Небо для Баккена. Хроники земли Фимбульветер

Татьяна Авлошенко

Нет пользы для Драконов.В любви, дружбе, верности.Драконы не знают чувств. Слишком часто чувства становятся обузой.Людям тоже мало в них проку. Но иногда становится ясно, что без расплывчатых этих понятий нет и человека. И ради дружбы ты готов преодолеть Белое Поле, верность ведёт через Фунсовы Рога, любовь вытягивает из ледяных вод Аррига.Просто потому, что ты видишь небо. Чистое и бесконечное. В небе страшно? Нет. Там — свободно. Если ты обнимаешь любимую.Небо — лучшее место для Драконов.

Заметки на полях

Утро было прекрасным, а день начался с крохотного расстройства. Обычно, попрощавшись с Ларсом, Герда успевала взбежать на второй этаж и взглянуть из окна вслед любимому. Но сегодня ее перехватил на лестнице хеск Брум. Глава оранжереи решил поручить Герде присматривать за черешками домашних роз и долго, обстоятельно вещал об этом. Предложенная работа была хорошей и интересной, но, пока Герда слушала про нее, Ларс успел уйти. Невелико горе, через несколько часов все равно увидятся, но почему-то стало тревожно.

Вечером Ларс, противу обычая и обещания, к оранжерее не явился. Добежала до дома — и там его нет.

— Да сидит где-нибудь в «Трех петухах», сплетни слушает, — ворчала Гудрун. — А может, в Ярм, что ли, сорвался или в другой ближний город. Это еще при Торгриме, Драконы ему заступники, заведено было: ускачут вдруг, никому не сказав, будто без хрониста там земля с небом местами поменяются. Ничего, не к ночи, так завтра с утра вернется. Ты тогда не жалей, устрой ему таску.

Ларс не появился ни вечером, ни на другой день. Вернулись Хельга и Оле, но и они ничего не знали.

Счастье и спокойствие в дом это известие не вернуло. Герда и Гудрун чуть за порог усталых истинников не вытолкали, требуя немедленно разобраться, отыскать, вернуть.

Но только Хельга Къоль и не такой натиск выдерживала. Встала посреди комнаты, сложив руки на груди, высокая, прямая, непреклонная, и заявила, что шагу не сделает, пока все не успокоятся, не перестанут метаться, причитать и скулить и не объяснят толком, что за массовое сумасшествие постигло дом и какова тут роль ее брата. Где он, кстати?

Ровный голос и ледяной взгляд главного прознатчика подействовали. Примерно через десять минут Хельга и Оле узнали, что хотели, но сами ответить на вопросы не смогли. Где же Ларс, что с ним?

Пришел Освальд Харп и четко, коротко, но содержательно, как положено служивому, и как только и возможно хорошему человеку, поневоле взявшему на себя роль черного вестника, изложил все, что случилось с младшим Къолем, почему хрониста арестовали и чем ему это грозит.

Герда, заголосив по-вдовьи, осела на пол.

Снова суетились, поднимали, успокаивали, отпаивали водой. А когда Герда наконец пришла в себя и только всхлипывала, обводя семью испуганным взглядом, почтенная Гудрун вдруг горестно всплеснула руками:

— Его же там кормить плохо будут!

Суевернее городских стражников в земле Фимбульветер только люди корабельных кланов. За несколько месяцев общения с Астрид Леглъёф Хельга в этом убедилась. Отважная дочь шкипера собирала обереги, приметы и заговоры, словно рьяный коллекционер драгоценные редкости. Приметы студенческие, городские, береговые. Монета, засунутая в башмак накануне важного испытания; иголка, воткнутая в притолоку, дабы уберечься от дурного глаза; вечные предупреждения, что нельзя резко оборачиваться к зеркалу, потому что тогда можно увидеть недозволенное. Не было примет негодных — если Астрид не могла применить что-либо в жизни, она о таком увлеченно рассказывала. Хельга благодушно посмеивалась над подругой, но кое-что запомнила. Так переняла она привычку мореходов не верить в худо, не говорить и не думать о нем. Вспоминая сгинувших сородичей, корабельщики всегда толковали о них, как о живых. Ушедшим за волны считался только тот, кого доподлинно видели мертвым или с чьего исчезновения прошло так много лет, что обычный человек столько прожить не может. А иначе — живой, и все с ним хорошо! Без этой полезной привычки Хельга, имея брата-хрониста и мужа-стражника, давно бы сошла с ума от вечной тревоги и переживаний. Все считают, что хесса Къоль холодная, смелая, сдержанная, а она просто всегда боялась накликать плохое.

Гудрун ушла плакать на кухню. Герду без всякой уверенности в успехе попытались прогнать спать, но, конечно же, не преуспели, и она так и осталась сидеть, съежившись в углу дивана. Оле, покусывая ус, смотрел в окно. Вестри шкурой распластался у камина, положил голову на пол и тоскливо следил за хозяевами. Он не понимал, что происходит. Все в сборе, все дома. Только Ларса нет. Нет младшего брата…

— Ларс в детстве никогда не плакал от боли. От обиды, несправедливости ревел, а от боли и страха никогда. И сейчас тоже. Считает, что стыдно. И не врет. Просто смотрит прямо перед собой и молчит. Всегда так было, даже до того, как стал хронистом. Иногда ведь можно сказать, чтобы безо лжи, но и не всю правду…

— Хельга, — строго произнес Сван, не оборачиваясь от окна.

— Я спокойна, Оле, я очень спокойна.

«Да, капитан, не хватало тебе сейчас только трех истеричных баб на руках».

— Надо выяснить, кто написал донос. Тогда поймем, в чем обвиняют Ларса и как его выручить.

— Если обвиняют именем короля, — Оле наконец оторвался от пейзажа за окном, — то звучать все должно очень серьезно, а на деле — чушь овечья. Ларс на многое способен, но на измену государству — нет.

— Думаешь, чушь? — Хельга благодарно взглянула на мужа.

— Знаю. Мне Ларс тоже не чужой. Все ж таки с десяти лет с ним знаком. На саночках не катал, но нос вытирать приходилось. И сдачи давать я его учил. И за что Ларс в детстве дрался в кровь, знаю. Твой брат в принципе не способен на предательство. Воспитали, фунс побери! Ну, так кому выгодно? Вернее, под кого копают?

— Или под весь клан в целом, или под Ларса лично.

— Или кто-то замыслил таким образом подобраться к тебе.

— Маловероятно. Так же, как вред клану. Проступок одного не порочит весь род. Но кому же мог помешать сам Ларс?

— Хм… — Оле задумчиво погладил подбородок. — В последнее время он пару раз ошивался на Пятке. Но хронисту в воровской квартал ходить не возбраняется, вроде как даже положено — тоже часть города. Да и тщеславнее тамошних обитателей еще поискать. Каждый снурок мнит, что его имя должно сохраниться в веках. А если чего того… Подснежники доносы королю не пишут, у них свои методы.

— Надо искать свидетелей, спрашивать людей.

— С утречка по домам пройдемся… А это кто ж?

Стук в дверь в это время суток никогда не предвещает ничего хорошего, а сейчас он прозвучал откровенно зловеще.

— Какого… — пробормотал Оле Сван и, сделав Хельге понятный ей знак, отправился открывать.

Вернулся он вместе с метельщиком Кори.

— Я свидетель! — тут же заявил ночной гость.

Хельга и Оле быстро переглянулись. Нет, ничего такого, чтобы немедленно бежать и хватать некоего злодея, свершившего страшное преступление, в словах и облике метельщика не было.

— Кори, все свидетельства и признания — в Палате Истины, официально, под протокол.

— Так я и под протокол скажу: все честно было, и Ларс этого охламона не убивал. Тот вообще не явился. Если его кто другой прикончил, так и поделом, нечего к честным девицам лезть, но хронист наш тут ни при чем!

— Кори, постой, о ком ты? Какой охламон?

— Да этот, Герда, как бишь его? Ларса ведь из-за дуэли загребли? Ишь, из самой столицы приехать не поленились!

— Кори! — Хельга стремительно поднялась. — Ларс вызвал кого-то на дуэль? И собирался убить… до смерти?

— До смерти не стоит, — рассудительно ответил Кори. — Вот насовать этому по морде, чтоб знал, это стоило б, а так… Так что если Ларса по этой причине, то я завсегда… А вы что, не знали? А… Ну Герда вам все расскажет, а я пойду. Поздно уже. Вижу, свет у вас, ну и подумал… Ларс, когда отпустят… Ладно, после.

И Кори испарился.

Оле Сван, многозначительно прищурившись, обернулся к Герде:

— Дочь моя, не молчи!

Девушка, однако, выглядела такой же растерянной, как и родственники.

— Ларс собирался драться на дуэли? Я не знала. Иначе, иначе бы…

— Иначе никуда б его не отпустила, а это был бы урон чести вурда и переживания по этому поводу, о которых мы узнали бы все и скоро. С кем он сцепился, хоть знаешь?

— Нет. Но… Тут один, из столицы… В нашей оранжерее… Халлькель Керъяр… Он ко мне приставал… Но я Ларсу не говорила!

— Понятно, сам дознался. Если сестра умная, вряд ли брат дураком будет. Кто еще полезет, мне говори, прав Кори, по-простому лучше и быстрее. Куда этого дела?

— Я об него метелку сломала.

— Вот оно! — Сван воздел руки к потолку. — А я-то думал, какое оружие ей дать, чтобы по руке. Шпага, палаш, рапира — все ничто перед метелкой! Но не убила ж ты этого негодяя? Почему он на дуэль не явился?

— Тут все понятно. — Вздохнув, Хельга снова опустилась в кресло. — Если Герда сломала метелку, то это точно не прошло для хеска Халлькеля Керъяра бесследно. Во всех смыслах. Это мой ненаглядный братец сплюнет кровь через разбитую губу и отправится дальше — искать истину и приключения. Но Ларс родом из пограничья, да и твое, Оле, воспитание… А столичный щеголь не может явить себя миру с фонарем под глазом.

— Значит, пока расписную физиономию дома прятал, донос-то на Ларса и накатал.

— Не думаю. Это не поступок вурда.

— Ой, Хельга, воровать вурду тоже невместно, а вспомни Игрока, сколько натырил. Так или иначе, а с этим Халлькелем Керъяром я потолкую.

— Плохо, что нас не было в городе.

— Было бы лучше, если б приказ об аресте брату зачитывала ты?

— Нет, но тогда бы мы точно знали, в чем конкретно обвиняют Ларса, а также кто и почему написал донос.

Хельга замолчала. Глядя на сосредоточенное отстраненное лицо жены, капитан Сван в который уже раз подумал, что лучше бы не была она такой умной. Такой гордой и решительной. Лучше бы металась сейчас и голосила, как всякая простая горожанка, предоставив право придумывать и осуществлять план спасения ему, мужчине и воину.

— Есть один человек, — медленно произнесла Хельга, — который скажет все. Сразу. Он обязан ответить, когда его спросят.

— Кто?

— Король Хрольв.

Оле Сван не был шибко сведущ в науке истории и особенностях жизни знати, но про одну редкую привилегию знал достаточно. Древнее право, дарованное королем Хлодвигом первым вурдам. Право вступиться за обвиненного в злодеяниях родича, потребовав ответа у самого государя. И, ежели тот не сможет доказать вину подозреваемого, а клан сочтет себя оскорбленным, вызвать монарха на поединок чести. Иначе мятеж, и никто не осудит взбунтовавшихся вурдов. За все годы правления династии Ильвъенгов привилегией этой воспользовались всего один раз. И это положило начало Смуте.

— Вот оно как. — Оле растерянно почесал в затылке. — С утра в Къольхейм поедешь?

— Не в Къольхейм, Оле, в Бьёрнкрог.

— Зачем тебе в столицу? Спрашивать должен старший в клане, ваш с Ларсом отец.

— В клане или в семье. В этом городе среди Къолей старшая я.

Отговорить жену от поездки к королю Оле Сван и не пытался. Знал: легче выковырнуть становой камень Часовой башни, чем сбить Хельгу Къоль с избранного пути. Не думал он также и ехать с ней в столицу — смысла нет, да и в Гехте дел хватает. Но проводить жену несколько стандов по тракту счел для себя обязательным.

Черный и рыжий кхарны бежали рядом. Не быстро и не медленно, обычной походной рысью. Всадники протянули друг другу руки и переплели пальцы. Здесь, где никто не видит, можно. Гранит и лед не бывают мягкими. На людях бравому капитану дозволено проявлять топорную галантность, а гордой хессе главному прознатчику — снисходительно принимать его ухаживания, но настоящая нежность, только когда вдвоем.

Жаль, короткий срок ей отпущен.

Кхарны остановились.

— Всё, Хельга.

— Да. Дальше я одна.

Немного времени для прощания, последних слов.

— Оле, помнишь, мы тренировались вечером во дворе? С улицы на нас смотрел человек. Мне показалось, это был Торгрим Тильд.

Сван изумленно присвистнул:

— Торгрим? С тех пор как он ушел из города, лично я ничего о нем не слышал. Уже два года как. Если он вернулся, то почему не зашел к нам? Почему глазел с улицы, издалека? Ларс его видел? Неужто не признал учителя?

— Мой брат редко видит что-то дальше собственного носа. И нос этот большую часть времени повернут в сторону Герды. К тому же Ларс довольно близорук. Лица людей различает не дальше чем за пять шагов.

— Вот оно, копание в хрониках и архивах. Но почему ты мне раньше не сказала, что Торгрим примерещился?

— Его появление казалось — и кажется — мне слишком невероятным. А тогда еще и недостаточно важным, чтобы поверить.

— Ничего, Хельга. Я тут… присмотрю. Что делать, если Ларс объявится?

Любящая сестра на несколько секунд задумалась.

— Дай в лоб и запри в комнате. После будем с его подвигами и их причинами разбираться.

— Сам так думал.

— Спасибо.

— Было бы за что.

Они обнялись. Молча, коротко, крепко.

Вот и все. Хельга тронула коленями бока рыжего Рёда. Она не оглянулась.

Какое-то время Оле Сван, кусая вислый ус, мрачно смотрел на снег под копытами кхарна. Потом развернул Шеврана по направлению к Гехту. В городе, право, было очень много дел.