Любовь на все времена. Часть 2

Тамара Злобина

Мне хотелось рассказать о двух семьях – Фёдоровых и Федотовых, о их непростой жизни, их переживаниях, стремлениях, их надеждах, но ведь мы живём не в вакууме. Каждый из нас связан с другими людьми столькими невидимыми нитями, что если представить это, покажется, что наш мир сплошной, неразрывный клубок из этих связей, эмоций, нервов и чувств.

Глава 4. Неудавшийся приём

Цыганка с картами, дорога дальняя,

Дорога дальняя, казённый дом.

Быть может, старая тюрьма центральная

Меня, парнишечку, по новой ждёт.

Таганка, все ночи, полные огня,

Таганка, зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант —

Погибли юность и талант в твоих стенах.

(«Таганка» — слова народные)

— Зачем так шутить? — побледнел Виктор. — Я не имею никакого отношения к этим… Господам… Ни-ка-ко-го!

Голудина с удивлением посмотрела на молодого человека, не понимая его реакции: многие почли бы за честь принадлежать к этому семейству, а он шарахается от такой чести, как чёрт от ладана.

Окончание встречи было скомкано и Бахнин поторопился распрощаться с матерью и дочерью. Любава хотела проводить его, но Елена Никифоровна сказала:

— Я сама провожу ВиктОра. У меня есть к нему пара слов.

Уже у самых дверей квартиры дама сказала:

— Ну, вы понимаете, ВиктОр, что ничего серьёзного между вами и моей дочерью Любавой быть не может. Вы, как оказалось, родственники…

— Я в это поверю только тогда, когда будут неопровержимые доказательства! — парировал Бахнин. — По моему мнению — это просто совпадение…

— Породу не спрячешь! — назидательно произнесла дама. — Золото блестит даже в грязи!

— Елена Никифоровна, — уже возле самого порога, едва сдерживая себя, сказал Виктор, — можно задать вам один вопрос?

— Да, молодой человек, задавайте, — милостиво разрешила дама.

— Кто такие эти самые Бахнины, о которых вы говорили?

— Бахнин Анисим был управляющим имением Бартеневых. Его семья: жена и сыновья — Архип и Игнат, жили в специально отведённом доме, рядом с усадьбой… Впрочем, ВиктОр, если захотите побольше узнать и о своей родовой семье, и о Бахниных от которых вы получили теперешнюю фамилию… Милости просим в следующую субботу к нам, на небольшой приём. Я познакомлю вас и с хозяином дома, и с некоторыми из своих друзей… Только оденьтесь, пожалуйста… Посолиднее что ли.

От Голудиных Виктор уходил с противоречивыми чувствами и мыслями. Он не верил, что эта спесивая барынька может быть их родственницей — по любой линии. Слишком большой разрыв между нею и его матерью. Между семьёй Голудиных и их семьёй. И он, и Василиса Игнатьевна — простые, обычные люди…

И тут мысль Виктора словно запнулась о какую-то преграду. Обычные? Простые? Он — возможно, Но Василиса Игнатьевна? Он начал вспоминать, что мать иногда удивляла его своими жестами и поступками, противоречащими друг другу, словно она разрывалась между двумя, совершенно разными мирами, не примкнув ни к одному из них.

То она была великодушна и щедра до невероятности, жалея всех и каждого, то почти сквалыжна, собирая каждую копеечку. А уж, как она могла виртуозно торговать и торговаться — на зависть многим из её окружения.

— Не стоит решать скандачка! — сделал вывод Виктор. — Нет, тут нужно во всём разобраться…

В этот момент он впервые пожалел о том, что мать далеко, и он не может с ней связаться прямо сейчас, немедленно. Ведь у неё на работе есть телефон, а он так и не удосужился узнать его номер. Именно сейчас, когда ему так нужно связаться с ней, у него нет такой возможности!

Немного погодя Бахнин успокоился, вспомнив, что через день мать всё равно должна приехать в Москву, как это делала всегда.

— Тогда и поговорим обо всём, — решил он. — И нечего, ВиктОр, горячку пороть.

При слове ВиктОр, он усмехнулся, вспоминая с каким гордым водом произносила его мать любимой девушки. Он прекрасно понял, что ему дали от ворот поворот, сказав, чтобы он даже не мечтал о Любаве… Так сказать — гусь свинье не товарищ.

Бахнин рассмеялся, вникнув, наконец, в свои слова.

— Так кто же из нас гусь, а кто свинья?! — произнёс он вслух, — Свинья в данном случае, именно я… Безродный парень позарился на дочь отпрысков великих князей?! Смешно? Глупо? Скорее всего и то, и другое.

В положенное время Василиса Игнатьевна не приехала. Не приехала она и на другой день, и на третий, и Виктор начал волноваться, забывая, что через сутки приглашён на официальный приём в дом Голудиных, а когда вспомнил — заметался.

Не зря же Елена Никифоровна предупредила, что он должен соответствовать её дому даже в одежде.

— Чёрт побери этих аристократов! — думал он. — Всюду у них условности, всюду рамки и этикеты. Нам ли простолюдинам пытаться вскарабкаться на их, недосягаемую для нас, высоту?!

Пришлось консультироваться с Любавой, как ему одеться на этот приём.

— Это всё придирки маман, — ответила та. — По мне ты одет вполне подобающе: белая рубашка, хорошо выглаженные брюки… Обувь только следует начистить до блеска… Чтобы в неё можно было «смотреться, как в зеркало». Это не мои слова — слова Елены Никифоровны… Ну и, конечно, не забудь цветы для неё! Она любит белые хризантемы.

И вот настала суббота. Приём был назначен на шесть вечера, а Виктор был уже с утра сам не свой — даже от Вари отмахнулся, как от назойливой мухи, когда она попыталась узнать, что с ним происходит. Девушка обиделась и исчезла в неизвестном направлении, что не особенно взволновало Бахнина: сегодня вечером, можно сказать, решалась его жизнь.

Явившись, как и положено, молодому человеку с претензией на более близкое знакомство: с цветами для хозяйки и для её дочери, в новой белоснежной рубашке, в безукоризненно отглаженных брюках и сияющей обуви, Бахнин ожидал большего, чем получил.

Хозяйка дома представила его всем, как сокурсника её дочери — не более того. Даже мужу не сказала ни слова о том, кто этот молодой человек, по её мнению, на самом деле.

Разочарование от приёма было полное, и Виктор просто заставил себя досидеть почти до самого его окончания. Гости развлекались по привычке: кто-то из дам музицировал, кто-то пел старинные романсы, мужчины играли в вист и другие карточные игры, название которых Виктор никогда не слышал.

Бахнин просто не находил места, чувствуя себя лишним в этом обществе. Раздражало ещё то, что Любава даже не пыталась спасать утопающего, наблюдая за ним со стороны.

— «Бросили, как несмышлёного кутька в воду, и теперь наблюдают: выплыву, или потону? — думал он. — Ну ничего — я сейчас вам устрою песни с танцами.

Он жестом подозвал к себе Любаву и спросил:

— В этом доме имеется гитара?

Та с удивлением посмотрела на парня и ответила:

— Конечно.

— Неси!

Когда раздались первые аккорды компания смолкла и свои взоры, невольно, обратила на рыжего парня, которого посчитала совершенно неинтересным и лишним здесь.

Виктор слегка откашлялся и запел неожиданно красивым голосом на грани тенора и баритона:

— Цыганка с картами, дорога дальняя,

Дорога дальняя, казённый дом.

Быть может, старая тюрьма центральная

Меня, парнишечку, по новой ждёт.

Таганка, все ночи, полные огня,

Таганка, зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант —

Погибли юность и талант в твоих стенах.

Сестренка милая, моя любимая,

Как тяжело на свете жить.

Куда ни гляну я — кругом решёточки,

И как-то медленно проходят дни.

Я знаю — мы с тобой больше не встретимся

Дороги разные нам суждены.

Опять по пятницам пойдут свидания

И слёзы горькие моей семьи.

Допеть песню ему не дали. Елена Игнатьевна, весьма поспешно, соскочила с места и сказала очень громко, перекрывая голос певца:

— Гости дорогие, попрошу всех к столу!

Виктор поклонился, передал гитару Любаве, которая смотрела на него почти обожающими глазами и сказал:

— Разрешите откланяться, господа — меня ждут более важные дела! Провожать не нужно — дорогу знаю.

И всё-таки Любава увязалась за ним.

— Ну, ты и дал! — сказала она, давясь смехом. — Видел бы ты лицо маман! Отец был просто в восторге от твоего исполнения… Это же «Таганка»?

Конец ознакомительного фрагмента.