Добро пожаловать в начало

Татьяна Алхимова (2024)

Дарьяна — звено цепи. Её вполне устраивает положение вещей, только вот тревога не покидает сердце, подброшенная туда соседним звеном в виде небольшой записки. Похоже, пришло время выбраться из порочного круга и начать жизнь сначала. Но не всё так просто — цепочка не должна прерваться, а звенья никогда не выходили из игры живыми. Остаётся только одно — поверить странноватому Динару с бледно-карими глазами и попытаться спастись.

4

Перед моргом нас ждали заспанный Игорёк и угрюмый Вадик, поддерживающий под руку жену Димы. На ней было надето старенькое чёрное пальто с серым мехом и большой пятнистый платок. Когда-то она была красивой девушкой, но материнство и замужняя жизнь превратили её в подобие женщины трудной судьбы, а, может, дело в горе, о котором я переставала думать как только вспоминала о своих заботах, краем глаза улавливая какое-то мельтешение около мусорных баков. Только бы не крысы.

В сопровождении полицейского в форме и ещё сотрудника в штатском, мы прошли внутрь небольшого приземистого здания, предъявили документы для проверки и записи. Удивительно, но нам даже выделили одноразовые халаты — странный мрачный сервис. Процедуру опознания до этого я видела только в кино, да и то, бегло, ибо никогда не интересовалась фильмами с горами трупов и детективами.

От специфического, сладковатого и резкого запаха, мне стало тошно. Ясно, что пахло вовсе не мертвыми телами, но я никак не могла отделаться от ощущения, будто нахожусь не в склепе, а на помойке, куда выбросили догнивать отходы. Анюта вцепилась в мою руку и не дышала. Ребята встали по обе стороны от жены Димы, чтобы предупредить возможное падение в обморок или что там обычно случается с особо впечатлительными натурами?

Вчера от вида выпотрошенной и изуродованной крысы меня стошнило, сегодня же, от взгляда на бледное опухшее лицо Димы, лишенное признаков жизни, мне не стало страшно или плохо. Я не почувствовала ничего, кроме злорадства. На столе определенно лежал он, мой бывший друг и одногруппник. Вдоль его шеи с левой стороны виднелся длинный надрез, но явно не это повреждение стало причиной смерти.

— От чего он умер? — тихо спросил Игорек, отводя в сторону Димину супругу.

— Заключение будет чуть позже, но пока могу сказать, что смерть однозначно насильственная. Множественные ушибы и порезы по всему телу, и… — медик замолчал, взглянув на полицейского. Тот, не шелохнувшись, едва заметно кивнул. — Пальцы на ногах отсутствуют. Маньяку какому-то попался, не иначе.

— Довольно! — крикнула жена Димы, захлебываясь рыданиями, и мы все спешно покинули помещение.

На улице дышалось легко. Я стояла недалеко от крыльца, задрав голову к серому небу. Совершенно забыла написать начальнику, что задержусь или не приду вовсе, а он и не звонил. Может, меня везде списали со счетов? Может, здесь, у помойки рядом с моргом мне самое место? Тьфу… В голове зашумело, и я ощутила противную слабость в ногах, резко опустившись на ступеньку. Нужно было вернуться в квартиру, взять хотя бы документы и переодеться, а потом… Сменить место жительства. Снять жилье в другом районе, вообще на другом конце Москвы. Только от мысли о возвращении сводило желудок.

— Какой-то ужас, — присела рядом со мной Анюта. — Я поговорила со следователем — похоже, дело раскрыть не удастся. Обычный висяк — так он выразился. А всех нас ждут на допрос. Но я что-то сомневаюсь…

— В чем?

— Что нас позовут. Сколько таких случаев происходит? Полно! Думаешь, полиция станет серьезно заниматься убийством Димы?

— Мне всё равно, Ань.

— Ты чего?

— Не хочу знать за что, как и почему его убили. Не хочу участвовать в допросах и изматывать себя ожиданием судебных решений. Человека это не вернёт, а превратить нашу жизнь в кошмар — может. У меня проблемы с квартирой, если ты ещё помнишь. Их нужно решать в первую очередь. Остальное — проблемы жены Димы… Он мне уже никто.

— У тебя просто шок, — участливо потянулась ко мне Анюта в попытке приобнять, но я отодвинулась. — Для нас всех это шок, правда.

— В тот вечер, после «Бобров и уток», вы все поехали по домам, а Дима затащил меня в какую-то гостиницу с настойчивым предложением переспать. Но я его там и оставила. Противно. Думаешь, я могу теперь полноценно сопереживать горю его семьи?

— Как? — выдохнула она, бессильно опуская руки и глядя на меня как побитая собака. — Не может быть.

— Может, — ухмыльнулась я. — Так что он явно получил по заслугам. Да, мне жаль его жену и детей, но, может, лучше без такого отца, чем с ним?

Не дожидаясь ответа, я поднялась и побрела подальше от этого места. От него веяло бессмысленностью существования. Любая жизнь, хорошая или не очень, заканчивается здесь, на столе у судмедэксперта, если чуть не повезет. Мертвые люди все одинаковы: внутренности, конечности, бледная кожа, пустой остекленевший взгляд. Оболочка. Ничто. Куда девается то, что составляет человека, что делает его живым? Почему одни люди — нормальные, а другие — изверги, отрезающие лапки крысам, а прочие — готовы переспать со старой подругой просто так, потому что. Где пролегает грань? Почему я так не похожа на Анюту, а она — на Иду? Что с нами всеми не так?

И почему, в конце концов, роль звена в цепи досталась мне?

Объездными путями, чтобы не попадать на знакомые станции метро, я добралась до дома. Поднималась пешком, дабы оттянуть момент возвращения. Где-то на задворках разума теплилась мысль, что приходящая утренняя уборщица уже всё давно уничтожила, и меня не встретит разложившаяся крыса, но избыток слюны во рту указывал на совершенно обратные подсознательные ожидания. За один лестничный пролёт до цели я остановилась принюхиваясь. Пахло обычной безнадегой спального района, недавно выкуренной кем-то сигаретой и зимней свежестью из приоткрытого окна.

Перед дверью оказалось пусто. Я увидела это задолго до того, как ступени под ногами кончились. Пропала и крыса, и коврик, будто никогда не бывало. Среди бела дня не так жутко было переступать белёсое пятно, обозначавшее законное место вчерашнего преступления, и проворачивать ключи. Закрывшись на все существующие замки — а их было ровно три — я бросилась в комнату, спешно запихивая документы в рюкзак, а потом вдруг остановилась, пораженная одной-единственной мыслью. Зачем?

Мне, по сути, нужен только паспорт, медицинский полис, права, которых не было, может, ещё старый загранник со сроком действия до середины этого года. Вытряхнув всё из рюкзака на постель, я вернулась к шкафу, сбросила с себя одежду и влезла в свободные джинсы, футболку и свежий свитер. Стоило бы сходить в душ или просто вымыть голову, но я боялась в шуме воды не услышать того, что могло происходить за дверью квартиры.

Из холодильника продукты полетели в мусорный пакет. Зарядка, пауэрбанк, запасные наушники, таблетки из коробки с лекарствами — оказались в рюкзаке вместе со сменой нижнего белья. На дряхлом комоде в коридоре я оставила плату за следующий месяц и деньги на коммуналку, попутно отписавшись владелице квартиры, что уезжаю.

Стоя перед дверью, я пыталась собраться с мыслями, наметить хотя бы минимальный план. Где сегодня ночевать? Продолжать ли свою незаметную работу по передаче драгоценных камней? И куда идти сейчас? Резко выдохнув, с пустыми лёгкими и головой, заполненной липким ужасом, я вышла на лестницу, спустилась в подъезд и рванула на себя тяжелую металлическую дверь.

Что бы там ни было — впереди — стоит попытаться выжить. Не пропасть, как, видимо, делали все, кто до меня служил неизвестной цели.