Туман над околицей

Татьяна Алеева (2022)

Может ли быть любовь после «первой любви»? Мари — девушка из крепкой дворянской семьи. Ее беззаботные дни наполнены играми в «па де жеант», сплавами на байдарках, постановками в домашнем театре и посиделками с самоваром на веранде усадьбы. У неё несколько претендентов на руку и сердце. Но ответит ли девушка кому-то из них взаимностью? Впереди Первая мировая, революция и Гражданская война. Кому из героев суждено умереть, а кому — обрести любовь всей своей жизни? «Туман над околицей» — это книга о любви, пронесённой сквозь года, о выборе между долгом и комфортом, а также о той прекрасной утраченной России, какой была наша страна до революции.

Глава 6

Мари было странно идти рядом с Митей. Все детство они бегали, держась за руки, но теперь она почти совсем взрослая, да и у него уже усы. Они шли рядом и как-то неловко сталкивались на поворотах — он будто хотел идти в точности тем же путем, что и она. Платье бы сменить, но как теперь гостя одного оставишь. Если получится, передаст его папе на входе, а папа представит остальням.

Вошли. Папы еще нет, мамы тоже. Есть Виктор с Катериной — но при Викторе Мари робела говорить, так и молчала все время, как глупенькая.

Смотрят! Издалека кивнув сестре с мужем, Мари с Митей подошли к папиному другу Василию Алексеевичу Кольцову. Он, как обычно, ждал отца, на том самом диване, где по вечерам Ранневы собирались для вечернего чтения. Кольцов, задержавшись до ужина, всегда принимал предложение присоединиться к чтению. После того, как Владимир Андреевич прекращал читать главу и все приступали к обсуждению поведения героев, он всегда молчал, слушал, запоминал. Некоторое время уже ездил он по стране, продавая то тут, то там свои земли в отдаленных уголках, чтобы все вырученные деньги вложить в развитие родного Волчанска. Его стараниями в городе была выстроена библиотека, больницы и школы, дороги, мосты, участки почтово-телеграфной связи, ветеринарные и агрономические пункты, музей. Уезд стал вторым по темпам развития в империи после московского.

— Откуда он, говоришь? Понятно. Странный тип, — хмыкнул Митя, когда они отошли от Василия Алексеевича. — С его деньгами можно было бы жить в Петербурге на широкую ногу, путешествовать по Ниццам и Италиям.

Мари ничего не ответила. Своей заботой о людях Василий Алексеевич был ей симпатичен. А она была симпатична ему. Именно поэтому он и задержался в этих краях, в гостях у друга, чье имение отстояло от Н-ского на пятьдесят километров. После разговора с Еленой Алексеевной, которая дала понять, что ее дочь слишком молода для замужества: она бы хотела выдать дочь в шестнадцать, но не в четырнадцать же лет! — Василий Алексеевич предложение руки и сердца отложил, но находил повод приехать в гости к Ранневым, чтобы полюбоваться Мари. Ему нравилась эта веселая простодушная барышня, ее простые русые волосы и мелкие редкие веснушки, которые были у нее от того, что она бегала под солнышком, как деревенская, а не сидела под ажурным белым зонтиком, чтобы похвалиться голубой кровью.

Мари и Митя подошли к роялю.

— Mitya, mon cher, — поздоровался полноватый иностранец с азиатским разрезом глаз, который придавал его добродушному лицу насмешливый вид. — Comment-allez vous?^[7]

— О, вы знаете друг друга! — удивилась Мари. — Наверно, встречались во Франции?

— Нет, в Москве, — ответил Митя. — У нас.

— Вот как! И мы в Москве познакомились.

Митя говорил на французском с ошибками, так, что Скотту приходилось угадывать, что он имел ввиду, и они перешли на английский. Английский Мари не любила, и слушать перестала, а только смотрела, как шевелились губы говорящих, как еще больше сужались и игриво поблескивали глаза Скотта, увлеченного беседой. Мари был симпатичен Скотт, в отличие от Виктора — при Викторе Мари боялась быть неуместной, лишнее слово сказать, даже стеснялась подходить лишний раз к сестре. А к Скотту — пожалуйста. Округлый, невысокий, он производил впечатление добряка. Должно быть, сердце у него мягкое, как щеки. Настоящий иностранец. Какие они, интересно? Хотя кто — они, японцы или европейцы? Скотт был наполовину японец, наполовину британец. Рос во Франции, и родиной считал эту страну. Младше Василия Алексеевича — тридцать лет, но не женатый.

Занятие у него экзотическое — парфюмер. Катерина все время советовалась с ним по поводу духов, но Мари этим не интересовалась. Папа хвалил Скотта: в Москву его пригласили в качестве эксперта на предприятие Ралле, но он быстро дорос до должности технического директора. А вот Митю по-отечески журил за глаза — не по средствам живет, ведет образ жизни золотой молодежи. Мол, дед был крепостным, отец благодаря своему труду стал свободным человеком, нажил огромное состояние, а этот — его расточает. Мари не рассуждала на эту тему, она не знала, как Митя может быть другим. Ей нравилось играть с ним на фортепиано, и в детстве он был лучшим компаньоном для шалостей.

Наконец, Митя заметил, что Мари скучает, и предложил:

— Исполните для нас свою любимую вещицу?

Мари, теребя воротник и спотыкаясь, прошла к фортепиано. Начала играть «Fantasie-impromptu» Шопена. Когда она окончила, Митя присел рядом с ней и предложил спеть романсы Чайковского.

Митя с Мари чудесно пели вместе, но играли с огрехами. Хотя Мари и стала лучше музицировать, с тех пор как начала заниматься с педагогом из консерватории, техника по-прежнему была ее слабой стороной. Пальцы сбивались в пассажах, но по движению корпуса, по глазам было видно, что она вся в музыке.

— Сережа — вот бы кто сыграл, — сказала Мари, когда они кончили. — Только на взрослые вечера его пока не пускают.

— А знаете, я ведь чуть не поступил в консерваторию тайком от родителей, — раскрасневшийся от игры и последующих за ней оваций Митя взял ее под руку.

— А сейчас вы…?

— Я студент юридического. Но в душе вольный художник. Искусство — моя любовь!.. Вы не будете против, если я нарисую ваш портрет за чаем? — Митя выглянул из окна.

Чай у Ранневых пили долго, неспешно. Летом было принято подавать его на веранде, но из-за дождя теперь накрыли в гостиной.

Примечания

7

Как ваши дела? (фр.)