На углу Пскопской и Йеллопуху

Татьяна Абалова, 2017

Студент Макар Птичка попадает в весьма странное место, именуемое Заставой. Двухметровый кот, гном, ведьмы, эльфы, метаморф и ребенок, которому более тысячи лет – вот с кем Макару предстоит жить в Междумирье до скончания веков. Да, Застава делает бессмертными тех, кто ей служит, но в то же время пограничники – ее пленники. Строго по расписанию на Заставе открывается портал в один из магических миров. Вампиры, гоблины, эльфы, гномы переходят через границу, чтобы попасть на Землю. На Заставе Макар узнает, что был похищен ведьмами, опознавшими в нем Ловца времени. По предсказанию он тот, кому предстоит спасти Заставу от гибели.

Глава 5. Окси в постели у Макара. Гадание по усам Хочь–Убея

Как только Макар оставил Надежду в комнате, где не так давно вела трансляцию чайная ложечка, он был выпровожен котом за дверь. Оглянувшись, студент успел заметить, как Исида вытащила из резной шкатулки браслет и, дунув на него, водрузила вещицу, ставшую похожей на обруч, на голову девушки. В воздухе поплыло изображение замка, увитого зеленым плющом.

Больше Макару ничего не удалось разглядеть, так как перед его носом мягко закрылась дверь.

Оставшись в зале с шахматным полом в одиночестве, студент обвел взглядом двери, гадая, за какой из них находится его комната.

«Придется читать все надписи», — вздохнул Макар и по привычке взъерошил волосы. День оказался слишком длинным, хотелось лечь и забыться во сне. Измученным мозгам определенно требовался покой.

От прогулки по Пределу студента отвлек звук тяжелых шагов. Кто–то медленно спускался с верхнего этажа. У Макара засосало под ложечкой. Кого еще явит ему Застава?

Он ожидал увидеть какого угодно монстра, но не Крошку Пиу. Девочка–тростиночка шла по лестнице, почти не видя куда ступает, так как прижимала к животу огромную книгу. Фолиант все время сползал, и Дюймовочке приходилось останавливаться и подталкивать острой коленкой книгу наверх.

— Давай помогу, — Макар подбежал к Пиу, удивляясь, как та вообще могла передвигаться с такой тяжестью.

— Спасибо тебе, Макар, — выдохнула Пиу, потирая руки. — Гугл совсем забыл обо мне. Я понимаю, смотреть мыслеграмму новенькой куда интереснее, чем таскаться со мной.

— Ты зови меня, я всегда готов помочь. Делать мне все равно нечего.

— На Заставе всем занятие найдется, — успокоила Макара Крошка Пиу. Ее большие глаза как никогда были серьезны. — Здесь случайных жителей нет. Каждый несет какую–нибудь миссию. Порой неведомую нам самим. Придет и твой час, Ловец времени.

Макар впервые держал крошкину книгу и ощущения ему не нравились. Стоило дотронуться до потемневшей от времени обложки (она выглядела как загрубевшая, потрескавшаяся кожа), как в душе поселилась тревога, ожидание чего–то страшного, непоправимого. Словно в руках находился не фолиант, а какое–то древнее существо, которому тоже было неприятно, что к нему прикасаются.

«Скоро я стану параноиком. Пора завязывать пугаться», — одернул себя Макар, но передал фолиант с рук на руки с нескрываемым облегчением. Ему даже показалось, что его ладони горят, как будто бы книга сильно нагрелась. Но Гугл, перехватывая книгу, даже не поморщился.

Пока Крошка Пиу проходила в комнату, Макар успел заметить на развернутой в воздухе полупрозрачной картинке мужчину в черной мантии и девушку, на которой почти не осталось одежды. Эти двое страстно целовались.

В этот раз дверь захлопнулась перед Макаром резко, словно дала ему пощечину.

В том, что эти двое любят друг друга, можно было не сомневаться. Глаза мужчины говорили о многом. Он обожал ту, что отдавалась его страсти.

Макар так и брел по дуге зала, забыв, что надо читать надписи на дверях, настолько его взволновало увиденное.

— Ловец, куда потащился? Тебе налево!

Студент даже не понял, кто его окликнул, но послушно повернулся и пошел в противоположную сторону. Минуя лестницу, ведущую наверх, нашел свою дверь.

Не раздеваясь, рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Люстра, вспыхнувшая всеми огнями, как только Макар вошел, медленно погасла, погрузив комнату в темноту. И лишь рогатый месяц с любопытством заглядывал в форточку, да какая–то пичуга в тиши выводила ночную серенаду. Мир за окном казался таким нормальным.

***

Макар лежал на кровати и смотрел, как солнечные лучи мечутся по стене. Свежий ветер поднимал занавески и доносил с улицы шум просыпающегося города. Среди гула автомобильного потока слышалось чириканье воробьев. Где–то недалеко били церковные колокола.

Макар вздохнул и повернулся на бок. Если бы не этот плетеный шкаф и кресло, которые вчера (или позавчера?) Застава сотворила на его глазах, он мог бы подумать, что находится дома, до того были знакомы несущиеся из окна звуки.

Неужели Застава старается, чтобы ему было не так тоскливо, чтобы в новой жизни остались хоть какие–то признаки старой? Ведь кровать именно такая, как Макару нравится: широкая, с жестким матрасом. А за окном…

За окном цвел их с мамой палисад. Вон, посаженные ею ирисы, на груше висят еще незрелые плоды, которые пожелтеют лишь к концу лета. Ветер играет в высокой траве, трогая ее невидимой лапой, в воздухе витают яркие ароматы лета.

Все так реально…

— Грушевич! Грушевич! — позвал Макар и не поверил своим глазам — его пес метнулся откуда–то со стороны калитки к окну, встал на задние лапы и весело залаял, приветствуя хозяина. Лохматый хвост ходил ходуном.

— Груше–е–евич! — Макар перевесился через подоконник, чтобы дотянуться до головы собаки, но уперся лбом в невидимую преграду. А Грушевич, гавкнув еще несколько раз, убежал.

Макар опять позвал собаку, но небольшая сценка появления Грушевича повторилась с точностью до деталей, как будто хозяин пса смотрел один и тот же отрывок любительской съемки.

— Мама! — решился крикнуть Макар. Сердце в ожидании забилось так сильно, что он положил ладонь на грудь, желая удержать его. Хотя и понимал, что Застава насылает иллюзию, но так желал обмануться.

Но нет, мама не появилась. Лишь собака откликалась всякий раз, стоило свистнуть. Вскоре это занятие Макару надоело, и он опять вернулся к размышлениям.

А что еще оставалось делать?

По всему выходило, что Застава — живое магическое существо, умеющее потакать желаниям своих узников. Но Макару все равно было странно, что пленники Междумирья не ропщут и не ищут путей освободиться. Неужели всех все устраивает? После вчерашнего разговора с котом, стало понятно, что Бай–юрн потерял связь со своим миром, и боится возвращаться туда, где все изменилось. Он слишком долго живет…

Бессмертие — дар Заставы. Не в этом ли приманка и утешение, для тех, кто перешагнул Предел?

Но долголетие в тюрьме — есть ли на свете худшее наказание?

Если еще вчера Междумирье напоминало Макару дурку, то с появлением Хочь–Убея — ревностного стража интересов Заставы и, как намекал Бай–юрн, штатного палача, все стало гораздо сложнее и страшнее. Прямой бунт невозможен. Нужно действовать тихо. Слушать, запоминать, прикинуться смирившимся, усыпить бдительность Заставы, но искать выход из плена.

«Застава живет на Земле более тысячи лет». Из этой простой фразы Макар выделил два важных факта. Первый: Застава не всегда паразитировала на его мире, а значит, кто–то или что–то поселило ее здесь. Если понять, что произошло охренеть сколько лет тому назад, то, возможно, найдется ответ, как можно выселить хищницу. И второй факт: Застава «живет». А всему живому свойственно умирать. Если не удастся «выселить» Заставу, то нужно будет найти способ ее убить. Бай–юрн подчеркивал, что жители Заставы хоть и условно бессмертны, но погибают от фатального ранения. Может быть, и у Заставы есть своя игла, на конце которой находится смерть — на ум пришло подходящее сравнение с еще одним «бессмертным».

Макар усмехнулся. Ну что же. Раз его не хотят выпустить на волю добровольно, он будет искать у Заставы яйца. Или что там еще было у Кощея? «И тогда посмотрим, кто кого».

Обследовав помещение, Макар обнаружил небольшую душевую комнату с привычным унитазом, и тут же воспользовался благами цивилизации. Обмотав после купания бедра полотенцем, студент с сомнением осмотрел свою одежду, повертел в руках ненужный сотовый телефон. Бай–юрн уже предупредил, что Пскопская связь на Заставе не работает. Вспомнив, что в комнате есть шкаф, направился к нему.

Полки порадовали наличием нескольких пар спортивных штанов, джинсами и майками без всякого рисунка, как Макар любил. На плечиках во втором отделении висели рубашки и деловой костюм. Макар рассеянно оглядел свой гардероб, соображая, для чего ему может понадобиться шикарная тройка с жилетом.

— Скажи спасибо Хочь–Убею, — голос Окси донесся от входной двери. — Что–что, а одежду он выбирать умеет. Привезет, какую захочешь, хоть брендовую.

Макар от неожиданности закрутился белкой, ища скинутое полотенце.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он, одной рукой придерживая сползающее полотенце, другой вытаскивая первые попавшиеся треники. Его уши пылали.

— А попка у тебя ничего такая.

Наглости девицы не было предела. Она прошла в комнату и бесцеремонно села на кровать. Сложив ногу на ногу, Окси покачивала туфелькой без задника, удерживающейся лишь на кончиках пальцев.

— Но ты не бойся, — донеслось уже из–за двери — Макар закрылся в душевой и быстро натягивал штаны. — Мне Пскопской не нужен, я принца жду. Они через Заставу табунами ходят.

Когда Макар, собрав грязные вещи, вышел, по его фигуре пополз оценивающий взгляд Окси.

— Разве что для тела могу себе позволить, — она привычно сдула упавшую на глаза прядь и облизала губы. Макар, не желая того, заметил, что Окси была без бюстгальтера. На лице нежданной гостьи появилась понимающая улыбка, а у Макара загорелись не только уши. Чтобы скрыть смущение, он отвернулся к шкафу и торопливо натянул майку.

— Где можно постирать вещи? — спросил он.

— Бугеру отдай, он утилизирует. Застава не скупится на одежду и еду. Она, можно сказать, щедрая, главное ее не злить. Иначе тоже в подвале окажешься, — Окси протяжно вздохнула. — И за что наказали? Не дают красивой девушке расслабиться. А тело молодое ласки требует.

Окси легла на кровать и, закинув вверх руки, потянулась. Короткая юбка поднялась выше. Макар впервые пожалел, что любимые розовые штаны Окси остались у гоблинского принца.

— На Хочь–Убея без слез взглянуть нельзя, — продолжила делиться Окси. — Вечно какие–то странные образы принимает. Вот я его и уговаривала хоть на полчасика Сапфиром стать. Повеселились бы. И ему приятно, и мне. Так нет, заупрямился… А Застава поступила как ревнивая жена, быстро опустила соперницу. В подвал.

— У нее с Хочем такая тесная связь?

— У Заставы со всеми тесная связь. Приноси ей пользу, будь паинькой — и жить тебе в шоколаде. А я вот никогда не была послушной девочкой, мне хочется фейерверка, страсти, чтобы жизнь кипела. Но она не может мне дать этого. Или не хочет. Как сказал гном, я не ценное приобретение Заставы, а потому максимум какая от меня польза — прислуживать в кафе. Но я и этому рада. Лучше там, где постоянно шастают проходимцы, чем убираться в комнате у того же Бугера. Замучаешься каменную крошку выметать.

— Ты не хотела бы вернуться в наш мир?

— А что я там потеряла? Вернуться на пыльный склад кирпичного завода? Там нормального мужика днем с огнем не найдешь. Одна алкашня. А на Заставе я неувядающий цветочек — не нужно бояться, что время просвистит мимо.

— Окси, извини, что прерываю, но ты зачем пришла? — Макар в десятый раз перекладывал вещи с полки на полку, создавая видимость занятости, лишь бы не смотреть на девушку, принимающую нелепые соблазнительные позы.

— Ах, да! — Окси резво поднялась. — Я так поняла, вчера на Пределе новенькая появилась? Ночью Застава как лихорадочная тряслась, комнатку ей сооружая.

— Странно, я ничего не почувствовал, — Макар повернулся к Окси. — Спал как убитый.

— Какая она, новенькая? Красивая? — Окси вся подалась вперед. — Хотя нет, — девушка скривила рот. — Была бы красивой, ее бы не вернули. На Заставу только страшненьких возвращают, таких как Петра, остальные своих принцев находят. Ой, не смотри на меня так, словно я тоже неудачница.

Макар опустил глаза. Он вовсе не думал о неудачницах и удачницах, он размышлял, как бы ему перевести разговор на Хоча. Хотелось бы узнать, что метаморф сделал с тем военным, что по зову Окси оказался на Заставе.

Но блондинка продолжала песню о себе прекрасной и спешащем к ней принце.

— Если ты думаешь, что меня тоже вернули, то сильно ошибаешься. Мы с моим рогатиком просто разминулись. Портал не вовремя закрылся, он не успел следом за мной проскочить. Мы же шли у родной Заставы благословение получить — так у демонов принято, раз отца–матери у меня нет. Вот увидишь, когда наши миры еще раз соприкоснутся, мой жених с той стороны дверей будет на коленях стоять и обручальное кольцо в зубах держать.

— Что–то я не понял, к чему тогда все разговоры о принцах? И почему вчера в Гобляндию собралась, раз у тебя жених есть?

— Ой, и не вспоминай! — Окси манерно махнула рукой. — Осечка вышла. Я же думала, что на принца своего рогатика меняю, а оказалось… Шильного на мыльного. Я для себя так решила: пока мой демон ждет соприкосновения наших миров, попытаю счастья. Найду более подходящую кандидатуру — поминай, как звали, а нет — выйду замуж за рогатика. Он тоже ничего. Богатый.

Она опять заинтересованно посмотрела на Макара, облизала взглядом каждую мышцу.

— Я бы и с тобой не прочь закрутить, но жаль не принц ты, Птичка, не принц. А у меня ПРИНЦыпы. — Окси пальцами показала кавычки в нужном месте. — Мне наших Пскопских за глаза на Земле хватило.

Макар скрестил на груди руки, прикрываясь от задумчивого взгляда девушки.

— Скажи, Окси, кто такой Хочь–Убей? Я понял, ты с ним близко знакома.

— Угу. Выпивали вместе. Странный мужик. Весь из себя противоречивый. То добрый, то злой. Но я уже научилась угадывать его настроение. По усам. Какой бы Хочь образ не выбрал, всегда предпочитает, чтобы у него были усы. Так вот, если они вверх закручиваются — он мировой парень. Если висят — лучше на глаза не попадаться.

Макар припомнил, что у таксиста усы свисали до самой шеи как у дореволюционного украинского хлопца.

— Значит, с ним сегодня лучше не встречаться, — задумчиво произнес студент.

— Тебя тоже у двери застукали? — хмыкнула Окси. — Ты не оригинален. Но только я удостоилась ружейной канонады. Наверное, тебе уже рассказали повесть о настоящем полковнике? Котяра любит нравоучения читать.

— Хочь убил его?

— Пф–ф–ф, лучше бы убил. В психушке наш спаситель Рапунцель. Увидел говорящего кошака и начал с перепугу палить. Застава сразу поняла, что нам такой постоялец не нужен, вот метаморф и постарался. Всего лишь пару слов мужику на ухо шепнул, а тот слюни как дитя пускать начал. С тех пор я стараюсь не нарываться, боюсь услышать эти заветные слова.

Окси выгнула спину, потянулась, а потом похлопала по постели.

— Макарушка, а ты чего стоишь как неродной? Садись рядом, не покусаю, — но взгляд Окси говорил об обратном.

— Я пойду, меня, наверное, на кухне Гугл ждет.

— Ой, я тебя умоляю! — Окси закатила глаза. — Какой гном? С утра на кухне Петрушка с Мурзилой командуют. А Гугл в это время инфу собирает. Так он, кажись, выражается, когда летописи Заставы штудирует. Я бы тоже хотела посмотреть, что эта маленькая какашка в них про меня записала.

— Ты о Крошке Пиу?

— О ней. О мерзавке. Это с виду она девочка–одуванчик. Вроде ничего такого не делает — калякает рисуночки да номер присваивает. А ты попробуй, приложи ладонь к тому рисуночку. Он тебе такое выдаст!

— Как это?

— Я случайно узнала. Когда меня на Заставу занесло, Крошка Пиу, как здесь водится, начала мой портрет рисовать. Мне захотелось посмотреть, вдруг она меня уродиной изображает? А эта козявка ладошкой мазню свою прикрывает и книгу отодвинуть пытается. Ага. Не на ту нарвалась. Я гроссбух рукой к столу прижала, а сама на Пиу, прищурив глаза, смотрю. Нечего, мол, со мной в гляделки играть. Я таких сопливых еще в детстве обыгрывала. И тут меня как будто током шибануло, а в голове живые картинки появились о жизни какой–то неудачницы. Отдернула я ладонь, когда Пиу противно так заверещала, глядь, а на той странице наша Петрушка нарисована. Прикинь, оказывается, ее по ошибке похитили! В катафалк засунули и в гробу на Заставу принесли. Сказали, что эта дева — невеста властителя Царства Вечной Тьмы, и кровью написанное письмо показали, что спящая красавица дала свое согласие на перемещение и брак.

— Наврали?

— А черт их знает! Формально согласие перейти в иной мир было. Но самое смешное, что как только их царек Петрушку узрел, его чуть не своротило. Он даже отказался к ней прикасаться, не говоря уж о том, чтобы кровушки испить. Ты же знаешь этих вампирюг — все красавцы холеные. И вот когда такой весь из себя эстет рожу кривит, поневоле первый комплекс неполноценности заработаешь. Но то было только начало. Второй удар Петрушка получила, когда ее стали передаривать чинам все ниже и ниже. Никто не хотел ее у себя оставлять. Последний — начальник стражи, решил пустить Петру по кругу. Так они привыкли пить на вечеринках. Типа из горла. Как бутылку передавая друг другу. Мало страшна Петра как моя жизнь, так еще и кровь у нее оказалась не очень вкусной. Каждый смог сделать лишь по паре глотков. Как у нас говорят «не–е–е–е, я столько не выпью». А к утру зареванная Петра обнаружила, что все, кто хлебнул ее кровушки — мертвы. С перепуга побежала, куда глаза глядят. Плутала по замку, пряталась. Поймали. А когда поняли в чем дело, даже убивать побрезговали. Это еще больше ее унизило. Их царек так и заявил: «Не хочу марать руки об эту гадюку». Велели одному из слуг сдать ее на Заставу. Так он ее всю дорогу вел за конем на привязи, как собаку. А Петрушка…

— Хватит. Прекрати.

— А что я такого сказала?

— Неужели не понимаешь?

— Что, пожалел несчастную? А чего ее жалеть? Была бы посимпатичней, давно бы в земле лежала, а так хоть жива осталась. Уродство спасет мир — это про нашу Петру.

— Уходи.

— Ой, ой, какие мы нежные. Не очень–то и хотелось лясы с тобой точить. Лучше уж с Бугером трепаться. Все веселей.

Окси встала с кровати, одернула юбку и, смерив на прощание презрительным взглядом, вышла из комнаты. Макар жалел, что не прекратил их разговор раньше. Захотелось еще раз почистить зубы.

Стоя над раковиной и полоща рот, Макар поймал себя на мысли, что ему симпатична Петра. И совсем не нравится Окси.