Осколки реальностей. Среди теней

Татьяна Иваненко

Истории об обычных людях или же осколки других миров? А что если и о тех, и о других? Кто знает, может быть наша серая реальность окажется не такой уж и серой? Осколки реальностей смешались между собой так, что уже не разберешь, где какие…

ВЕРОЯТНОСТЬ

Вероятность

Жизнь — это сплетение вероятностей.

Своих, чужих — неважно. Важно лишь что вероятность, как бы там ни было, всегда составляет 50/50. Да или нет. Всегда.

Когда началась война, я не думала о том, что выбор делать так тяжело. Когда бомбежки затопили город в крови, единственное нетронутое место среди развалин белело предательством. Единственный человек, который мог хоть как-то уберечь наш город оказался подлым трусом. Более того — именно он начал войну.

У него были деньги. Была власть. Но чего-то постоянно не хватало. Может быть моей семьи?

Как бы глупо не звучало, в период развитых технологий все еще имели влияние древние рода, потомственные аристократы. Да что там говорить — Империя, Правитель, — и все это с планшетами в руках и нанотехнологиями.

Мои родные были не особо богатыми, но достаточно состоятельными, чтобы отец позволил мне, моим сестрам и младшему братишке самим вершить свои судьбы.

Я имела нечто более ценное, чем деньги. Я имела Право.

Однако наша жизнь закончилась с выборами нового мэра города. Здесь настало его царство, его законная власть. Однако ни я, ни моя семья никогда не хотели преклоняться перед деньгами, жадностью и глупостью, что пришли с правлением этого человека.

Конечно, у него было вычурное и цветастое имя, однако я назвала его просто Мразь.

Никто не поверил, когда на город упала первая бомба.

Среди ночи.

Я никогда не забуду тот оглушающий взрыв и ошалелые глаза родителей, которые не могли поверить в происходящее. Нам хватило всего двух недель, чтобы отбросить гордыню и начать побираться по уцелевшим помойкам и складам, ведь наше поместье было полностью разрушено. Как и другие аристократические дома.

Из уважаемых людей мы вдруг стали никем, потому что уважать нас было больше некому.

Я помню, как пробиралась сквозь некогда фамильный парк наших друзей, когда увидела их тела. Страшные, с выпученными глазами, посиневшими лицами, опухшими и застывшими навеки в гримасе боли и страха. Их повесили. Всех.

Даже маленького Алека, которому едва исполнился год.

В желудке ничего не было с предыдущего дня, поэтому меня рвало желчью у ближайших кустов. Долго, словно организм не желал принять тот факт, что по-прежнему уже никогда не будет, что война мне не приснилась, что один жадный и глупый человек уничтожил целый город из мести за свое самолюбие.

И от этого становилось еще больнее, ведь я знала, что виновата в смерти каждого из них. Я и моя гордость, что не позволила склонить голову перед наглой жирной тварью и признать его власть. Я оказалась слишком горда, или же слишком много думала о себе, когда в очень невежливой форме отказывала на предложение сделки.

Мразь хотела меня. Как самую старшую из сестер. Как рабыню. Как бесправную жену.

Конечно же, никто бы не начал войну просто из-за женщины. Глупо. Но вот проблема — у меня было то, что ему нужно. Статус. Официально признанный статус с правом передачи.

Увы.

Когда я становилась законной правопреемницей престола, я не знала, что все так закончится.

Почему же не вмешался Правитель? Вмешался. Только за стены города было не так просто попасть, а Мразь мигом поднял все имеющееся у него вооружение на периметр.

Я знала, чего мне стоит ожидать, выйди я за него замуж. И отказала. И предложенные взамен деньги оказались мне совершенно не нужны. А ему оказалась не нужна моя семья, друзья, а потом и все аристократы нашего города.

Выбор делать тяжело. Однако раньше я никогда не представляла насколько. Вот только когда ты стоишь босой на пожухлой от летнего зноя траве, когда с удушающем чувством ужаса рассматриваешь начавшие разлагаться на жаре тела тех, кого ты знал, дружил, любил…

Тогда становится все равно. Ведь вероятность закончить точно так же — ровно половина. Ты либо умрешь. Либо нет. И решать не всегда тебе.

Когда я смотрю в жадные глаза, на жирные, чуть подрагивающие в улыбке губы, смотрю как похоть сквозит из всех щелей Мрази, одетого в дорогой белый костюм… я понимаю, что со всем этим надо покончить.

Раз и навсегда.

Страх уходит. Остается лишь омерзение и презрение. Под прицелом оружия сильно сдавший отец, мама, сестренки и маленький братишка. Краем глаза я замечаю, что он держит тонкий острый осколок стекла — и где только откопал? — пряча его в лохмотьях. Когда-то это была его одежда. Увы — теперь она слишком большая ему.

— Я согласна. — голос хрипит. Последний раз я смогла попить воды лишь вчера вечером. А слова, вырывающиеся из горла кажутся чудовищно неправильными.

— Умница, детка. — неприятно растягивая гласные улыбается это холеное чудовище. — Ты согласна стать моей. А значит ты выполнишь любой мой приказ. Так что… — он протягивает мне острый, как оказалось охотничий нож.

Кажется, будто он не дал мне его в руки, а воткнул прямо в сердце. Потому что я знаю эту незамысловатую гравировку, эту чуть потертую рукоятку. Потому что это мой подарок лучшему другу, чье тело наверняка уже лежит где-нибудь в овраге.

— Что мне делать? — не дрогнувшей рукой беру нож и телохранители моего врага моментально наставляют на меня пушки.

— Как? Ты не понимаешь? — его брови взлетают в притворном удивлении, еще больше натягивая кожу на и без того выпученных глазах. И вот его голос резко меняется. — Режь. — властно отдает мне приказ Мразь.

Он не сказал кого или что нужно резать, а значит, это проверка для меня.

Вероятность. 50 на 50. Пройду или не пройду.

Медленно, будто в масло, нож входит в мою ладонь, легко рассекая тонкую иссушенную кожу. Где-то на периферии сознания мелькает острая боль в руке. Но я лишь дожидаюсь, пока кровь не начнет капать на горячие камни и сжимаю руку.

Он несколько удивлен. То ли моим выбором, то ли моим спокойствием.

— Сделка. — голос все еще хрипит, но я горжусь сталью, слышимой в нем. — Ты обещал сделку. Твоя часть договора — полная неприкосновенность моей семьи.

Он гадко ухмыляется и его солдаты, наконец, опускают оружие.

— Да катитесь хоть на все четыре стороны! — смеется он.

50 на 50.

У меня получилось.

Мои родные получили время уйти. Они смотрят на меня, но в их глазах нет жалости. Лишь обреченность. И тихая ярость, к которой примешивается злая надежда. Надежда — мама действительно поняла мою игру. Надежда, что я скоро приду к ним. Надежда на то, что Мразь не будет больше мучить ни нас, ни других.

Никогда.

То ли по чистой случайности, то ли по недосмотру вражеских шавок, нож остается у меня. Но так ведь и надо? Он же мой!

Этот нож мой!!!

Спокойно. Сейчас не время. Потом. Еще немного потерпеть.

В вертолете я понимаю, что у меня кружится голова. Ну да, сначала голодание, затем обезвоживание, а потом еще и некоторая потеря крови. Все-таки я резанула слишком глубоко. Сжимаю руку сильнее, чувствуя щемящую боль, что возвращает меня в сознание. Густая, алая, она кропит заветное лезвие, стекая по капле.

Его особняк белый. А вокруг руины. И жара. И пыль. И кровь.

А его особняк белый. Будто его не коснулась война. Словно и не было всех тех ужасов, что успели увидеть выжившие, и не успели увидеть те, кому хладнокровно перерезали горло посреди ночи, по приказу хозяина этого белоснежного дома.

Конец ознакомительного фрагмента.