаемой девицы?»

— Время, болтушка, не принадлежит ни тебе, ни мне, ни той самой девице, оно принадлежит некоему… — он еще плотнее взял меня под руку, — пространству? Или некоему пространственному пузырю, который возможно отделить одновременно от нескольких миров? Я, правда, не знаю, как тебе это объяснить…

«Подожди! — Я выдернула свой локоть. — Если для колдовства нужно «некое» время, почему феи Ардеры требуют в уплату наши волосы? Не проще было бы отбирать… Ну, не знаю… Годы жизни?»

Он пожал плечами:

— Хочешь ответ на этот вопрос или на самый первый? Кстати, болтушка. Мы пришли. Это твое рабочее место, так что поторопись.

Я поняла, что развернутого ответа не дождусь, поэтому мысленно воскликнула:

«Первый! Сколько прошло там?»

— Столько же, сколько и здесь! — Мокрый фахан даже хихикнул, видимо, решив, что ловко заболтал меня по дороге. — А если госпожа будет сегодня еще колдовать, ты сможешь даже выиграть несколько часов.

Я его не поблагодарила. Вот еще! Я подняла подбородок повыше и переступила через гранитный брус, отмечающий порог кухни.

Кухня была многолюдна, я даже удивилась, что гомон от собравшихся там людей не доносится в коридоры, потом удивилась, что работы ведутся в полном молчании, что перечеркнуло мое первое удивление, и совсем уж изумилась, когда все присутствующие при нашем появлении рухнули на колени перед Караколем.

* * *

Девица, что прислуживала в трактире блистательным лордам, была хороша до чрезвычайности. Волосы ее, чернее ночи, в отблесках каминного пламени казались багровыми, глаза блестели весельем, а пухлые губки… Впрочем, все хорошенькие подавальщицы чем-то схожи, и блистательные лорды повидали их за время путешествия немало. Добрый трактирщик понимает, что его прибыль зависит от пригожести работающей на него девы, а тот, что не понял, давно разорился и трактир держать перестал.

Кормили в заведении неплохо — без изысков, но с той провинциальной добротностью, которую могут обеспечить лесистые предгорья, полные дичи, и река, неглубокая, с ледяной прозрачной водой и быстрым течением, в которой водится серебристая форель. На гарнир путешественникам предлагали либо разваренную до пюреобразного состоянию чечевицу, щедро политую луковой зажаркой, либо отсутствие гарнира. Блистательные лорды предпочли второй вариант, попросив побольше хлеба и эля, так как с напитками в трактире дела обстояли примерно так же, как и с гарнирами: эль или ничего.

Лорд ван Харт, впрочем, и в этом вопросе выбрал «ничего», лично спустившись к реке с пустым кувшином, чтоб набрать воды.

— Ваш друг болен, любезный лорд? — спросила девица Оливера Виклунда, который ожидал обеда, разложив на столе две карты и сверяя их.

— Что? — Оливер посмотрел в блестящие очи, широко улыбнулся и ущипнул красавицу за тугую щечку: — Не волнуйся, милая, наш друг здоров. Как тебя зовут?

— Смала́, милорд. — Девушка премило потупилась. — Я дочь трактирщика, он встречал драгоценных лордов и сейчас хлопочет на кухне.

— Твоего достойного отца зовут Сила́, мы успели с ним познакомиться.

Девушка, продолжая разыгрывать скромницу, бросила исподтишка взгляд на Виклунда. Интересоваться тем, как зовут простых людей, не было в обычае аристократов. А в том, что их заведение посетили именно аристократы, Смала была уверена.

Тот, что сидел сейчас перед ней, явно был воином не из последних. Его огромный, лежащий на краю стола меч, несмотря на простые кожаные ножны, мог даже носить имя, как живое существо. Второго, с каштановыми волосами и карими глазами, перебирающего сейчас струны мандолины у раскрытого окна, Смала посчитала бардом или менестрелем. Великан звал его Станисласом. Третий обладал внешностью сказочного принца, кудри — золото, очи — изумруд, а от улыбки в животе любой особы женского пола начинали роиться бабочки. Девушка ощутила это на себе, когда бросила в его сторону быстрый взгляд.

Гости пришлись ей по душе. Все трое. Даже менестрель, невзирая на нелепые стеклышки, которые он нацепил на нос, был приятен лицом, соразмерно сложен и обходителен. Между собой молодые люди ладили и были если не друзьями, то, несомненно, хорошими приятелями. Они громко хохотали, обменивались шутками и необидными колкостями.

— Любезный лорд Уолес, — говорил Оливер сказочному принцу, — не могли бы вы пересесть с подоконника? Ваше великолепное тело загораживает мне свет лорда нашего Солнца и мешает сосредоточиться.

— Зависть — грех, любезный лорд Виклунд, — отвечал красавец, отбрасывая за спину золото кудрей. — А не мешает ли вашей сосредоточенности сотая баллада лорда Доре?

— Сотая за сегодня? — уточнял Виклунд. — Как раз сотая, кажется, была недурна. А эта вот… Сто тридцать четвертая? Лорд Доре, смерть ушам моим, сегодня вы неудержимы в сочинительстве! Неужели местная природа настолько вдохновила вас? Или та славная крошка, которую вы очаровали третьего дня, влила в вас свежих сил вместе с поцелуями?

И Станислас лорд Доре отнекивался, хохотал, бил по струнам и глубоким баритоном исполнял скабрезную ритмичную песенку об обоих своих хулителях, успевая подмигнуть стоящей в сторонке девушке.

«Мощь, искусство, красота, — думала Смала. — Просиди я тут сто лет, не смогла бы…»

Великан ущипнул ее за другую щечку, чем несколько сбил с мысли.

— Простите, милорд, — девушка зарделась, — не могли бы вы повторить?

— Ваши работники смогут хорошо позаботиться о наших лошадях? Я велел какому-то парню на конюшне не снимать с них попон и не поить водой из реки, но, кажется, бедняга не особо крепок умом.

— Я могу проведать наших скакунов, — предложил менестрель.

— И измучить их песнопениями? — Красавец Уолес молитвенно сложил руки перед грудью: — Пощади несчастных животных! Лучше пойду я.

— Не извольте беспокоиться, милорды, — затараторила Смала. — Парни у нас здесь не шибко сообразительные, зато старательные. А уж о том, что ледяную речную воду прежде нужно согреть, оставив в ведре на солнышке, знает даже последний деревенский дурачок.

— А далеко ли до деревни? — Оливер разгладил ладонями карту. — Два-три лье? Она вот тут?

Смала даже не посмотрела, куда указывает кончик его пальца, в картах она не понимала ровным счетом ничего, — просто пожала плечами и радостно проговорила:

— Обед почти готов! Прикажете поискать на берегу вашего четвертого друга, лорда Гэбриела, чтоб пригласить за стол?

Вот этот четвертый девушке не нравился совсем. Ну, то есть поначалу наоборот — именно он привлек ее внимание. Не такой высокий, как Оливер, но все же рослый и стройный, с широкими плечами и, в отличие от Виклунда, изящный. Не хорошенький, как Патрик, а красивый зрелой мужской красотой. И не было в нем легкой дурашливости менестреля, лишь угадывалась скрытая страстность, тоже очень мужская. А еще шрам! Ну какая барышня устоит перед загадочностью кавалера, чью гладкую кожу украшают следы прошедших битв? А взгляд серых глаз, обрамленных темными ресницами, обманчиво равнодушный? А неулыбчивый рот, который так хочется тронуть своими губами?

Когда Гэбриел ван Харт спрыгнул со своей лошади в их дворе, сердечко Смалы забилось с утроенной силой. Она так пыталась быть полезной загадочному дворянину! Она нашла для него самый лучший, самый чистый кувшин. Она вызвалась проводить его к берегу, чтоб показать самый удобный спуск к воде… А когда смотрящий куда угодно, только не нее, кавалер отказался от провожатой, расстроилась.

— Не грусти, милая, — шепнул ей тогда менестрель. — Просто существуют крепости, осада которых бесполезна.

И Смала на время смирилась. У нее есть еще трое. Воин, красавчик и музыкант. И, в отличие от своего неприветливого спутника, эти трое девичьим чарам поддавались в полной мере. За то время, что гости провели в трактире, девушка успела множество раз улыбнуться Патрику, удостоиться внимания лорда Оливера, слегка грубоватого, но милого. А лорд Доре даже сочинил небольшую песнь, в которой воспевались черные кудри и алые губы юной пейзанки.

Но все же неплохо получить и четвертого. Если ее отправят на поиски к реке…

— Оставь, милая, — сказал ей Виклунд. — Лорд ван Харт присоединиться к нам, когда сочтет нужным.

— После заката, — растягивая звуки, пропел Станислас, — лорда нашего Солнца.

— Я потороплю брата, — Смала постаралась не выказать своего разочарования. — Благородные лорды проголодались с дороги.

Она обвела взглядом кувшины с элем и бокалы, которые уже успела расставить на столе, присела в поклоне и пошла на кухню.

— Волшебница! — провожая ее взглядом, воскликнул Патрик.

— Ну да, — шепотом вторил ему Виклунд, когда Смала скрылась за дверью кухни. — Четверть часа, и батюшка-трактирщик превращается в брата. Ву-а-ля! Фокус!

— Ты уверен, что рядом нет никакого жилья? — Дурашливый менестрель, как ни странно, умел говорить и без музыкального сопровождения.

Оливер кивнул на разложенные карты:

— Излучина реки, брод, тракт остался в четырех лье к северу…

— Ты поговорил с работниками?

— Поговорил? — Патрик перегнулся через столешницу и принялся, высоко подняв кувшин, разливать эль по бокалам. — Нелегко разговаривать с немыми, дружище.

— Какое красивое журчание! — Виклунд быстро свернул трубочкой обе свои карты и спрятал их в карман. — Я бы с удовольствием посетил лошадиный водопой.

— Или нашел солнцепоклонника ван Харта! — поддержал друга Станислас. — Солнцепоклонника и водолюба!

— Мы же не можем оставить любезного Гэбриела без обеда? — возопил Патрик.

— Он же голоден!

— Как дворянин и друг я должен!.. Нет, я обязан!..

Каждая следующая фраза была громче предыдущей. Виклунд схватил со стола меч:

— Любезный ван Харт! Присоединитесь к нам за трапезой!

— Куда же вы, благородные лорды? — Девушка спускалась по лестнице, нагруженная подносом, за ней топал то ли отец, то ли брат с бочонком эля на плече.

Благородные лорды не ответили — они, будто нашкодившие мальчишки, уже выбегали во двор.

Оглавление

Из серии: Миньон

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миньон, просто миньон… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я