Книга поколений – 2. Ленинградским троцкистам посвящается

Татьяна Дмитриева

«Книга поколений — 2» — вторая книга из серии исторических романов, посвященных жизни и судьбе одной семьи, две ветви которых (Горьковская и Ленинградская) пострадали от репрессий 36–38 годов. Это — документальные произведения, которые полностью базируются на архивных материалах. В этих книгах нет ни слова вымысла, только правда от первого слова до последнего. Первая «Книга поколений» была посвящена Горьковским троцкистам, вторая — Ленинградским.

Яков

Брат Яков — самая необычная и противоречивая фигура из всех членов семьи. Он был ее хранителем, ее оберегом, кормильцем и причиной многих бед. С одной стороны, он тащил на себе младших братьев, сестер и родителей, добывая средства и тяжелым трудом, и некоторой изворотливостью, граничащей с мошенничеством. Иногда, изучая его биографию, у меня в мозгу всплывал образ Остапа Бендера. Якова то исключали из партии, то снова восстанавливали в ее рядах.

Сравнивая биографии его сестер и братьев с его биографией, начинаешь понимать, что они не сами по себе в юности бродили по стране, выполняя партийную работу то в Казани, то в Сибири. Оказывается, они ездили вслед за Яковом (а тот поехал в Казань вслед за младшим братом Львом), который колесил по стране туда, куда его направляла партия, и который помогал им по жизни.

В Сибири его свела судьба с Иваном Смирновым, который позже стал легальным лидером оппозиции по отношению к Сталину и его политике. С этого знакомства и начался его путь к расстрелу. Как обстояло дело, сейчас трудно сказать — показания выбивались так, что многие не выдерживали и оговаривали себя. Но исторические реалии тех времен все-таки подтверждают, что и легальная, и подпольная оппозиция существовала, но собирался ли Яков к ней примыкать или примыкал, — остается загадкой. Все сложно, но попробуем разобраться в этих хитросплетениях интереснейшей, яркой и трагической судьбы. В этом нам поможет его собственноручно написанная автобиография. Видимо, она относится к 1924 — 1925 году и написана при желании занять более высокую должность — руководителя областной торговой конторой. Она занимает 15 страниц, исписанных мелким, неразборчивым почерком. Здесь приводится ее дословная расшифровка. И только в тех местах, в которых я не могла удержаться от комментариев, я помещаю их, написанных жирным курсивом.

Жестянников

Яков Вульфович

Автобиография

Предложенная примерная схема автобиографии несколько затрудняет выполнение задания, однако, полагая, что она выработана применительно к наиболее удобному объяснению неясных ответов на интересующие парторганизацию вопросы, буду придерживаться этой схемы.

а). Социальное положение

Я родился в 1891 году в городе Велиже Витебской Губернии. Отец мой — ремесленник, по профессии — жестянщик. Так как и отец мой, и дед занимались тем же ремеслом, то полагаю, что именно этому обстоятельству я обязан своей фамилией.

Мать моя по профессии — портниха. По дореволюционной классификации отец мой и мать относились к сословию мещан.

Что за город, в котором он родился, не совсем понятно, так как в метрике местом рождения числится местечко Усвяты. Возможно, рожать Масю Хаимову отвозили в райцентр? Если обратиться к истории города Велиж, то становится ясно, что в 1891 году он был уездным городом Витебской губернии. Получается, что жили они в Усвятах, там же Яков числится в метриках, а сам факт родов состоялся в уездном городке Велиж.

Местом постоянного жительства отца было маленькое местечко Усвяты (80 верст от Витебска). С тех пор, как я себя помню, условия жизни семьи, где кроме меня было еще 3 брата и две сестры, мне жизнь эта казалась постоянной погоней за куском хлеба. Отсутствие работы в насквозь нищем местечке, насчитывавшем не более двух тысяч семейств (а, может быть, и еще меньше), конкуренция между десятками ремесленников, искавших одной и той же работы, с каждым годом ухудшали положение.

Отец все время подумывал о большом городе, где на фабрике или на заводе можно было бы найти работу. В конце концов, ему это удалось сделать по роковой случайности. В 1899 году меня укусила бешеная собака, меня на городской счет отправили в тогда еще Санкт-Петербург лечиться. Отец меня сопровождал и, пока я лечился, и, отправив меня после излечения домой, остался здесь.

Через пару лет я приехал к нему, чтобы здесь поступить в школу. Мне было к тому времени немногим больше десяти лет.

Нужда быстро заставила меня искать труда, и, еще, будучи в начальной школе, я занимался преподаванием еврейского (древнееврейского языка, который я знал отлично). В 13 лет я обходился без всякой помощи отца, которому не хватало на младших братьев и сестер.

Я зарабатывал кое-что на уроках, кое-что — в качестве хориста. Я обладал редким для мальчиков контральто, и мне платили дороже других в синагогальном хоре, из которого меня, кстати, выгнали за организованную мной забастовку протеста против дурного обращения с мальчиками — хористами со стороны обер-кантора и регента.

Постоянной, однако, работы у меня до 1915 года не было, поскольку я был занят в учебных заведениях. Только с 1915 года я работал все время, а будучи в учебном заведении, я добывал себе средства существования летними работами, где удастся, а зимой — уроками, репетиторством. Писал гимназистам и гимназисткам сочинения, за что получал деньги, занимался перепиской нот, суфлировал в дачных театрах, выступал в кинематографах, эксплуатируя остатки голоса.

Одно время, уже, будучи студентом, я упросил коммерческого директора акционерного таксомоторного общества дать мне работу на заводе. Я проработал только один месяц, получал по 70 копеек в день в качестве подручного слесаря по сборке автомобилей. Через месяц меня уволили за разлагающее влияние на рабочих. В конце концов, я не вносил прямого разложения, я организовал небольшой кружок — 8 человек, с которыми я читал все, что удается. Читал Горького, читал «Правду», «Звезду», пытался читать политэкономию, но это еще не давалось, а втянуть их я не успел.

Любопытно, но факт — Яков ставил классовую борьбу выше порядочности, и везде, где ему приходилось работать, он организовывал кружки и вел подрывную работу против тех хозяев, которых сначала уговаривал, упрашивал взять его на работу. Аналогичная ситуация складывалась и в банках, в которых ему довелось работать.

В 1915 году, как я уже говорил, я получил, более ли менее, постоянную работу. Женитьба вынудила меня найти постоянную работу. Я получил работу в банке в качестве конторщика. С банком, в принципе, с банковскими операциями я был знаком по политэкономии, которая интересовала меня уже давно. Я быстро освоился с техникой и считался многообещающим служащим.

Мое непосредственное начальство пророчило мне директорское место через десяток лет. Мое постоянное требование прибавки жалования, наконец, надоело господину инспектору, и я вынужден был уйти. Я поступил в другой банк, так называемый «Союзный», отсюда я тоже должен был уйти через полгода, столкнувшись с директором из-за пустяка. Я курил трубку, английский трубочный табак, и распространяемый им запах не понравился господину Председателю Правления, недалеко от входа в кабинет которого мне пришлось одно время сидеть. Он сделал мне в резкой форме выговор, приказав выбросить «эту дрянь». Я послал его к чертям и потребовал расчета.

Прошло более ста лет, но и сегодня директор банка сделал бы замечание, если рядом с его кабинетом кто-то постоянно курил трубку. И только Яков, гордый и, прямо сказать, нагловатый, мог послать директора к черту. Уже тогда в нем кипела ненависть к хозяевам жизни. А ведь мог бы сделать шикарную карьеру и присоединиться к сильным мира сего!

В третьем банке, Русско-Голландском, меня застала революция 17-го года. О работе за революционный период буду писать ниже.

б). Интеллектуальное развитие и образование

Я начал учиться в 4 с половиной года. К десяти годам я отлично ориентировался в

словесной талмудической схоластике, но с русским языком я к тому времени только знакомился. Я приехал в Санкт-Петербург в 1901 году и поступил в начальную школу, окончил ее и поступил в профессиональное училище с намерением стать квалифицированным слесарем. Проработал в нем год, познакомился с элементарными рабочими приемами, с инструментом, со станком.

Осенью 1906 года мой прежний преподаватель по начальной школе открыл частную гимназию, где обучались только евреи. Дух 1905-го года еще чувствовался, и правительство разрешило таким образом смягчить жесткую процентную норму. Я был хорошим учеником, и преподаватель, а теперь директор гимназии, И. Г. Эйзенбет, предложил мне бесплатно учиться. В 1912 году я окончил гимназию и, так как я не сумел удостоиться медали, то двери университета были закрыты для меня.

Я поступил в Психоневрологический институт, где процентная норма не соблюдалась. Там я прозанимался 4 года, прослушав основной факультет и 3 курса юридического факультета. На этом окончилось мое образование.

Конец ознакомительного фрагмента.