Диктует Жизнь

Татьяна Викторовна Бугримова (2024)

После выхода в свет в 2023 году поэтической книги «На пороге счастья» Татьяна Бугримова начала писать прозу. Многие рассказы продиктованы ей самой Жизнью, отсюда и название сборника. Но есть и такие, которые родились исключительно благодаря фантазии автора. Книга для тех, кому нравится реализм, но при этом кто не лишён способности мечтать. Вы проживёте интересную жизнь вместе с героями рассказов. Вам захочется оказаться на их месте или рядом, чтобы разделить их печали и радости, надежды и мечты.

Женская дружба

Повесть

Марфуша и Любочка дружили с самого детства.

Кареглазая, юркая, весёлая и белобрысая Марфа была главной заводилой во всех детских играх и забавах: в салки — так она лучше всех бегала, в прятки — сроду её найти было невозможно. Казалось, уже и все места известны, ан нет: уляжется в бурьян — и попробуй найди её! Пока не прочешешь каждый метр огромной поляны — не сыщешь.

А Люба была спокойной, уравновешенной, рассудительной. Главный арбитр всех споров, главный примиритель между враждующими сторонами и девочка, которой всегда не хватало в игре, если мама почему-то не выпустила её гулять.

Детство в деревне — что может быть прекраснее! По весне девчонки собирали такую охапку одуванчиков, что в их золотой красоте можно было утонуть. Они плели из них дивные венки. Водружая готовый венок на голову, Марфа становилась юной сказочной принцессой, а Люба — лесной феей. Мальчишки замирали от такой красоты — но лишь на миг. А потом им непременно надо было сорвать венки с девчоночьих голов — и всё, как всегда, испортить.

А летом деревенской детворе было раздолье: носись себе по бескрайним полям, засеянным пшеницей, свеклой, зелёным горошком; купайся в реке сколько хочешь, ныряй с обрыва; встречай по вечерам коров с пастбищ, помогай бабушке подоить сытую бурёнку с отяжелевшим выменем, напейся молока из железной кружки прямо тут, в хлеву, и стремглав мчись дальше по своим самым важным в мире детским делам! А как же — не дай бог пропустить важные дебаты на поле брани или переговоры о примирении! Вдруг не успеешь поучаствовать в договорённостях о правилах игры или случится без тебя драка среди местных пацанов? В принципе, мальчишки девчатам были не нужны. На что они? Вечно с ними не сладишь и не договоришься! Вот придумали, что в речку с моста ныряем по очереди — так нет же, прыгают в тот момент, когда им захотелось! Или скажешь им: не бери картошку из костра — сырая ещё. Так нет — вынут, а потом ноют, что надо было ещё подержать. Бестолковые! То ли дело девчонки — всё понимают с первого слова, соблюдают правила и договорённости. С ними ясно, как вести беседу. Мальчишки же — непредсказуемы.

Так рассуждали Марфуша и Любаша вечером, на закате, сидя на траве и облокотившись спинами о стог душистого сена. Марфа жевала стебелёк высохшей травинки, а Люба лузгала тыквенные семечки — бабушка говорила, что они очень полезные. Да и вкусные, что уж там скрывать! Любаша очень любила семечки — и подсолнечника, и орехи разные. Какой радостью для неё было бежать в поле с подружками и проверять, дошли ли уже семена в наклонившихся солнышках, набрали ли объём да сладость, можно ли уже оборвать эту шапку и с наслаждением вскрывать сладкие, сочные семена!

Девочки обсуждали план побега. Им уже по шесть лет, а они ещё ни разу не были на той стороне реки! Там открывались завораживающие виды — зелёные полянки на пригорках, высоченные деревья — крепкие дубы и манящие тенью липы, стройные тополя и загадочные берёзки. Казалось, сама природа зазывает их к себе. Но родители строго-настрого запрещали им туда ходить. Много легенд ходило про те места — и цыгане детей воровали, и кручи там обваливались — тонули дети в реке, и жило там чудище страшное: огромное да лохматое, злобное да прожорливое. И откуда только сказки такие берутся? Но ух, страшно даже представить, что чудище это действительно существует! А побывать там всё равно хотелось.

Сговорились подружки сохранить свой побег в тайне — никому не рассказывать о своих планах. Наметили бежать в воскресенье утром. Родители, как всегда, встанут рано — отец в огороде будет работать, мать корову подоит, скотину накормит, гусей да уток выгонит на пруд. В этот момент Марфе и можно будет тихо и спокойно удрать со своего двора. А Люба вообще жила с одной только бабушкой. Тайна исчезновения её родителей так и оставалась по сей день неразгаданной. Бабуля своей внучке доверяла — знала, что она умненькая и осторожная.

С вечера напекли картошки в костре, отрезали ломти вкусного деревенского хлеба. Предусмотрительная Люба ещё и яичек сварила, и молочка с собой во фляжке взяла — голодными они точно не останутся!

Выскочили девчонки со дворов в условленное время и махнули вдоль деревенских заборов к дорожке, которая вела между соседними огородами к реке. Заросли кругом — трава выше головы. Но дорожка натоптана, значит, пользуются ею деревенские жители. Яркие летние сарафаны да косынки — это всё, что было на девчатах из одежды. Шли босиком. Жара стояла знатная в тот год, даже шмели летали какие-то ленивые и так вяло собирали нектар, что хотелось им помочь. Мухи жужжали как обычно — им жара была нипочём.

Девчонки продвигались вперёд. С дорожки то и дело спрыгивали лягушата, и чем ближе к реке — тем больше их становилось. Страшно было наступить и раздавить — живые ведь, жалко!

Вот и обрыв, а внизу река. Теперь нужно было аккуратно пробраться по узкой тропинке, что шла вдоль обрыва. До чего всегда страшно было Марфе здесь ходить! Того и гляди закружится голова и свалишься вниз, а там река с сильным течением, унесёт в водоворот — и нет девчушки. Ох, как жутко! Марфа даже разговаривать боялась, когда шла по этой тропке. А Люба утешала её:

— Иди аккуратно, Марфуша, не оступись. И главное — не бойся, переступай с ноги на ногу и ступни ставь одну за другой. Здесь нельзя широко ноги ставить — оступишься и полетишь!

До чего же Люба спокойная и бесстрашная! «Эх, мне бы научиться быть такой!» — думала Марфа. Справа были трава и лесок, где они часто собирали сладкую землянику и полезные травы по наказу бабушек.

Внезапно Марфа оступилась, и её левая нога стала соскальзывать вниз. Она упала на руки и закричала от страха. Хорошо, что в этом месте ноге было за что зацепиться — какой-то сучок торчал, а под ним трава с густой серёдкой наросла. Люба быстро схватила Марфу за руку и потянула на себя, в противоположную сторону от обрыва. Удалось вытащить подружку. Ох и напугались же девчонки! Посидели, перевели дух — сердца колотились, но решили потихоньку двигаться дальше.

Впереди была стоячка — так называли запруду реки. В разное время года она была то совсем узкой, как лужа, то полноводной — такой, что и не перейти её. Дальше, вправо, она расширялась и превращалась в настоящий пруд — там роскошествовали гуси да утки: плавали и ныряли. Туда и выводила мамка Марфы свой плавающий птичник.

Сейчас перешеек был узким — можно было поднять сарафаны и спокойно перейти его вброд. Несмотря на жару, вода была приятной и прохладной. Это потому, что течение в реке было сильным — не успевала она прогреваться как следует. Тем радостнее было в неё нырять, чтобы остудиться в летний полдень, когда солнце так безжалостно пекло макушки, что только холодная вода и могла спасти от теплового удара.

Впереди была круча. Взобраться на неё — та ещё задача для маленьких девочек. Песок вперемешку с глиной сыпался из-под ног, и никаких сил не хватало, чтобы быстро подняться наверх. Марфа заныла:

— Люба, давай не пойдём дальше… Искупаемся в запруде и съедим что-нибудь. Я проголодалась! Посмотри, сколько мы уже прошли!

— Марфуша, мы ещё и трети пути не одолели! Да и не так уж много осталось. Сейчас поднимемся, ещё чуть вдоль обрыва пройдём, и вот он — мостик на ту сторону реки! Потерпишь? А там уж и позавтракаем спокойно под кроной тополя с серебристыми листочками. Помнишь, как мы смотрели с этой стороны реки на него и гадали: сколько же ему лет? И не скучно ли ему одному среди берёз да дубов? Давай, Марфочка, ты сильная и справишься!

— Легко тебе, Любочка, говорить — ты быстрее всех бегаешь и худая вон совсем. А у меня смотри, какие щёки! Их разве легко унести?

Люба рассмеялась шутке подружки, и у Марфуши сразу прибавилось сил — от самокритики и Любашиного смеха.

И вправду — до мостика через реку осталось совсем чуть-чуть. Это расстояние преодолели быстро и вышли на мост. Он был подвесной и здорово болтался под ногами. По мостику бежать было весело, потому что под ним была полноводная, с сильным течением река, которая всегда поднимала настроение и придавала сил. А мостик был сделан добротно, с хорошими, из крепких тросов, перилами. Дощечки были уложены одна к одной, так что и ноги нигде не застревали. А потому девочки быстро его перебежали и — о чудо! — наконец-то оказались на той, так манящей их стороне реки. Раньше они подолгу фантазировали, как окажутся здесь, как попадутся им невиданные раньше травы и цветы, насекомые или животные. Такие животные, которые не боятся людей и легко идут в руки: белки или хорьки, ёжики или мышки. И к тому же умеют разговаривать на человечьем языке!

Они прошли ещё немного, чтобы оказаться в тени того самого тополя с серебристыми листочками, который не давал им покоя, когда они были на своей стороне реки.

— Так вот ты какой красавчик! — Марфа водила рукой по стволу и нарезала круги вокруг него — один, второй, третий… Люба засмеялась:

— Смотри, Марфуша, — закружится голова и опять свалишься!

Марфа вспомнила неприятный случай на обрыве и, чтобы отвлечься, сказала:

— Ну, теперь, Люба, мы заслужили еду?

— Теперь точно можно, — важно, с достоинством ответила подруга. Они развязали котомки, постелили на траву красивый мамин платок и выложили на него свои яства. Ах, как хотелось есть! Хлеб, в котором Марфа больше всего любила корочки, а Люба — мякушку, они поделили по-честному: кто что любит, то тому и досталось. Девочки почистили картошку — мякоть хоть и была уже холодна, но до чего вкусна! А яички деревенские, от своих домашних курочек, — вообще сказка. В городе, наверное, нет таких, часто рассуждали девчонки. Они твёрдо, ещё с детства, решили, что проживут всю свою жизнь в деревне. Разве можно было променять всю эту красоту и натуральную пищу на город? У них и в мыслях не было, что можно жить где-то ещё, кроме как в своей любимой деревне. Здесь было всё для счастья — и живность, и огород, и река, и лес, и поле. Зачем куда-то уезжать? Тем более они не представляли себе разлуку — так бы и жили всю жизнь рядышком, в соседних домах, так бы и копошились в своих огородах, между которыми и перегородок-то никаких не было, не то что высоких заборов.

Внезапно послышались голоса, к тому же мужские. Страшно-то как стало! Схватив свои пожитки, девчонки, не сговариваясь, бросились в кусты, которые были ближе к речке. Ободрались все, но в тот момент даже не заметили этого. Затаились, спрятались. Мимо прошли мужики — с ружьями за спинами, с котомками охотничьими. Они громко разговаривали и смачно шутили. Поскольку это была только мужская компания, то услышали подружки новые для себя словечки и поняли, что дядьки просто так общаются — смеются и ругаются одновременно. Странные они, эти мужчины!

Девчата дали им спокойно уйти и дождались полной тишины.

— Как хорошо, что мы успели спрятаться, и они нас не заметили! Представляешь, если бы мы им попались? Неизвестно, что за люди. Я их в нашей деревне никогда не видела. Чужие, значит, — рассуждала Люба.

— А говорят, как чудища лесные! Я и слов-то таких раньше не слыхивала!

Подружки выдохнули, взялись за руки, и всё их волнение вылилось в смех, который они пытались сдерживать, опасаясь, что их всё же могут услышать.

После завтрака котомки их стали намного легче — только молока немного осталось. Решили двигаться дальше. Марфа по-своему, по-особенному попрощалась с тополем:

— Не грусти, красавец! Мы на обратном пути тебя обязательно проведаем и расскажем о нашем путешествии и всех приключениях!

Тополь благодарно прошелестел в ответ листвой, и девчата пошли по тропинке, ведущей в заросли, прочь от реки.

В деревне их хватились к обеду. Родители Марфы вдвоём прискакали во двор к Любиной бабушке:

— Не у вас наша проказница?

— Ах, как же так, я думала, они на вашем дворе играют! Может, в поле побежали?

— Мальчишки к нам заглядывали, интересовались, куда это Марфа с Любой подевались.

— Надо искать, — твёрдо сказала бабуля. — Сейчас кликну пацанов — пускай по дворам пройдут, людей соберут.

Бабы и мужики, дети и собаки — все вышли на поляну. Бабуля командовала — распределяла, кто куда пойдёт. Дети по двое и по трое побежали в разные стороны — кто в поле, где коров пасли, кто вдоль всех дворов по деревне, кто с другой стороны пруда — там девчонки тоже иногда собирались своей девчачьей компанией, чтобы обсудить военные планы против них, пацанов. Но ходили девочки туда исключительно получив разрешение взрослых. За реку, конечно, отправили отца Марфы с другими мужиками.

Шаг у них шире, времени перейти мост и оказаться на другой стороне реки потребовалось совсем немного. Однако поиски ни к чему не привели. И к вечеру стало ясно, что до темноты девчат уже не найти.

Страшное напряжение и ужас царили вокруг: а если чужаки сгубили их? Если уже и в живых их нет? Мальчишки всхлипывали, явно делая для себя вывод: мамок лучше слушаться, чтобы и их такая беда не настигла.

А девочки наши прошли лесок да вышли на красивую поляну. Пчёлы кружили, суетливо собирая нектар, кругом муравейники — жизнь насекомых кипела. Цветов летних было столько, что хоть миллион букетов собери, а они всё равно бы не кончились. А животные если и попадались, то были такими же трусливыми и осторожными, как и дома, — не давались в руки, сразу прятались и убегали. Первое разочарование…

Вдруг на поляне они заметили старушку. Та была сгорбленной, но совсем не страшной, и лицо её было добрым и притягательным. Она удивилась, увидев кого-то в этих местах:

— Откуда, вы, ласточки, прилетели? Не потерялись ли? Совсем маленькие, а гуляете одни. И не страшно вам?

Она ласково им улыбалась, и девочки обрадовались взрослому человеку.

— Нет, мы здесь всегда гуляем и знаем каждую тропинку, — тут же придумала Марфа.

— Землянику едим, — подтвердила Люба. — Только очень пить хочется, а воды не взяли…

— А я живу здесь недалёко, — сказала бабушка. — Зовите меня бабой Таней. Пойдёмте, напою вас своей колодезной водой. Вы такой больше нигде и никогда не попробуете!

Девчонки переглянулись и кивнули друг другу в знак согласия. Просто пить очень сильно хотелось, а поблизости не было никакого источника воды.

Они свернули в просеку и прошли по ней совсем чуть-чуть. И вправду — на краю опушки стояла избёнка, сложенная из бревен. Они уже почернели, но изба была крепкой. Недалеко от дома виднелся колодец. Баба Таня зачерпнула ведром ледяной колодезной воды и вытащила его на поверхность. Ах, как она сияла, блестела и переливалась на солнце! Как захотелось скорее прильнуть к ней губами и напиться вдоволь!

Уже смеркалось, когда девчонки, напившись от души, рассказали наконец бабе Тане о своих приключениях. Та качала головой и причитала:

— Ах, проказницы! Ох и влетит же вам от родителей! И что теперь с вами делать? Как обратную дорогу искать?

Июньские дни были длинными, ночи — светлыми. И казалось, дню не будет конца, но ночь всё-таки настала. Баба Таня разумно решила, что идти в ночь, неизвестно куда, — не очень хорошая затея. Тем более что и объяснить, откуда они пришли, девочки толком не смогли.

А потому она накормила их чем бог послал, постелила скромные постели — с льняными простынями и маленькими пуховыми подушечками — да уложила их спать. На ночь рассказала им про свою жизнь. Марфуша и Любочка были такими уставшими после насыщенного дня, полного приключений, опасностей, страхов и переживаний, что уснули без задних ног, так и не услышав окончание бабы Таниного рассказа. Когда девочки мерно засопели, бабуля погасила свечку и сама улеглась на печь — её любимое спальное место, где спала она добрых последних сорок лет.

Она думала о том, как с утра накормит девчат завтраком и пойдут они все вместе, горемычные, искать их родительские дома.

Ворочалась долго, не могла уснуть: не каждый день с ней такие истории приключались. В это место вообще редко заглядывали чужаки, здесь и птиц-то всех она знала наперечёт. А тут дети! Две девочки-лапушки. Вспомнила она и своих дочек. Взгрустнулось ей, и пришлось смахивать со старых морщинистых щёк слёзы. И след дочерей давно простыл, и не имеет она никакого понятия, где они обитают, как живут. Да и живы ли вообще? В конце концов уснула баба Таня, и снилось ей её босоногое деревенское детство. И как ушла она однажды далеко, за поля да за луга, и как встретила там мальчишку, с которым дружить стали, да так и выросли вместе. А потом поженились. И была у них семья, и хозяйство, и дочки. Но муж давно умер, а девочки уехали жить в город. Первое время навещали мать, к себе в город звали — в гости, — а потом совсем пропали. И не было от них уже много лет ни слуху ни духу. Так и жила баба Таня одна на опушке леса — ягоды собирала да травы, в огороде работала, хлеб сама себе в печке пекла.

Наутро, как проснулись все, быстро перекусили и отправились в путь. Девочки наперебой рассказывали, откуда они пришли и куда идти нужно, но баба Таня, исходя из своего большого жизненного опыта, вывела их к реке. А там уже и девочки вспомнили места и сообразили, в какую сторону к мосту двигаться. Радости было целый вагон, когда показался на горизонте тот мосток. Счастье! Скоро они будут дома. После моста останется сползти с кручи вниз, перейти запруду вброд, пройти вдоль обрыва, который теперь будет справа от них, — а там уже и их огороды начнутся. Ну и влетит же им от родителей! Где это видано — ушли и так надолго пропали! И к ночи домой не вернулись!

Баба Таня проводила их до самой изгороди, где уже начиналась тропка, которая шла через Марфушин огород к самому двору и дому.

Когда девчонки обняли бабу Таню, чмокнули её в увядшие щёки и уверенно побежали по дорожке, она хотела было развернуться и пойти обратно. Но тут появились люди.

— Чужая, чужая! — кричали и бабы, и мужики.

— Чужая! — вторили им дети.

Их было несколько человек, и они явно кого-то искали.

— Кто такая? И чего здесь ошиваешься?

— Так я девочек привела, потеряшек.

— Не может быть! Где они?

— К дому побежали по тропинке.

Глядь — а уже обратно идут и Марфуша, которую крепко за руку держит мать, и Любочка, за которой еле поспевает её бабуля.

— Это наша баба Таня! — закричала Марфа. — Она спасла нас, когда мы сильно пить хотели! И ночевали мы у неё. Видишь, мама, ничего страшного не случилось, а ты ругаешься!

Мать подошла к бабе Тане. Её глаза были огромны и полны слёз от счастья, что с Марфочкой ничего не случилось. Руки тряслись. Она откинула волосы, которые ещё и прибрать не успела после бессонной ночи, и с благодарностью сказала:

— Спасибо вам, баба Таня, за наших девочек! Мы уже и не надеялись их найти.

Баба Таня не заплакала, а только ласково взглянула в последний раз на своих бывших подопечных. Развернулась и быстрым шагом пошла восвояси.

Народ ещё пошумел, обсуждая случившееся, и стал разбредаться по своим дворам — работы в деревне всегда у всех было много: и скотина, и огород, и сад. Полно ручного труда. Это вам не в городе жить, здесь только поспевай за всем!

Так и росли Марфуша с Любашей — не скучали и другим скучать не давали. То за коровами на пастбище убегут да в поле с зелёным горохом застрянут — вкусно ведь, не оторваться! То в соседнюю деревню уто́пают — там такое огромное тутовое дерево росло, а на нём — ягоды медовые, бело-розовые, сахар с них по рукам тёк до самых локтей! Пока не наедятся, с дерева не слезут.

Потихоньку родители Марфы и бабушка Любы смирились с таким свободолюбием своих девчат — стали меньше волноваться за них. Делали свои дела, потихоньку поджидая их возвращения. И ругать их было бесполезно — головами кивают, а сами знай своё творят.

Минуло девчатам по семнадцать годков. Уже и принаряжаться по вечерам стали. И мальчишки перестали казаться им такими бестолковыми да вредными…

По субботам в деревенском клубе устраивали разные мероприятия: то просмотр кинофильма, то танцы. Со всей деревни в клуб молодёжь стягивалась и до утра шумела, гудела под музыку. Соединялись в пары, танцевали вместе, в обнимку сидели в кинотеатре. Влюблялись, парни дарили девчатам цветы, звали замуж. И женились потом, а там — дети, хозяйство. И жизнь шла своим чередом.

Тогда-то и пришлось нашим героиням свою многолетнюю дружбу испытать на прочность. Заприметили они обе красавчика молодого: чернявого да кудрявого, высокого да крепкого Андрюшу. Как было не влюбиться? Обе утонули в его жгучих чёрных глазах. Что-то цыганское в нём было — завораживало и притягивало. И хитрец был страшный! Знаки внимания оказывал обеим: и кареглазой Любочке с чёлкой на высоком лбу, и синеокой Марфе со светлыми волосами, забранными в густой хвост. Красивые девчонки были — глаз не отвесть! Как тут выбрать? Была бы воля — на обеих бы женился! Но не по-христиански это, не в нашей русской культуре. Да и девчонки не готовы были даже дружить втроём. Так и ставили его всё время перед выбором: Марфа или Люба? Думай же, определяйся, решай поскорее!

А 22 июня началась война. Андрюша вместе с друзьями тут же пошёл в военкомат:

— Мы хотим защищать Родину!

Записали их всех в один отряд и вскоре отправили на фронт. Не писал ничего с фронта Андрюша девчатам, и они не писали ему. А только ждали: когда же он вернётся и кого выберет. Любили его обе крепко, и одна другой не собиралась уступать:

— Вспомни, Марфа, как Андрюша на меня смотрел на проводах! Меня он любит! Ты хоть и красивая, а любит меня.

— Ничего подобного! Ты просто умная и спокойная, Любочка. Ему этого во мне не хватает. Но всё равно он только меня любит! Вот посмотришь — как вернётся, сразу замуж позовёт!

Фантазировали девчонки. А между тем годы были тяжёлые, военные. Работать приходилось много, так что молодость проходила мимо. Кожа на солнце становилась тёмной и обветривалась, морщинки появлялись не по возрасту рано.

А в один из угрюмых осенних дней, когда и жить порой совсем не хочется — от этого низкого чёрного неба над головой, от уныния в лесу и в поле, от того, что ни одного насекомого на дворе уже не встретишь и луча солнечного не дождёшься, пришла страшная весть: погиб Андрюша. Погиб геройски: вывел весь отряд из засады немцев, все побежали, а он отвлекал на себя внимание врага. Там и остался, на белорусской земле, не желая отдать врагу даже пяди той земли и желая лишь одного — спасти своих друзей-товарищей.

Рыдали, обнявшись, девчонки. И не было конца их горю-несчастью. Утешали друг друга как могли:

— Да, Любочка, Андрюша только тебя любил! Это я придумывала, когда говорила, что он мне тайком подарки носил…

— Марфуша, нет, мне Андрей говорил, что красивее девушки, чем ты, он в жизни своей не встречал и уже не встретит. А потому и женится только на тебе!

Не было предела девичьему горю. И слезами их можно было бы запруду наполнить доверху, так что и не перейти бы её больше никогда вброд…

Горевали подруги долго, и воспоминания об Андрюше были общими. Но не осталось ничего от него — лишь могилка где-то на далёкой белорусской земле.

А потом получили они на почте письмо. Адресовано было обеим, так и выдала им его почтальонша — Марфе и Любе. Писала его неизвестная женщина:

«Нашла ваши адреса и имена в кителе Андрея. Не представляю, как вы выглядите. Только рядом было письмо, в котором ваш солдат каялся да говорил, что любит вас обеих одинаково. И если и суждено ему будет погибнуть в этой войне, то только потому, что выбор не мог сделать. Марфу любил как Любочку, а Любу — как Марфушу. И нет ему за то прощения на этой земле, нет ему здесь пути и жизни».

Это письмо разрешило все их девичьи споры. Не было больше сомнений и вопросов, кого всё же любил Андрюша и почему так рано и несправедливо прибрал его Господь.

А потому жизнь понеслась своим чередом. Вскоре пришла Победа. Молодые люди стали возвращаться с фронта. И девчата быстро нашли каждая своё счастье. Повыходили замуж, детки пошли. Но дружить не переставали:

— Завтра в город поеду: в аптеку нужно и в собес. Посидишь с моими оборванцами, Люба?

— Конечно. Тем более моим девчатам с твоими охламонами всегда веселей!

Марфа не обижалась — мальчишки её и вправду под стать ей самой были безобразниками: слушались мало, делали всё по-своему, зато самостоятельности им было не занимать.

А Любины девочки были умничками — послушными да аккуратными. Одно удовольствие было с ними нянчиться да возиться. И мальчишки Марфины более спокойными и уравновешенными становились в присутствии Любиных девочек.

Вырастили детей, поразъехались те из родительских домов — учиться в город. А там и семьи свои завели.

Марфин муж спился да помер, а Любин умер от чахотки. Остались они вдвоём — самые близкие и родные друг другу души. И не было такой силы, которая могла бы их разлучить.

Так и жили они добрыми соседушками и подружками: дом к дому, палисадник к палисаднику, огород к огороду. Вместе коротали свою старость. И никогда не было им скучно: загрустит Марфа — Любочка всегда рядом:

— А помнишь, Марфа, как мы с тобой на танцах чуть не подрались только потому, что Андрюха притащил тебе букет ромашек с поля?

— Помню, как ты вцепилась мне в волосы и кричала: «Это мне, это мне!»

Подружки начинали смеяться, и вся грусть их улетучивалась.

Или Люба захандрит: то поясницу ломит, то голова болит, Марфа и утешит её:

— Вспомни, как с кручи в реку ныряли, а у тебя трусишки соскочили. Ты мне кричишь: «Помоги, помоги натянуть!» Я ныряла да тянула их наверх, чтобы тебе голопопой при всём честно́м народе не пришлось выходить на берег. А там ведь мальчишек полно было! Стыда бы потом не обралась!

Опять смех да счастливые воспоминания. Нет их дружбе предела, нет конца. Такую женскую дружбу не каждый день встретишь…

Весной попа к попе картошку в своих огородах сажали, грядки готовили под помидоры да огурцы. А по вечерам, накинув тёплые шали, подолгу сидели на лавочке у калитки — любовались закатом, провожали за горизонт солнышко. И говорили много, а иногда просто молчали — и молчать им вместе было не скучно.

Зимой реже виделись: одеваться было трудно и снег чистить нелегко. Но всё равно иногда проберётся одна к другой — и давай чай душистый вместе пить да мед есть. И вспоминать:

— Помнишь, Марфа, как на сеновале тебя с мужем твоим застукала? Ах, проказники, подумала! И позавидовала вам. Мой-то мужик чинный был — глупости разные не приветствовал и не допускал.

— А ты Люба, вечно как в город уедешь, так твой весь ум терял сразу и давай по соседским избам ходить да всех своими разговорами завлекать. И детей мог оставить — лишь бы болтать да чтоб его слушали.

И опять смеются.

— Счастливые мы с тобой, Марфа, дружим уже почитай как семьдесят лет. Разве бывает ещё такая дружба у кого? Ты видела?

— Нет, Любочка, не встречала. Соседи обычно глотки друг другу готовы перегрызть, а мы с тобой за всю жизнь раза два только поссорились. Помнишь ту бабу Таню, что за рекой нас тогда приютила? Одна ведь прожила много лет, и ни души рядом! Да, счастливые мы с тобой, Люба!

Случилось как-то поехать Любе в город — на несколько дней к дочке своей. Внуков захотела навестить — давно дочка звала. И не было Любы в деревне всего-то четыре дня.

Как вернулась — первым делом в дом к подружке. А там чужие люди ходят, зеркала занавешены и иконы все вынесены — неизвестно куда и кем. И Марфа в гробу лежит. «Лучше бы и не было этих четырёх дней вовсе! Может, Марфа моя жива бы осталась… Это она от тоски умерла».

Стояла весна — то время, когда цветут одуванчики. Набрала Люба их целую охапку, сплела два венка, надела себе на голову один, а второй Марфе на могилку отнесла:

— Носи, Марфа, да будь прекрасна в нём как прежде! И не грусти — скоро мы с тобой свидимся…

15 июня 2024 г.