Сумерки невидимого. Наследственность Бога – 2

С. Роков

Это – продожение книги «Мой пращур Иисус Христос?», в котором главный герой Игнатов проявляет свои способности в разгадке тайн Аркаима и древней мегалитической цивилизации, участвует в «невозможных» происшествиях. Его особую мистическую роль подтверждает и «сильный» шаман с Русского Севера. Может, действительно, в его геноме сохранилось что-то от Иисуса Христа? Книга описывает реальные события.

Нагинский

Да, «водка без пива — деньги на ветер»…

На следующий день, приведя себя в порядок, позавтракав, компания «руссо туристо» вышла на улицу, где уже их поджидал в авто Нагинский, который был свеж, бодр и весел, как весенний скворец. Игнатов припомнил английское высказывание, что «настоящий джентльмен отличается от неджентльмена тем, что, даже когда он пьян, как бочка виски, от него не пахнет алкоголем».

Зварский с Ковалёвым быстро включились в работу. Их интересовало оборудование и методики. Они, видимо, в отличие от Игнатова, неплохо владели английским, что позволяло им без особых трудов общаться со своими коллегами.

Пётр Михайлович же заскучал.

К тому же голова начинала побаливать… Так у него всегда было после некоторых излишеств с алкоголем. Хотя, что это за излишества?… Вот в молодости… А сейчас, уже давно он понял бессмысленность выпивок лично для себя, поскольку алкоголь практически перестал оказывать на него действие в плане эйфории, а на следующий день, поближе к обеду, начинались головные боли даже от безделицы. Пить-то зачем тогда? Организм его, дошедший до этого же вывода, видимо, самостоятельно, скорректировал свою работу так, что после нескольких рюмок внутри Игнатова срабатывало «реле защиты» и включалось нежелание пить. Небольшое исключение из правила, в плане количества выпитого, наступало иногда в весёлой и приятной компании. Вообще же, Пётр Михайлович наш считал такую реакцию на алкоголь даром Господним. Уж очень много знакомых ему хороших людей сгубило это пристрастие…

Убедившись, что они не нужны московским генетикам, Нагинский вместе с Игнатовым отошли в галерею, сплошь усаженную пальмами, розанами и другими деревьями, где удобно устроились в мягких креслах.

— Миша, насколько я понял — вы из Белоруссии… А здесь вы давно? — с удовольствием глядя на окружающую их зелёную благодать, спросил Пётр Михайлович вытянувшего ноги и развалившегося в кресле Нагинского, походившего на ленивого кота.

— Смотря что понимать под «здесь». Если — в Центре, то около двух лет; если — за пределами Белоруссии, то около двадцати, — с ленцой, как и подобает ленивому коту, извлёк из себя Нагинский.

Но, Игнатову, дабы избежать скуки, надобно было поговорить, поэтому он предпочёл не обращать внимания на ленивое состояние своей жертвы.

— Вы простите меня за любопытство, но я вообще люблю общаться с интересными людьми, узнавать, как оно бывает в жизни; если вам не хочется говорить на эту тему, то — не будем… но, как получилось, что вы… из Белоруссии… оказались здесь?

Говорить — не работать, видно всё же и Нагинский был не прочь поразглагольствовать.

— Нет, ничего неудобного. Даже наоборот. Вот я уже двадцать лет как уехал, говорю без акцента по-английски, обычаи их знаю. Они, если не знают, кто я, принимают меня за своего, но вот всё равно внутри себя я говорю «они».… Моя славянская сущность отделяет меня от них… Тем более родился и вырос я в СССР. Это тоже кое-что. Осталась тоска по Белоруссии, охота поговорить с земляками и с людьми со схожим менталитетом. Думаю, что во многом я остался «совком». Но это только внутренне. Внешне я — органичная часть этого мира.… Я ведь не был с тех пор на родине.… А история моя обычная, ничего интересного… Закончил Белорусский Государственный институт, химический факультет. По специальности работал немного, потому как пришла «перестройка», распад СССР, безработица. Думаю, вы сами всё это проходили. Занимался чем придётся, даже торговал по мелкому. Об этом говорить действительно не хочется.…

Не знаю, как так сложилось, но в Штатах всегда было много поляков и белорусов. И сейчас туда всё едут.… Короче, списался я и созвонился со знакомыми, которые окопались там раньше меня. Они обещали устроить. Чем заниматься, я не интересовался; дело шло о выживании. Когда я туда приехал, то за что только не брался: дома ремонтировали мы, экспедитором работал, на фабрике мебельной работал.

Но, вот как-то объявился мой дальний родственник, он уже лет «сто» жил в Штатах, имел официальную психотерапевтическую практику, собственную маленькую клинику. Он взял меня к себе ассистентом. Спасибо ему, он надоумил меня получить здесь психологическое образование, помогал деньгами, знакомствами.… С советским дипломом о высшем образовании никуда по профессии не устроишься… Для защиты степени магистра, написал диссертацию по теме мистических культов. Материал брал в основном из Интернета. Ничего такого особенного. Но, почему-то и каким-то образом благодаря этой диссертации на меня вышли из Центра. И вот я здесь.

— Ну, а делаете-то вы, Миша, здесь что? Продолжаете исследовать культы?

— Иногда… А в основном я просто зарабатываю деньги. Выполняю массу всякой работы. Безсистемной, как правило. Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — коротко хохотнул Нагинский.

— Странно это как-то. Брали вас за ваш интеллект, а используют не по назначению.

— Да, ничего странного… Вот вы видели рядом с Грэвсом дамочку, с голубыми, как у Мальвины волосами?

— Что-то не обратил внимания.

— Ну, не важно… Так вот эта самая Мальвина — секретарь Грэвса, ведёт его переписку, сама печатает, билеты покупает, кофе подаёт, бельё в прачечную сдаёт. Но, кроме того — она имеет учёную степень доктора наук.… Вот та̀к вот.… Видимо, Грэвс считает, что любой, кто рядом с ним работает, хоть сантехник, должен иметь образование и интеллект.

— Вообще-то, не лишено смысла.

— Ну, и я об этом. А ещё, кроме всего прочего, начальству нравится, как я составляю отчёты о работе. Иногда мне кажется, что мой истинный дар — это сочинительство, писательская работа. Я очень вольно, почти литературно пишу свои отчёты, вставляю свои замечания о людях, о взаимоотношениях, имею наглость задаваться глупыми вопросами, анализировать и строить выводы даже по вопросам, в которых не являюсь специалистом.

— И обо мне напишите отчёт?

— А то!… Ну не о вас, а о работе, связанной с вами.

— Ну и какие у вас впечатления?

— Ещё не сложились, рано что-то заявлять.

— А, вот мне показалось, что вы скептически смотрите на всю эту проблему, вернее, с юмором, чуть ли не с усмешкой.

— Пока, да, — Нагинский опять засмеялся, — это вы верно уловили. Но, и нельзя сказать, что она представляется мне полным бредом.

— А, ещё позвольте спросить… сомневаетесь вы в именно этой истории родословной Иисуса Христа, или ещё шире — в идее Грэвса через генетику выявить механику чуда?

— И в том, и в другом… Но, разве может ничтожный червь парить в облаках? — с явно показным самоуничижением, рассчитанным на понимающего зрителя, произнёс Нагинский.

Игнатов в свою очередь расхохотался, по достоинству оценив ход собеседника.

— И, ещё, — лукаво усмехнулся Нагинский, — Грэвс же говорил, что решение проблемы рассчитано чуть ли не на столетия… А, к тому времени, как говаривал Насреддин, либо ишак помрёт, либо — эмир помрёт. Во всяком случае, ни с Грэвса, ни с меня убогого ничего не спросишь. А, пока я получаю не только деньги от своей работы, но и удовольствие.… Новые люди, новые страны… интересно.

— Да уж, — с пониманием поддержал его Игнатов.

— А, позвольте в свою очередь вас спросить, Пётр Михайлович, — хитро сощурил глаза Нагинский, — вы-то сами к этому, как относитесь?

— Так и сказал я вам. Чтобы вы сразу это впихнули в ваш отчёт, — улыбнулся Игнатов.

— Честное благородное, клянусь селезёнкой Грэвса, тайных ваших мыслей я не выдам.

— Да, какие там тайны… Шучу я, шучу… Вообще-то, сомневаться в научной идее — это моё естественное состояние.… Собственно, ваше отношение есть абсолютно здравая реакция, и я нисколько ей не удивлён.… А, по отношению к идее Грэвса… думаю… хоть я, как и вы, не специалист… что рациональное зерно в этом есть. Но, думаю также, что никто, и даже Грэвс, близко пока не представляет себе всех подводных камней и всей глубины проблемы.… А, по поводу родства с Иисусом Христом, то, скажу вам честно, когда я впервые услышал эту версию, то воспринял её бредом, нелепой шуткой, а потом — рассмеялся. Но, начав критически анализировать её, я нашёл в ней больше плюсов «за», чем «против».… А, у вас-то — какие конкретные «против» этой версии?

— Ну, уж — не знаю, какие «плюсы» вы нашли?… я-то вижу одни «минусы». Начиная с личности самого Якуба. Малый зарабатывает на сенсации… Нормальный ход… Я даже с симпатией отношусь к подобным людям. Смело, даже дерзко, масштабно и с фантазией… Но, уж больно объект у него не удачный… И, главное, не в первый раз… Кощунством религиозным попахивает. Да что там попахивает?!… воняет!… Вы, может, не знаете, но он ранее отыскал якобы захоронение так называемого «Святого семейства», среди которого был отец Христа, Иосиф, Дева Мария, Сам Иисус Христос, Мария Магдалина, которая по Якубу была женой Христа, их общий сын там был… и ещё кто-то из евангельских персонажей. Фильм снял об этом вместе с Кэмероном. Бабки заработал… Вы, знаете, Пётр Михайлович, я грешный человек, и к деньгам неравнодушен, но у нас поляков при всей нежной любви к пенязам, как по-польски называются деньги, всё ещё живёт вера в Христа и преклонение перед Ним.… Конечно, Якуб — еврей, иудей и ему начхать на христианские святыни, он зарабатывает на опровержении их…

— Вы знаете, Миша, — прервал Нагинского Игнатов, — мне всё больше вы нравитесь. Ведь я примерно тоже самое испытал, да и сейчас меня ещё немного грызёт червь сомнения. Я тоже — верующий. Правда, мою лично веру эта история не смущает. И почему её должен смутить поиск истины?! Но, я опасаюсь навредить вере тех верующих, которые не могут отделить веру от религиозных догм, которые, вообще-то говоря, и сугубо между нами, верующими, — могут быть и ошибочными.

— Ошибка и слабость умных людей часто заключается в излишнем доверии своему уму, в переоценке его. Вот, Грэвс… Он ни секунды не сомневается в своей правоте. К чему я это говорю… Множество умнейших людей изучали жизнь Христа и в результате они пришли к определённым выводам. Не кажется ли вам, Пётр Михайлович, что вы можете впасть в традиционную ошибку умных людей?

— Всё время кажется, — понимающе кивнул Игнатов. Поэтому стараюсь всегда подвергать свои собственные мысли и выводы самому критическому анализу.

— Это хорошо, — после недолгого молчания изрёк Нагинский, и, вдруг весело вскинулся, — а ведь, с другой стороны, что можно сделать без уверенности в своих силах, в своём уме?! В конце концов, истина голосованием по большинству не выявляется. Сложно всё это… Но, всё-таки… какие такие плюсы вы видите в версии Якуба?

— Об этом сразу не расскажешь. Слишком долгий разговор. Может быть, со временем я более подробно познакомлю вас со своими выводами. Если же очень кратко, то можно отметить следующие моменты.… Подлинность имеющихся в Церкви святых гвоздей — сильно под сомнением. И это — очень мягко сказано.… Тоже самое можно сказать об известном всему народу Истинном Кресте Иисуса Христа. Не выдерживает это никакой критики.… Скажу больше… Место казни Христа и Его погребения не соответствует действительности.

— Нууу! — в осуждающем изумлении от такой самоуверенной глупости только и протянул Нагинский. Видно, эти чувства отразились и на его лице.

— Вот вам и «нууу»! — мгновенно вспылил Игнатов, не терпевший такого открытого сомнения в его собственном интеллекте. — Вы спросили — я отвечаю.… А, раз традиционная версия представляется неправой, то иные версии имеют право на существование.… В свою очередь, проанализировав версию Якуба, я, хоть и пытался всячески её топить, но в результате нашёл, что она очень и очень основательна.

— Грээээвс! — многозначительно и опять лукаво протянул Нагинский, видимо успевший отойти от своего изумления.

— Что Грэвс? — не понял сперва Игнатов. — Аааа… не слишком ли я полагаюсь на свой ум и свой анализ? — догадался он. — Уверен, в данном случае, что не слишком.

— Но ведь эта уверенность и может вас подвести. Как гласит один из законов Мэрфи: «всегда найдутся факты, подтверждающие любую теорию, и всегда найдутся факты, опровергающие любую теорию». Не выдаёте ли вы желаемое за действительное?

— Уж чего нет, того нет; мне как раз очень-таки хотелось разрушить версию Якуба. Но, не удалось.… Скажу более… Моя уверенность основана не только на известных фактах и безупречной логике. Я видел нечто, неизвестное никому.

— Как это? Разве существуют такие документы тех времён? — вскинул брови Нагинский.

— Нет, это совсем иное. Мы с вами Миша знакомы очень недолго, и пока я не готов рассказать вам всего. Тут много интимного. И вы меня не знаете, поэтому можете понять меня неправильно. Можете подумать даже, что я спятил от всей этой истории с гвоздями.

— Все нестандартные люди и тем более, гении, воспринимаются серым большинством, как сумасшедшие. Так что, на этот счёт не опасайтесь — я так не подумаю и в дурдом вас не сдам… а серая масса во всех случаях будет считать вас психом, — пофилософствовал Нагинский. — Так что валяйте смело, колитесь.

— Спасибо, перспектива, нарисованная вами, успокаивает, — подыграл юмору собеседника Пётр Михайлович. — Дело в том, — заколебался он, и после недолгого молчания, видимо решившись, сообщил, — дело в том, что некоторые вещи из прошлого я увидел в видениях, которые я считаю откровением Господним. И откровения такие меня начали посещать задолго до истории с гвоздями Якуба.

Ни слова не произнёс ошарашенный Нагинский в ответ, только рот открыл, подняв брови над широко распахнувшимися карими глазами. И, непроизвольно отстранился от Игнатова так, как будто между ними выросла стена.

Мужчины молча посидели, переваривая разговор и уже не замечая окружающего их зелёного рая. Потом зашли за Зварским с Ковалёвым и отправились обедать.