Англо-русский роман

Таня Д. Дэвис

Англо-русский роман конечно же о любви, о любви между представителями разных культур в условиях глобализованного мира. Во что выльется случайная встреча главных героев: английского юриста Дэвида и преподавателя московского вуза Тани?Если рассматривать жизнь как квест, то такие встречи – это подсказки, куда и с кем идти по жизни дальше. Кто понял, дойдёт до счастливого финала, кто не заметил, удача отвернётся. Как же узнать, что подарок судьбы, а что искушение?

Дизайнер обложки Ольга Аврах

© Таня Д. Дэвис, 2020

© Ольга Аврах, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4490-2932-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моцарт, фантазия ре минор

Ну почему она такая добренькая? Таня, помоги, Таня, принеси, Таня, сделай. Тридцать два года, а так и не научилась говорить нет. Вот и сейчас: Лондон, Риджент парк, семь тридцать утра четверг, и что она здесь делает? Тащит картину, которую её московские друзья попросили передать их лондонским друзьям, проживающим в красивом месте с не менее привлекательным названием Глостер Кресент.

Благо она довольно хорошо знает Лондон и выбрала самый короткий путь через парк, но толку-то — утро туманное, утро седое. В начале осени в Лондоне бывают такие туманы, конечно, красиво, романтично, но ничего не видно: густой утренний туман скрыл все дорожки-тропинки, и только фигуры любителей утренних пробежек иногда возникают из белой пелены. Так, а вот это уже проблема: её дорожка расходится на целых три, и лишь одна из них приведёт к Глостер Кресент, но которая, указателей-то поблизости нет, и спросить не у кого.

Дэвид любил бегать по утрам в Риджент парке, можно думать о чём угодно, ритмичный бег сам упорядочивал мысли и всегда подсказывал верное решение. А можно вообще ни о чём не думать, пустая голова так здорово — никаких тебе проблем в адвокатской конторе, которые придётся решать в течение дня, только туман, густая белая пелена накрыла всё вокруг…

Боже, какое счастье, что он не согласился на уговоры Джейн поехать с ней на показ в Париж. А уж как уговаривала! Дэвид, ну пожалуйста, ты же понимаешь как это важно для меня и моей работы, там будут все мои коллеги. Конечно, понимает: пять лет вместе, через месяц свадьба, уже действительно пора, ей тридцать два, ему тридцать пять, чего ещё ждать, всё всех устраивает, и в Париже можно устроить шикарный предсвадебный weekend.

Только он уже давно обещал на эти выходные приехать к тёте Эмили в Торкей, у неё день рожденье, и не просто так, а юбилей — семьдесят лет. Он в Торкей родился и вырос, все летние каникулы проводил с многочисленными кузинами и кузенами в уютном доме тётушки на побережье, так что вопрос выбора — тётя Эмили или Париж даже не стоял.

Внезапно из тумана возникла стройная женская фигура в светлом плаще. Молодая женщина в растерянности стояла на развилке нескольких тропинок, видимо, не зная какую выбрать. Дэвид остановился, его вежливый вопрос Can I help you? явно напугал незнакомку. Её карие глаза смотрели настороженно, что не помешало Дэвиду заметить, что женщина довольно симпатична: густые каштановые волосы элегантно уложены на затылке, мягкие очертания лица, чувственные губы — Белоснежка, отметил Дэвид. По крайней мере, по его мнению, настоящая Белоснежка должна была выглядеть именно так.

Таня, а это была именно она, действительно испугалась — в потной майке с зеленой банданой на спутанных волосах Дэвид был похож на пирата. Из-за зеленой банданы Таня даже сначала приняла его за исламского террориста, в мультикультурном толерантном Лондоне их столько развелось, а после серии летних взрывов особенно страшно, но светлые волосы и серые глаза пирата её несколько успокоили.

— How can I get to Glouster Crescent?

Иностранка, отметил Дэвид. Акцент едва уловимый, но всё-таки заметен, и черты лица не английские, скорее похоже на восточноевропейский типаж — полька, румынка? Хотя кто сейчас в этом глобализованном мире может с уверенностью сказать откуда ты, все и всё так перемешалось. Не подлежало сомнению лишь то, что это Белоснежка, и он бы не отказался встретиться с ней ещё раз.

* * *

Передача картины успешно состоялась, Сэм и Ориэл, лондонские друзья Таниных московских друзей, оказались очень милыми людьми, принадлежавшими к тому же творческому кругу, что и её друзья в Москве — картины, выставки, галереи. Креативный подход хозяев к жизни, в том числе к оформлению своего жилого пространства был заметен во всём: стены украшали многочисленные эскизы театральных декораций, необычные авторские куклы Ориэл и яркие, напоминающие Сарьяна картины Сэма. На самом почётном месте стоял старинный купеческий сундук, найденный их русским другом на какой-то московской свалке и тщательно отреставрированный. Это же надо было тащить такое барахло в Лондон, заплатив бешеные деньги за транспортировку, чтобы теперь гордо демонстрировать этот раритет гостям, подумала Таня. Такое почтительное отношение к старине она наблюдала только в Англии, что ж, вызывает уважение, особенно принимая во внимание то, как иногда относятся к историческим ценностям на её родине.

Этот четверг в начале сентября 2005 года оказался очень насыщенным: после утреннего визита к художникам Таня посетила две языковые школы и университет Темз Вэли, где успешно договорилась о выгодных условиях приёма на обучение российских студентов и школьников. Завтра утром в пятницу она поедет ещё в одну школу Torqay International, её любимую. Во-первых, место живописнейшее на южном побережье, во-вторых, директор замечательный Джудит Хэндз, с которой они успешно сотрудничают уже восемь лет и стали просто хорошими подругами. И наконец, Торкей — это родина знаменитой писательницы Агаты Кристи.

Но это завтра, а сегодня, сегодня ещё полно времени для шопинга на Оксфорд-стрит. В четверг в Англии магазины работают допоздна, так что можно оторваться по полной. Нет, конечно, она не законченный шопоголик, но покажите мне женщину, которая не хотела бы оказаться на Оксфорд стрит с приличной суммой, которую она может потратить на всё, что понравится. Приличную сумму любезно подарил Влад, её бойфренд трёхлетней выдержки и фактически жених, потому что чуть больше чем через месяц пятнадцатого октября у них должна состояться свадьба. Влад, такой положительный и перспективный менеджер банка, не то чтобы совсем топ, но вполне на уровне, чтобы свободно позволить себе свадьбу в Италии. Пожалуй, Влад единственный, кому она могла сказать «нет», и ведь говорила же все последние полгода на его настойчивые предложения создать семью. И почему отказывалась? Любит её? Без сомнения. Она его? Вроде бы. По крайней мере, за те три года, что они вместе Владу удалось заставить Таню полюбить его. Внимательный, терпеливый, заботливый, всегда рядом, всегда поможет. Щедрый, кстати, мечта, а не мужик, и что она сомневалась, страстей неземных ждала что ли? Глупости всё это.

Дэвид остановился на светофоре на пересечении с Оксфорд-стрит. Волшебная мелодия фантазии ре минор Моцарта, которую он любил слушать в машине, постепенно стирала всю суету прошедшего рабочего дня. Столько сложных дел, как хорошо, что он успел всё самое срочное завершить сегодня и сможет поехать в Торкей уже завтра утром, что даёт шанс добраться до тёти Эмили без пробок. Пятница утро — это вам не пятница вечер, когда все уставшие от большого города люди рванут на побережье в надежде насладиться последними теплыми деньками уходящего лета.

Забавно наблюдать пеструю толпу, заполнившую торговую Оксфорд-стрит, под быстрые такты Presto, которые как нельзя лучше соответствуют суетливому ритму современного мегаполиса. Дэвид обожал эту дивную моцартовскую фантазию, особенно повторяющееся три раза печальное Adagio, музыкальное воплощение самой нежности, причём настолько современное, что звучит скорее как Шопен, а не как типичный Моцарт. Удивительно, как можно было написать такую музыку в 1785 году?

Господи, как же долго горит красный. Конечно, чтобы пропустить этот бесконечный людской поток, отражающий торжество глобализации и полиэтничность мегаполиса, надо вообще остановить движение. Как же изменился Лондон за последние двадцать лет, подумал Дэвид. Его недавно умерший дядя Эдвард, муж тёти Эмили любил повторять: вот когда я был маленьким мальчиком и катался по центру Лондона на велосипеде, то встретить чернокожего или араба можно было крайне редко. Людской поток выглядел совершенно по-другому, а теперь, 2005 год, в июле Лондон потрясли эти ужасные взрывы в автобусах и метро, и люди стали совсем другими. Вот, пожалуйста, посмотрим, кто спешит с покупками — арабы, индусы, азиаты. Вот ещё темнокожие, вот японцы или китайцы, вот… боже, кто это? Та самая молодая женщина в светлом плаще, Белоснежка, которую он утром встретил в Риджент парке.

Невозможно, невероятно, как можно в таком огромном мегаполисе встретиться дважды в один день? Ну что значит встретиться? Это он её видит, а она его — нет, идёт себе, помахивая яркими пакетами, улыбается чему-то, наверное, радуется покупкам. Что делать, Моцарт? Выскочить из машины, и догнать Белоснежку? Спросить, нашла ли она Глостер Кресент? Глупо как-то, а ведь именно так почему-то и хочется сделать. Сердитые сигналы стоящих сзади машин заставили Дэвида обратить внимание на давно переключившийся сигнал светофора. Вот черт, надо же так отвлечься…

* * *

Утро пятницы Таня встретила уже в автобусе. Удобно устроившись в комфортабельном National Express, она заворожено наблюдала за проносившимся за окном пейзажем. Без сомнения путешествовать по Англии лучше на автобусе, а не на скоростном поезде, потому что скорость превращает вид из окна в одно сплошное мелькание, а в автобусе можно спокойно наслаждаться постепенно меняющимися картинками.

Солнечный сентябрьский день щедро смешал все краски уходящего лета и наступающей осени. Зелёные холмы чередовались с золотистыми скошенными полями, на которых были аккуратно выложены рулоны сена, рощи перемежались с уже перепаханной коричневой землёй, мощные одиноко стоящие деревья, наверняка дубы, подчёркивали неповторимую Englishness (английскость) пейзажа. Иногда мелькали стада овец, вот кто-то выгуливает вдоль поля большого мохнатого пса, вот ребятня мчится на велосипедах… Красиво, спокойно, гармонично. Подальше от шумного Лондона с его туристическими толпами и потоками машин, поближе к настоящей зелёной Англии.

И хотя Таня объездила на автобусе практически всю Англию, Шотландию и даже Ирландию, ей особенно нравилась именно эта дорога в Девоне, ведущая на побережье через Экзетер и Ньютон Эббот. Дело в том, что где-то на подъезде к Торкей дорога уходила на вершину холма, откуда открывался совершенно изумительный вид: с одной стороны на живописные извилины морского побережья, с другой — на бесконечную зелень убегающих вдаль холмов. Ей казалось, что именно здесь находится «место силы», скрывающее то самое главное в Англии, что она так тщетно пыталась всё это время понять — the soul of the country is hidden in its landscapes. Увы, автобус на вершине холма не останавливался, и она всегда заранее готовила фотоаппарат, чтобы успеть сделать хоть какие-то снимки. А ведь именно здесь ей хотелось остановиться, выйти из автобуса, раскинуть руки, обняв небо, море, холмы, весь этот чудный остров и продекламировать известные строки Шекспира, которые она выучила ещё на первом курсе университета:

This royal throne of kings, this sceptered isle

This earth of majesty, this seat of Mars,

This other Eden, demi-paradise,

This fortress built by Nature for herself

Against infection and the land of war,

This happy breed of men, this little world,

This precious stone set in the silver sea,

Which serves it in the office of a wall,

Or as a moat defensive to a house,

Against the envy of less happier lands.

This blessed plot, this earth, this realm,

THIS ENGLAND.

Но красоты красотами, а Джуди-то дурит. Тетке пятьдесят пять лет, а у неё практически каждое лето новый бойфренд. Вот и сейчас, позвонила, сказала: тебя на остановке встретит мой бойфренд Брайан, (в прошлом году был Сэм) он будет в красном кабриолете и в красной майке Манчестер Юнайтед. Ну ничего себе!

Брайн оказался невысоким мужичком лет сорока-сорока пяти, явно моложе Джуди, с бритой головой и татуировкой на крепких бицепсах, действительно, настоящий футбольный фанат. Даже без майки Манчестер Юнайтед можно было догадаться. С места в карьер он начал флиртовать, что Тане ужасно не понравилось, а ещё больше не понравилось, когда она увидела, как по-хозяйски он обращается с Джуди. «Зачем ты опять надела белую майку на кухне, испачкаешь, вот уже пятно на животе». Это Джуди-то! У которой в роду одни аристократы и все стены солидного дома, унаследованного от состоятельных родителей и расположенного на высоком склоне в самом престижном районе Торкей, увешаны фотографиями с известными людьми: вот отец Джуди с Маргарет Тетчер, вот мама на приёме в Букингемском дворце, а вот сама Джуди с какими—то английскими политиками и знаменитостями. Тоже мне бойфренд, просто чурбан неотесанный. Понятно, Джуди никогда не была замужем, детей нет, и ей, конечно же, хочется «простого женского счастья», но можно было найти себе кого-нибудь подостойнее, тем более у неё столько знакомых из своего круга.

Джуди отвела Тане её любимую комнату с лавандовыми обоями и отдельной ванной, в которой как обычно понаставила ароматные корзиночки с сухими цветами и вазочки со свежесрезанными розами. Молодец Джуди! Основатель и владелица популярной у иностранцев школы английского языка, работы хоть отбавляй, а она ещё и дом в идеальном порядке держит. Конечно, у неё есть помощники, которые вот и сегодня суетятся, потому что в субботу Джуди затеяла большой приём по случаю… А ни по какому случаю, просто Джуди обожает (и умеет) устраивать праздники для себя и для друзей, и завтра в час она устраивает ланч, на который приглашены человек пятнадцать гостей: будет местная богема (художник-пейзажист с женой итальянкой), интеллигенция (профессор из университета Экзетер с женой и преподавательница русского языка, которую Джуди видимо специально пригласила для встречи с Таней), сотрудник музея Агаты Кристи и даже какая-то известная актриса из Лондонского театра, давняя подруга Джуди, ну и кто-то из соседей, с которыми у позитивной Джуди неизменно хорошие отношения.

Времени до ужина предостаточно, и Тане конечно же нужно спуститься к морю и прикоснуться к воде. Это такой её обязательный ритуал: где бы она ни оказывалась рядом с водой — морем, озером, рекой, она первым делом шла к воде и здоровалась с ней. Ведь Вода для Рыбы (а Таня Рыба по гороскопу) — это не просто один из четырёх элементов природы, это абсолютно родная стихия, с которой можно поговорить, а иногда даже и договориться. Она решительно отвергла предложение Брайана её сопровождать, тем более что уже не раз спускалась от дома Джуди к морю, и путь ей был хорошо известен. Обратно она обычно брала такси: всего десять минут и два фунта и вы у дома Джуди на улице St.Mary Road.

Пятничный вечер в Англии — это время веселья, народ пьёт, гуляет, отрывается по полной. В теплый сентябрьский вечер в курортном городке на побережье такая атмосфера особенно чувствуется: отовсюду звучит музыка — из проезжающих вдоль набережной открытых машин (бум-бум-бум), из открытых окон пабов (бац-бац-бац), из магнитофонов уличных актёров, развлекающих местную публику и туристов. Люди гуляют семьями — с колясками, детьми, собаками, едят мороженое и смеются, всё так мирно и весело, что июльские взрывы в Лондоне кажутся нереальным кошмаром из фильма ужасов. В Торкей спокойно и безопасно… Enjoy, как сказали бы её американские друзья.

Как же здорово, что этот сентябрьский вечер скорее похож на август: так тепло, что можно забыть о плаще и обойтись свитером поло (модный белый, купленный вчера на Оксфорд-стрит), даже вода в море не кажется холодной и какие-то парни залезли купаться, несмотря на наступающую темноту. Таня пожалела, что не надела купальник, она любит холодную воду — и в Байкале купалась, и на Балтике и в Белом море пробовала. Все моря разные, у каждого свой характер, однако приходится признать, что это английское весьма своенравное: видела она прошлым летом, какие волны тут берег захлестывали, до первой линии доставали.

Чудесный вечер, зачем брать такси, когда можно неспешно пройтись по убегающей вверх улочке, ведущей прямо к нужному дому на St.Mary Road, к тому же заботливая Джуди на всякий случай нарисовала ей план с адресом. Если что, спросит. Шум набережной и пабов на первой линии по мере подъёма в гору постепенно затих, и после сотни метров Таня неожиданно для себя оказалась в тишине и почти полной темноте, за исключением небольшого островка света от единственного фонаря, освещающего три расходящиеся наверх улочки. Ну, опять на перепутье, прямо как тогда в тумане Риджент парка в поисках Глостер Кресент. Вот теперь и план Джуди пригодится, если она, конечно, сможет разобрать, что там нарисовано в рассеянном свете фонаря.

* * *

Дэвид уже десятый раз за день поблагодарил Бога за то, что отказался ехать в Париж. Пусть Джейн обиделась, ничего, зато он уверен, что поступил правильно. Нельзя забывать тех, кто с тобой «одной крови», самых близких родственников ради прихоти любимой женщины. А его «братство Маугли» довольно внушительное — тётя Эмили и три старшие сестры Аманда, Аннабель и Лиза, их мужья, дети, его любимые племянники близнецы Джон и Эрик. Сегодня он почти целый день провёл с этими десятилетними мальчишками, гоняли мяч, играли в теннис, дурачились. Вот бы у них с Джейн тоже родились близнецы, только мальчик и девочка. Почему-то ему хотелось, чтобы обязательно была девочка, с такими же необычного цвета волосами, которые передавались в их роду по женской линии и которыми так гордились его сестры — каштановые с пшеничными прядями, как будто мелирование, только естественное, от природы.

Вечернюю прогулку по набережной Дэвид завершал уже в одиночестве, сестры с детьми отправились пораньше домой, а сидеть в пабе с их мужьями ему не хотелось, таких развлечений ему и в Лондоне хватает с коллегами из адвокатской конторы. Дорога к дому тёти Эмили на St.Mary Road вверх по знакомой улочке займёт минут двадцать, у него этот «путь наверх» сотни раз пройден. По мере подъёма звуки музыки с набережной и шум пабов постепенно замерли, вокруг стало темно и тихо, но ничего, ему тут каждый камень и поворот знаком, через десяток метров должен быть фонарь, а там по дорожке направо ещё немного пройти и на месте.

Неожиданно в свете фонаря он увидел стройную женскую фигуру в белом свитере, которая на фоне общей темноты смотрелась так ярко, будто выхваченная прожектором на театральной сцене. Женщина склонила голову над какой-то бумагой, и явно выглядела растерянной. Дэвид подошёл поближе и… Нет, нет, нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Это была та самая Белоснежка из Риджент парка, та самая, которую он второй раз увидел, стоя вчера вечером на светофоре на Оксфорд стрит, и был совершенно уверен, что судьба никогда не подарит ему ещё один шанс, но нет, вот он, счастливый случай, вернее счастливый ветер, который занёс Белоснежку в этот сентябрьский вечер в Торкей.

Таня уже отчаялась что-либо понять в нарисованной Джудит схеме, наверное, придётся спускаться обратно на набережную и всё-таки брать такси, как вдруг рядом прозвучал насмешливый мужской голос «Looking for the way to Gloucester Crescent?», показавшийся удивительно знакомым. Подняв глаза, она увидела того самого «пирата», который подсказал ей дорогу в Риджент парке, только сейчас пират выглядел вполне цивильно — вместо зеленой банданы и потной майки чистые пшеничные волосы и белый свитер поло, почти как у неё. Невероятно, невозможно, так не бывает. (Конечно, диалог состоялся на английском, ну уж ладно, переведём).

— Вы? Как вы здесь оказались? удивленно воскликнула Таня.

— Ну, я здесь практически живу, а вот вас каким ветром сюда занесло?

— Я в гости приехала.

— И как видно, опять не можете найти дорогу?

— Да, мне нужно на St.Mary Road.

— Какое совпадение, и мне туда же, я вас провожу, если хотите.

— Спасибо.

Какой приятный тембр голоса у этого английского пирата, прямо как у Элвиса Пресли, когда он поёт Love me tender, love me sweet, tell me you are mine. Не надо торопиться, Таня. Всё своим чередом: неспешная прогулка, неспешная беседа.

— Amazing, just amazing, — произнёс Дэвид.

— Что удивительно? — спросила Таня.

— За два дня мы с вами встречаемся уже третий раз. Разве это не удивительно? Сначала в Лондоне, и вот теперь в Торкей.

— Почему третий раз? Второй, вчера утром в Риджент парке и сейчас.

— А вот и нет. Вчера около 6.30 вечера вы шли по Оксфорд-стрит с покупками, по-моему, один пакет был из магазина John Lewis, не так ли?

— Вы что, за мной следили?

— Нет, — рассмеялся Дэвид, — я просто стоял на светофоре и увидел, как вы переходите дорогу прямо перед моей машиной.

— Вот это да, удивилась Таня, действительно amazing.

Дэвид и Таня на время замолчали, потому что оба подумали об одном и том же: такие встречи не бывают случайными, зачем судьбе или кому-то там наверху, кто знает всё про земные пути-дорожки, намеренно сталкивать людей в многомиллионном мегаполисе и прочих непредсказуемых местах. Если рассматривать жизнь как квест, то такие встречи это подсказки, куда и с кем идти по жизни дальше. Кто понял, дойдёт до счастливого финала, кто не заметил, удача отвернётся.

Дэвид первым прервал затянувшуюся паузу:

— Вы прекрасно говорите по-английски, но вы не из Англии, верно?

— Да, я из России.

Изумлённое «оу» Дэвида несколько задело Таню, он что, плохо относится к России? Впрочем, в Англии это не удивительно, если составлять представление о её родине на основе британских газет и телевизионных новостей.

— Is there anything wrong about Russia? Что-то не так с Россией? — спросила она.

— Oh, no, — рассмеялся Дэвид, — I simply didn’t expect to meet a Russian here in Torqauy lost in the dark lane. (Я просто не ожидал встретить русскую в темном переулке здесь в Торкей)

— А зря, сейчас в Англии русских полно, в одном Лондоне более 200 тысяч, это официально, а не официально еще больше, да и побережье английское россияне осваивают. Знаете, самые востребованные школы английского языка расположены на побережье: Брайтон, Гастингс, Торкей, например. Только неделю назад московская группа из двадцати студентов отсюда уехала.

— А, так вы занимаетесь образовательным туризмом, отправляете студентов в Англию?

— Ну, это скорее хобби, а в основном я преподаю в университете. А вы?

— Я юрист, юридическое обеспечение банковской деятельности. Скучно и малоинтересно.

Ха-ха, отметила про себя Таня, а в России банковская деятельность это очень интересно и увлекательно, такой бег с препятствиями, а иногда и гонки с преследованием. По крайне мере, так говорит её жених Влад, который в банковском деле уже лет десять. Но упоминать о женихе — топ менеджере банка Тане почему-то не хотелось, тем более, что они уже приближались к дому Джудит, которая стояла у калитки и гладила свою любимую псину бассет хаунда Джесси.

Ушастая Джесси бросилась к ним со всей скоростью своих коротких лап, однако объектом проявлений её собачей радости оказалась вовсе не Таня, а Дэвид, который, присев на корточки, стал трепать Джесси за длинные уши.

— О, вот и встретились старые друзья, добродушно сказала подошедшая Джуди. — Что, Джесси, соскучилась по Дэвиду, будешь с ним играть?

— А вы что, с Таней тоже знакомы? спросила она Дэвида, продолжавшего увлеченно возиться с собакой.

— Похоже, что да. Хотя, правда, не так близко как с Джесси, пока.

Джудит засмеялась и повернулась к Тане:

— У Дэвида отличное чувство юмора, завтра сможешь сама в этом убедиться.

— Почему завтра, а не сегодня? спросил Дэвид.

— Потому что сегодня уже все устали, а завтра большой день. В час у меня гости собираются на ланч, ты, кстати, тоже приглашён, Дэвид. А в шесть мы с Брайаном непременно придём поздравить нашу дорогую Эмили.

Не успела Таня подумать, что Джуди как обычно всё здорово организовала, как у калитки возник Брайан с предложением провести Тане экскурсию по Торкей и окрестностям завтра утром до ланча. Тане эта идея явно не понравилась, как впрочем, и Джуди, которая знала о слабостях своего бойфренда, и легко спасла ситуацию:

— Дэвид, я знаю, твои сестры уже приехали, так что есть кому руководить подготовкой к праздничному ужину. Ты, если не занят, наверное, сможешь завтра с утра побыть Таниным экскурсоводом?

Услышав такое заманчивое предложение, Дэвид сразу прекратил играть с собакой и обратился к Тане:

— Что бы вы хотели посмотреть в нашем городе? Может, стоит начать с музея Агаты Кристи?

— Дэвид, ты разве не знаешь, что Таня вот уже шесть лет каждое лето приезжает в Торкей и в музее Агаты Кристи была раза три. Нет, такой план нам не подойдёт.

Она заговорщицки посмотрела на Таню и торжественно произнесла: «Я знаю, чего хочет Таня». Ну, Джуди даёт, подумала Таня, такие приколы совершенно в её стиле, посмотрим, угадает ли она, чего я хочу, ведь, кажется, сейчас я даже сама этого не знаю.

— Каждое лето, какой бы холодной ни была вода, Таня купается в нашем море. Во-первых, она — Рыба по гороскопу, во-вторых, Таня — морж. Не в смысле животное walrus, а «морж» swimmer, это такие сумасшедшие русские, которые плавают в холодной воде даже зимой.

Вот это да! Угадала, прямо в точку попала, ведь этим вечером Таня не раз пожалела, что не надела купальник, и мысль насчёт утреннего купания её уже посещала. Конечно, это именно то, что ей нужно.

— Дэвид, только отвези Таню на тот дальний пляж, куда мы обычно ездим, хорошо?

— Отлично, завтра в 9 утра устроит?

— Я думаю, лучше в 9.30, чтобы Таня успела нормально позавтракать.

Вот так Джуди, всё устроила, причём самым лучшим для всех образом.

* * *

На следующее утро ровно в 9.30 к дому подрулил стильный синий автомобиль, похожий на одну из машин Джеймса Бонда.

— А вот и Дэвид, сказала Джуди. — О, посмотрите-ка на него, взял машину дяди Эдварда. Это очень дорогой коллекционный автомобиль, Aston Martin 1977 V8 Vantage, и тетя Эмили, мужем которой и был ушедший от нас три года назад Эдвард, разрешает Дэвиду брать его только для поездок по окрестностям и только по особым случаям. Это значит что? — тут Джудит многозначительно посмотрела на Таню.

— И что это значит?

— Что ты — как раз и есть такой особый случай.

После таких слов Тане как-то расхотелось говорить Джуди о своей предстоящей свадьбе, что как раз перед этим она собиралась сделать.

Через полчаса Дэвид и Таня уже были на небольшом симпатичном пляже, уютно расположенном в живописной бухточке между скал, который к удивлению Тани в это прекрасное солнечное утро был абсолютно пуст. Понятно, подумала Таня, англичане не любят холодную воду, предпочитают отдых на теплых морях. Похоже, её сероглазый пират тоже не собирался лезть в воду, в его руках была только Танина сумка с полотенцем и большим махровым халатом, любезно предоставленным Джуди. Быстро скинув джинсы и свитер, Таня осталась в цветастом бикини, который она всего две недели назад успешно опробовала в Италии, куда они с Владом ездили отдохнуть. Золотистый средиземноморский загар ещё не успел сойти, и её стройная невысокая фигурка напоминала шоколадку, которая вот-вот растает под пристальным взглядом Дэвида, с ироничной улыбкой наблюдавшего за тем, «что ещё вытворит эта русская».

Как опытный любитель холодных купаний, Таня быстро вошла в воду, которая оказалась вовсе не такой холодной, по крайней мере, теплее, чем в Балтийском море, не говоря уже о Байкале и горных реках.

— Would you like to try the water? It’s invigorating. Не хочешь попробовать? Вода просто отличная, — крикнула она Дэвиду.

— No, thanks, I don’t want to try, just looking, отшутился Дэвид, обыграв английскую фразу, часто используемую при покупке одежды. «Спасибо, примерять не буду, просто смотрю».

Ну и смотри себе, подумала Таня, наслаждаясь знакомым приливом бодрости, неповторимым ощущением прямого контакта с одним из четырёх природных элементов, а для Тани, как типичной Рыбы, и самым родным, — Водой. Правильно говорят знающие люди, вода — это жизнь, а «холодноводные процедуры» — это ни с чем несравнимый адреналин, холодно только в первые секунды, потом наступает такое блаженство, такая эйфория, как будто действительно заново родился. Конечно, чтобы не простудиться, надо соблюдать правила: после выхода из воды растереться и сразу же переодеться в сухую одежду. Кабинок для переодевания на пляже не наблюдалось, но поскольку вокруг по-прежнему никого не было, она просто попросила Дэвида отвернуться. Даже если этот английский пират и будет подглядывать, пускай, ей скрывать нечего, тоже мне, just looking.

— Ну и как? — спросил Дэвид явно довольную купанием Таню.

— Fantastic and exhilarating. Ну как ещё выразить свой восторг «простым английским», которого она нахваталась у американцев, у них о чём ни спроси, всё «фантастично» и «дух захватывает». — Зря ты не искупался.

— Я не люблю холодную воду.

— Предпочитаешь теплое море? И где отдыхаешь? Кипр, Мальта, Испания?

— Ибица.

— Понятно, пляжные вечеринки, и всё такое.

— И всё такое, — повторил Дэвид, насмешливо глядя Тане прямо в глаза.

Ого, уже начал ко мне клеиться, отметила она, интересно, скоро будет love me tender, love me sweet, или, может быть, он предпочитает Lady in red. И решила вернуться к безопасной теме холодной воды.

— А я люблю холодную воду, купалась и в Балтийском море, и в Белом, и в горных речках, и в Байкале.

— Lake Baikal? Это такое известное место в России? У меня знакомый туда в прошлом году ездил, в полном восторге.

— А ты был в России? (Почему-то после купания Таня была уверена, что они с Дэвидом перешли на «ты», хотя правилами английской грамматики это не предусмотрено, английское местоимение «you» удобно совмещает в себе ты и вы, так что понимай как хочешь).

— Только в Москве.

— Москва — это не Россия, точно так же, как Лондон — это не Англия, сказала Таня.

— Если хочешь узнать страну по-настоящему, уезжай подальше от столицы?

— Да, а ты откуда знаешь?

— Просто знаю.

— Если будет шанс, то обязательно поезжай на Байкал. Там так здорово, местные жители называют Байкал морем, и вполне справедливо, там бывают такие волны!

— Здесь тоже бывают волны, особенно когда дует восточный ветер.

— Я знаю, прошлым летом в августе наблюдала.

— Ты была в Торкей прошлым летом во время шторма?

— Да, несколько дней гостила у Джуди.

— И я был, у тёти Эмили. И почему мы тогда не встретились? Жаль.

— Почему жаль?

— Потому что через месяц у меня свадьба.

Ого, вот это да. Такой элегантный английский способ сказать, что я ему нравлюсь, и времени у нас совсем мало. У него сейчас это прямо в глазах написано, а глаза-то, глаза какие необыкновенные — такого чистого серого цвета, как это английское море. Ну, что ж, придётся принимать предложенные правила игры:

— Какое совпадение, и у меня. У меня 15 октября, а у тебя когда?

— А у меня 8 октября.

— И что мы с этим будем делать?

На самом деле Таня просто хотела сказать «что мы будем делать», имея в виду здесь и сейчас, но оговорилась, (случайно или не случайно) и вместо того, чтобы сказать what are we going to do сказала what are we going to do about it. Дэвид улыбнулся и сказал:

— Предлагаю организовать предсвадебное путешествие, pre-wedding trip.

— Pre-wedding trip? Это как?

— Посмотрим, а пока начнем с кафе на набережной, там подают чудесную клубнику со сливками.

Клубника со сливками действительно оказалась просто изумительной, как впрочем, и солнечная погода в этот первый уикенд наступающей осени.

— Какая чудесная погода, просто подарок судьбы, заметила Таня.

— Gift of fortune?

— Ну да, так по-русски говорят

— Тогда это подарок судьбы мне.

— И за что же?

— За то, что я классный парень.

— Неужели?

— Правда-правда, сама можешь убедиться. Just try.

Какой юморист, но ничего, у неё с юмором тоже неплохо.

— No, thanks, I don’t want to try, just looking. (Вслед за Дэвидом Таня вновь обыграла магазинную лексику «примерять не буду, просто посмотрю»). И какой же план нашего предсвадебного путешествия?

— Сначала ланч у Джуди, в шесть ты вместе с Джуди и Брайаном приглашена к моей тёте на день рожденье, а завтра я мог бы отвезти тебя на машине в Лондон. Ты ведь завтра собираешься вернуться в Лондон, Джуди сказала у тебя билет на National Express. К тому же она упомянула, что ты остановилась в Grange Park Hotel в Илинге, а у меня в этом же районе дом. Почему бы нам не поехать вместе, на машине всё-таки лучше, чем на автобусе.

— Да у тебя большие планы, — засмеялась Таня.

— Люблю всё планировать заранее.

— А если вдруг что-то незапланированное случается, как наша встреча, например?

— Анализируем ситуацию и корректируем планы в соответствии с новыми целями.

— О, да ты ещё и аналитик.

— Что поделать, банковский юрист должен уметь всё.

* * *

В целом замечательный ланч испортила та самая преподавательница русского языка, которую Джуди специально пригласила для встречи с Таней. Унылая, похожая на крыску англичанка уселась напротив Тани и мучила её бесконечными вопросами о политике: Путин, КГБ, коррупция, нарушение прав человека, нищета, преступность. И что самое неприятное, ей удалось втянуть в обсуждение российской политики практически всех гостей, даже пожилую актрису из Лондонского театра. Причём на все поставленные вопросы учёная крыска сама же с готовностью и весьма пространно отвечала, и хотя ответы эти Тане совершенно не нравились, у неё не было ни малейшего желания вступать с настырной дамой в дискуссию.

Во-первых, ей вообще не нравилось обсуждать политические вопросы с иностранцами, её богатый опыт общения с которыми давно подтвердил, что «мухи отдельно, а котлеты отдельно». То есть политика политикой, но в целом она мало влияет на реальные человеческие отношения, по крайней мере, ни в коей мере не мешает её контактам и сотрудничеству с многочисленными друзьями и коллегами из США, Канады, Германии и прочих стран, принадлежащих к недружественному блоку НАТО. Во-вторых, сама атмосфера субботнего ланча: залитая солнцем лужайка, тепло уходящего лета, вкусный запах барбекью, причудливо перемешанный с запахом розовых кустов, (гордость Джудиного сада и неизменный предмет Таниной зависти), наконец, сидящий рядом Дэвид, этот всё больше и больше нравившейся ей сероглазый английский пират, вовсе не располагали к длинным политическим дискуссиям.

К шести часам Таня в компании Джуди и Брайана направились к дому Эмили, который оказался всего в двухстах метрах ниже по той же самой улочке. И как мы с Дэвидом не пересеклись прошлым летом, подумала Таня, действительно жаль.

— Я надеюсь, в этом доме меня не будут мучить вопросами о российской политике? спросила она встретившего их на пороге Дэвида.

— Можешь не опасаться, я всех предупредил, что при тебе лучше не упоминать Путина и КГБ.

— Почему даже не упоминать?

— Потому что как настоящая русская в этом случае ты можешь напиться и начать драться.

Таня засмеялась, она уже начала привыкать к подобным подколкам Дэвида.

Хотя в течение вечера ей показалось, что тётя Эмили и особенно три старшие сестры Дэвида посматривали на неё если не с открытой опаской, то весьма настороженно. Она отнесла это к общераспространённому в Англии негативному отношению к России и «новым русским», но настоящая причина на самом деле крылась в другом — не в политике, а в человеческом факторе. Тётя Эмили и сестры Дэвида так долго ждали, что их любимый племянник и брат наконец-то решиться создать семью, и теперь просто боялись, что случайный роман с какой-то русской накануне предстоящей свадьбы может нарушить все планы. Явного повода для таких опасений ни Дэвид, ни Таня, естественно, не давали, но то, как Дэвид иногда смотрел на свою русскую гостью, женщин явно тревожило. А после того, как Джуди сказала, что завтра Дэвид собирается подвезти Таню в Лондон на своей машине, тётя Эмили отозвала племянника в сторону и попросила быть поосторожнее с «этой русской», потому что от русских никогда не знаешь, чего ожидать.

Тане очень понравилась эта большая и как ей показалась дружная семья, все старшие сёстры Дэвида были с детьми и мужьями, у тёти Эмили были ещё младшие брат и сестра, которые тоже пришли со своими отпрысками. В общей сложности на празднике она насчитала человек двенадцать детей разных возрастов: от малюсенькой Эммы в коляске до десятилетних близнецов-сорванцов Джона и Эрика, и, конечно, так и не смогла запомнить, кто чей ребёнок. Как единственный и притом поздний ребёнок в семье, рано оставшийся без родителей, (мама умерла, когда ей было всего четырнадцать, любимый папочка ушел три года назад), Таня остро ощущала нехватку родни, своего надёжного «ближнего круга». В отличие от Дэвида, которому повезло родиться и вырасти в таком многочисленном сплочённом семействе, которое он в шутку называл «братство Маугли», она практически никому не могла сказать «мы с тобой одной крови», поэтому с завистью представляла, какая же весёлая будет у этого английского пирата свадьба. Конечно, её свадьба, которую Влад за немалые деньги организовывал на Сардинии, тоже будет замечательной, но совсем другой.

Она не стала делиться мыслями о предстоящих свадьбах с Дэвидом, который вызвался проводить её обратно до дома Джуди, а только отметила то, что так поразило её во внешности его сестёр: у Лизы, Аманды и Аннабель были одинаковые роскошные каштановые волосы с золотистыми прядями. Она почти весь вечер рассматривала причёски сестер, пытаясь понять, как им удалось сделать такое качественное мелирование.

— У твоих сестёр изумительные волосы, я такого профессионального мелирования никогда не видела, где они нашли такого волшебного парикмахера? Случайно, не в Торкей, я бы тоже к нему обратилась.

— Это не работа парикмахера, рассмеялся Дэвид, это природа.

— Что ты имеешь в виду, говоря nature? Ты хочешь сказать, что такой необычный цвет волос им дан от природы?

— Именно так, такой редкий цвет волос: светло-каштановые с золотистыми прядями — это наследственный признак всех женщин рода Баркли.

— Да, редкое везение.

— Если у меня когда-нибудь будет дочь, а я очень на это надеюсь, то у неё тоже обязательно будут такие же волосы.

* * *

На самом деле главной причиной того, что Таня согласилась ехать обратно в Лондон с Дэвидом, была возможность осуществить её давнюю мечту — остановиться на вершине того самого холма недалеко от Торкей, откуда открывался живописный вид на побережье и на зелень убегающих в даль холмов, и где никогда не останавливался автобус. Она попросит Дэвида остановить машину и наконец-то сможет спокойно сделать фотографии этого «места силы», of this sceptered isle, this earth of majesty, this England.

К её разочарованию Дэвид сказал, что останавливаться в этом месте запрещено и, несмотря на Танины уговоры, он не собирается нарушать правила и попадать в поле зрения полицейских камер.

— В России, если нельзя, но очень хочется, то можно, обиженно сказала Таня. Мне нужно всего-то пять минут, ну пожалуйста, если что, я готова оплатить штраф.

Дэвид засмеялся и всё-таки остановил машину, включив аварийные огни.

Долгожданная фотосессия удалась на славу, и она перешла к реализации второй части своей мечты: встав на самый край обрывающейся вниз обочины, она раскинула руки, обнимая небо, море и весь этот благодатный остров, и прочитала свой любимый поэтический гимн Англии так, словно её мог слышать сам Шекспир или, по крайней мере король Ричард.

This royal throne of kings, this sceptered isle

This earth of majesty, this seat of Mars,

This other Eden, demi-paradise,

This fortress built by Nature for herself

Against infection and the land of war,

This happy breed of men, this little world,

This precious stone set in the silver sea,

Which serves it in the office of a wall,

Or as a moat defensive to a house,

Against the envy of less happier lands.

This blessed plot, this earth, this realm, this England.

Вернувшись в машину, Таня от избытка чувств поцеловала изумлённого Дэвида в щёку.

— Спасибо-спасибо-спасибо, ты не представляешь, как я тебе благодарна. Теперь я твоя должница.

— Я это запомню, — ответил Дэвид, — хотя, что касается стихов, то той Англии, о которой писал Шекспир, уже давно нет.

— Неужели? У вас, англичан, может быть, и нет, а у нас есть, — парировала Таня.

— Интересно, у кого это у вас?

— У многомиллионной армии россиян, которые учат английский, в школах, институтах, университетах, колледжах, даже в детских садах. Потому что английский для нас — это не просто слова и правила их сочетания, это всё лучшее, что создано на этом языке: литература, культура, история, это Шекспир, Робин Гуд, Байрон, в университете этот предмет называется «мир изучаемого языка».

— Всё очень быстро меняется, и Англия не исключение. Мой дядя Эдвард, который родился и вырос в Лондоне, с начала 90-х переехал в Торкей, сказав, что он больше не узнаёт свой город. Иммигранты, этнические анклавы, рост преступности, снижение уровня безопасности — неизбежная плата за глобализацию и европейскую свободу передвижения. Так что «мир английского языка» со времён Шекспира здорово изменился, и, к сожалению, не к лучшему.

— Всё так, согласилась Таня, — но мне больше нравится то, что сказал по этому поводу ваш принц Чарльз.

— О, принц Чарльз обожает высказываться по любому поводу. И что он сказал на этот раз?

— Я, конечно, не могу процитировать дословно, но постараюсь, потому что это известное выступление принца Чарльза перед сотрудниками СМИ по случаю трёхсотлетнего юбилея британской прессы мои студенты учат наизусть. Он сказал, что английские СМИ захлестнула волна цинизма, и, к сожалению, их взгляд на современную Англию пропитан циничной критикой, которая разрушает традиционно привлекательный для иностранцев образ страны, созвучный тому, о чём писали Шекспир и Киплинг.

— Не удивительно, мне кажется, масс медиа везде так работают: один образ, приближенный к реальности и потому более негативный, они создают для внутренней аудитории; другой, более привлекательный — для внешней. Я думаю, в России также.

— О нет, усмехнулась Таня, в России всё гораздо хуже. Для внутренней аудитории — сплошной негатив, а для внешней — просто ужас неописуемый.

За разговорами двести шестьдесят километров от Торкей до Лондона пролетели незаметно. Таня шутила, рассказывала смешные истории о своей университетской жизни и путешествиях, обоим было так легко, весело и комфортно, что Давид даже не включал любимого Моцарта. На подъезде к Илингу Дэвид, как Таня и ожидала, пригласил её к себе в дом на чашечку кофе. Ну уж нет, лучше закончить их «предсвадебное путешествие» на этой приятной ноте, и расстаться с симпатичным пиратом прямо здесь и сейчас, несмотря на все «знаки судьбы».

— На чашечку кофе? — переспросила она, — чтобы убедиться, какой ты «классный парень»?

— Perhaps. Возможно.

Это английское perhaps произнесённое голосом Элвиса Пресли сейчас точно прозвучало как love me tender, love me sweet. Ах, эти серые глаза, они как море, уговаривала Таню знакомая мелодия, вдруг зазвучавшая у неё в голове, но нет.

— I don’t want to try, just looking, повторила она вчерашнюю шутку.

— As you wish. Как хочешь, сказал Дэвид и повёз Таню в Grange Park Hotel.

Ну не может он так просто отступиться от Белоснежки, она улетает в среду, так что ещё есть время завтра и послезавтра.

— А что ты делаешь завтра вечером? — спросил он.

— Завтра вечером друзья пригласили меня на спектакль в Orange Tree Theatre.

А вот и шанс, подумал Дэвид.

— Какое невезение!

— Почему невезение? — удивилась Таня.

— Потому что Orange Tree Theatre находится в Ричмонде, а рядом стадион Твикенхэм, на котором завтра состоится большой футбольный матч. Ты что-нибудь слышала об английских болельщиках?

Кто ж не слышал. Год назад, оказавшись в Дублине во время матча между английским и ирландским футбольным клубом, Таня имела возможность сама убедиться в их отвратительной репутации. Зрелище пьяных британских фанатов она не забудет никогда: вопили, тошнили, облегчались на виду у всех, снимали штаны и демонстрировали голые задницы с нарисованным английским флагом, и что самое удивительное, это были не какие-нибудь сопливые подростки, а взрослые мужики типа Джудиного Брайана.

— Как ты будешь добираться до театра? Тебя будет кто-нибудь сопровождать? продолжал нагнетать обстановку Дэвид, — завтра там будет небезопасно.

— И что ты предлагаешь? — спросила напуганная Таня.

— Я отвезу тебя в театр, подожду, а если повезёт, и твои друзья найдут мне место в зале, мы посмотрим спектакль вместе, потом отвезу в отель. Безопасность гарантирую, в том числе от сексуальных домогательств со стороны «классного парня».

Ну, что ж, звучит убедительно.

* * *

В том, что она правильно поступила, согласившись на предложение Дэвида, Таня убедилась во время антракта. Фойе театра Orange Tree представляло собой большую застеклённую веранду, огромные окна которой разделяли два совершенно разных мира. В одном — театральная публика пила шампанское и обсуждала достоинства и недостатки постановки, в другом — уличном, футбольные фанаты отрывались по полной, делая всё то, что Таня уже однажды наблюдала в Дублине. Самым удивительным было, что любителей театра, казалось, совсем не смущала пьяная вакханалия, которую можно было наблюдать за стеклом. В свою очередь, фанаты не обращали внимания на нарядных дам и их кавалеров, которые в ярком свете люстр напоминали цветастых рыбок в гигантском аквариуме. Всё второе отделение Таня думала только о том, как им придётся выходить из театра и идти сквозь безумную толпу до машины.

Выйдя из театра и видя, какое безобразие творится вокруг, Таня инстинктивно прижалась к Дэвиду и совсем не возражала, когда, проходя мимо орущих и на вид весьма агрессивных мужиков, он крепко обнял её за плечи. Господи, от этих фанатов можно ожидать всего, что угодно: вон двое крепких парней опрокинули мирно стоящий мопед, вон двое других швыряются пивными банками, вон трое прыгают на скамейке, стоящей на пустой автобусной остановке, так что тошнить, вопить и облегчаться — это ещё цветочки. И где же хвалёные английские полицейские, которые остановят всё это безобразие?

На автостоянке вообще творился беспредел: выезд перекрыли орущие болельщики, они ритмично прыгали под футбольные кричалки, стучали в окна, пинали колёса тщетно пытающихся вырваться из западни машин, трое фанатов синхронно как будто по команде вскочили на капоты стоящих впереди авто и начали перепрыгивать с одной машины на другую. В опасную игру включалось всё больше и больше людей, а полиции всё не было. Толпа, агрессивная неуправляемая толпа, как страшно.

Таня взглянула на напряжённое лицо сидевшего за рулём Дэвида, который безуспешно пытался вклиниться в ряд машин, прорывающихся к выезду, и у неё непроизвольно вырвалось:

— This happy breed of men? This England? Where is the police?

— Fucking idiots, — выругался Дэвид, — по крайне мере, теперь ты убедилась, что я не зря вызвался тебя сопровождать.

Приехавшим через минуту полицейским даже не пришлось разгонять беснующихся фанатов, заслышав звуки сирены, они моментально разбежались. Машины стали быстро покидать стоянку, как будто и не было никаких беспорядков. Под впечатлением от увиденного Таня испуганно молчала, вспоминая как в октябре 1993 года, она, тогда ещё студентка МГУ, двадцатилетняя дура, захотела посмотреть на обстрел Белого дома в Москве своими глазами, и попала в толпу, по которой вдруг начали стрелять настоящими пулями настоящие солдаты, и нескольких молодых парней по-настоящему убили. С тех пор она стала панически бояться любой толпы. Действительно, какое счастье, что сейчас с ней рядом был Дэвид.

Чтобы успокоить явно напуганную Таню, Дэвид включил свою любимую моцартовскую фантазию, которую всегда слушал в машине. Первые же звуки мгновенно вывели Таню из оцепенения.

— Это же Моцарт! Моя любимая фантазия ре-минор. Ты что, знал, что она мне нравится?

— Нет, не знал, просто она мне тоже очень нравится.

Ещё одно невероятное совпадение, подумала Таня, она скорее ожидала, что Дэвид включит что-нибудь типа Lady in Red, но никак ни Моцарта, да ещё её любимую фантазию, которую она сама играла на выпускном концерте в музыкальной школе. Шестнадцать лет назад, лучшая ученица по классу фортепьяно одной из лучших музыкальных школ Москвы Татьяна Кузнецова имела честь исполнять фантазию Моцарта ре минор на сцене Большого зала консерватории, где проходил выпускной концерт. Как же был тогда горд её дорогой папа.

Конечно, она не просто хорошо знала это произведение, а досконально, наизусть, каждый такт, каждую ноту. А сколько разных исполнений она прослушала, чтобы понять секрет моцартовского волшебства, как они с преподавателем, замечательной пианисткой Софьей Сергиевской, высчитывали нужную паузу между первыми тактами глубокого Andante и следующего за ним светлого Adagio, искали правильный темп для самой нежной повторяющейся три раза темы Adagio. Так что определить поставленную Дэвидом версию для Тани не составило особого труда, это, без сомнения, известный канадский пианист 60-70-х годов Гленн Гульд. Только он держал такую длинную паузу между первой и второй темой, только он максимально приблизил манеру исполнения к несколько отрывистому стилю клавесина, стремясь играть Моцарта, как это и должно было исполняться в 1785 году.

— Тебе что, нравится фантазия в исполнении Гленна Гульда?

Дэвид даже поперхнулся от удивления.

— А как ты догадалась, что это Гленн Гульд?

— Просто слышу. У него такая особая манера исполнения, которую ни с кем не спутаешь.

— Wow, вот это слух у тебя.

— Нормальный слух, плюс восемь лет музыкальной школы и занятия на фортепьяно по 2—3 часа каждый день. На самом деле мне это исполнение не нравится, слишком уж Гульд стремится соответствовать музыкальному стилю той эпохи. А главный секрет этой фантазии, как впрочем, и всей музыки Моцарта, в чём?

— И в чём же?

— В том, что она вне времени, и поэтому фантазию ре минор можно исполнять в более современной манере, не отрывисто, как на клавесине, а плавно, что успешно и делают многие пианисты, российский Андрей Гаврилов, например. Кстати, у тебя есть записи других исполнений этого произведения?

— У меня дома целая коллекция, включая несколько современных аранжировок с оркестром.

— Здорово, а сейчас можно заехать послушать? Ненадолго?

— Конечно.

Вот это да, подумал Дэвид, и никакого кофе не нужно. Спасибо, Моцарт!

* * *

Когда они подъехали, Таня с удивлением отметила, что это тот самый дом с большими окнами и высокими розовыми кустами, который она не раз проходила, гуляя по Илингу во время своих командировок в университет Темз Вэли. Опять совпадение.

— Какие чудесные розы, сказала Таня, и кто за ними ухаживает, твоя невеста?

— Нет, это дом моих родителей, Джейн живет в центре, рядом с Риджент парком. А поскольку родителей уже нет, я живу здесь один. Хороший дом, не хочется расставаться.

На самом деле большую часть времени Дэвид жил вместе с Джейн в её квартире рядом с Риджент парком, в котором на утренней пробежке и встретил в первый раз Таню. В родительский же дом в Илинге, который ни он, ни его сестры пока не собирались продавать, он наведывался, когда Джейн уезжала в свои многочисленные командировки на модные показы, или когда просто хотел побыть один и послушать любимую классику, но сейчас он не хотел вдаваться в лишние подробности.

Стены просторной гостиной на первом этаже занимали светлые встроенные полки, сплошь уставленные моделями парусных кораблей, штук пятьдесят не меньше.

— Ого, это ты занимаешься?

— Нет, это мой отец, он всю жизнь на флоте прослужил, а на пенсии моделированием парусников стал увлекаться.

Дэвид показал Тане на стойку с дисками:

— Выбирай, тут много разных версий.

— Нет, лучше сам поставь исполнение, которое больше всего тебе нравится, только не оркестровую версию. И погаси, пожалуйста, свет, в английских гостиных такие большие окна, которые вы почему-то никогда не зашториваете, что мне иногда кажется, будто с тёмной улицы за мной кто-то наблюдает.

Ну и дела, вот это поворот, и кто кого сейчас будет соблазнять? подумал Дэвид и поставил диск. На этот раз Таня не стала угадывать исполнителя, фантазия звучала именно так, как ей нравилось, главная трёхкратно повторяющаяся тема Adagio текла плавно и прозрачно, словно предсказывая кружевные ноктюрны Шопена.

— Вот как можно было написать такую музыку в 1785 году? За 14 лет до рождения Пушкина? Фактически предсказать Бетховена, Шопена. Слышишь?

— Пока нет, давай послушаем ещё раз, сказал Дэвид и поставил диск на повтор.

Таня молча стояла у окна, так получилось, что в суете московской жизни она последний раз слушала фантазию ре минор почти год назад, и теперь при этой неожиданной встрече с любимым моцартовским творением её душа вновь наполнялась знакомым ощущением «светлой печали», так гениально воплощённой в теме Adagio: что может быть, но никогда не случится, что могло бы случиться, но никогда не произойдёт. Возможно, именно это хотел сказать двадцатидевятилетний Моцарт своей вечной музыкой? А в следующей части уже другая тема: о том, что всё происходит так, как и должно произойти, и это надо просто принять.

Дэвид подошёл к стоящей к нему спиной Тане и обнял, уткнувшись подбородком в уложенные на затылке волосы, нежный аромат которых, приятно напоминавший цитрусовую свежесть, разительно отличался от тяжелых сладких запахов, которые предпочитала Джейн. Если Таня сейчас повернётся, то это всё. There will be no escape. Тане было так комфортно в руках английского пирата, с которым она опрометчиво отправилась в «предсвадебное путешествие», и с которым ещё вчера была намерена легко расстаться, что она поняла: всё, точка невозврата пройдена. Вот сейчас, в третий раз прозвучит её любимое «светлопечальное» адажио, и своей музыкой Моцарт вновь напомнит о том, что может быть, но никогда не случится, и что могло бы случиться, но никогда не произойдёт, и она просто не сможет не повернуться. Страшно? Да. Манит? Конечно. Как вода, как высота. Как прошлым летом в сочинском Скай-парке, когда она стояла перед прыжком банджи — джампинг. Всё, полетели!

Никогда прежде Дэвид не прослушивал свою любимую моцартовскую фантазию столько раз подряд. Поставленная на повтор пьеса звучала до тех пор, пока Таня не сказала:

— Мне кажется, Моцарт устал.

* * *

Вторник пролетел обидно быстро. Моцарт, прогулка по парку Илинг Грин, в небольшом пространстве которого удалось соблюсти главные каноны английской парковой культуры: to keep everything tidy, but natural. Высокие одиночные дубы, грабы и мощные лиственницы в окружении зелёных лужаек, искусственных прудиков и неярких цветочных клумб делали это творение рук человеческих похожим на просто ухоженный уголок естественной природы.

— Знаешь, в чем секрет притягательности этого парка? — спросила Таня.

— В чем?

— Он естественный, выглядит просто как ухоженный уголок настоящей природы: никаких экзотических растений, никаких ярких красок, ничего лишнего. Всё естественно и гармонично, как и должно быть в природе.

— Ты любишь, чтобы всё выглядело натурально? А какой лондонский парк тебе нравится больше всего?

— Если отвечать сразу, не раздумывая, то все. Потому что парки в Лондоне — это нечто совершенно особенное, такое убежище от мегаполиса внутри самого мегаполиса. Идешь-идёшь по шумной улице, всего один шаг в сторону, и раз, ты уже на зелёной лужайке в окружении цветов, птиц и деревьев. Невероятно! А ещё прудики с утками, карпами и золотыми рыбками, и на траве сидеть можно. Amazing, удивительно.

— Ну, от того, что можно ходить по траве качество парков не улучшается, за последние пять лет Гайд-парк так изменился, просто не узнать, особенно летом, когда после толп туристов трава вытоптана как на пастбище.

— Согласна, я тоже Гайд-парк как-то не очень люблю. Мне больше всего нравится парк Вест Хилл в Хайгейте. Там ещё галерея Кенвуд находится. И знаешь почему?

— Наверное, потому что рядом Хайгейтское кладбище, где так любимый русскими Карл Маркс похоронен.

— Ну надо же, про Карла Маркса знаешь. Не догадался, вовсе не из-за этого. Просто именно в парке Вест Хилл с высокого холма открывается великолепный вид на Лондон. Я вообще люблю смотреть на город с самой высокой точки, to get a bird’s view of the city. Когда куда-нибудь приезжаю, обязательно забираюсь повыше, либо на телебашню как в Торонто, либо на гору, как в Австрии, либо просто на какую-нибудь смотровую площадку.

Как же здорово гулять по зелёной траве Илинг Грин рядом с английским пиратом. Под ногами приятно шуршат жёлто-красные осенние листья, на лужайке мальчишки увлеченно гоняют футбольный мяч, их звенящие голоса разносятся далеко в прозрачном сентябрьском воздухе. Но, что это? Вдруг плач: это самый маленький светловолосый игрок лет семи упал и видимо сильно ушибся. Один из ребят подбежал к малышу, и, убедившись, что с ним ничего серьёзного, возвратился к игре. Дэвид подошёл, присел рядом и стал успокаивать плачущего мальчика. Наблюдая за этой сценой, Таня невольно отметила: а из этого пирата выйдет прекрасный отец, вон он как ребёнка умеет успокаивать — нужными словами, верной интонацией, именно так, как и должен разговаривать любящий отец.

— Дэвид, а ты детей любишь? — спросила она.

— Конечно, — ответил несколько удивлённый вопросом Дэвид, — а что ещё можно ожидать от человека, выросшего в многодетной семье. Видела, сколько у меня племянников и племянниц? С ними интересно, взять хотя бы сыновей Лизы Джона с Эриком, занятные мальчишки, очень техникой интересуются. А вообще, что касается меня, то я бы хотел дочку, с каштановыми волосами с золотистыми прядями, как у всех женщин рода Баркли.

Я бы тоже хотела такую дочку, подумала Таня, но промолчала, потому что родит её для тебя твоя невеста, а не я. Интересно, а кто Дэвид по знаку зодиака, вдруг к Рыбе подходит, на всякий случай надо узнать:

— Дэвид, а когда у тебя день рожденья?

— 19 января.

— О, Козерог, Capricorn. Козероги ужасно упрямы, неуживчивы и бескомпромиссны. У тебя должно быть несносный характер.

— А я не типичный Козерог. Я терпеливый, уживчивый и умею договариваться.

— Да ладно, сочиняешь.

— А ты попробуй, я действительно классный.

— Don’t want to try, just looking, — рассмеялась Таня, повторив уже ставшую для них чем-то вроде пароля шутку.

Как же с Таней легко, — подумал Дэвид, — с ней можно любить, молчать и быть счастливым. Никакой «борьбы полов», никакой нужды доказывать свою правоту и превосходство, просто мужчина и женщина вместе, никто не лучше, никто не правее, у всех свои давно назначенные природой роли, всё естественно, спокойно, гармонично. А их с Джейн отношения уж никак лёгкими не назовёшь, скорее поле непрекращающихся военных действий.

Как же с Дэвидом легко, подумала Таня, — такое странное ощущение, словно мы сто лет знакомы. Разговариваешь как с родным человеком, с твёрдой уверенностью, что выслушает и поймёт, и самое главное, нам вместе интересно: мне интересно с ним, ему интересно со мной, и это не выдумка, не иллюзия, это реально чувствуется. Такое редкое совпадение человеческих атомов. А если так, то можно задавать любые вопросы, хоть личные, хоть философские. Таню почему-то интересовали именно философские.

— Дэвид, а ты веришь в Бога?

— Ну как сказать, если честно, то нет, я не типичный англичанин, атеист.

— А как же тогда мы с тобой встретились? Ведь не случайно же, кто-то нас свёл?

— Ну, может это не Бог, может судьба,

— А, значит, ты в судьбу веришь?

— Можно и так сказать. Древние китайцы считали, что у каждого есть свой путь, и если его найдёшь, угадаешь, то всё в жизни удаётся и всё будет хорошо. Если нет, всю жизнь мучиться будешь.

— А ты свой путь угадал?

Ну что можно ответить на такой вопрос? Что мой путь вместе с тобой, что мне кажется, нет, я уверен, что встретил женщину, с которой хочу вместе пройти свой жизненный путь, и что это женщина — ты?

Дэвид почувствовал, словно он мощный автомобиль, который несется по хорошо известной скоростной трассе, и они с Таней на какое-то мгновенье оказались на параллельных хайвэях, и обоим надо срочно найти съезд на одну общую дорогу, по которой можно будет спокойно ехать вместе. Их общий путь, единственно верная дорога в жизни, то, что китайцы называют Дао. Но как съехать так, чтобы своим резким манёвром не зацепить движущиеся рядом машины и не стать причиной чьих-то жертв и страданий? Сложно, очень сложно, поэтому Дэвид промолчал, заменив слова поцелуем, и, казалось, Таня совсем не возражала против такого ответа.

Они вышли из парка и, проходя мимо знаменитых киностудий Ealing Studios, Таня решила выяснить, что Дэвид думает о кино, а заодно и вообще об искусстве:

— Дэвид, а тебе какие фильмы нравятся?

— Да я как-то кино не очень увлекаюсь, мне интереснее музыка, ну и живопись. Я в галереи чаще хожу, чем в кинотеатры.

— Сейчас в галереях не всегда настоящее искусство выставляется, или с современным искусством что-то такое случилось, чего я не всегда понимаю. Ну что вы британцы нашли в этом вашем Дэмиане Хёрсте, акула в формальдегиде, матерь божья с разрезанным животом, это эпатаж какой-то коммерческий, а не искусство.

— Согласен, однако Дэмиан Хёрст — самый богатый из живущий художников в мире. Это о чём-то говорит?

— Наверное, только о том, что мир сошёл с ума. А если серьёзно, как ты думаешь, в чём секрет настоящего искусства?

— What do you mean by «real art»? Realistic?

— Нет, я вовсе не реализм имею в виду, в смысле реалистичность. Скорее authentic, authenticity. Ну как объяснить, настоящее произведение искусства — значит талантливое, не обязательно гениальное или шедевр, а талантливое. Например, стихи, которые сами запоминаются, картина, от которой глаз нельзя оторвать, музыка, которую хочется без конца слушать. Особенно в живописи, вот кажется ничего особенного в картине нет, даже какая-то небрежность чувствуется, а полотно как живое. Вот в чем секрет?

— Не знаю, мне кажется, в чувствах, в том, как художнику удаётся передать эмоции. Если художнику удалось передать чувства, которые он испытывает, вложить в своё произведение страсть, так, чтобы зрители потом это почувствовали, всё, успех гарантирован.

Тане такой ответ очень понравился: правильно, конечно, страсть, passion. Настоящее искусство творится со страстью, впрочем, как и всё талантливое в жизни. Получается, что талант — это такая воплощённая в мастерстве страсть.

К вечеру погода испортилась, начавшийся дождик напомнил о наступившей осени, который Дэвид и Таня решили переждать в близлежащем торговом центре Ealing Broadway. Бросив взгляд на знакомую витрину ювелирного магазина H.Samuel, Таня обратила внимание на интересное кольцо, выполненное в виде двух плывущих навстречу друг другу золотых дельфинчиков.

— Нравится? перехватил её взгляд Дэвид.

— Симпатичное.

— Зайдем, примеришь.

— Да ладно, всё равно покупать не собираюсь, лучше забегу на минуточку в Marks&Spencer за дамскими вещичками, ты меня здесь подождёшь?

Минутка растянулась на полчаса, которые Дэвид тоже провёл с пользой, зашел в H.Samuel и, подчиняясь какому-то непонятному импульсу, купил то самое кольцо с плывущими навстречу друг другу золотыми дельфинчиками. Подойдёт по размеру, не подойдёт, не важно, главное, чтобы оно у Тани было, как lucky omen, как знак того, что он обязательно приедет, и они всегда будут вместе. Forever.

По возвращении домой радостное настроение от проведённого вместе безмерно счастливого, но такого короткого отрезка времени сменилось тревожным предчувствием предстоящего на следующий день расставания. Дэвид перестал шутить и всё больше молчал, обоим стало ясно, что так увлёкшая их игра в предсвадебное путешествие заканчивается, а наступившая после моцартовской фантазии новая, совершенно отличная от той, в которой они прежде вполне комфортно существовали, реальность, требует новых решений. Первым отреагировал на изменившуюся ситуацию Дэвид,

— Ты всё-таки собираешься завтра улетать? А почему бы не поменять твой билет на более позднюю дату?

— С чего бы это?

— Как с чего? По-моему, понятно, с чего.

Какой бесцеремонный. So direct. Конечно, она понимает с чего, и чувствует то же, что и Дэвид: неожиданное, невероятное совпадение двух людей, мужчины и женщины, пути которых на мгновенье пересеклись, и у обоих возникло редкое ощущение «момента истины». Подсказка судьбы в жизненном квесте: вот он, твой главный человек, пойдёшь с ним, будет тебе счастье, упустишь шанс — отвернётся удача. Но как узнать, какой выбор правильный, вдруг это не подсказка, а как раз наоборот, искушение, если поддашься, то свернёшь со своей настоящей дороги и пропадёшь. Сомнения, сомнения. «Таня, не торопись, Таня, подумай», сколько раз она слышала от отца, вот и сейчас, наверное, с небес ей подсказывает, поэтому ответила:

— Мне пока ещё не совсем понятно.

Ночью Дэвид сделал всё, чтобы рассеять Танины сомнения и с утра возобновил разговор:

— Давай поменяем твой билет на более позднюю дату.

— Нельзя, у меня билет с фиксированной датой.

— Не проблема, куплю тебе новый, на какое число захочешь.

— На сколько ещё дней ты хочешь, чтобы я осталась? На три дня, на неделю?

Длинная пауза, как в моцартовской фантазии в исполнении Гленна Гульда.

— Навсегда, наконец произнёс Дэвид. Forever.

Forever. Навсегда, if only it were that simple. Если бы всё было так просто.

— И как ты себе это представляешь? У нас через месяц свадьбы: ты женишься, я выхожу замуж.

— Но ведь всё можно изменить. Тем более ты понимаешь, что нам невероятно, невозможно повезло. Мы встретились, совпали так, что ясно, это судьба. I feel you and I know that you feel me. Я чувствую тебя, ты чувствуешь меня, как никто другой.

— А может быть, всё это просто Моцарт? — попыталась возразить Таня.

— Тем более, Моцарт всегда прав, — в свою очередь попытался пошутить Дэвид, — а если серьёзно, вспомни, как настойчиво сводила нас судьба, три раза: два в Лондоне, и, чтоб уж наверняка, в Торкей. Такое часто в жизни бывает? Очень щедрый подарок, разве можно от него отказываться? Я уверен, что мы просто должны быть вместе и у нас всё будет хорошо.

Дэвид говорил так убедительно, что Таня впервые поверила в реальную возможность резко повернуть ход уже практически неизбежных событий. Вот, новый поворот, что он нам несёт? Вдруг именно это решение верное, и стоит попробовать?

— И как же нам это осуществить? неуверенно спросила она.

— Ну как, сначала мы объясним своим… твоему жениху и моей невесте, что вот так всё получилось, потом… потом будем жить долго и счастливо.

— Хорошо, наконец согласилась Таня. — Только давай поступим так. Если уж рубить концы, то честно и грамотно. Ведь наши (тут Таня чуть замешкалась, сомневаясь, какое слово по-английски лучше употребить, наконец, выбрала нейтральное partners) партнёры хорошие люди и было бы неправильно их обманывать. Даже короткое время. Вот что я скажу Владу, если останусь с тобой ещё на какое-то время? Соврать, что дела какие-то? Во-первых, он сразу определит по моему голосу, что что-то не так, во-вторых, если сказать правду, то по телефону такие вещи не сообщают. Согласен?

Дэвид кивнул.

— Поэтому, продолжила Таня, я улечу в Москву сегодня, как и планировалось, и уже на месте скажу Владу, что да как. Влюбилась по уши, встретила свою половинку, страсть неземная, в общем, сам всё знаешь. Ты здесь разберёшься со своей подругой, (Таня намеренно сказала girlfriend, а не bride, подсознательно желая увеличить дистанцию между Дэвидом и его невестой), и.. и если ты меня действительно любишь, то прилетишь в Москву, и мы вместе поговорим с Владом, потому что он никогда меня не отпустит, не зная с кем. Он такой.

На самом деле Тане прекрасно знала, как Влад может убеждать и уговаривать, и просто боялась, что одна не сможет противостоять его натиску. Дэвид тоже понимал, что Таня права, и нужно всё сделать именно так, как она предлагает, но ему так не хотелось её отпускать, тем более, что между ними всё ещё так хрупко, вдруг этот её русский жених настоит на свадьбе и не отпустит Таню. Поэтому он сделал ещё одну попытку.

— Хорошо, согласен. Только если ты меня действительно любишь, то давай я полечу в Москву с тобой. Взять билет на ближайшие рейсы не проблема.

— Взять билет, конечно, не проблема, а виза? Чтобы её получить нужно время. Кроме того, как же твоя невеста? Ведь она прилетает, кажется, сегодня, ты ей по телефону из Москвы всё объяснять собираешься?

Всё верно, придётся действовать так, как предлагает Таня, других вариантов нет.

Дэвид отвёз Таню в гостиницу Grange Park Hotel и поднялся с ней в номер, чтобы помочь отнести вещи в машину. Присев на диван, он молча смотрел, как Таня собирает чемодан, складывая всё ловко и аккуратно, по порядку. А Джейн, собираясь уезжать, всегда торопится и бросает вещи без разбору, невольно отметил Дэвид.

— Ну вот, кажется всё, даже зубную щётку не забыла, как это обычно со мной бывает, — сказала Таня, оглядев пустые шкафчики. — Теперь по русскому обычаю надо присесть перед дорогой.

— Это зачем? Что за обычай такой? — спросил Дэвид.

— Чтобы дорога была лёгкой и приятной, и ничего с тобой не случилось. Просто сядь и пожелай мне счастливого пути, думай о хорошем.

Она села рядом с Дэвидом, но думать о хорошем почему-то не получалось, в висках всё настойчивее стучал болезненный вопрос: что же теперь со всеми нами будет? Если получится всё как мы с Дэвидом решили, то больно будет его невесте и Владу, если останусь с Владом, то как я смогу после всего с ним быть, как не верти, всем плохо, все несчастны. Что же я натворила. Всё из-за Моцарта, из-за этой фантазии ре минор. Пытаясь сдержать слёзы, Таня задрала голову вверх, чтобы они не выкатывались из глаз, но бесполезно.

— Tanya, don’t, please don’t — Дэвид прижал к себе плачущую Таню и, стараясь успокоить, поцеловал. Всё остальное случилось само собой, довольно быстро и совершенно спонтанно, такая последняя «любовная судорога», вызванная страхом перед неизбежным расставанием, тщетная попытка продлить и запомнить ощущения от «физики любви».

И если кто-то, кто там за всем сверху наблюдает, этот их страстный порыв заметил, то просто здорово посмеялся: пустое занятие, ребята, даже не пытайтесь. Useless, in vain. Человеческая память хорошо сохраняет визуальные образы, вкусы, звуки, запахи, но что касается осязания, тактильных ощущений, это вопрос гораздо более сложный. Очень трудно, практически невозможно «запомнить», в смысле силой памяти вызвать в себе вновь ощущения физического контакта, тепла прикосновений. Можно подробно описать «как», но силой памяти вернуть сами ощущения нельзя: в отличие от так хорошо описанной «химии любви», «физика любви» этому не поддаётся, в лучшем случае всё, что остаётся — это лишь фантомные боли. А если кому такое удаётся, то это уже уровень другой реальности, которым профессионально занимаются люди в белых халатах.

Но Таня с Дэвидом видимо этого не знали или просто не хотели понимать, они отчаянно пытались запечатлеть друг друга в друг друге навсегда, forever, словно раз соединённые и никак не желающие расщепляться атомы. При этом Дэвид продолжал повторять: Tanya, don’t, please don’t. Что он имел в виду: don’t cry, don’t leave, don’t forget? Кто знает.

От Илинга до аэропорта Хитроу рукой подать, домчали быстро, так что оставшееся до рейса время ещё можно посидеть в кафе. Дэвид молча пил кофе и обреченно смотрел на улетающие и заходящие на посадку самолёты. Скоро один из них унесёт его Таню в Москву. Аэропорт, такое странное место, as if you are nobody nowhere… Таня не могла без грусти смотреть на мрачное лицо Дэвида, она взлохматила его пшеничную шевелюру, стараясь успокоить:

— Эй, послушай, всё не так плохо. Вот тебе мои два телефона, домашний и мобильный, позвони, скажи, когда всё уладишь с визой и сможешь прилететь, я тебя в Москве встречу. Всё будет хорошо, ты же сам сказал. Ты веришь?

— Верю, только мне… грустно. (На самом деле он хотел сказать I feel pang in my heart, но как настоящий англичанин выразился более сдержанно, сказав I feel sad).

Таня понимала, что когда англичанин говорит I feel sad, то ему реально плохо, и она попыталась объяснить Дэвиду, что в русской традиции печаль, в отличие от англичан, бывает светлой, и что, наверное, это как раз то чувство, которое и должен сейчас испытывать Дэвид. Разъяснение далось не просто.

— What do you exactly feel? Sadness or sorrow?

— I feel both, — обиженно сказал Дэвид.

— Okay, both. But you agree that there is some hope for happiness in future?

— I hope so.

— This what in Russian we call «светлая печаль», sorrow and sadness but with the hope in the end, which makes this feeling positive, do you understand?

— I don’t think sadness and sorrow can be positive. Even in combination with hope.

Как истинный филолог, Таня решила прибегнуть к своему любимому средству — поэзии, чуть изменив английский перевод знаменитых строк Пушкина.

Night shadows are laid upon the Devon hills,

The sound of sea waves spreads in the air;

My heart is light, my sorrow is blessed, and still

Is filled with you; I am aware

That my despondency just quietly runs its course —

Is not disturbed, and I am growing

To feel again: my heart is full of love, — because

It cannot do without loving.

Сработало, Дэвид удивленно поднял глаза и спросил:

— И что это было?

— Не что, а кто. Пушкин, Александр Сергеевич Пушкин знаменитый русский поэт в английском переводе. Чуть переделала, но суть сохранила.

— И что там про эту «светлую печаль» говорится? (Слова «светлую печаль» Дэвид попытался воспроизвести по-русски).

— Что «my heart is light, my sorrow is blessed, and still is filled with you».

— А я услышал, что my despondency is not disturbed, что-то не очень позитивно звучит.

Точно, подумала Таня, перевести поэзию невероятно сложно, практически невозможно, ну как передать это чудное пушкинское выражение «моя печаль светла». Никак. Невозможно.

— А прочитай то же самое по-русски, — вдруг предложил Дэвид.

— Давай. Никогда ещё она вкладывала в знаменитые пушкинские строки столько личного чувства:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одним тобой… Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может.

Реакция Дэвида была несколько неожиданной.

— На русском красивее звучит, сказал он, — действительно как-то позитивно. Как это, ещё раз повтори — «печаль моя светла»?

— Ура, ты быстро схватываешь, тебе легко будет выучить русский, обрадовалась Таня.

Объявили посадку на аэрофлотовский рейс до Москвы. Дальше паспортного контроля уже нельзя, боже, как всё быстро. Последний раз обнять, поцеловать, вдохнуть ставший родным нежный цитрусовый аромат волос, и… чуть не забыл! Дэвид вложил в Танину ладонь голубую коробочку H.Samuel с тем самым кольцом с двумя дельфинами, которое ей так понравилось в Илинге, и которое он втайне от неё купил.

— Вот, держи. Он чуть не сказал «на память» (to remember me), но вовремя спохватился, ведь они должны скоро встретиться. На удачу, пусть это будет твой lucky omen. Только сейчас не смотри, открой в самолёте.

— Пока, Дэвид, до скорой встречи в Москве. Я буду тебя очень ждать.

По мере взлёта аккуратные английские домики становились похожими на игрушечные, где-то внизу остался дом её сероглазого пирата с пшеничными волосами и волшебная фантазия ре минор. Таня открыла подаренную Дэвидом коробочку, в которой лежало понравившееся ей кольцо с золотыми дельфинами. Кольцо идеально село на безымянный палец. Ещё один знак, что всё будет хорошо, с надеждой подумала Таня и тут же вспомнила о «маленькой хитрости», к которой прибегла, диктуя Дэвиду номера телефонов.

Дело в том, что она намеренно изменила две последние цифры, создав тем самым небольшое препятствие, которое, по её мнению, для действительно любящего человека вовсе и не препятствие, а так, небольшая уловка, проверка на прочность чувств и серьёзность намерений. Таня рассуждала так: если Дэвид её действительно любит и хочет быть с ней forever, то, конечно же, он легко найдёт выход: свяжется с Джуди, которая знает все Танины контакты и даст ему верные номера. Если нет, то неверные цифры сами избавят Дэвида от болезненных объяснений по телефону в случае, если он передумает. Пусть всё будет, как будет, ведь всё происходит так, как и должно произойти, и это надо просто принять, как замечательно выразил в своей волшебной фантазии гениальный Моцарт.

Дэвид поднялся в кафе и стал смотреть на улетающие самолёты, пытаясь вычислить, какой из них уносит его Таню в Москву. Время как будто остановилось, ему показалось, что прошло всего полчаса, но оказалось целых два. Теперь ему даже не нужно было уезжать из Хитроу, потому что совсем скоро приземлится рейс, которым Джейн прилетала из Парижа. Он ей, конечно, всё расскажет, только не сейчас, а позже, после того, как получит российскую визу и договорится с Таней о встрече в Москве.

* * *

Обе свадьбы состоялись в назначенное время: Дэвида в Торкей в субботу 8 октября, Танина в Италии на Сардинии 15 октября. Жизнь обоих вернулась в привычное русло, и постепенно события теплого сентябрьского weekend’а 2005 года теряли свои реальные очертания, превращаясь то ли в «светлопечальное» воспоминание, то ли в прозрачную фантазию ре минор. Ведь мозг человека не различает четкой границы между воспоминанием о реальных событиях и плодами нашего воображения.

Как юридический консультант компании Ernst&Young, Дэвид довольно часто ездил в Москву, Джейн доросла до заместителя главного редактора модного журнала и активно колесила по свету. Детей у них не случилось, и мечта Дэвида о дочке с каштановыми волосами и пшеничными прядями так и осталась не реализованной. С годами они смирились с положением childless, и даже сумели превратить его в более привлекательный статус childfree.

Вот и сейчас 10 января 2016 года Дэвид летел в Москву проводить семинар по юридическим вопросам для российских банковских менеджеров. Командировку организовывал московский офис Ernst&Young, и организовали плохо: вместо привычного бизнес класса British Airways ему пришлось лететь Аэрофлотом эконом. Конечно, московские сотрудники перед ним извинились и сказали, что из-за сжатых сроков они не смогли взять другой билет, потому что это как раз время возвращения россиян с новогодних каникул (а многие состоятельные русские проводят их именно в Лондоне), и всё давно раскуплено.

Дэвид смог убедиться в этом сам, как только сел в самолет, который был забит под завязку, причём детьми примерно от 10 до 17 лет. Сразу несколько групп российских школьников возвращались с новогодних каникул, проведённых в языковых школах Англии, достаточно востребованный тур среди русских. Дети вели себя как все дети — бегали по проходу, кричали, приставали друг к другу, удивительно было то, что стюардессы даже не пытались их приструнить, видимо, привыкли к таким «каникулярным» рейсам. Дэвид сидел во втором ряду у окна, рядом сидели две девчонки лет 10—11, которые всё время болтали и смеялись, что не давало ему никакой возможности ни сосредоточиться на материалах семинара, ни просто отдохнуть. После ланча его соседки ушли к друзьям в хвост самолета, а их места заняли две другие девочки, которые сразу уткнулись в свои смартфоны. Дэвид обрадовался, что наконец-то можно будет посидеть спокойно, и, устраиваясь поудобнее чтобы вздремнуть, невольно бросил взгляд на свою новую соседку. Сон тотчас как рукой сняло.

Волосы, боже, рассыпавшиеся по плечам волосы девочки были точь-в-точь как у его сестёр — каштановые с пшеничными прядями, наследственный признак всех женщин рода Баркли. И лицо, лицо у неё как у Белоснежки, то есть как у Тани, такие же мягкие черты, та же линия губ, такой же разрез глаз, только глаза, глаза не карие, как у Тани, а чисто серые как у него, такой редкий чистый серый цвет без примесей других оттенков.

Уловив на себе пристальный взгляд соседа, девочка улыбнулась, сняла наушники и спросила на хорошем английском:

— Is anything the matter?

Звук её голоса так похожего на давно забытый голос Тани ещё больше убедил Дэвида в том, что он и это русская девочка «одной крови». Неужели? Нет, этого просто не может быть. А вдруг? И чтобы прояснить свои сомнения он начал осторожную беседу.

— Hi, I am David. And what’s your name?

— Tanya.

— Oh, what a beautiful Russian name. And what is the name of your mother?

— Also Tanya.

— Two Tanyas in one family?

— My dad wanted so, but it’s not a problem. He calls mum Tanya, and me — Tanyusha.

— Aha, how very clever. And what are you listening to? What music do you like?

Таня с готовностью протянула Дэвиду наушники, и, услышав знакомую мелодию, он буквально потерял дар речи. Это был Моцарт, фантазия ре минор. Придя в себя, он спросил:

— Why are you listening to Mozart? It’s a classical piece, I thought you would prefer something for — он остановился в поисках нужного слова, но Таня сама закончила его вопрос:

— You want to say something for teenagers? For my age? Pop music?

— Yes.

— Of course, I listen to pop music. I am listening to Mozart now for my class in a music school, we shall have the test on Mozart next week and I have to learn all his major works.

— And what do you like best?

— This one, it’s a D minor fantasy, you know he wrote it in 1785, when he was only 29 and 14 years before Pushkin was born. Can you imagine?

У Дэвида возникло стойкое ощущение дежа вю, вернее не уже когда-то увиденного, а услышанного, причём он точно знал когда, где и кто ему это уже говорил. Но он всё-таки решил уточнить, откуда это десятилетняя девочка знает про Пушкина и Моцарта.

— Who told you about Mozart and Pushkin?

— My teacher of music history, she knows everything about Mozart.

Девочка стала убирать наушники, их белый проводок зацепился за цепочку, которая висела у неё на шее. Она ловко вытянула цепочку из-под свитера, и Дэвид увидел то, что окончательно уничтожило оставшиеся сомнения относительно «одной крови»: вместо кулона на цепочке висело кольцо в виде двух золотых дельфинов, плывущих навстречу друг другу.

— Where did you take this ring? Who gave it to you?

— My mum. It’s our lucky omen, you know. Many years ago before I was born she had received it as a present from an English pirate. He told her that this ring will bring her luck. She always gives it to me when I fly so that the plane would not crash.

— She told you it was a real pirate?

— Yes. There are real pirates in England, aren’t there?

С этими словами девочка убежала на свое место, потому что объявили посадку, и все пассажиры должны были занять свои места. В висках у Дэвида стучало, сердце колотилось, он был в полном смятении. Сомнений не было и не могло быть: эта девочка его дочь, глаза, волосы, голос, Моцарт, наконец. На лацкане своего пиджака он заметил золотистый волос, наверняка Танин, оставила, когда давала ему наушники. Дэвид осторожно завернул волос в салфетку и спрятал в карман. Теперь, если Таня старшая будет отказываться, у него есть материал для ДНК теста. Он был уверен, что встретит Таню в аэропорту, ведь девочка сказала, что её придут встречать мама и папа.

В Шереметьево Дэвид старался держаться рядом с группой школьников, к которой принадлежала Таня, чтобы не упустить девочку из виду и наверняка встретить ту свою Таню образца 2005 года. Это оказалось не сложно, как только школьники получили багаж и вышли в зал для встречающих, девочка сразу бросилась к загорелому мужчине в синем кашемировом пальто и повисла у него на шее. Папа, папочка, любимый, ура, приехали!

Рядом с мужчиной стояла элегантная женщина в стильной норковой куртке, в которой Дэвид без труда узнал Таню. Его Белоснежка практически не изменилась: всё так же стройна, густые каштановые волосы всё так же изящно уложены на затылке. Таня держала за руку мальчика лет шести и с умилением смотрела на обнимавшихся мужа и дочку. Ну просто семейная идиллия, с завистью отметил Дэвид, ну ничего, придётся её разрушить. Он решительно направился в сторону Тани и, поравнявшись, помахал девочке рукой. Она мгновенно отреагировала:

— Пап, мам, это тот самый англичанин, который сидел рядом со мной в самолёте. Ему тоже нравится Моцарт, представляете?

Если бы режиссер-постановщик хотел получить идеальную немую сцену, то лучшего варианта было бы просто не найти. Все как будто замерли, оцепенели. Дэвид использовал паузу, чтобы лучше рассмотреть Таниного мужа. Типичный богатый русский, явно из деловых кругов, бизнесмен или банковский, таких часто можно встретить на семинарах в Ernst&Young, все известные бренды на показ — часы Vacheron Constantin, дорогой костюм, качественная обувь. Ему даже показалось, что они пересекались на одном из мероприятий для топ-менеджеров российских банков. Внешне — ну ничего особенного, такие русские черты лица, к которым Дэвид уже успел привыкнуть за время своих частых визитов в Москву, волосы русые, довольно густые, но как-то по-мальчишески подстриженные с небольшой чёлкой, среднего роста, подтянутый, чувствуется выправка — или военная, или спортивная. Но главное не это, главное — глаза, серо-зеленые, цепкие, с прищуром, смотрит, словно сканирует. И взгляд, устремлённый на Дэвида, был совсем не добрым, как будто хочет сказать, убил бы прямо здесь и сейчас, если б мог.

Прервал затянувшуюся неловкую паузу, как ни странно, именно Танин муж. Он вежливо кивнул Дэвиду, взял детей за руки и сказал:

— Таня, мы с ребятами подождём тебя в машине. Ты ведь недолго, я полагаю?

Оставшись с Таней наедине, Дэвид сразу решил начать с главного.

— Мне кажется, нет, я уверен, что Таня — моя дочь. Все признаки налицо, а если ты будешь отрицать, то у меня есть её волос для ДНК экспертизы.

Таня выслушала его тираду с каким-то непонятным выражением спокойного превосходства и сказала:

— А я ничего и не собираюсь отрицать. Ты действительно отец Тани, только биологический, а фактически и официально её отец — Влад.

Дэвид опешил.

— И он знает?

— Конечно, знает, и с самого начала знал.

— То есть как?

— А вот так. Я ведь всё сделала, как обещала, как мы с тобой договаривались. Прилетела в Москву и сразу же Владу всё рассказала, что влюбилась по уши, что нашла свою половинку, что судьба и всё такое. А он знаешь, что сказал?

— Что?

— Хорошо, Таня, пожалуйста, только я тебя тоже люблю и хочу быть уверен, что передаю в руки действительно любящего человека, который не испортит тебе жизнь. Пусть этот англичанин за тобой прилетит, мы познакомимся и всё решим. Ровно как я тебя предупреждала.

— И что дальше?

— А дальше я две недели ждала твоего звонка, верила, что ты примчишься, заберёшь меня, и мы всегда будем вместе, но ты даже не позвонил.

Дэвид чуть не задохнулся от возмущения:

— Но ты дала мне неверные номера телефонов, два номера и оба неправильные. Я звонил, а мне всё время говорили, что я ошибся, здесь такой нет.

— Конечно, спокойно парировала Таня, я намеренно это сделала, знаешь, такое препятствие для настоящего рыцаря, которое нужно преодолеть, если действительно любишь и хочешь добиться своей дамы сердца.

Дэвид немного опешил.

— Какое препятствие для настоящего рыцаря? И как я должен был его преодолеть?

— А Джуди? Джуди в Торкей, которая прекрасно знала все мои координаты, ты мог бы у неё узнать.

— Я подумал, что если ты намеренно указала неправильные номера, то значит, на самом деле ты просто не хотела со мной общаться, и это такой вежливый способ разорвать отношения.

— Боже ты мой! Хотела — не хотела. Главное, чтобы ты хотел, если бы ты действительно меня любил и хотел быть со мной, ты бы нашел способ со мной связаться.

— Таня, это не честно (unfair). Ты прекрасно знаешь, что я тебя очень сильно любил, и готов был приехать, если б только был уверен, что тебе это действительно нужно.

— Очень по-английски. Вот Влад тогда и без меня знал, что мне нужно, он просто ждал и меня поддерживал.

— Отлично. А как же насчёт беременности? И как это вообще могло произойти? Ты же сказала, что у тебя безопасные дни.

— Ну, знаешь, в таком деле всякое случается.

— Почему сразу не позвонила, узнав о ребёнке?

— Я узнала за неделю до своей свадьбы, 9 октября и сразу же позвонила, но не тебе, а Джуди, потому что помнила, что у тебя 8 октября должна была быть свадьба, ещё как дура надеялась, что она не состоялась. Но не успела я открыть рот, как Джуди сразу стала мне рассказывать, какая замечательная у тебя была свадьба, как чудесно всё прошло, какие подарки вы получили и куда собираетесь укатить в свадебное путешествие. И что мне было ей сказать? Что я жду от тебя ребёнка и собираюсь нарушить твою семейную идиллию?

— И ты не сказала?

— Нет, мне тогда так плохо было, я ведь действительно в тебя очень сильно влюбилась, хотела всё изменить. Но, не получилось, как видишь. Решила сделать аборт, но Влад уговорил меня оставить ребёнка, всё-таки тридцать два года, поздняя беременность, опасно, что потом совсем не смогу родить. Он вообще мастер убеждать и уговаривать, уговорил меня не отменять свадьбу. Конечно, столько денег вбухал в эту Сардинию, для него это действительно было важное статусное мероприятие. И что, я его кину в такой ситуации? Тем более, он сказал, что если я захочу, то мы сможем в любое время развестись.

— А потом?

— А потом родилась Танюша, и я не думаю, что ты смог бы любить её больше, чем Влад, они просто обожают друг друга, да ты и сам видел. А через четыре года появился Андрей, которого ты видел, ещё через два Илья.

— А у нас с Джейн детей нет.

— Жаль, значит, она не осуществила твою мечту о девочке с каштановыми волосами и пшеничными прядями как у твоих сестёр?

— Нет, зато, как оказалось, её осуществила ты.

— И что теперь?

— Теперь я хочу иметь возможность видеться со своей дочерью.

— Ну, я думаю, если уж так всё получилось, это можно будет организовать. Если, конечно, ты будешь вести себя разумно и не станешь навязываться девочке в отцы. Статус «английский друг папы и мамы» тебя устроит? Если да, то вот тебе контакты Влада, позвони, договорись с ним. Тем более Танюша обычно один летний месяц проводит в Англии, в языковом лагере, сможешь её навещать.

— Почему я должен обсуждать это с твоим мужем?

— Во-первых, он мне доверяет, и я не хочу, чтобы он думал, что я что-то с тобой обсуждаю за его спиной, во-вторых, Влад умеет решать такие вопросы быстро и деликатно

— Это как? Пристрелит?

— Ну, зачем же так сразу, засмеялась Таня, — хотя Влад может. Вы просто договоритесь. Ну, кажется, всё обсудили, пока, меня муж с детьми ждёт.

Вот так, Дэвид. Молчишь? А что ещё можно сказать? Что все эти годы, приезжая в Москву, он тайно надеялся встретить Таню, чтобы просто увидеть и поговорить? Что те сентябрьские дни в Торкей и Лондоне были самыми лучшими в его жизни? Что он безмерно благодарен Тане за дочь и очень надеется всё-таки хоть изредка её видеть, и что в его упорядоченной жизни уже давно не звучит нежное адажио из моцартовской фантазии ре минор?

Но Дэвид промолчал, он просто смотрел на стоящую перед ним успешную, уверенную в себе женщину, и пытался разглядеть в ней ту удивительную романтичную Белоснежку образца 2005 года. Таня тоже оценивала изменения, произошедшие с её английским пиратом. Загорелый, ухоженный, пшеничные волосы коротко подстрижены, что совершенно уничтожило прежнее так нравившееся ей сходство с пиратом. Строгий деловой костюм довершил превращение бывшего пирата в типичного английского бизнесмена, каких много можно встретить в деловом центре Лондона. Только глаза всё такие же: необыкновенно чистого серого цвета, как то английское море возле Торкей.

— Подстригся, и больше не похож на пирата, — сказала Таня.

А Белоснежка превратилась в злую волшебницу, которая спрятала от меня родную дочь, подумал, но не произнёс вслух Дэвид. Ну, всё, лимит времени, отпущенный её мужем, исчерпан.

— Пока, Таня,

— До свиданья, Дэвид. Кстати, спасибо тебе.

— Спасибо? За что?

— За Моцарта, за ту волшебную фантазию ре минор.

— Знаешь, с тех пор я не могу больше её слушать.

— Потому что она о том, что может быть, но никогда не будет, и что могло бы случиться, но никогда не произойдёт?

— Да.

— Зря, что не слушал. Там есть ещё о том, что всё происходит так, как и должно произойти, и это надо просто принять.

— Принять со светлой печалью?

Боже, он всё помнит, всё чувствует именно так, как чувствую я, I feel you, and I know that you feel me. Мы как будто по-прежнему на одной волне, но не судьба, не судьба, подумала Таня. I feel both sadness and sorrow, как Дэвид сказал тогда, провожая её в аэропорту Хитроу. Как раз то, что она почему-то испытывала сейчас.

— Именно так, Дэвид, со светлой печалью. Пока.