Вернись!

Таня Стар, 2023

Главное вовремя вернуться, чтобы не было слишком поздно. Это история о жизни семейной пары. Что же может стать препятствием на их пути? Вы узнаете, как их преодолевают герои рассказа, если окунётесь в неизведанный мир их бытия, и о казусах, которые поджидают, когда не знаешь, что творишь. Рассказ участвует в конкурсе – Книготерапия, малая проза. Обложка создана Татьяной Левченей из описания желаемой картинки при помощи генератора изображени lexica.art.

Дневник я вела с четырнадцати лет. Откровения, записанные в него, отражали мою сущность. Рассуждая о жизни и её закономерности, я открыла в себе удивительный внутренний мир. Самокопание и самоанализ помогли разобраться в собственном характере и желаниях. Исповедуясь, я перекладывала на бумажные плечи переживания, тем самым облегчая душевные муки. Перенося страхи на чистый лист, я стирала из памяти тяжёлые мысли. Ручка и тетрадь избавляли от груза экспрессивных эмоций. Перечитывая прошлые события, я видела, как видоизменялось моё отношение к людям.

Возвращаясь к написанному, я научилась оценивать ситуации через призму времени, будто сторонний наблюдатель уравновешенно принимала решения. С годами потребность делиться суждениями с дневником вошла в привычку. Бумага всё стерпит и сохранит, не распустит сплетен, не отомстит хозяину мыслей. Написанные в минуты отчаяния строки приводили в равновесие чувства.

*

Сегодня я наконец-то сконцентрировалась и решила, что здесь, — на кухне, вдохновенно изложу Адаму то, о чём долго намеревалась сказать при встрече. Напишу письмо, опишу эмоции и размышления о жизни. Может быть я сама прочту ему вслух или дам почитать. Решу при встрече с ним и подожду ответа.

Вдохновение выстроило мысли в ряд, и они, как солдаты, были готовы лечь каллиграфическим почерком на белый лист, чтобы рассказать о наболевшем. Методично излагая на бумаге правильные мысли, я обдумывала каждое слово, чтобы попасть в сердце.

«Знаешь Ад, я ведь любила тебя. Люблю! И буду любить!»

Короткая пауза от набежавших мыслей закончилась и, перечитав начало, я продолжила писать.

«Любила наивно по-детски, любила безоглядно не за что, а вопреки и несмотря на… Знал ли ты? Конечно, знал! Верил ли ты? Наверное, да! А может быть разуверился, и поэтому оставил меня?

Помнишь ли ты тот майский вечер, когда благоухали черёмуха и сирень, цвели сады и каштаны, выскочили бутоны на клумбах… и нашу встречу? Я её никогда не забуду!

Ты неожиданно приехал, подарил трогательный букет ландышей, коробку шоколадных конфет и бутылку отличного десертного вина. Я тебя не ждала, а ты впервые приехал в мой родительский дом.

Вечер был прохладным, и я вышла к тебе в шортах, — смешная, утонув в папиных туфлях на босу ногу и в ветровке с его плеча мне до колен. Когда цветут сады, всегда студёно, природа так задумала. Когда мне хотелось укрыться от холода и согреться, то я одевала папины вещи, в которых ощущала себя, как в броне, — защищённой от жизненных передряг. Встретила я тебя по-домашнему одетой и жутко смутилась, а ты и не заметил, что я не подготовлена к свиданию.

Ты жарко смотрел мне в глаза. Седьмое чувство подсказало, что ты приехал утонуть в них и дать мне заглянуть в твои карие радужки. Казалось, что кроме меня, тебя в этом мире никто не волнует.

Помню старую твою кожанку и тепло рук… Когда ты не находил ответы на мои вопросы, то доставал связку ключей с болтающимся на ней комичным лицом. Ты смешил меня потешной игрушкой на брелоке. Мужик уморительно выпучивал глаза, когда ты сдавливал пальцами его щёки. А ты вслед точно копировал его мимишное удивление, а у меня от смеха сводило живот и пронзали колики. Так беззаботно и искренне я никогда не потешалась, а так хотелось… Ты, так часто развлекал меня этим несимпатичным парнем на брелоке, что я свыклась с его присутствием в нашей жизни. Где он сейчас? Я посмеялась бы вновь.

Мы стали взрослые и нам разрешалось всё. Должно быть и вино было выдержанное, и цветы источали густой аромат, и конфеты горькие, иначе мы не опьянели бы так быстро.

Тот вечер был окутан тайной, я до сих пор ощущаю некую сказочность. Густой и прохладный весенний туман, пропитанный вкусом мускатного вина и кофейного шоколада, пьянил наши горячие сердца, дурманил сладкой ванилью, хмелил майским мёдом на губах. Я помню каждую минуту и даже секунды… те чувства… твой родной запах… неудержимый смех.

В те времена я не задумываясь отдавала тебе себя, словно так и надо. Проводила бессонные ночи с очередной порцией кофе с мыслями о тебе. Где ты?.. Как ты?.. Жизненные устои, мораль и принципы я отпустила, лишь бы быть с тобой. Любить тебя, забыв о родителях и друзьях, — это несказанное счастье.

Ты приручил меня, и я сроднилась с тобой, как зависимый свыкается с дозой. Ты моя доза. Ты ушёл, забрав полноту счастья, без тебя его нет в моей жизни. Ты бросил меня, оставив без дозы. Ты не представляешь до чего довела меня жизнь в одиночестве. Мне паршиво от этой чёртовой зависимости. Надежды разлетелись вдребезги, — не собрать! У меня дрожат руки и тело… мысли стёрлись в порошок… даже имя твоё причиняло боль. Ад! Да, Ад! Ты настоящий Ад для меня!

Открыв глаза, я не вижу мира, в забытьи кругом белым-бело. Ты не со мной, — ты далеко. Вернись! Дай мне дозу любви, а я успокоюсь и унесусь в нирвану. Если не придёшь, меня снова будет ломать… Однажды я решу, что умерла, так и не дождавшись тебя.

Может стоит рискнуть жизнью ради тебя, — очередной дозы? Душа улетит и наступит конец и покой… Я устала звать тебя до хрипоты, срываться по пустякам, прислушиваться к шороху у дверей и грезить, что ты вернулся.

Чувства нежности и злости будут бороться во мне, пока ты не вымолишь моего прощения, когда я наконец услышу: «Глупенькая, прости! Я знаю, что тебе больно от того, что я оставил тебя одну. Можешь ли ты простить?.. Забыть обиды и мои немыслимые ошибки. Я знаю, что не прав. Хочу быть рядом. Мне не жить без тебя!»

От искренности твоих слов, любимый, я рискну начать всё заново и прощу тебя! Но точно умру, если ты не вернёшься! Я задыхаюсь от ярости, потому что растратила последние силы, чтобы остаться на земле. Вдали от тебя жизни нет… Мне никто не может спасти, кроме тебя. Мне нужен только ты! Я так решила.»

Письмо разбередило гнездо рваных чувств, расцарапало душу, и она снова кровоточила, где-то в сокровенном уголке. Не унять эту боль. Осерчав на себя, что раскисла и позволила вернуться прежней боли, я смахнула пальцами слёзы, которые мешали писать. Падая на строчки они, высыхая бугрили лист, превращая гладкое полотно в измятую поверхность. Пока мои мысли были целостными, я продолжала писать, не взирая на испорченный холст.

«Поверь, но мне не хватает даже ссор с тобой. Мне плевать! Пусть они будут в нашей жизни, я хотя бы ощущала себя живой. Сердце страдало бы, но билось. А если любовь исчезнет из нашей жизни, то мучения и боль станут сильнее.

Подумай и вернись! Забери нас к себе. Кричи на меня. Уходи, но возвращайся. Целуй. Не целуй. Делай, что пожелаешь, но только не отпускай меня. Будь рядом. Хоть секунду дай мне ощутить, что я жива! Ты моя жизнь! Без тебя меня ждёт смерть!»

Стукнув с силой ладонью о стол, я заставила боль перекочевать из души в руку. Не заметив рядом нож, я зацепила его лезвие.

— Чёрт подери! — порез кровоточил.

Кровь измазала исписанный лист, присоединилась к пятнам от слёз и растеклась по бумаге. Попавшейся салфеткой я накрыла рассечённую рану на ладони и, зажав кулаком, промокнула алую струйку. Замерев, я с неким любопытством наблюдала, как слои окрашиваются красным цветом. Лист в кумачовых пятнах ввёл меня в ступор. Раскатистый звонок вывел из коматоза. Я вздрогнула и, бросив послание, выскочила из-за стола. Подняв трубку домашнего телефона, я тайно надеялась, что звонит Адам.

— Кто? — затаив дыхание, спросила я.

— Раиса, — это Варя.

У меня от её голоса исчезла надежда услышать мужа, искра чаяний угасла в реке разочарований. Мной овладело чувство, словно я поднялась на эшафот и остались считанные минуты моей земной жизни, а может лишь секунды или мгновения и крайне мало сил… Я оторопела в ожидании плохих вестей. Липкий пот покрыл спину. Страшная мысль, словно прилетела с потолка, и я даже порезалась о её осколки:

— Что-то случилось?.. — я помолчала в ожидании ответа.

Варвара — моя давняя приятельница, — жена Сергея, хорошего друга Адама. Как я забыла о ней, о них, будто кто-то стёр их из памяти? Я не любила с ней сплетничать априори, но когда мы собирались семьями, то отлично проводили время. «Боже! Как же я могла забыть?» — стучались в голове бесконечные как, и натянуто вежливо спросила:

— Ой! Привет! Очень вовремя ты напомнила о себе… — моё сердце удвоено заколотилось.

— У тебя всё хорошо? — её голос был мягок, как всегда.

Неискреннюю радость Варвара отметила сразу. Мой голос с хрипотцой её насторожил, и она повторила вопрос. А я никак не включалась в беседу. Увлечённая написанием исповеди, я действительно не могла говорить.

— Нормально, — всё, что я выдавила из себя.

— Я звоню не потому, что мне хочется поболтать о пустяках. Ты же знаешь, что я люблю общаться с глазу на глаз и телефонные сплетни мне ни к чему, — она, как всегда, была прямолинейна и за это я её любила.

— Дорогая, как я рада тебя слышать! Рада безмерно… Может ты моё спасение? Как давно мы общались… — опомнилась я и включилась в беседу.

— Я хочу сообщить, что Адам живёт у нас на даче под предлогом, что ему нужна тишина для работы над проектом его мечты. А дома ему мешают дети. Это правда?

Я замешкалась, а она продолжала излагать:

— Я пару раз предлагала Адаму встретиться семьями, но он уклонился, и я почуяла что-то неладное. Ты не приезжала. И дети — тоже. Я заподозрила, что вы в ссоре, и хочу убедиться в правильности прогноза.

— Да… Да, это так! Спасибо, что ты позвонила и сообщила где он. Для меня это очень важно. Я хочу с ним встретиться, но не знала, где искать. Он ушёл и ничего не сказал. Я не стала рассказывать приятельнице о нас с Адамом. Зачем лишний раз трепать языком. Вдруг всё наладится. Никто из друзей не должен узнать, что между нами пробежала кошка.

— Жаль, что так случилось. Нужно же было в первую очередь позвонить мне. Ты не забыла, что мой Серёга твоему Адаму лучший друг!

Я задержалась и протяжно ответила:

— Забыла!

Варя возмутилась:

— Надо же! Раиса, я же всегда на связи.

— Варь, извини, что я забыла. Можно, я немедленно поеду к нему? Мне надо. Очень!

— Ну, конечно! Давай, поезжай, а я приеду чуть позже. Там и увидимся. Будем вас мирить, — и положила трубку.

Взволнованная разговором, я забыла обо всём на свете, и о письме в том числе, оставив его лежать на кухонном столе.

Стремглав принарядившись, я перед уходом оглядела себя в зеркало, и, не найдя изъянов, в спешке пролив на себя пол флакона духов, незамедлительно бросилась к машине. Это была удача. Судьба кинула мне кость, и я как оголодавший пёс бросилась на неё. Предчувствие подсказывало, что моим мучениям пришёл конец, и сегодня я покончу с неопределённостью.

Я верила, что впереди нас ждёт жизнь с чистого листа, если, конечно, Адам не будет возражать. Я решила вернуть его себе во что бы то ни стало, хотя в ответном желании Адама не была столь уверена.

Мотор «Subaru Forester» зашуршал, колёса взвизгнули и, сорвавшись с места, полетели по дороге с лёгким шелестом шин. Щёки пылали, взгляд горел, я стремилась резво преодолеть расстояние.

Предвкушая встречу с Адамом, я мечтала о примирении, строила воздушные замки и вдруг вспомнила, что оставила на столе письмо. На выдохе моё лицо обожгли миллионы иголок. Ведь в нём все доводы и доказательства моей любви. Что же я ему скажу?.. Объясняться словами сложно, ляпнешь лишнее, выскажешь обиду и понеслась ругань, обвинения, скандал. После пары затяжек, я успокоилась и, отбросив беспокойство, погрузилась в динамику музыки, льющейся из колонок. Ноты смешались с моментами прожитой жизни и превратили воспоминания в сладкий коктейль. В душной пробке я угорела от выхлопных газов, и с моим сознанием случились странные метаморфозы, перед глазами поплыли вырванные эпизоды из прошлого. Нестерпимо захотелось вернуться к детям, прижать их светло-русые головы к животу и расцеловать в солнечные макушки. От тоски по малышкам и счастливым будням накатили слёзы.

*

Прошло четверть суток, как я находилась в роддоме. Это были мучительные и болезненные минуты. Мужественно превозмогая боль, я покрикивала в момент схваток. Молодая акушерка заботилась обо мне и о будущем ребёнке. Принимая роды, она будто главнокомандующий отдавала приказы, призывала к рассудку, который то и дело сбегал.

— Давай, тужься! — кричала она. — Уже головка появилась! Не жалей себя! Если не родишь сию минуту, то потеряешь ребёнка… задушишь в проходе. — Она пугала меня различными исходами при родах. — Или начнём всё заново: ставить капельницу и ждать потуг или на кесарево сечение отправлю.

Нас было двое — готовых разродиться. Как ей удавалось лавировать между обеими, — загадка. Некогда было утешать и думать о нашей боли, она не должна была допустить потерь. Её главная задача, — сберечь ребёнка и вдохнуть в него душу, чтобы новорождённый встретил в здравии этот чудесный мир. Нет более ответственной и в то же время интересной работы, чем помочь явить на свет человека.

С каждой потугой из меня вырывался здоровый крик, похожий то на скрип тормозов, то на стон бурлаков, тянущих по реке Волге гружёную баржу.

— У-ух! — выкрикивала я, но родить не получалось.

Силы были на исходе. Ещё чуть-чуть и я потеряю сознание. Руки крепко сжимали поручни родового стола, а ноги впивались в металл упора. Мои силы таяли. Теряя сознание после каждой схватки, я страдала от неспособности родить ребёнка. Зажмурив глаза, чтобы они не выскочили из орбит, я в период покоя сгруппировалась, набрала полные лёгкие воздуха и, от страха потерять дитя, с пришедшей схваткой напряглась до вспучивания вен на шее и родила малютку. Акушерка подхватила орущий комочек, подняла надо мной, чтобы я рассмотрела и запомнила личико.

Боль вмиг исчезла, когда я вытолкнула на свет плод нашей любви. Родная мордашка кривилась и отчаянно кричала, потому что кто-то потревожил её долгий девятимесячный сон.

— У вас девочка! Три двести и пятьдесят сантиметров, — констатировала акушерка, приводя в порядок доченьку.

*

Первая встреча с Катюшей стала ярким событием. Ближе и роднее её никого не было. Рождение Даши, — второй дочери, было столь же незабываемым, но более осмысленным событием. Я не помнила лица акушерки, а жаль.

Ком в горле разросся от воспоминаний о трудных родах и захватывающем знакомстве с младенцами. Дети на моей картине жизни сияли разноцветной радугой, которая переливалась в лучах безоблачного семейного счастья. Они обогатили свежими красками весьма нескучную композицию Ад и Рай.

Улетев в прошлое, я не замечала перемен и только долгий сигнал джипа выдернул меня из раздумий. Хаотичное движение машин, застрявших в пробке упорядочилось. Вклиниваясь в соседние ряды, я увеличивала скорость и подвигалась разом с жестяным косяком машин. Вереница поредела. Вскоре автомобили разъехались, а я свернула с кольцевой дороги на трассу, ведущую к загородным домам и даже не заметила, как нарушила скоростной режим, летя навстречу судьбе. Спидометр зашкаливал, и я оставила позади город и тех, кто был со мной в пробке. Избыточные эмоции помогли забыть об опасности. Я мчалась к любимому на крыльях страсти. Ландшафт на пути к счастью видоизменялся, и во мне крепла уверенность в правильности выбора.

Смеркалось. Тучи заполонили небо. Запахло грозой. Лес вдоль дороги чернел и устрашал непроходимыми дебрями. Посыпался дождь, ухудшив видимость. Дорожная пыль превратила на время мокрый асфальт в ледовое поле, — скользкое и опасное. Низинный туман густо обложил дорогу, и я включила галогенки. Их свет рубил пространство так, что скорость я почти не снизила.

Внезапно в свете фар из тумана вынырнул силуэт огромной птицы. Она размашисто летела прямо в лобовое стекло и, казалось, столкновения не избежать. Страх обжёг, как огнём. Хорошо, что я не ударила ногой по тормозам, иначе машину вмиг выбросило бы в кювет и, съеденная тьмой, она валялась бы вся искорёженная.

Конец ознакомительного фрагмента.