Сумерки невидимого. Наследственность Бога – 2

С. Роков

Это – продожение книги «Мой пращур Иисус Христос?», в котором главный герой Игнатов проявляет свои способности в разгадке тайн Аркаима и древней мегалитической цивилизации, участвует в «невозможных» происшествиях. Его особую мистическую роль подтверждает и «сильный» шаман с Русского Севера. Может, действительно, в его геноме сохранилось что-то от Иисуса Христа? Книга описывает реальные события.

И даже пень в апрельский день…

А, занятие-то «достойное», нашлось само собой как бы. Уж больно заинтересовали его высшие тайны мироздания, Богоустройства. Человек, тот, что с большой буквы, заинтересовал Игнатова. В общем, сплошная гуманитарщина и мистика увлекли доктора технических наук.

Жена, иногда, когда он начинал при ней рассуждать на эти темы, крутила пальцем у виска…, а он не обижался, только посмеивался, понимая её реакцию.

Толчок же этому интересу дали необычайные видѐния Игнатова, которые он стал записывать, обдумывать и опять записывать ход мысли и свои выводы. Что-то говорило ему, что это, может, и есть его главная задача, результаты решения которой следовало доводить до людей.

Вообще-то, если честно, наш Пётр Михайлович не жил, а блаженствовал. Не жизнь, а мечта, сказка.

Постепенно в голове у него сложилась собственная картина Божественного устроения Мира и даже самого Всеобщего Разума, как называл он Господа. Не сама по себе сложилась, как результат хитроумной выдумки; основное в этом сыграли необычайные, чудесные виденья Игнатова. Книги писать об этом он начал и сбрасывать их в Интернет.

А тут ещё завертелось дело с «гвоздями распятия»*. И совсем интересно стало.

Примечание. В первой книге серии «Наследственность Бога» — «Мой пращур Иисус Христос?» рассказывается про обращение к Игнатову учёных из Московского генетического Центра по вопросу сотрудничества. Оказалось, что в Израиле, в древнем захоронении первосвященника Каиафы, сыгравшего зловещую роль в гибели Иисуса Христа, недавно найдены два ржавых старинных гвоздя, объявленных израильско-канадским учёным и кинодокументалистом Симоном Якубом гвоздями с распятия Иисуса Христа. Поразительно, чудесно и необъяснимо наукой, но… тайно от общественности проведённый генетический анализ останков телесной ткани и крови на гвоздях выявил полную идентичность мужского маркера гаплогруппы распятого человека мужскому маркеру Игнатова?! Как будто был распят его отец или родной дед?! Игнатов потратил большие интеллектуальные усилия, дабы найти основания, опровергающие версию Якуба… но… находил только доводы «за» эту версию. К тому же, Петру Михайловичу были посланы новые видения о событиях древнейших времён, связанных с «делом „священных гвоздей“»…

С Ковалёвым из московского генетического центра они сблизились, увидав друг в друге родственные души по части интереса к науке. В Ковалёве горела та же неистребимая жажда жить интересно. Правда, область его интересов сосредоточилась исключительно в генетике. Лихорадка возможностей генетики в связи с изучением Иисуса Христа и Его родни захватила Ковалёва. Рассказанные ему Петром Михайловичем некоторые свои виденья вместе с интеллектуальными изысканиями убедили Ковалёва и в истинности «гвоздей распятия» Якубовича, и в необычности, даже в избранности Игнатова для какой-то миссии. Игнатов всё же не расстался со своими сомнениями.

А Ковалёв, видимо под влиянием этих событий и разговоров, стал склоняться к религиозности, что радовало Петра Михайловича, полагавшего, что даже «всего» один спасённый — это уже небесполезная жизнь его, Игнатова.

Когда же настало время подписать договор с международным центром генетики, Игнатов неожиданно отказался от этого. Хотя, собственно, договор был стандартным для западных трудовых отношений.

По договору Игнатов обязался предоставлять свой генетический материал, принимать участие в собственных интеллектуальных, психологических и иных не приносящих вред здоровью исследованиях (тестированиях), передавал все свои права на использование, публикацию результатов исследований центру. Центр же обязался за это выплачивать ежемесячно вознаграждение в сумме семь тысяч долларов в любой валюте по текущему курсу, оплачивать все накладные расходы, связанные с выполнением договора.

Там ещё было много всяких условий и поощрений, но Пётр Михайлович увидел себя не свободной птицей, летящей, куда ей вздумается, а в рабстве.

— Ну, нет. Ни за какие коврижки! — решил он не продавать своей свободы. Хотя сомнения и раздирали.

На память приходило услужливо, что «свобода есть осознанная необходимость», что «свободу дают деньги»… но, по большому счёту, необходимости в таких деньгах он не ощущал, а жёсткий поводок такой свободы виделся отчётливо и ощущался почти физически… шеей. «Заплати налоги и спи спокойно» — видно, это было не для него.

Супруга сказала Игнатову, что он дурак. Он с ней с готовностью согласился, потому как дураком себя не считал, а совсем даже наоборот…

Ковалёв со Зварским же сильно расстроились, поскольку такой договор был основой их отношений с этим международным центром. Ковалёв вообще впал в прострацию.

— Что же теперь? Конец всем нашим идеям и планам? — вопросил он Петра Михайловича по телефону.

— Думаю, — нарезая ингредиенты для борща, на который он был мастер, и, прижимая трубку щекой к плечу, успокоил Игнатов, — что говорить об этом преждевременно. Но передавать все свои права на использование и публикацию результатов я определённо не буду.

— Мы уже сообщили в Центр о вашем решении. Они предлагают посетить их отделение в Лондоне, обсудить проблему, познакомить с планами и утрясти каким-либо образом отношения с вами. Как вы к этому отнесётесь?

— Чего же от диалога отказываться? Почему не прокатиться в Лондон за чужой счёт?

На дворе же весна вовсю вступала в свои права. С утра — запах морозца, хруст тоненького льда на лужах, прозрачно-свежий воздух, наполненный ожиданием радости пробуждающейся жизни. Днём, под лучами с каждым днём всё более тёплого солнышка, всё смелее без спроса заглядывающего в окна — запах талого снега и земляной прели, шумное снование воробьёв и учащённый ток своей крови, зовущей вдохнуть весенний воздух полной грудью, расправить на свободе крылья, и побуждающей к любви. Хотелось, не имея слуха, начать обучаться игре на гитаре или найти ещё какое безумство себе по плечу.

А по плечу было всё…

— Ну, тогда мы согласуем сроки и всё такое?

— Ага…, — и закулдыкал весьма немузыкально песню из старого советского кинофильма, — «и даже пень в апрельский день берёзкой снова стать мечтает…».