Близкая даль. Книга 2-я

Татьяна Катушонок

События происходят в деревне, в 1940–1941 годах. Накануне войны активизируются мистические силы, и герои романа сталкиваются с необычными феноменами. Дружба, любовь, в том числе к Родине, чувство патриотизма – проходят через всё произведение, а мистические истории заставляют задуматься, что в жизни не все так просто, как кажется на первый взгляд. Многие истории, описанные в книге, имели место в реальной жизни, происходили с автором, его родными и близкими.Входит в одноименную полную версию.

ГЛАВА 51

ПЕЛАГЕЯ ТКАЛА на деревянном станке половик, когда в избу с шумом вбежала детвора.

— Мать честная! — всплеснула руками женщина. — Наверное, замерзли. Заходите, раздевайтесь, сейчас я вас чайком напою.

— Нам бы перекусить что-нибудь… — сняв валенки, попросила Анастасия.

— Сейчас организую, — засуетилась хозяйка. — Картошка в печи горячая, щи с курятиной — будете?

— Будем, мамочка, будем, и если можно — со сметаной, — стягивая с ног мокрые валенки, заявил Павлик.

— Проходите к столу, садитесь…

Входная дверь дома хлопнула, в коридоре послышались неторопливые шаги, и в комнату с глиняным жбаном в руках вошла баба Дуня.

— Мир вашему дому, соседка! О-о… сколько у тебя гостей… Я тут грибков соленых принесла…

— Спасибо! — поблагодарила хозяйка. — А то у меня в печи только вареная картошка со щами да жареное сало. Теленка ведь мы все никак не зарежем…

Стригунка от ее слов передернуло, парень вспомнил родительский дом и мертвую баранью голову в деревянном корыте.

— Что так? — поинтересовалась баба Дуня.

— Все что-то мешает… — вынимая из печи чугунный котел со щами, ответила Пелагея. — То я в колхозе занята, то Степана дома нет…

— В жизни завсегда так, — кивнула старуха, — стоит только что задумать — сразу что-то мешает, не дремлет лукавый, так и норовит навредить.

— Ты это о ком? — поинтересовалась хозяйка.

— Как о ком? О враге рода человеческого… — поставив на стол глиняный жбан, заявила старуха. — Вот я, к примеру, как только задумаю что сделать, так обязательно или кто придет, или Тамара отвлечет, а то просто возьму да забуду…

Тамара недовольно глянула на опекуншу и задиристо заявила:

— Бабуля, кончай свою религиозную пропаганду, здесь пионеры и будущие комсомольцы — нечего ерунду молоть.

— Это кто ерунду мелет — я? — обиделась старуха. — Я, дорогая внученька, слов на ветер не бросаю, ты еще шибко молода, чтоб бабке перечить, я на своем веку столько повидала, что вам и не снилось!

Фаину заинтриговали слова женщины, она подбежала к старухе, взяла ее под локоток и, указывая рукой на сундук у печки, вежливо произнесла:

— Присаживайтесь, может, вы нам что-нибудь расскажете…

Ребята переглянулись, а Костик почтительно произнес:

— Действительно…

Всем присутствующим было известно, что баба Дуня слыла в селе знатной рассказчицей. Старуха, кряхтя, села на сундук, оперлась спиной о печку и, почувствовав телом ее приятное тепло, интригующе произнесла:

— Что ж — можно и рассказать, я много интересных историй знаю…

Анастасия и Тамара расставили на столе угощение, выложили в глубокую глиняную миску часть принесенных Коржаковой грибов и, заправив их сметаной и репчатым луком, подали в дополнение к картофелю с салом.

— Ешьте, детки, я расскажу вам очень примечательную историю, — устроившись удобнее, произнесла старуха.

— Очень интересную, — ухмыльнулась Тамара. — Сказала б, что очередную небылицу…

— Тихо! — цыкнула на нее Фаина.

— А мне что — слушайте… — фыркнула Коржакова.

В этот момент входная дверь визгливо скрипнула, и в комнату вошла Елизавета Варенкова.

— Вот ты где! — запыхавшись, произнесла женщина. — Я ее по всему селу ищу, а она у соседей щи хлебает… Дома, что — еда не вкусная? Я полдня у печки отстояла, а есть — некому.

Пелагея улыбнулась:

— Не сердись, погреться они зашли…

— А я что? — сняв с головы пуховый платок, произнесла Елизавета. — Пусть гуляет, но поесть-то прийти можно…

Роза положила на стол перемазанную сметаной ложку и виновато посмотрела на мать:

— Я только попробовала… — пролепетала девушка.

Елизавета с укором посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на Пелагею и, качая головой, произнесла:

— Тебе, мать, что — своих ртов мало? Отправила б ее домой, чай, не за морями живем, как-никак — соседи…

Баба Дуня дала ей договорить и вступилась за подружку внучки:

— Не кори ее…

— Как же не корить? Я волнуюсь, а она у соседей по сусекам подскребает.

— Так уж и подскребает… — рассмеялась Пелагея. — Вон у нас пир какой! — хозяйка указала рукой на ребят, сидевших за столом.

— Вижу… — ответила Елизавета. — Пойду, принесу сырников, пусть едят.

Роза с опаской глянула на мать и поднялась из-за стола. Женщина встретилась с дочерью взглядом и сменила гнев на милость:

— Сиди, скоро вернусь…

— Ты не серчай, — вступилась за девушку баба Дуня, — вспомни себя в детстве, помнишь, как ты ко мне прибегала?.. Или забыла?

— Ну вы и сравнили… — смутилась Елизавета.

— Забыла… Детям у людей всегда еда вкусней кажется, — старуха многозначительно посмотрела на одноклассников внучки.

Ребята переглянулись, простое угощение хозяйки казалось им царским пиром, настолько все было вкусно и аппетитно.

— Что верно — то верно, — нарезая свежеиспеченный хлеб, кивнула Пелагея, — какими бы присмаками детей дома не баловал — у чужих людей им все кажется вкуснее, другой раз даже неловко становится, будто я их не кормлю…

Елизавета с укором глянула на дочь:

— Вот и я о том же: дома всего наготовлено, а есть — некому. Муж на лесозаготовке трудится, дочь с утра до ночи на улице, а Иван целыми днями или в МТС, или у своей зазнобы в городе — корми, кого хочешь, а приготовить каждый день надо…

— И не говори, — вздохнула Пелагея, — сама от стряпни устала, да только куда денешься? Такая наша бабья доля: всех приласкать да накормить…

— Ладно, побегу я… — выпалила Елизавета и выбежала из дома.

Пелагея посмотрела на ребят.

— Что притихли? Ешьте… — улыбнулась женщина.

— Спасибо, — ответил Рыжик. — Не знаю, как другие, лично в меня больше не лезет.

— В меня тоже… — признался Костик.

— Не хочешь — не ешь! — грубо заявила Тамара. — Другие, может, с удовольствием сырников отведают…

— Хватит, ребята, ссориться из-за пустяков, лучше давайте все уберем и поиграем… — предложила Фаина.

— Точно! — поддержала ее Зинаида.

— А слушать меня, значит, вы уже не желаете… — хитро улыбнулась баба Дуня.

Старуха обвела ребят испытывающим взглядом и как бы между прочим промолвила:

— Не хотите — как хотите…

— Хотим! Правда, ребята?.. — обрадовалась Зинаида.

Ребята переглянулись и расселись по местам.

— Тогда слушайте… — начала рассказ старуха. — В молодости я жила с родителями в Лещанах.

— В тех, что за лесом? — уточнила Фаина.

— Да, — кивнула женщина. — Родители мои были люди зажиточные и хозяйство имели немалое, а там, где достаток — всегда людская зависть…

— Это точно, — кивнула Пелагея.

Баба Дуня выждала, когда соседка договорит, и продолжила:

— Так вот, заметил мой родитель, что по ночам в хлев кто-то наведывается…

— Человек или зверь? — уточнил Юрка.

Старуха таинственно улыбнулась и ответила:

— Слушай, не перебивай… Так вот, приходит мой отец как-то в хлев и видит, что вымя у кормилицы — пустое, а сама она — перепугана. Задумался он: как же так — корма корова получает достаточно, а молока нет? Спрятался он вечером на чердаке дома и стал наблюдать…

— Ужас какой… — съежилась Роза и прижалась к плечу Тамары.

— Что ты жмешься ко мне? Она еще ничего не сказала, — оттолкнула подругу Коржакова.

Розе стало неловко, она стыдливо потупила взор, отодвинулась от Тамары и спряталась за спину Зинаиды. Голованова глянула на перепуганную подругу и, сгорая от любопытства, спросила:

— А что дальше?

— Так вы же меня постоянно перебиваете… — обиделась баба Дуня.

— Девчонки, прекратите! — усмирил одноклассниц Виктор.

Девушки притихли. Женщина дождалась, когда в комнате воцарилась тишина, и продолжила:

— Так вот, просидел отец в засаде до глубокой ночи и ничего подозрительного не заметил, одно показалось ему странным — черная кошка прошмыгнула в приоткрытую дверь коровника.

— Кошка? — удивился Юрка. — Разве она могла высосать молоко у коровы? Что-то здесь не так…

— Дайте человеку рассказать, — разозлился Колька. — Извините, баба Дуня, продолжайте, мы внимательно слушаем…

Старуха посмотрела на ребят и вернулась к рассказу:

— Вот и мой родитель не придал этому особого значения, но спустя некоторое время решил все-таки проверить. Слез с чердака, прокрался тихонько к хлеву и заглянул внутрь. Видит — кошка устроилась под выменем коровы и сосет молоко, сосет и раздувается, становится больше и больше…

Юрка нервно заерзал, хлопнул себя ладонями по коленям и возмущенно заявил:

— Как хотите, а я не верю, что кошка способна высосать столько молока. Что хотите со мной делайте — только не может этого быть и все тут!

Тамара сердито глянула на опекуншу и фыркнула:

— Бабуля, ты ври да не завирайся… Говорила же, что она очередную небылицу расскажет… Разве может такое быть? Прав Юрка — чушь это!

— А вот и может! — возразила Зинаида. — Моя бабушка много подобных историй знает…

— Еще одна любительница народных сказаний нашлась… — ухмыльнулась Тамара. — Не верьте, вранье все это, позабавить бабуля вас решила.

— А продолжение истории хотите услышать? — не обращая внимания на колкие замечания внучки, поинтересовалась баба Дуня.

— Хотим, конечно, хотим!!! — наперебой затараторили ребята.

Старуха отхлебнула из глиняной кружки травяного чая, предложенного хозяйкой, и, прижав поясницу к теплой печке, продолжила:

— Так вот, стоит мой родитель у хлева и думает, как ему проучить воришку… Осмотрелся вокруг и заметил у стены сарая полено. Наклонился, поднял его, толкнул ногой дверь сарая и бросил в кошку. Полено угодило воришке по правой передней лапе, она взвыла человеческим голосом и, хромая, бросилась наутек. Отец хотел ее поймать, но та прошмыгнула у него между ног и с криком убежала прочь.

— А почему кошка кричала человеческим голосом, вы что — оговорились? — поинтересовался Виктор.

— Нет, — таинственно произнесла старуха, — она и впрямь закричала женским голосом — отец хорошо это расслышал…

— Как это? — удивился Рыжик.

— Вот и отцу моему показалось это странным, — ответила баба Дуня.

— Жуть какая… — съежилась Роза. — Может, дальше не надо…

— Что ты заладила? — оборвал ее Стригунок. — Боишься — нечего здесь сидеть, иди домой, дай людям послушать.

— И вовсе я не боюсь… — насупилась девушка. — Просто меня знобит после улицы. И вообще, если кошка женским голосом кричит, разве это нормально?

— А кто говорит, что это нормально? Может, ему показалось… — ответил парень.

— Поначалу и родитель мой так решил, но вскоре понял, что не ослышался…

— А как он это понял? — заерзал на табурете Виктор. — Он что — ее нашел?

Баба Дуня отпила из глиняной кружки ароматного травяного чая и ответила:

— Нашел, только не кошку…

— А кого? — оторопел Юрка.

Женщина лукаво глянула на ребят и после непродолжительной паузы произнесла:

— Соседку!

Слова женщины обескуражили ребят, никто из них не ожидал такой развязки. Потрясение их было столь велико, что первоначально они не знали, как реагировать.

Первым пришел в себя Костик, он недоверчиво глянул на рассказчицу и, пытаясь прояснить ситуацию, поинтересовался:

— Что значит — соседку? Вы же говорили о кошке…

— Действительно, — поддержал его Николай, — причем здесь соседка, если молоко выпила кошка?..

— Я же говорил, что здесь что-то не так, — занервничал Юрка.

«Что-то здесь не вяжется… — подумала Анастасия. — Старая баба Дуня стала. Похоже, забывается…»

Старуха, будто, прочла ее мысли:

— Небось, думаете, что я из ума выжила? Да нет, этим я еще не страдаю, глуховата маленько — этого не скрываю, а на память пока не жалуюсь.

— Тогда как вас понимать? — спросил Костик.

— Вот молодежь, — покачала головой Пелагея, — в том-то весь и интерес, чтоб не сразу все рассказать…

На самом деле хозяйке не терпелось услышать конец истории, но интереса своего она старалась не показать, чтоб односельчане не сочли ее наивной. Довольная тем, что ей удалось заинтриговать соседей, баба Дуня произнесла:

— А ситуация, милые, прояснилась сама собой… Пошел отец утром на работу, проходит мимо дома соседки, слышит — во дворе кто-то громко стонет, и стон тот весьма на причитания ночной гостьи походит. Остановился отец, прислушался, видит — идет по двору соседка, правая рука перебинтована и платком вокруг шеи завязана. Увидела она моего родителя да как вскрикнет, будто не человек, а сам лукавый явился перед ней. Удивился отец, чего она от него так шарахнулась и говорит: «Доброе утро, Ядвига Сигизмундовна, что с вами случилось?» А та голову от него воротит и отвечает: «Поскользнулась и сломала руку». Услышал отец ее голос и понял, что его слышал, когда угодил поленом кошке по лапе, и пришла ему на память молва, что ходила в деревне…

— Что за молва? — полюбопытствовала Пелагея.

— Люди в деревне считали соседку колдуньей и многие несчастья связывали с ее злыми кознями.

— Ужас какой… — трепеща от страха, произнесла Роза. — Что же это получается — женщина превращалась в кошку?

— Да, и много бед в этом образе причинила людям.

На мгновение в комнате воцарилась гнетущая тишина, только настенные часы мерно отсчитывали минуты. «Бах!» — раздалось у печки, серый хозяйский кот спрыгнул на пол, испуганно глянул на ребят, издал сдавленный гортанный звук и, пробежав через комнату на полусогнутых лапах, с испугом забился под кровать.

— Ой!!! — перепугалась Роза и схватилась за плечо Тамары.

Коржакова вздрогнула и сердито крикнула:

— Отстань от меня, все плечо оцарапала, словно кошка!

Ребята ожили и уставились на девчат.

«Хлоп!» — послышалось в коридоре, и через пару секунд в комнату вошла Елизавета. В левой руке женщина держала тарелку с горячими сырниками, тщательно укутанную в льняной рушник.

— Еще не весь чай выпили?.. — поинтересовалась женщина и, подойдя к столу, поставила на него свою ношу. — Чего вы такие странные? — окинув взглядом присутствующих, полюбопытствовала женщина.

— Очень жаль, что тебя не было, — ответила хозяйка, — баба Дуня нам весьма интересную историю рассказала.

— Правда? Жаль, что я не слышала, страсть как люблю рассказы соседки… Чего меня не подождали?

— Не слышала — и хорошо, я до сих пор в себя прийти не могу… — ответила Роза.

— Правда? — удивилась Елизавета. — Что ж она вам такого рассказала?

— Не переживай, у меня на всех рассказов хватит, — достав из кармана крючок и клубок с нитками, хитро улыбнулась старуха. — Я, милая, долгую жизнь прожила, много где была и много чего видела… Вечера зимой длинные, работы хватает, так что наслушаешься…

Женщина положила на колени клубок с нитками и, склонив голову, стала довязывать кружевной воротник. Елизавета подошла к старухе и стала рассматривать рисунок кружева.

— Ловлю вас на слове… — произнесла женщина, после чего подошла к столу и стала раскладывать по тарелкам сырники.

Ребята сначала категорически отказывались от угощенья, но когда хозяйка налила в кружки ароматный травяной чай, мгновенно опустошили тарелки.

— Вот и молодцы, — улыбнулась Елизавета, — зря отказывались.

— Угу! — дожевывая поджаристый сырник, кивнул Рыжик.

— Что — угу?

— Угу! — закашлялся парень.

— Ешь, потом будешь разговаривать, — хлопнула парня по спине Елизавета.

Рыжик проглотил застрявший в горле кусок сырника и благодарно глянул на женщину.

— Шевелюра у тебя, Виктор, просто загляденье, — улыбнулась Елизавета… — Можешь зимой без шапки ходить.

— Угу! — уплетая очередной сырник, кивнул парень.

— Эх, дети, дети… Когда вы выросли? Не заметим, как свадьбы начнем гулять… — вздохнула Елизавета.

— Ну ты хватила… — покачала головой Пелагея. — Какие свадьбы? Им учиться надо…

— А я не говорю, что это будет завтра, время летит быстро, не успеем оглянуться, как сватать начнем.

Пелагее не понравились слова подруги, она считала, что рано говорить с ребятами на подобные темы, потому поторопилась перевести разговор.

— Ну так как — понравились вам сырники? — поинтересовалась хозяйка.

— Да, благодарим! — отставив тарелку в сторону, ответила Зинаида.

Пелагея поправила девушке косу и ласково произнесла:

— Не меня благодари, а вон кого… — и кивнула на Елизавету.

— Ой, конечно… — спохватилась девушка. — И вас, Елизавета Никандровна, благодарим, и вас, баба Дуня.

Старуха оторвалась от вязания и спросила:

— А меня за что?

— За рассказ… — пояснила девушка.

— Не за что, вам было интересно, и мне приятно, вечера сейчас долгие, одна отрада — на село сходить…

— Что верно, то верно, — кивнула Елизавета, — зимой жизнь в деревне словно замирает, земля отдыхает от трудов, а вместе с ней и люди меняют свой уклад жизни — до чего весной и летом руки не доходили, зимой стараются сделать.

— И не говори… — вздохнула Пелагея. — Одежды нашить, ковров наткать, одних варежек да носков для семьи не напасешься. Только свяжу, глядишь — через неделю-другую уже нужно штопать… А сколько времени уходит на вышивку рушников и рубашек… Вот, к примеру, взять меня… С рождения была расторопной, а дня на все не хватает. Кручусь, верчусь, как белка в колесе, а работе нет конца и края, я уже не говорю о хлопотах по хозяйству — они тоже много времени занимают… И все же, несмотря на все трудности, в деревне жить интересней, чем в городе. Лично я не представляю, как можно целыми днями сидеть в конторе и копаться в бумагах…

— И не говори, — кивнула Елизавета, — не хотела б я такой жизни. Вот и Ивану своему говорю: «На что тебе сдалась эта городская? Что ты в ней нашел? Чужая она нам, к работе на земле не привычная». А он мне в ответ: «Зато она культурная, и с ней есть о чем поговорить». А я так думаю, что толку от разговоров — ими сыт не будешь, а больше на что она годится? Или я не права?..

— Может, он ее любит… — заметила Тамара.

Женщины прервали беседу и с удивлением посмотрели на девушку.

— Правда? — спросила Елизавета. — Я, милая, посмотрю, захочет ли он говорить о любви, когда кушать будет нечего, и приготовить будет некому…

— А почему им есть будет нечего? В городе в магазинах и на рынке все продается… Не будут землю пахать — у людей что нужно купят, — ответила Тамара.

Пелагея и Елизавета переглянулись. Помня, что девушка росла сиротой, они не сочли нужным воспитывать ее в присутствии родной бабки.

— А что это ты, внучка, в разговоры людей встреваешь?.. — оторвавшись от вязания, произнесла баба Дуня. — Когда это было, чтоб яйцо курицу учило?

— Я просто высказала свое мнение… — огрызнулась Тамара.

— Тебя кто-нибудь спрашивал? На каком основании ты встреваешь в разговор взрослых людей, которые больше забыли, чем ты успела узнать? — строго спросила старуха. — К тому же они дело говорят, я считаю, что каждая птица должна искать себе пару из того семейства, к которому принадлежит — в природе иначе не бывает. И хоть я ничего не имею против городской зазнобы Ивана, все же считаю, что парню следовало обратить внимание на сельских девушек. А так получается — она городская, как шелк, глянцевая, а он вырос в деревне, и это его начало будет всю жизнь к земле тянуть. Не зря говорили в старину — кто где родился, там и пригодился…

— Я тоже в город уеду, — с вызовом заявила Тамара, — надоело в деревне жить…

— А хлеб с мясом ты любишь кушать? — с укоризной произнесла баба Дуня. — Кто тебе это растить и в город доставлять будет?

Тамара насупилась и исподлобья посмотрела на опекуншу, девушке не нравилась ее философия. Каждый раз, когда Тамара пыталась заговорить с ней на эту тему, старуха тыкала ее носом в ее крестьянское происхождение.

— Так что, по-вашему, если я родилась в деревне, так всю жизнь должна в колхозе работать? Нет уж! Окончу школу и уеду в город!

У Пелагеи похолодело все внутри. «Что, если и Настя так думает?..» — расстроилась женщина и украдкой глянула на дочь. Елизавете тоже не понравились рассуждения Тамары, женщина разволновалась, но внешне вида не подала.

— Что вы сидите? Поиграли бы во что-нибудь… — стараясь скрыть зародившуюся в сердце тревогу, предложила хозяйка.

— Точно, давайте поиграем, — ухватилась за идею Зинаида.

Девушка подбежала к Константину и, потянув его за рукав шерстяного свитера, вытащила на середину комнаты.

— Костька, будешь водилой. Стой здесь, надо тебе глаза завязать… — произнесла Зинаида и посмотрела по сторонам, стараясь найти подходящую для этого вещь.

— Платок сгодится? — поинтересовалась Пелагея. — Вон, возле печки висит…

Зинаида оглянулась и увидела большой платок, переброшенный через веревку у печки. Девушка принесла его и, сложив в несколько раз, завязала однокласснику глаза.

— Больно… — сморщился парень. — Ослабь немного…

— Не дергайся, не то туже затяну… — пригрозила Зинаида.

— Ослабь, говорю… — сердито буркнул парень.

— Хитрый… Подсматривать хочешь? — с вызовом заявила девушка.

— Ослабь повязку, не будет он подсматривать, — вступился за друга Колька.

— Откуда ты знаешь? Ладно, верю… — проверив плотность повязки, произнесла девушка. — Можем начинать…

— Только, чур, не прыгайте с места на место! — предупредил Костик. — Если играть — то по-честному!

— Не учи ученых… — ухмыльнулся Юрка и окинул ребят взглядом. — Ну, что — начинаем?

— Лады! — кивнул Рыжик и подал ребятам знак, чтобы поменялись местами.

Константин стоял посреди комнаты с завязанными глазами, собрав в кулак свое внимание и обратившись в слух.

— Дерг, дерг!.. — изменив интонацию голоса, произнесла Фаина.

Виктор Рыжаков подбежал к водящему и дернул его за широкую штанину. Костик изловчился и попытался схватить подошедшего, но Рыжик увернулся и убежал. Ребята, шаркая и барабаня по полу ногами, стали отвлекать внимание водящего. Константин, сбитый с толку хитрыми маневрами игроков, на потеху присутствующим бродил по комнате с плотно завязанными глазами, как баркас в море, потерявший управление. Услышав очередное «Дерг, дерг!», парень пытался поймать подошедшего, натыкался на скудную мебель жилища и неуклюже балансировал расставленными в стороны руками.

— Не угадал, не угадал!!! — хлопали в ладоши Светланка и Павлик.

— Вот сорванцы, — улыбнулась баба Дуня, — этак они тебя до утра за нос водить будут. Ты не дожидайся, когда они тебя очередной раз тронут, как заслышишь, что они кричат «Дерг, дерг!», изловчись и хватай того, кто рядом…

— Бабушка, не мешай! — сделала замечание Тамара.

— Не подсказывайте, не то мы вас водилой выберем, — улыбнулась Фаина.

— А что — это будет интересно… — хихикнул Рыжик, представив, как глуховатая соседка будет ловить игроков.

— Что вы там бормочете? — не расслышала старуха. — Говорите громче…

— Я говорю, если будете Костьке подсказывать — поставим вас водить, — сдерживая смех, крикнул парень.

— А разве я подсказываю? Просто растолковываю, как играть…

— Бабуля, помолчи, ты нам игру портишь… — рассердилась Тамара.

— Я же ничего не сказала…

— Все равно молчи!

— Нема, как рыба, — ответила женщина и, склонив голову, стала вывязывать крючком узор.

Ребята вернулись к игре, а женщины продолжали обмениваться последними деревенскими новостями.

— Тихон сделал Дарье предложение… — многозначительно произнесла Елизавета.

— Что ты говоришь? — ахнула баба Дуня. — Наконец-то, думала, они до старости женихаться будут…

— И я так думала, а он возьми да и скажи: «Хватит, Дарья, нам с тобой в прятки играть, выходи за меня замуж…»

— Прямо так и сказал?

— А еще, говорит, собирай пожитки и съезжай с этого хутора…

— Куда ж ей съезжать? — растерялась баба Дуня. — У нее там дом и хозяйство…

— Как куда? К нему…

— А что Дарья? Небось, начала на Василия кивать, дескать, он против…

— Нет, на сей раз согласилась, видно, надоело одной век куковать…

— И то верно, женщина она хорошая, работящая, столько лет одна на своих руках хозяйство тянет… — вступила в разговор Пелагея.

— Да уж, досталось ей, — кивнула баба Дуня, — кому-кому, а мне хорошо известно, каково одной детей воспитывать. Я на судьбу не жалуюсь, слава Богу, внучка выросла, а дальше дело за ней: захочет стать человеком — станет, нет — пусть пеняет на себя. Трудно мне с ней. Слышали, как отвечает?..

— Возраст у них сейчас такой, со временем остепенится, а так — девушка она хорошая, с иной Настя не дружила бы. Они не разлей вода, где одна — там другая… Знаешь, как она мою Настю любит, она за нее таких тумаков надает… — улыбнулась Пелагея.

— Только и делает, что тумаки направо да налево раздает, а она девушка, ей ласковой надо быть, — вздохнула старуха. — Сколько раз говорила: «Прекрати драться — иначе никто замуж не возьмет». Знаете, что отвечает?

— Что? — полюбопытствовала Елизавета.

— Возьмут, говорит, никуда не денутся…

Пелагея и Елизавета засмеялись.

— Так и говорит? — спросила Елизавета.

— Да, — кивнула старуха.

— Молодец, она себя в обиду не даст. Насте бы немного ее решительности… — вздохнула хозяйка. — А то все робеет да переживает, чтоб кого ненароком не обидеть…

— Этому радоваться надо! — перебила женщину баба Дуня. — Зато без синяков ходит, и от людей неприятностей нет, а я только и слышу: «Ваша внучка побила нашего сына — рубашку порвала…» Думаете, приятно?

— Остепенится, — успокоила соседку Пелагея. — Закваска в ней хорошая, а лишнюю мишуру жизнь отбросит…

— Легко тебе говорить, когда Анастасия проблем не доставляет, — вздохнула старуха.

— Пока — да, а что дальше будет — неизвестно, — ответила хозяйка.

— Про Дубова нашего и Лидию Бортникову слышали? — глянув на детей, прошептала Елизавета.

— А эти кому не угодили? Люди, как люди, живут — никому не мешают, — ответила баба Дуня.

— Вот и я так думала, — вкрадчиво произнесла Варенкова.

— А в чем дело-то? — полюбопытствовала хозяйка.

— Роман у них — вот что… — прошептала Елизавета.

— Не может быть.

— И я поначалу не верила.

— С чего ты взяла? Председатель — человек серьезный, да и Лидия — женщина порядочная, в Епифане души не чает — бред это! — категорично заявила Пелагея. — Кто тебе сказал?

— Мать Бортникова.

— Неужто?

— Именно…

— Что-то мне не верится, врет старуха, всем известно, что она Лидию недолюбливает.

— И я не верю! — отложив в сторону вязание, произнесла баба Дуня. — Не похоже на Лидию, они с Епифаном душа в душу живут, что-то здесь не так…

— А может, они того?.. — подмигнула Варенкова.

— Что — того?

— Как говорят, седина в бороду — бес в ребро. Что, такое бывает… Лидия — женщина видная, не удивительно, что вскружила голову Дубову, на нее и другие мужики в деревне засматриваются…

— Мужики, подруга, такой народ, что если им в одном месте неймется, они не то, что на красивую бабу — на бабу Ягу глаза таращить будут… — заметила Пелагея.

— И то правда, — кивнула баба Дуня, — то, что на Лидию мужики заглядываются, еще не повод, чтоб ее осуждать, женщина она суръезная, за себя постоять умеет.

— Да что говорить — огонь, а не женщина, любого мужика так отбреет, что не рад будет, что сунулся… — улыбнулась Пелагея. — Так что, думаю, чепуха это. Старуха наговаривает — воспользовалась случаем, что Епифана нет дома, вот и решила посчитаться с невесткой. Нехорошо это, не по-людски, надо зайти к ним, поговорить, а то бедной женщине так и отчаяться можно. Поди, докажи людям, что все это выдумки выжившей из ума старухи. Да и Епифана жаль — он ни за что пострадал, а тут еще дома такой удар ждет… А детям это за что? Совсем одурела старуха, ни сына, ни внуков не щадит, думает, что позор ляжет только на Лидию, а то, что это пятно на всю семью — не думает…

— Верно… Епифан с Дубовым всю жизнь дружат, воевали вместе, боевые награды имеют, их дружба прошла закалку в горниле войны… Не мог Петр поступить так со своим другом. Не зря мы их в правление колхоза выбрали, знали, что лучшие, — заявила баба Дуня. — Нельзя позволить матери Епифана посеять меж ними рознь. Дружба — дар Божий, после нее так же свята только любовь, и одно от другого мало отличается. Узы дружбы — нерасторжимы и вечны, как узы любви. Так что ты, Пелагея, правильно решила вмешаться, нельзя позволить матери Епифана сотворить такое зло. Постоять за честь доброго человека — благое дело, так что ступай и разберись…

Хозяйка выслушала соседку и в очередной раз подивилась житейской мудрости старухи, и хотя баба Дуня снова упомянула Бога, Пелагея, как коммунист, закрыла на это глаза. «Как смогла, так и разъяснила, — подумала женщина, — поздно отучать ее от Веры, ничего плохого в ее словах нет, так что — пусть говорит, как ей нравится, лишь бы польза была». Елизавета тоже подивилась проницательности соседки. «Надо же, как она все рассудила, — подумала женщина, — старая, а в житейских делах разбирается, про дружбу и любовь так говорила, что заслушаешься…»

— Откуда вы все это знаете? — поинтересовалась Елизавета.

— Ты это о чем? — оторвавшись от вязания, спросила Коржакова.

— Про любовь и дружбу…

— А…

— И все же…

— Из святого Писания и проповедей нашего батюшки, я их за свою жизнь ох… сколько наслушалась, он в церкви с нами много о чем говорил…

— Из Писания? А разве там об этом говорится?

— Конечно… И об этом и о другом, там обо всем говорится… — вздохнула баба Дуня.

Елизавета и Пелагея переглянулись, им страсть как хотелось узнать, о чем еще говорится в святом Писании, на которое часто ссылалась соседка. Коржакова, прищурившись, посмотрела на женщин и, уловив в их взгляде вопрос, добавила:

— А чего тут сомневаться? Вот вы, к примеру, дружите, помогаете одна другой, стремитесь быть рядом и в счастье, и в горе, доверяете друг другу…

— Да, — кивнула Пелагея.

— А если бы одна из вас уехала жить в другое место — стали б вы любить друг друга меньше, разве не захотелось бы вам увидеться и поведать друг другу все, что случилось за время разлуки?

— Хотелось бы, — ответила Елизавета.

— Так и смерть одного из друзей не прерывает дружеских уз, потому как чувство это вечное.

Елизавета и Пелагея задумались.

— Наверное, ты права, — задумчиво произнесла хозяйка.

— Я, милые, прожила долгую жизнь, многие из тех, кого я любила, лежат в земле сырой, но несмотря на это, каждый из них мне по-прежнему дорог, со многими я мысленно разговариваю, а то и вслух. Разговариваю — и кажется, что они рядом, любят и жалеют меня, как прежде, я искренне верю, что когда придет час предстать мне пред Богом, обязательно встречусь с ними в Царствии Отца Небесного, и мы будем неразлучны до скончания времен… — с легкой грустью произнесла старуха.

Выражение лица ее изменилось, и женщинам показалось, что морщинок на ее лице стало меньше. Пелагею и Елизавету так тронули слова соседки, что у них на глазах выступили слезы.

— Как вы верно все говорите, — задумчиво произнесла Варенкова, — так бы сидела и слушала целую вечность…

В этот момент в коридоре что-то громыхнуло, и в комнату в тулупе нараспашку вошел Степан. Увидев полную горницу односельчан, мужчина растерялся, но тут же взял себя в руки и, улыбнувшись, произнес:

— Здравия желаю! Гостей — полная хата, а хозяина дома нет…

Ребята прервали игру и поздоровались с мужчиной.

— И тебе, Степан, доброго здравия, — улыбнулась баба Дуня. — Неужто только еще с работы?

Светланка подбежала к отцу, потянула его за мокрую полу тулупа и произнесла:

— Костик никого поймать не может, мы ему кричим-кричим, дергаем-дергаем, а он не может угадать кто…

— Не может быть, это он нарочно, — улыбнулся Степан, — иди, дочка, играй, я позже к вам присоединюсь…

Пелагея взяла у мужа ушанку, облепленную снегом, тряхнула ее, и положила сушиться на печь.

— Поздновато ты, я волноваться стала… — отодвинув заслонку в печке, произнесла женщина. — Что так поздно?

— Дорогу замело, насилу до деревни добрался. Хорошо, что валенки высокие надел, не то б ноги до колен мокрыми были… — мужчина подошел к печке и приложил закоченевшие ладони к теплому кирпичу. — Ну и погода… Сугробы по оконные рамы намело, а снег все падает и падает — этак к утру до самой крыши занести может. Прошлой зимой несколько раз через чердачное окно приходилось на улицу выбираться, чтоб входную дверь откопать…

— Неужто до сих пор метет? — разволновалась Елизавета. — Надо идти домой, не то до утра не выберемся, а ну, ребята, заканчивайте игры и живо по домам…

Едва успела она договорить, как в дом, запыхавшись, вбежала мать Юрия. Женщина с ног до головы была запорошена снегом, по всему было видно, что она крайне расстроена. Хозяева и гости с удивлением посмотрели на Прасковью.

— Добрый вечер, Пелагея, сын мой у вас? Волчок у двери вашего дома сидит, коль он здесь, значит, и сын мой рядом… — отдышавшись, произнесла женщина.

— Вон он! — кивнула хозяйка.

Юрка при виде матери моментально сник и, насупившись, опустил голову. Прасковья окинула взглядом тускло освещенную комнату, увидела сына и ласково произнесла:

— Сынок, пойдем домой, отец волнуется, всю деревню оббегали, тебя разыскивая…

Юрке не хотелось посвящать в семейные проблемы односельчан, он взял у матери принесенное пальто, набросил на плечи и, попрощавшись, вышел.

— Спасибо, что приютили моего парня… Как глянула, что убежал из дома без пальто — чуть в обморок не упала… Хорошо, что какое-то время у вас отсиделся, хоть бы не заболел… Что делать? Совсем неуправляемый стал.

— Возраст сейчас у них такой, — отложив вязание, многозначительно произнесла баба Дуня, — он добрый, а то, что с характером, так то — не беда, парню положено быть с характером. Не горюй, образумится.

— Хорошо бы, а то одни животные на уме, родители будто и не надо… — поправив на голове пуховый платок, с болью в сердце произнесла Прасковья. — Ладно, пойду я, доброй всем ночи.

Прасковья ушла, а вслед за ней стали собираться ребята.

— Уже уходите?.. — растерялась хозяйка. — К Новому Году подготовились?

— Почти… — ответила Анастасия.

Степан закончил ужинать, отставил в сторону пустую тарелку и поинтересовался:

— Это как?

— Надо еще порепетировать… — застегнув тулуп, пояснила Фаина.

— Слова выучили?

— Мы выучили, а мальчишки — подводят, — бросив недовольный взгляд на одноклассников, ответила Зинаида.

— Что так? — поинтересовался Степан.

— Селистратов монолог никак не выучит, — недовольно буркнула Тамара. — Мы уже и так, и этак с ним разговаривали, он все равно чушь мелет…

— Это не дело, — покачал головой Степан, — коллектив подводить нельзя, надо с ним поговорить…

— В том-то и дело — праздник на носу, а он ваньку валяет, времени, видите ли, у него нет, а у других есть? — в сердцах произнесла Зинаида. — Не парень, а сущее наказание, ни в чем положиться нельзя, обязательно подведет…

— Не подведет, — ухмыльнулся Костик.

— Не верю я Селистратову, — с вызовом заявила Голованова, — надо его кем-нибудь заменить, не ровен час, подведет…

— Сказал же — не подведет, — заверил Костик.

— Чего это ты такой уверенный? — подозрительно глянула на одноклассника Фаина. — Он что — обещал?

— Нет, — надев на голову шапку, ответил Константин.

— А если не обещал, то нечего его выгораживать! — ответила Тамара. — Тоже мне — защитник нашелся… Говорили тебе, не надо ему эту роль давать — ты не слушал… Кто Селистратова перевоспитает? Знаешь, как говорят: родился бычок с пятнышком — с пятнышком и помрет!

— Тамара! — одернула внучку баба Дуня. — Как ты разговариваешь?..

— Нормально! — буркнула девушка. — А Селистратова из спектакля надо убирать, пока он нам все дело не завалил…

— Ладно, разберемся, — ответил Константин. — Спасибо за угощение, до свидания, — попрощался парень и вышел на улицу, за ним последовали одноклассники.

После ухода ребят в доме воцарилась гнетущая тишина, после детского шума и гама она казалась давящей. Приятный полумрак теплого жилища, сытный ужин и тихое размеренное стрекотанье сверчка за печкой навевали разные мысли и располагали к разговору.

— Степан, — нарушила тишину Елизавета, — как ты не боишься в такую темень через лес ходить? Слышал, что с Бортниковым случилось? Как Пелагея это терпит? Я б, наверное, с ума сошла…

Пелагею от этих слов словно горячей волной окатило, женщина поставила на стол вымытую тарелку и глянула на мужа.

— Куда деваться?.. — сняв пиджак, ответил мужчина. — Я свою работу люблю и ни на какую другую не променяю.

— А что в ней такого особенного, что ты ради нее каждый день жизнью рискуешь? — полюбопытствовала Варенкова. — Чем тебе работа в колхозе не по нраву? И семье спокойней, и трудодней больше заработали бы…

Степан не в первый раз слышал подобное от односельчан и каждый раз старался объяснить, что не нужда заставляет его ходить на работу за столько километров, а интерес к делу, которому мужчина посвятил свою жизнь.

— И все же что тебя заставляет каждый день ходить туда-обратно? Ты не молод, ближе к дому работать было бы лучше…

Пелагея украдкой глянула на мужа, ополоснула в воде очередную тарелку и вытерла рушником. Степан нахмурился…

— Разве можно сравнивать работу на железнодорожной станции с работой в колхозе? — ответил мужчина. — Это совершенно разные вещи…

— Отчего же? — полюбопытствовала Елизавета.

— Потому что в колхозе из-за работы люди белого света не видят, а на станции я каждый день с новыми людьми встречаюсь, много интересного узнаю, жизненного опыта набираюсь. Так что прекращай, соседка, свою агитацию, знаю я, откуда ветер дует… — ответил мужчина и искоса глянул на жену, полагая, что Пелагея подговорила подругу завести с ним этот разговор.

Хозяйка накинула влажный рушник на плечо и спросила:

— Ты о чем?

— Сама знаешь… Сколько раз говорил — прекрати разговаривать со мной на эту тему…

— О чем это ты? — пожала плечами женщина, она неоднократно пыталась уговорить мужа оставить работу на станции и перейти работать в колхоз, но каждый раз встречала яростное сопротивление мужчины.

— Ты подговорила Елизавету начать со мной этот разговор? — спросил Степан. — Напрасно, ничего не выйдет, а по поводу того, что опасно ходить через лес — скажу вот что: волков бояться — в лес не ходить…

Баба Дуня поняла, что Елизавета затронула болезненную тему Ушаковых, потому попыталась исправить положение.

— Верно, незачем плохое думать, не один ты этой дорогой ходишь, взять хотя бы нашего почтальона… Сколько километров за день он проходит — и ничего, если всего бояться, так и жить не стоит. И вот что еще скажу: бояться надо двух вещей — как бы от Веры отцов не отступить и на козни лукавого не попасться.

Пелагея и Елизавета переглянулись, а Степан с нескрываемым восхищением посмотрел на женщину и с благодарностью произнес:

— Мудрая вы наша, о чем ни спроси — на все ответ есть, да еще не какой-то, а самый верный.

— Действительно, — согласилась Пелагея, — мудрости вам, баба Дуня, не занимать…

Старуха сложила вязание и положила в карман шерстяной кофты.

— Проживете, сколько я — и вы мудрыми станете. Ладно, пойдем мы… Внучка, прощайся с подругами, завтра увидитесь… — женщина пошла к двери.

Тамаре не хотелось уходить, но перечить опекунше она не стала. Девушка попрощалась с хозяевами дома и последовала за старухой. Елизавета увидела, что Коржаковы уходят, и засуетилась:

— Засиделись мы у вас, а дома работы невпроворот… Ивана направили работать на лесозаготовку — надо собрать парня в дорогу. Одевайся, дочка, пойдем…

Хозяева проводили гостей и занялись домашними делами.